Осторожно, манипуляция! Крест Эренбурга.

Манипуляциями наполненно информационное пространство, причем я имею ввиду все пространство, во всех направлениях и отраслях где только это пространство есть. Практически 99% рекламы зиждется на манипуляциях, исключить можно (с осторожностью) лишь социальную рекламу, прочая - пример постоянной манипуляции. Эта самая манипуляция уже давно и плотно вошла в нашу жизнь, ведь мало кто догадывается, что в услышанном вопросе - чем я могу вам помочь в торговом центре/зале

- на самом деле речь идет о выявлении потребности, ее переформатировании и дальнейшего "удовлетворения" этой самой "переформатированной потребности" путем впаривания счастливому покупателю этой самой свежепереформатированной потребности. Про счастливого я написал не просто так - счастливый покупатель это в будущем лояльный покупатель, который придет за "очередной порцией счастья", а в дальнейшем станет "активным потребителем счастья", конечно же под определенной ТМ, или каким то Брендом, что само собой и есть конечная цель этой ТМ, или Бренда.

Как яркий (художественный) пример, проиллюстрирующий все то, что я написал выше, можно предложить следующий отрывок -

Как осуществлена техника присоединения, выявлена потребность и переформатирована, опровергнуты возражения и снято последнее сомнение - предоставляю возможность определить самим читателям, благо прямым текстом все это и проговаривается и показывается. Следует также отметить то, что предложенная вниманию сцена из "Спекулянта" (с Энди МакДауэлл и Энди Гарсиа) является на сегодняшний день практически самым примитивным вариантом из применяющихся, что называется "на уровне плинтуса".

Вообще манипуляции исходят исключительно из наблюдений за работой человеческой психики. Достаточно неплохо техники манипулирования описываются в "Языке жестов" А. и Б.Пиз, и это есть основа - потому как вся информация в мозг поступает по трем каналам (иных нет и не предвидится): вербальный, невербальный и паравербальный, и каждый из них задействован на полную катушку.

После, довольно таки простенького, примера "в людях и живьем" стоит перейти к рассмотрению манипуляции в куда более серьезных сферах чем торговые залы/комплексы.

В медиа-пространстве (под этим термином я понимаю все медиа пространство - и прессу, и ТВ, и инет, и радио - все!) нет в подавляющем кол-ве случаев возможности непосредственно коммуницировать с каждым персонально, и это - в свою очередь - выявило необходимость выработать определенную технику, для более-менее гарантированного оболванивания аудитории. Стоит еще отметить, что это оболванивание происходит согласно обязательному медиа-плану, без которого невозможно четко выдерживать заданный курс и добиваться поставленных целей.

В частности, и каждый незаангажированный наблюдатель это подтвердит, есть некая калейдоскопичность подаваемой информации в сми, причем далеко не во всех - но в большей части. Объясняется это просто - раздробленную и, как правило, срочно подаваемую информацию - непросто "потребителю" связать воедино и получить целостную картину процесса или события для дальнейшего справедливого оценивания. И, что важно отметить, невербальная и паравербальная составляющая зачастую уходят в сторону - по причине отсутствия человека в виде передающего информацию источника. Соответственно это надо как то компенсировать... вопрос - как? Например вот так это описывает Кара-Мурза:

Разделение целостной проблемы на отдельные фрагменты — так, чтобы читатель или зритель не смог связать их воедино и осмыслить проблему — одна из особых и важных сторон упрощения. Это — фундаментальный принцип мозаичной культуры. Дроблению служит множество технических приемов: статьи в газете разбиваются на части и помещаются на разных страницах, текст или телепередача разбиваются рекламой.


Г.Шиллер дает описание этой технологии: «Возьмем, например, принцип составления обычной телевизионной или радиопрограммы или компоновки первой страницы крупной ежедневной газеты. Общим для всех является полная разнородность подаваемого материала и абсолютное отрицание взаимосвязи освещаемых социальных явлений. Дискуссионные программы, преобладающие на радио и телевидении, представляют собой убедительные образцы фрагментации как формы подачи материала. Что бы ни было сказано, все полностью растворяется в последующих рекламных объявлениях, комических трюках, интимных сценах и сплетнях».


П.Фрейре считает дробление «характерным приемом культурного подавления», который принят как специфическая форма подачи информации в США. Из США этот прием распространился на все системы СМИ, занятые манипуляцией.

Г.Шиллер так объясняет эффективность этого приема: «Когда целостный характер социальной проблемы намеренно обходится стороной, а отрывочные сведения о ней предлагаются в качестве достоверной "информации“, то результаты такого подхода всегда одинаковы: непонимание, в лучшем случае неосведомленность, апатия и, как правило, безразличие». Разрывая на кусочки информацию о важном, быть может даже трагическом события, удается резко снизить отрезвляющее воздействие сообщения или вообще лишить его смысла.

Также интересен такой инструмент как прайминг - процесс актуализации установки, и один из самых простых примеров его использования следующий - когда то был вратарь у чешской сборной, давно, по имени Франтишек Планичка, и славился он умением уверенно отбивать пенальти. Когда в его ворота назначали одиннадцатиметровый - он как бы от огорчения срывал с головы кепку, бросал её в ворота и занимал свою позицию. Девять раз из десяти мяч били именно в тот угол ворот, куда улетела кепка... Если поставить сначала перед аудиторией одну информацию, а после нее поставить иную - аудитория будет воспринимать второе сквозь призму первого - при условии, что они друг с другом в чем то соприкасаются. К слову прайминг бывает как осознанный - так и бессознательный, что еще бодее усложняет его выявление. К тому же добавим конструирование паттернов и/или ассоциаций в сложных манипуляциях - для гарантированного достижения поставленных целей...

Все это используется в том числе и в печатном виде, причем манипуляции весьма разнообразны, уже прекрасно комбинируются и (надо отдать должное) искуссно маскируются. Техник масса - только лишь одно их перечисление легко вызовет зевоту...

Потому предлагаю рассмотреть обозначенное выше на одном, весьма любопытном, примере. Ознакамливаясь с текстом вы увидите номера - которые я поставил на отдельные блоки - их смысл будет показан и описан ниже.

Крест Эренбурга

1. "На излете советской власти потребности в памфлетах Эренбурга не было. Войны никто не хотел и не ждал, прошлое казалось понятным, будущее не пугало. Эренбург смирно лежал в библиотеках, ажиотаж вызывали совсем другое книги. Я, правда, кое-что прочла уже тогда.
Уже не помню, за что меня в школе наградили серенькой книжкой, где были избранные статьи Симонова и Эренбурга. Я росла у полок с другими книгами, но я прочла, я тогда читала почти все. Симонов пошел, Эренбург - почти оттолкнул своей резкостью (я очень хорошо относилась к немцам), но запомнился. Отточенностью формулировок, краткостью, яростью. Меня четырнадцати или пятнадцатилетнюю, обожавшую Шиллера, Бетховена, Брамса Илья Григорьевич обидел. Тогда немцы уже были отдельно, а фашисты - отдельно и, как казалось, в прошлом, тогда для Эренбурга было не время, теперь оно наступило. К несчастью." (c) Вера Викторовна Камша.

2. Мяли танки теплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
И взлетали, как щепа, мосты,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Затвердело сердце у земли,
А солдаты шли, и шли, и шли,
Шла Урала темная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шел Смоленщины дремучий бор,
Шел глухой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла большая русская земля.

Илья Эренбург был «певцом ненависти» к врагу в самый тяжёлый период Великой Отечественной Войны. За это его ценили - за точное слово, за меткую фразу, за проникновенность, искренность, эмоции… и ненависть, перехлестывающую со страниц, осязаемую, живую, придающую силы раненым и изможденным бойцам.

За это же его клеймили потом. За ненависть, за слова, за энергетику строк. Забывая о том, что он сделал, и сколько души он вложил в то, что нацизм исчез не только с Земли Русской, но и был стёрт с лица мира. На долгих семьдесят лет.

Илье Эренбургу принадлежит авторство знаменитого лозунга - «Убей немца!». Адольф Гитлер лично распорядился поймать и повесить Эренбурга, а нацистская пропаганда дала Эренбургу прозвище «Домашний еврей Сталина».

«Вот отрывки из трех писем, найденных на убитых немцах.

Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираху:

"Французов от нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливей французов. Только один из них умер, остальные продолжают работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит, и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых, может быть, убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг легкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначавшееся для свиных маток..."

Матаес Цимлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху:

"В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью..."

Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:

"У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это - люди!.."

Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву и червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: "Разве это люди?.."

Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово "немец" для нас самое страшное проклятье. Отныне слово "немец" разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! - это просит старуха мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!»

24 июля 1942 г.

3. Как хорошо, что в то время не было социальных сетей, не было интернетовских кликуш - «немцыжебратскийнарод», «эторазжиганиемежнациональнойрозни», «онижедети», «онивсеодурманеныпропаганойгерманскихСМИ», «понятьипростить», «нельзяненавидетьврага», «мызаединуюгерманию». Тогда бы Илье Эренбургу было бы стократ тяжелее, потому что у него голос один. А у «тыловых плакальщиков», «общечеловеков», «жалельщиков братских народов» тысячи голосов. Имя им легион. И не жаль им было бы тех немцев. Совсем нет. Им было бы радостно и сладостно возвысится над Ильёй Эренбургом, доказать самим себе в четырёх стенах, что он нелюдь, полная ненависти, а не они гуманисты с большой буквы «Г», что у них крылья и нимбы. И неважно, что крылья у «жалельщиков» из бумаги и картона, а нимбы - проволока со светодиодами. В домашних тусклых зеркалах всё смотрится, как надо. Это на фронте никого не обманешь. Но зачем «жалельщикам» фронт - там приходится делать выбор, каждую минуту, каждый миг жизни. Там видна кровь убитых женщин и детей, там видны убитые товарищи. От такого и картонные крылья испачкаются в саже выгоревших домов, да и нимб потускнеет рядом со вспышками гаубичных батарей.

4. Илья Эренбург бывал под Ржевом. В первый раз — в сентябре 1942 г. по поручению редакции газеты "Красная звезда". Здесь им были написаны статьи "Ожесточение" и "Так зреет победа". На ржевской земле ещё с августа шли непрекращающиеся ожесточённые бои. Эренбург вспоминал в книге "Люди, годы, жизнь": "Мне не удалось побывать у Сталинграда... Но Ржева я не забуду. Может быть были наступления, стоившие больше человеческих жизней, но не было, кажется, другого столь печального — неделями шли бои за пять-шесть обломанных деревьев, за стенку разбитого дома да крохотный бугорок».

Сердце подскажет, что ты — это тот,
Сорок второй и единственный год.
Ржев догорал. Мы стояли с тобой,
Смерть примеряли. И начался бой...
Странно устроен любой человек:
Страстно клянётся, что любит навек,
И забывает, когда и кому...
Но не изменит и он одному:
Слову скупому, горячей руке,
Ржевскому лесу и ржевской тоске.

У каждого «эренбурга» каждой войны свой крест. Вначале бить по врагу так, что даже Гитлер признаёт своим личным врагом. А затем терпеть обвинения от «союзников» и «товарищей» в жестокости и ненависти к «братскому народу». Тому народу, который бомбил жилые дома. Тому народу, который насиловал юных девушек. Тому народу, который смеялся над смертями младенцев. Тому народу, который записал миллионы людей в «унтерменши», «жареные колорады», «шашлык из ватников». Тому народу, который создал «Азов», «Айдар», «Шахтёрск», «Днепр-1» и «Правый Сектор». Тому народу, который массово записывался 14. Waffen-Grenadier-Division der SS «Galizien».

5. Самое важное для писателя быть честным перед собой. Перед своей совестью и долгом. Чтобы сердце билось неистово, как очередь из пулемёта, а строки чернели на бумаге, как меткие пулевые отметины.

По воспоминаниям самого Ильи Эренбурга, он ставил цель развеять существовавшие у значительной части советских солдат иллюзии о том, что, если «рассказать немецким рабочим и крестьянам правду, то они побросают оружие», что «миллионы немецких солдат идут в наступление только потому, что им грозит расстрел».

Солдаты группы «Центр» из Днепропетровска, Сум, Киева, Винницы, Полтавы, Запорожья, Одессы, Львова, Ивано-Франковска добровольно шли в военкоматы или не противились, когда к ним приходил военком - на работу или домой. Не убегали в Крым или Белоруссию. Не устраивали самострелы, чтобы отправиться в госпиталь с фронта. Не прятались по деревням и дачам. Не перебегали линию фронта и не сдавались войскам ДНР. Они шли и убивали. Они сноровисто заряжали гаубицы и РСЗО - и били по Горловке и Донецку. Они прекрасно понимали, что фугас или ракета «Града» не будет выбирать, где ополченец, а где старик, где боец, а где ребёнок, где орудие, а где юная девушка. Они знали. Они понимали. Они заряжали. Они убивали.

Он пригорюнится, притулится,
Свернет, закурит и вздохнет,
Что есть одна такая улица,
А улицы не назовет.
Врага он встретит у обочины.
А вдруг откажет пулемет,
Он скажет: «Жить кому не хочется» -
И сам с гранатой поползет.

Илья Эренбург: «В начале войны у наших бойцов не только не было ненависти к врагу, в них жило некоторое уважение к немцам, связанное с преклонением перед внешней культурой. Это тоже было результатом воспитания. Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя, назвал их трусами. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно поддакивали. Молодой и на вид смышленый паренек говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода…»

Конечно, самым страшным было в те месяцы превосходство немецкой военной техники: красноармейцы с «бутылками» шли на танки. Но меня не менее страшили благодушие, наивность, растерянность.

Я помнил «странную войну» — торжественные похороны немецкого летчика, рёв громкоговорителей… Война — страшное, ненавистное дело, но не мы её начали, а враг был силён и жесток. Я знал, что мой долг показать подлинное лицо фашистского солдата, который отменной ручкой записывает в красивую тетрадку кровожадный, суеверный вздор о своем расовом превосходстве, вещи бесстыдные, грязные и свирепые, способные смутить любого дикаря. Я должен был предупредить наших бойцов, что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, на то, что у солдат Гитлера заговорит совесть, не время искать в наступающей вражеской армии «добрых немцев», отдавая на смерть наши города и села. Я писал: «Убей немца!»»

Они накинулись, неистовы,
Могильным холодом грозя,
Но есть такое слово «выстоять»,
Когда и выстоять нельзя,
И есть душа — она все вытерпит,
И есть земля — она одна,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.

Даниил Гранин когда-то написал: «В 1966 году одна знакомая двадцатилетняя девушка, случайно прочитав военные статьи Эренбурга, была возмущена — как так можно писать о немцах:

«Немцы не люди… отныне слово „немец“ для нас самое страшное проклятие… Нельзя стерпеть немцев. Нельзя стерпеть этих олухов с рыбьими глазами, которые презрительно фыркают на все русское…»

— Как не стыдно!

— Кому не стыдно?

— Как ему не стыдно! Как не стыдно перед немцами. Так обзывать народ, нацию.

Она говорила это в 1966 году. А Эренбург писал в 1942 году, в августе, когда немцы шли на Сталинград, наступали на Северном Кавказе. Я помню, как нужны нам были статьи Эренбурга, ненависть была нашим подспорьем, а иначе чем было ещё выстоять. Мы не могли позволить себе роскошь разделить немцев на фашистов и просто мобилизованных солдат, шинели на них были одинаковые и автоматы. Это потом, в сорок четвёртом, сорок пятом, стали подправлять, корректировать, разъяснять, и то мы не очень-то хотели вникать. А тогда было так. Были стихи Симонова «Убей его!» и стихи Суркова, статьи Толстого, Шолохова, Гроссмана, — никогда литература так не действовала на меня ни до, ни после. Самые великие произведения классиков не помогли мне так, как эти не бог весть какие стихи и очерки. Сейчас это могут ещё подтвердить бывшие солдаты и солдатки, с годами это смогут объяснить лишь литературоведы.»

Проходят годы и «эренбурги» становятся не нужны. И барышни с тонкой душевной организацией морщат носики. И либеральная интеллигенция с пылом и жаром обвиняет в разжигании межнациональной ненависти, и бывшие «товарищи» требуют заклеймить, выбросить в безвестность и забыть «эренбургов», чтобы восстановить Единую Германию.

6. Всему своё время. И «эренбурги» хорошо это понимают. Люди, как люди. Они не меняются. Они всегда хотят быть лучше за счёт других. Не за счёт себя, не за счёт своего таланта или дара. А за счёт унижения таланта и слова других. Потому что храбрости личной мало, смелости нет, силы духа не хватает, чтобы встать и сказать правду - чтобы назвать подлеца подлецом, нациста нацистом, живодёра живодёром, нелюдь нелюдью, отбрасывая словесную шелуху про «интернационализм» и «братские народы». Пока идёт война, пока гибнут мирные люди, пока грудь женщин и девушек рвут осколки мин, а младенцы погибают под завалами домов - время «эренбургов». И они нисколько не жалеют о том, что именно им выпало принять этот крест и говорить честно о ненависти. Чтобы война быстрее выгорела дотла вместе с нацизмом - с украинским ли, с германским ли совсем неважно. Нет у нацизма национальности. Не может быть братского народа с нацистской идеей.

22 июня 1941 за Ильёй Эренбургом приехали, повезли в «Труд», в «Красную звезду», на радио. Он написал первую военную статью. Позвонили из ПУРа, просили зайти в понедельник в восемь часов утра, спросили: «У вас есть воинское звание?» и Эренбург ответил, «что звания нет, но есть призвание: поеду, куда пошлют, буду делать, что прикажут».

Источник

Ну что, разберем по полочкам доносимого суть?

Каждый блок - есть отдельная часть, выполняющая свою и строго определенную, роль.

1. Первый, есть блок присоединения или первичной коммуникации - с использованием слов Веры Викторовны Камши, известной писательницы, родившейся к слову во Львове (1966), уже давно проживающей в Санкт-Петербурге, работающей (с 2001) в жанре исторического фэнтези. И в данном блоке происходит первичная коммуникация с доверием читателя, и начинается она с обсуждения сомнения самой Кашиной по отношению к Эринбургу, мол сильно "резкий" он как для мирного времени. Но "время наступило" - и на констатации этого факта, с зародившимся доверием читателя - которое еще нужно будет закрепить, эстафета передается следующей части.

2. Которая - в виде стихотворения И, Эренбурга - будит чувство справедливой ярости по отношению к гитлеровским захватчикам. Затвердело сердце у земли, А солдаты шли, и шли, и шли... Передавая все те боли, страдания и невзгоды, что испытал многонациональный народ в Великую Отечественную Войну и... подготавливает через должный настрой к прочтению "трех писем убитых немцев" - всем известных как Убей немца!. Что, само собой, закрепляет как возникшее чувство доверия к доносимой информации - так и к  справедливой ярости (абсолютно справедливое и абсолютно уместное по отношению к гитлеровским захватчикам)... и уже получившего "инструктаж" (т.е. прайминг - через призму чего нужно смотреть далее) читателя - отправляют на основную обработку в следующей части.

3. Здесь с ходу забивается "первый гвоздь" смещения координат - отношение и оценка к фашистам в ВОВ прямо переносится на ГВ в Украине и конкретно на ее население. Тут даже не в том смысл, что выбрана не ГВ периода 1918-1920гг. Смысл именно в проекции безграничной ярости (которую сами фашисты вполне заслужили) на сегодняшние события в Донбассе, Харькове, Одессе, Луганске, Мариуполе... Смысл именно в этом - с бескомпромисностью действий и отношений в ВОВ мерять ГВ на Украине, а точнее - ненавидеть население Украины.

4. Четвертый блок начинается опять с Эренбурга - ведь необходимо смять сопротивление внимательного и вдумчивого читателя через мозаичность - Эренбург находится везде, где надо побороть разумное сомнение читателя, который еще не готов мерять Украину аршином гитлеровской Германии. Эренбург находится после каждого блока внушающего ненависть - для того, чтобы спор читателя происходил не с автором, а с "непререкаемым авторитетом" пропагандиста ВОВ.

Опять стихотворение - теперь про  Странно устроен любой человек: Страстно клянётся, что любит навек,
И забывает, когда и кому...  создавая паттерн предательства и измены. После чего на сформированную конструкцию воздвигается второй "аргумент", и тут я буду разбирать медленно:

 4.а  Оцените элегантность перехода -

Вначале бить по врагу так, что даже Гитлер признаёт своим личным врагом. А затем терпеть обвинения от «союзников» и «товарищей» в жестокости и ненависти к «братскому народу». Ведь в первом предложении речь об Эренбурге! А во втором о ком? Но красиво (чего уж никак не отнять!) в поле обозрения вводится "братский народ", причем поле то уже сформированно на ярости к фашистам - на это уже ведь целых два первых блока "потрачены"!

 4.б  И вот далее также прошу отметить - Тому народу, который бомбил жилые дома. Тому народу, который насиловал юных девушек. Тому народу, который смеялся над смертями младенцев. Тому народу, который записал миллионы людей в «унтерменши», «жареные колорады», «шашлык из ватников». Тому народу, который создал «Азов», «Айдар», «Шахтёрск», «Днепр-1» и «Правый Сектор». Тому народу, который массово записывался 14. Waffen-Grenadier-Division der SS «Galizien».

Комментарии тут даже как бы излишни - плавно, и с должным эмоциональным накалом, читателя подвели к точке где он должен сделать "правильный вывод" по отношению к "братскому народу". Причем ни единым словом не упоминается та орава троллей, что и формирует "инет-реальность" со стороны Украины, ни единым - что еле еле четыре тысячи наскребли с майдана добровольцев в бандеровские террбаты (по признанию Парубия), ни единым про провальные могилизации - коих было штук семь или даже восемь, ни единым про то, что в дивизию СС Галичина изъявили желание записаться 80 (восемьдесят) тысяч добровольцев, а "Азов" еле еле дотянул до полка за два года... Уж можно просто промолчать, что этот самый "братский народ" в количестве около полумиллиона воевал в рядах партизан. А также числом около шести миллионов воевал в рядах Красной Армии... и награжденных в рядах первых и вторых - тоже миллионы. .. Можно было бы промолчать - но картина тогда была бы не полной. Вот таким вот образом, под прикрытием Эренбурга и Канши, внедряется в сознание "правильное отношение к "братскому народу" - ненависть.

5. Здесь, ох... как изумленного читателя, ставят перед "честностью писателя перед собой". мол легко судить сидя на диване - попробуй встать и лично получить "У каждого "эренбурга" каждой войны свой крест". Само собой не забыты такие понятия как - честь, совесть, долг... неистовое сердце... ну и "строки чернели на бумаге, как меткие пулевые отметины" - искуссный слог никто не отменял!

И опять закрывается возможное сомнение Эренбургом, точнее - его воспоминаниями. Что бы тут же перейти к "солдатам группы центр", что является третьим и самым весомым в списке "аргументов" -

Солдаты группы «Центр» из Днепропетровска, Сум, Киева, Винницы, Полтавы, Запорожья, Одессы, Львова, Ивано-Франковска добровольно шли в военкоматы или не противились, когда к ним приходил военком - на работу или домой. Не убегали в Крым или Белоруссию. Не устраивали самострелы, чтобы отправиться в госпиталь с фронта. Не прятались по деревням и дачам. Не перебегали линию фронта и не сдавались войскам ДНР. Они шли и убивали. Они сноровисто заряжали гаубицы и РСЗО - и били по Горловке и Донецку. Они прекрасно понимали, что фугас или ракета «Града» не будет выбирать, где ополченец, а где старик, где боец, а где ребёнок, где орудие, а где юная девушка. Они знали. Они понимали. Они заряжали. Они убивали.

И убегали в Крым, и в РБ, и в Россию даже - видать последняя не просто так даже не упомянута, ведь всякий вспомнит - сколько с той же Зап Украины уехали в РФ, от могилизации. И даже в Польшу уезжали. И самострелы тоже были, и по деревням и дачам - тоже прятались, даже более того - соседи пожимают плечами уж два года как, если кто чужой начинает спрашивать о хозяевах... И перебегали линию фронта, и сдавались, и даже переходили границу с РФ и впоследствии отказывались воевать - за что их быстренько оформляли в суд. Было все это, было.

Как было и есть все то, что написано - и заряжали (и заряжают), и стреляли (и стреляют).. Но не народ, а конкретные люди с конкретными именами и фамилиями - находящиеся в конкретных подразделениях и частях, имея конкретных людей которые им отдают приказы и оказывают поддержку.

Но на борьбу с сомнением читателя теперь бросают - к Эренбургу в помощь - еще и Гранина, ведь кто захочет себя ассоциировать с барышней и ее наморщенным носиком?

Убей немца! И эхом - как прямой и не раз навязанный вывод, должно откликнуться - Убей украинца!

Практически дело в шляпе, осталось качественно завершить "путешествие по образам".

6. Не так чтобы легко свыкнуться с тем, что целый народ записан под уничтожение, списан с счетов, более не относится к чему то имеющему право на жизнь. Нельзя просто так взять и оставить читателя с свежим новообразованным взглядом - необходимо снять когнитивный диссонанс и закрепить новый паттерн:

Потому что храбрости личной мало, смелости нет, силы духа не хватает, чтобы встать и сказать правду - чтобы назвать подлеца подлецом, нациста нацистом, живодёра живодёром, нелюдь нелюдью, отбрасывая словесную шелуху про «интернационализм» и «братские народы»

И вот после типичного - но всегда работающего - "а слабо?" наступает заключительный момент -

Пока идёт война, пока гибнут мирные люди, пока грудь женщин и девушек рвут осколки мин, а младенцы погибают под завалами домов - время «эренбургов». И они нисколько не жалеют о том, что именно им выпало принять этот крест и говорить честно о ненависти.

Речь ведь идет именно о ненависти, не о рассудительности, не о непредвзятости, не о незаангажированности, не о холодном рассудке и трезвом взгляде. Именно о ненависти, причем ко всему народу - без какого либо разделения на правых и виноватых.

Чтобы война быстрее выгорела дотла вместе с нацизмом - с украинским ли, с германским ли совсем неважно. Нет у нацизма национальности. Не может быть братского народа с нацистской идеей.

Чтобы война действительно "выгорела дотла" - придется и правда убивать всех подряд, если исходить из таких предпосылок какие дает автор статьи. Убей украинца - в очередной раз взывает он - спаси грудь женщин и девушек от осколков мин, младенцев от завалов домов... Но преподносится это в завуалированной форме - отталкиваясь от манипуляции вначале с «немцыжебратскийнарод», «эторазжиганиемежнациональнойрозни», «онижедети», «онивсеодурманеныпропаганойгерманскихСМИ», «понятьипростить», «нельзяненавидетьврага», «мызаединуюгерманию», проводя сквозь всю статью и заканчивая Не может быть братского народа с нацистской идеей.

Что еще может читаться в "логически-ассоциативном итого" по Кресту Эренбурга? Только это - убей украинца!

Вот и разобран пример высококачественной и тщательно выстроенной манипуляции, ступенчато сконструированной, с весьма качественно выбранными "маяками" - по сравнению с которой "чем я могу вам помочь" является просто детским садом, или скорее - ясельной группой.

J.Mnemonic