Штрафники

Это был сброд со всей конторы. Залетчики, выпивохи, злостные нарушители дисциплины, ушибленные на всю приплюснутую головенку носители редких генетических аномалий, чудом сумевших пробиться через медкомиссию, мерзавцы, негодяи и прочие вороватые лентяи, по другому и не обьяснить, как их всех собрали на этом пароходе. А в общем то, обычные среднестатистические граждане, которым малеха не фартануло. Занесла нелегкая, а вот кривая не вывезла...

Пароход находился в субаренде. У колхозников было по одному-двум пароходам, по нонешним временам состоятельные конторы, а по тогдашним понятиям практически нищие. Ну, что это за шарага, у которой всего два парохода?! Скажешь кому, животы от смеха надорвут. В общем, наша контора брала у этих обиженных социализмом колхозов их пароходы в аренду. Этим самым колхозы сразу освобождались от всякого гемора по содержанию, эксплуатации и пр., включая комплектование экипажей. Стригли  купоны пользуясь пучком прав собственности.

Этот пароход доживал свой морской век. "Черный", как их называли, потому что они были покрашены в черный цвет. Гроза морей. Только черного флага не хватало. Впрочем, гос. флаг на корме от выхлопа дизелей постепенно приобретал такую окраску. Пароходы были немецкой послевоенной постройки, немчики клепали их на холодную. Поточное производство. К 80-м их начали массово списывать. Опять же, по тем нищебродским временам, срок жизни парохода был 25-30 лет. Щас то другое дело. 25 лет пароходу, это почти новый. Эффективный собственник заботится о советском наследии. Их, советской постройки, еще полно.

Пароход, на который собрали нас, штрафников, шел в последний рейс. В Баренцево море на промысел отправлять его было опасно по старости лет, поэтому его на месяц взял в субаренду АрхНИРО  (на то время филиал ПИНРО, Полярного НИИ морского РХ и океанографии). Пароход был маленький, меньше сорока метров в длину и, конечно, он был никакой не пароход, пароходов к 80-м не осталось, во всяком случае, я ни одного не видел. Но, по привычке все суда называли пароходами.

Экипаж был сокращенный, человек 15, рейс заведомо прогарный, по Белому морю на голом окладе. Районного коэффициента в Белом море нет, плюс полярная надбавка у кого сколько есть.  

От института было человек пять. Научный руководитель, два водолаза и пара ученых. Водолазы ловили, что попадется, а ученые эти находки на солнышке на крышке трюма измеряли, взвешивали и с умным видом заносили результаты в амбарную книгу. У них это называлось - делать разрез. Разрез, это последовательность точек, с которых брались образцы для изучения.

Экипаж собирали   на отТБМись. Свистнули кадры в конторе по отделам: нужны залетчики на прогарный рейс, отделы направили в кадры по принципу - на тебе боже, что нам негоже. В основном, конечно, были залетчики по пьяной лавочке.

Мной, молодым и уже нахальным, трезвенником на работе, отдел связи заткнул вакансию начрации. Меня выбрали потому, что молодой. И нахальный. Надо было помалкивать, а я имел наглость вякать, подавать голос там, где не спрашивали. Так то мне было пофиг. Как говорил  Лешка навигатор - дальше моря не пошлют, и я в этом был с ним категорически согласен. Рейс был летом, в июле, погода идеальная, тепло, но не жарко и весь месяц штиль. Работы при самом добросовестном отношении было часа на три-четыре в сутки. Каждый закат я наблюдал за Солнцем, хотел увидеть зеленый луч.  Так и не увидел. Нет никакого зеленого луча, как и счастья в жизни, с тех пор и пошло все наперекосяк, перестройка, все дела, да вы   сами все знаете.

Всегда в любом экипаже находятся особенные люди, которые запоминаются. В этом экипаже запомнились три человека: повар, кэп и второй штурман. Люди - вехи.

Повар ненавидел свою работу и говорил об этом открыто, не скрывая. Разнообразием блюд он нас не баловал. На первое у него всегда был жидкий суп с вермишелью, на второе кусок отварной говядины и каша-размазня из гречки. Других рецептов он не признавал. В море ходил за баблом, а поваром, потому что работа легче, чем рогатым на палубе. Капитаны шарахались от него, как от прокаженного, такой отстой был никому не нужен.  Почему его за этот рацион не выкинули за борт для меня до сих пор загадка.

Кэп. Человек - легенда. Король швартовки.  Швартовка - дело не простое. Если судно крупное, допустим, БМРТ, то швартовка производится только с буксирами. Суда меньшего размера, типа нашего СРТ-шника, швартуются самостоятельно, но дело это долгое, на малых ходах, с реверсами, потому что гидрология везде разная, то речки впадают, то приливы-отливы, в общем, операция эта непростая и ответственная. 

Но такая швартовка для слабаков. Наш кэп швартовался в один реверс. Он вставал к машинному телеграфу и отдавал команды матросу-рулевому, стоявшему у штурвала. С "полного вперед" он командовал в машину - "полный назад" и затем "стоп". Пароход у стенки. Высший пилотаж! Матросы бросают швартовы береговым, те набрасывают их на кнехты, все, пароход пришвартован. Но, один раз вышел у него облом. Швартовались к плавпричалу на Большом Соловецком острове и что то пошло не так. В общем, вьехали маленько в причал с разгона. Сильно ничего не пострадало, но впечатление осталось.

И, наконец, самый колоритный персонаж, второй штурман.  Второй - материально ответственное лицо за все, за снабжение, за груз, за бапки. Звали его Ильсур Гарафович Сабуров, татарская морда, типа оракли. Запойный. Пока в рот ничего не попало - образцовый гражданин и ответственный работник, как только сто грамм выпил, все...  пиши пропало.

Отношения у меня с ним сложились хорошие. У меня по должности была Судовая роль, это такой документ, где указаны должность и ФИО всех членов экипажа и пассажиров, ежели такие окажутся. Я был обязан знать всех в лицо и по ФИО.  Первый раз я нему подошел познакомиться.

- Ильсур Гарафович? Добрый день. Я начрации такой то.

У него отвисла челюсть.

- Что то не так? - спросил я.

- Да, нет...   все так, - ответил он.  Просто, обычно все ваши, кто имя узнает, обзывают по всякому,   не Ильсур, а Исруль, не Гарафович, а Гаражевич, вот и называюсь Сашей.

- А ваши, это кто?

- Ну, ваши...   русские...

Он был старше меня лет на десять и я к нему обращался по имени-отчеству.

....Рейс закончился, зашли в Беломорск. 

 Ильсур сел на поезд, и поехал в Мурманск за зарплатой для экипажа. Делов было, день туда - день обратно. Приехал он через неделю. Опухшая морда, мешки под глазами, но уже почти трезвый.

Сделал эту самую морду кирпичом, и, как ни в чем не бывало, громко огласил: так, подходим за получкой!

Народ потянулся к его каюте. Я время от времени выглядывал в коридор перед его каютой, народ толпился в коридоре, стоять и ждать было неохота. Через час он зашел ко мне в каюту:

- Ты деньги получать собираешься?

Денег было мало. Денег явно не хватало. Я был последний. И оказался крайним. Там и так то были слезы, оклад 130, подоходный, за бездетность плюс две полярки, короче, ок. 130 и выходило. Обещали премию 20%, но профессор, начальник рейса за некоторые закидоны лишил премии весь экипаж.

В наличии было рублей 50. Включая мелочь, которую Ильсур сгреб из ящика стола и карманов. 

- Где деньги, Ильсур Гарафович, - удивленно спросил я.

- Ну, сам же видишь, что денег нет, - рассудительно и нагло ответил он.  Мне самому вообще ни копейки не осталось, - заключил он, тем самым показывая, что вопрос закрыт. Что, небось думаешь, ну и сволочь эта татарская морда?.....

Через день на судне никого не было, все рассосались, кто в отпуск, кто в Мурманск в резервуар, в смысле, в резерв, кто куда.

Пароход поставили к  стенке в дальний угол порта на отстой в ожидании отправки на иголки, приставили трех матросов-пенсионеров на сутки через двое караулить.

........Прошло семь или восемь лет.  Зима, полярная ночь, я иду с работы из порта через пешеходный жд мост. Ветвящиеся на стрелках пути заливают ярким светом киловаттные ртутные лампы с высоких мачт освещения.  Поднимаю голову и вижу: метрах в двадцати навстречу мне идет Ильсур, смотрит на меня и глаз не отводит. Подошел, остановились. Он достает из бокового кармана лопатник, вынимает из него деньги и со словами: имярек такой то, восемьдесят три рубля сорок копеек, протягивает их мне.

Так то, я был, конечно, немного ошарашен. Значит, все эти годы он носил с собой   долг в надежде встретить меня и вернуть его.

Что сказать...   достойный человек, татарин Ильсур Гарафович. Татары мне в Мурманске попадались и ничего плохого, окромя хорошего, сказать о них не могу.

Больше мы с Ильсуром не встречались...