Шахназаров О.Л. Отношение к собственности у старообрядцев (до 1917 года). Ч.1

В XIX в. Москва стала идеологическим и политическим центром старообрядчества. П.И. Лященко, автор «Истории народного хозяйства СССР», в 1939 г. писал: «Московский национальный торговый, промышленный, банковый и текстильный, металлургический и финансовый капитал представлял собой к 1914—1917 гг. громадную экономическую силу»1. Сегодня исследователи пытаются уточнить масштабы экономического могущества старообрядчества. Некоторые полагают, что староверы владели 60% или даже 75% капиталов дореволюционной России 2. Другие избегают конкретных цифр, но подтверждают, что старообрядческое предпринимательство в начале XX в. «стало вершителем судеб многих наиболее современных и технологичных отраслей русской промышленности». Наконец, общим местом, как бы уже и не требующим доказательств, стала констатация: «верхушка староверия была одним из самых энергичных и деятельных отрядов российского капитализма» 3.

 

Единичные примеры предприимчивости староверов известны с XVII в., со времен раскола, Но первые сто лет противостояния России старообрядческой и России романовской проявлялось в борьбе вооруженной. По-настоящему широкий размах предпринимательство стало приобретать после разгрома армии Емельяна Пугачева, когда стало ясно, что плетью обуха не перешибить. Кто-то надежд не оставил, и, когда в городах сформировалось поколение разночинцев, возобновил борьбу с антихристовой властью в форме политического террора. Другие — ушли в «странствие», скрываясь от власти, чтобы не способствовать уплатой налогов ее укреплению. Третьи, о которых и пойдет речь, направили свою энергию на укрепление экономической основы староверия. Рубеж XVIII—XIX веков большинство исследователей старообрядчества называют периодом превращения его из конфессиональной в конфессионально-экономическую общность.

Это направление эволюции старообрядчества подсказывалось не только естественным стремлением к благополучию или общепризнанной высокой трудовой этикой староверов, но и самими гонителями. Духовные и светские власти от рядовых священнослужителей, городовых, становых и околоточных до епископов и членов царствующего дома явными и скрытыми, легальными и противозаконными налогами и поборами, ограничениями и запретами вопреки преследуемой цели подавления старообрядчества, наоборот, стимулировали его экономические устремления. Так, знаменитый Иргизский монастырь долгое время своим существованием был обязан подношениями великому князю и будущему императору Павлу. Делавший их купец Калмыков приходился братом игумену Нижневоскресенского Иргизского монастыря 4. Другой достаточно типичный пример. В годы царствования Николая I многие староверческие молельни закрывались, иконы описывались и увозились. Полицмейстером в Москве был тогда Верещагин. Однажды Лужин — обер-полицмейстер Москвы поручил Верещагину закрыть Преображенское кладбище и увезти оттуда все древние иконы. Чтобы не дать прихожанам возможности спасти свои святыни, он решил нагрянуть спозаранку и потому лег спать раньше обычного. Его, однако, подняли — пришли просители. Они сообщили, что знают о решении закрыть кладбище и попросили помедлить с прибытием, за что согласны были заплатить 50 тысяч рублей — за такие деньги можно было купить пароход и стать купцом второй гильдии. Верещагин отказался, но налет все равно пришлось отложить, так как рано утром неожиданно вызвали к обер-полицмейстеру. Долго продержали в приемной. Когда он прибыл на место, икон там не оказалось... 5. Подобных историй множество.

 

Экономическое процветание старообрядчества стало одним из условий его существования — это, во-первых, а во-вторых, поборы были так велики, что поощряли развитие коллективной защиты. Предпринимательская деятельность на благо общины стала рассматриваться как средство спасения души 6. В старообрядческой среде существовали особые отношения. В долг старались не брать, но давали. Только не в рост — отношение к «процентщикам» было презрительным. Хорошим тоном почиталось по собственной инициативе отсрочить платеж попавшему в сложную ситуацию заемщику, простить долг, помогать сирым, убогим, вдовам и их содержание. В православной купеческой среде благотворительность тоже практиковалась, поскольку помощь нуждающимся — составная часть православной этики. Различие состояло в масштабах и размерах. В старообрядческой среде эти отношения достигли того, что называется системой вторичного распределения, но не по принуждению государства. Владелец добровольно расставался с частью своей собственности в пользу экономически менее состоятельного слоя единоверцев. У постоянно нуждающейся православной паствы, где социальные отношения складывались по иным законам, сложилось представление, что для бедных «староверничество» не по карману 7. На самом деле православные путали причину со следствием.

Верховодили купцы — «миллионщики», сфера влияния которых простиралась на многие регионы. Внутри этих регионов возникали разраставшиеся анклавы территориально более ограниченных, но и одновременно более интенсивных сфер влияния так называемых «тысячников» — предпринимателей средней руки. Они имели свои суда, определяли ассортимент изготавливаемой в деревнях продукции, оплачивали места на ярмарках, где продавались изделия единоверцев, гордились тем, что их усилиями, умением, заботами «кормятся» десятки, сотни, тысячи, а то и десятки тысяч единоверцев. В укор им личное богатство не ставилось. Все видели, что они трудятся, что у них лучше получается, что заработанным делятся с общинниками, что без них общине пришлось бы туго, что не обходят они своими милостями и тех, чей молитвенный труд оберегал общину от посягательств антихриста, приближал час, когда черные дни минуют и час искупленья пробьет.

Экономически состоявшееся старообрядчество стало перемещаться из сельских поселений в города. Возвращение было не таким как бегство — голыми, босыми. Первыми шли артели монастырей-общежительств, следом — предприниматели. Суть первых известна. Менее очевиден характер последних. Они не были предпринимателями в общепринятом значении слова. Первые сомнения возникают при знакомстве уже с тем, как начиналась их предпринимательская жизнь. Приведем в качестве примера несколько узнаваемых семей из числа староверов.

Родители первого председателя Совета народных комиссаров СССР А.И. Рыкова — И.И.Рыков и А.С.Рыкова — владели клочком земли в Кукарке Вятской губернии, но случился пожар, все сгорело и они с пятью детьми переехали в Саратов. Раздавленный нуждой многодетный крестьянин-погорелец российского захолустья, которому незнакомый город ничего кроме социального дна не предвещал, успешно занялся посредничеством в торговле мукой. Предок В.М. Молотова по материнской линии «...Яков Евсеевич Небогатиков пришел в Нолинск (Вятской губернии) молодым парнем в лаптях и с большой жаждой лучшей жизни. Он плясал перед каждым, кто даст ему две копейки, а за три копейки плясал в луже. Занялся он сбором тряпья у населения и вскоре неожиданно разбогател. Семейная легенда допускает, что он нашел зашитые в одежде или перине деньги». На Волге хорошо известна фамилия Бугровых. «Они памятны нижегородцам не столько своими богатствами, сколько щедрой благотворительностью, а вот откуда у Бугровых взялись большие деньги, как они из бедняков стали богачами, это для многих нижегородцев всегда оставалось загадкой» 8.

Не менее таинственно происхождение богатств Рябушинских. Существует предание, связанное с казнокрадством. Когда в 1812 году армия Наполеона приблизилась к Москве, московская часть государственной казны была укрыта за Рогожской заставой, ставшей потом центром Белокриницкого согласия. После бегства французов схрон оказался наполовину пуст, зато Морозовы и Рябушинские неожиданно разбогатели. По другой версии основатель династии М.Я. Стекольщиков (1786—1858), выходец из православной деревни Ребушки, Калужской губ., 16-летним мальчиком ушел в Москву на заработки, записался в купеческое сословие под фамилией Рябушинского, принял старообрядчество, стал удачливым предпринимателем. «Не совсем ясно, откуда у молодого человека из крестьянской семьи могли появиться немалые, по тем временам деньги» — недоумевает один из биографов династии Рябушинских. Версия потомков С.В. Морозова (1770—1860), кстати сказать, не из белокриницкого, а поморского согласия, о происхождении его начального капитала выглядит также неубедительно. Сообщая о том, что крепостной крестьянин С.В. Морозов в день свадьбы получил от своего барина 5 рублей серебром, осторожно добавляют: «Считается, что этот подарок и стал поводом к открытию» шелкоткацкой мастерской с несколькими наемными рабочими 9. Сомнение биографов понятно. Ведь прежде чем стать «владельцем» собственного дела Савва Васильевич сам работал по найму за 5 рублей и хозяйские харчи в год, а для того, чтобы записаться в купеческое сословие, в то время требовалось объявить капитал не менее 1 тыс. руб., то есть копить ему пришлось бы минимум 200 лет.

О начале предпринимательской деятельности рода Зиминых, что из Зуево, где «все были старообрядцами», биограф — потомок в шестом поколении — скупо сообщает, что его родословная берет начало от крепостного крестьянина С.Г. Зимина, имевшего пятерых сыновей: Киприяна, Ивана, Павла, Никиту и Степана, что «в 1770 г. шесть крепостных крестьян Зуева получили право на владение станками ... Два брата — Иван и Киприян — выделились в самостоятельное дело в 1838 г.» 10. Откуда взялись средства, в семейной хронике не указывается. Дальнейшее повествование, как и в случаях с другими староверами-предпринимателями, вопросов не вызывает.

Ключ к разгадке — в исследовании процессов российской экономической жизни, в частности пришедшегося на XIX в. периода бурного промышленного роста в России. Предпринимателями становились не состоятельные люди, а, наоборот, те, у кого средств на это не должно было бы быть. Массовое предпринимательство зарождалось не в городе, а в деревне. Разворачивался процесс не на благодатном Юге и в Черноземье, где было больше возможностей для первоначального накопления, а там, где этих возможностей было меньше. Ранее появившиеся и достаточно крупные даже по европейским меркам предприятия бояр и дворян приходили в упадок. В начале XX века осталось лишь небольшое число частных предприятий старше ста лет, и ни одно из них не занимало лидирующих позиций. Процесс создания средних и крупных предприятий в XIX в. начинался «с нуля» — с мелкого сельского предпринимательства. Если их деятельность была успешна, они вырастали до средних размеров, перебирались в город, становились крупными, которые в свою очередь способствовали созданию мелких, обрастая ими настолько, что трудно было отличить, где кончается фабричная промышленность и начинается кустарная.

Параллельно протекал другой процесс. В прошедшее десятилетие появились публикации, приоткрывающие тайны старообрядческой экономики XIX — начала XX веков. Биографии многих ранее почти неизвестных людей показывают, как происходило становление громадной производственно-сбытовой сети. К примеру, описывая ирбитскую семью купцов Казанцевых, исследователи, перечисляя привычные версии с кладом, наследством, лихоимством и скопидомством: «грошик, копейка, гривенник, рубль», затруднялись с ответом на вопрос, откуда все-таки у нее взялись капиталы. Достоверно известно только то, что не эти источники, а «доброе знакомство» с Морозовыми, что проживали в полутора тысячах километров от места действия, «возможность брать у них кредиты, умело используя взятое в долг», а еще дружба с фабрикантом Кузнецовым, проживавшим на таком же расстоянии от Ирбита, дали возможность поставить дело на широкую ногу 11. Так возникала и сама Кузнецовская фарфоровая мануфактура в Дулево-Ликино, рабочие которой, заметим попутно, изготовили и преподнесли редакции газеты «Правда» блюдо с портретом Ленина. Аналогична история обувной мануфактуры в Кимрах, ставшей поставщиком обуви для Красной Армии, возникновения производства в Палехе, где Георгия Победоносца стали изображать с серпом и молотом на щите, а также большинства предприятий хлопчатобумажной индустрии, поставивших бойцов на баррикады 1905 г. и фронты гражданской войны. Менялись имена доноров и получателей помощи, сохранялся принцип внутриконфессиональных отношений — сильный делился со слабым, слабый становился сильным и вместе они составляли мощный оплот старообрядчества.

 

1. ЛЯЩЕНКО П.И. История народного хозяйства СССР. В 3-х т. Т. 2. Капитализм. М. 1956, с. 460.

2. МИХАЙЛОВ Г. Старообрядческая Церковь: падчерица государства? — Духовные ответы. РПСЦ. Вып. 15. 2001, с. 105; СЕДОВ А. Политические пристрастия Н.А. Бугрова. — Старообрядец (Нижний Новгород), 2001, № 23, с. 11.

3. ПОЗДЕЕВА И.В. Личность и община в истории русского старообрядчества. — Мир старообрядчества. История и современность. Вып.5. М. 1999, с. 7; ПОКРОВСКИЙ Н.Н., ЗОЛЬ-НИКОВА Н.Д. Староверы часовенные на Востоке России в XVIII—XX вв.: проблемы творчества и общественного сознания. Памятники исторической мысли. М. 2002, с. 103.

4. МЕЛЬНИКОВ П.И. В лесах. М. 1989, с. 551.

5. Родная Старина, № 4, 17\30 сентября 1928 г. — Переиздание. Родная Старина. Сборник, посвященный вопросам религиозного и национального просвещения. 1927. М.Третий Рим. 1997, с. 145.

6. КОЗЛОВА Н.В. Купцы-старообрядцы в городах европейской России в середине XVIII века. — Отечественная история, 1994, № 4, с. 11.

7. МЕЛЬНИКОВ П.И. Ук. соч., с. 212.

8. ШЕЛЕСТОВ Д. Время Алексея Рыкова: эскиз политического портрета. М. 1990; ЧУЕВ Ф.И. Молотов: полудержавный властелин. М. 2000, с. 179; СЕДОВ А. Восемь басен о бугровских капиталах.— Старообрядец, 2001, № 4, с. 5.

9. ПЕТРОВ Ю.А. Династия Рябушинских. М. 1997, с. 8; МОРОЗОВА Т.П., ПОТКИНА И.В. Савва Морозов. М. 1998, с. 4—5.

10. История рода Зиминых (по материалам архива рода Зиминых). Церковный календарь на 2001 год. М. 2000, с. 93-94.

11. И. АНТРОПОВ И., СМИРНЫХ А. Город бога Меркурия. - Былое, 1996, № 8, с. 4.

http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/32-1-0-1540