Па­мять об Ан­ди­жан­ском вос­ста­нии (Д.Н.Ло­го­фет)

Д. Н. Ло­го­фет. Вер­хо­вья реки Кизил-​Су и Алай­ская до­ли­на. (Из пу­те­вых очер­ков по Сред­ней Азии) // Во­ен­ный сбор­ник. 1913. № 1

Пе­ре­дох­нув недол­го в Ачиг-​Алма, мы, несмот­ря на непо­го­ду, ре­ши­ли непре­мен­но на ноч­лег до­брать­ся до зи­мов­ки Джа­кен­ды.

Узкая тропа по бе­ре­гу реки Кизил-​Су была труд­на для дви­же­ния; про­ле­гая по кар­ни­зам и из­ви­ва­ясь на подъ­емах, она пе­ре­бра­сы­ва­лась через невы­со­кие, но кру­тые пе­ре­ва­лы, утом­ляя страш­но ло­ша­дей, сколь­зив­ших по об­ле­де­не­лой почве. Часто сле­зая и ведя их в по­во­ду, мы все-​таки, при­ни­мая во вни­ма­ние непо­го­ду, по­дви­га­лись до­воль­но успеш­но впе­ред и окон­ча­тель­но вос­пря­ну­ли духом, когда ветер разом утих.

Зим­ний ланд­шафт рас­сти­лал­ся со всех сто­рон и сне­го­вая пе­ле­на сли­ва­лась на краю го­ри­зон­та, где уже не было видно очер­та­ний гор, как будто рас­плыв­ших­ся на общем белом фоне.

Пе­ре­пра­вив­шись через несколь­ко глу­бо­ких овра­гов, мы по­до­шли к неболь­шо­му пе­ре­ва­лу, у по­дош­вы ко­то­ро­го про­вод­ник кир­гиз оста­но­вил­ся и, ука­зав на него, ска­зал:

— Здесь, так­сыр, конец Ка­ра­те­ги­на, а на той сто­роне уже будет земля Фер­га­ны. Урус — на­чаль­ник там, а бек здесь, — по­яс­нил он, по­ка­зы­вая белые зубы. — Там ка­ро­шо — здесь не ка­ро­шо, — тут же об­на­ру­жил он свои по­зна­ния в рус­ском языке и, уда­рив ло­шадь на­гай­кой, быст­ро стал взби­рать­ся на подъ­ем, как бы стре­мясь ско­рее до­стиг­нуть сто­ро­ны, где, по его сло­вам, по-​видимому, людям лучше жи­вет­ся.

Река Кизил-​Су ис­чез­ла и ее на­прав­ле­ние вид­не­лось лишь в виде из­ви­ли­стой глу­бо­кой тре­щи­ны, на дне ко­то­рой про­те­кал шумно жур­ча­щий поток мут­но­ва­той воды.

— Сей­час Ката-​Карамук будет, а там и Джа­кен­ды неда­ле­ко, — со­об­щил долго мол­чав­ший Ахмет. — Урус в нем живет — за лесом смот­рит, чтобы кир­ги­зы его не жгли и не ру­би­ли.

Как бы чув­ствуя бли­зость ноч­ле­га, наши кони при­ба­ви­ли шагу и через час, не боль­ше, мы уже были в теп­лой юрте, от­ды­хая от труд­но­стей до­ро­ги.

Пу­те­ше­ствие изо дня в день более ме­ся­ца по гор­ным тро­пам да­ва­ло себя чув­ство­вать. Все части тела бо­ле­ли и невы­но­си­мо ныли, тре­буя про­дол­жи­тель­но­го от­ды­ха.

При­зе­ми­стая оде­тая в ши­ро­кую ов­чин­ную шубу и шапку фи­гу­ра вы­рос­ла у входа в юрту, вы­сту­пая из об­ла­ков мо­роз­но­го воз­ду­ха, во­рвав­ше­го­ся в теп­лое по­ме­ще­ние вме­сте с во­шед­шим.

Но кир­гиз­ская шуба и ме­хо­вой ма­ла­хай как-​то не гар­мо­ни­ро­ва­ли с бер­дан­кою за спи­ною, и вся фи­гу­ра резко от­ли­ча­лась от до­ста­точ­но при­гля­дев­ших­ся нам ту­зем­ных типов.

— Здра­вия желаю, ваше ско­ро­дие, — по-​солдатски по­здо­ро­вал­ся он, оста­но­вив­шись у входа. — Про­слы­шал от кир­ги­зов, что рус­ские едут, дай, думаю, по­смот­рю на своих. Здесь не часто наши-​то про­ез­жа­ют, в год один-​два из гос­под во­ен­ных, а то боль­ше ни­ко­го. Объ­езд­чик я лес­ной, — от­ре­ко­мен­до­вал­ся он в за­клю­че­ние.

— Как же жи­вет­ся здесь вам среди кир­ги­зов?

— А ни­че­го, лес ка­ра­у­лим, с ру­жьем, тоже кое-​когда на зверя и птицу ходим… жить можно. Они народ хо­ро­ший, обиды ни­ка­кой не видал от них. Тоже ко мне в гости ходят — ду­шев­ные люди среди них есть, не хуже сво­е­го брата рус­ско­го.

— Давно уже вы здесь слу­жи­те?

— Я ведь еще из чер­ня­ев­цев, — с какою-​то гор­до­стью от­ве­тил объ­езд­чик, сни­мая свой ма­ла­хай и по­ка­зы­вая свою седую ко­рот­ко остри­жен­ную го­ло­ву. — Как на служ­бу попал в ли­ней­ный ба­та­льон 40 лет тому назад, так и остал­ся, когда уво­ли­ли вчи­стую, здесь в Тур­ке­стан­ском крае. При­вык. Сол­ныш­ко греет, земля хо­ро­шо родит, простор-​то какой, не то что у нас в Рос­сии: там тес­но­та.

При­сев около ман­га­ла и по­лу­чив ста­кан чая, ста­рик, давно не го­во­рив­ший с рус­ски­ми, за­сы­пал нас во­про­са­ми, на ко­то­рые по­лу­чил самые об­сто­я­тель­ные от­ве­ты.

— Но вот вы хва­ли­те весь здеш­ний народ, а Ан­ди­жан­ское вос­ста­ние за­бы­ли? — навел его на вос­по­ми­на­ния док­тор.

— Что же Ан­ди­жан?! Ан­ди­жан дело осо­бен­ное! Тут и сул­тан ту­рец­кий и ан­гли­чане ра­бо­та­ли. Разве здешний-​то народ смог бы все сам сде­лать. На­тра­ви­ли его — он и пошел. И минг-​тюбинского ишана, что за­чин­щи­ком был, мы хо­ро­шо зна­ва­ли. Он хоть и за­вод­чик всему счи­тал­ся, а толь­ко как шар­ман­ка он играл, а ручку-​то шар­ман­ки кто-​то дру­гой по­та­ен­но вер­тел. И те­перь, прав­ду ска­зать, здесь везде вся­кий народ по ко­че­вьям шмы­га­ет. И муллы и ишаны. Кто их знает, про что они про­меж себя в тай­но­сти бе­се­ды ведут? Меня так тоже во время Ан­ди­жан­ско­го вос­ста­ния чуть не по­ре­ши­ли, толь­ко как-​то Бог спас.

— Разве и здесь тоже что-​нибудь было?

 

— Везде было, и даже в Ка­ра­те­гине тоже го­то­ви­лись, чтобы рус­ских по­ре­шить. Минг-​тюбинский ишан всюду своих людей по­сы­лал с пись­ма­ми. Его мю­ри­ды ез­ди­ли, день­ги со­би­ра­ли и народ му­ти­ли. А здеш­ние кара-​киргизы еще хо­ро­шо пом­нят и не за­бы­ли того вре­ме­ни, когда они при ко­канд­ских ханах пер­вы­ми людь­ми счи­та­лись и всем хан­ством управ­ля­ли. Оттого-​то они и по­тя­ну­ли на сто­ро­ну ишана. Здесь еще ста­ри­ки живы, ко­то­рые при ко­канд­ских ханах пон­са­та­ми [Пон­сат — пол­ков­ник.] да датха­ми [Датха — ге­не­рал.] слу­жи­ли. Ну а как на­ста­ло рус­ское прав­ле­ние, они и оста­лись без вся­ко­го по­че­та. А Модали-​ишан умный че­ло­век был. Он начал свое дело ис­под­воль. По­лу­чил от ту­рец­ко­го сул­та­на хат, гра­мо­ту по-​нашему, и начал через своих мю­ри­дов, людей белой кости, знат­ных по-​ихнему, скло­нять и при­ся­гу от них от­би­рать. Каж­до­му что-​либо обе­щал: кому чин, кому земли, а кому и долж­но­сти вся­кие. А про­стой народ — тот, как муха на мед, к нему шел. Про­слы­шал, что ишан чу­де­са тво­рит, и по­ва­лил к нему. А у ишана на дворе целый день котлы с пло­вом ва­ри­лись. Кто ни при­е­дет, того кор­ми­ли все время, сколь­ко ни про­жи­вет. И жерт­вы раз­ные народ ему при­во­зил: кто ба­ра­нов, кто рису или пше­ни­цы. А ишан про­зор­ли­вым по-​ихнему счи­тал­ся, а по-​нашему вся про­зор­ли­вость его в одном об­мане была. Сидит это он у себя в сакле. Народ около него. Вхо­дит в это время кто-​либо из его людей. И толь­ко что по­ка­зы­ва­ет­ся из двери, а ишан уже го­во­рит: «При­е­хал, — ска­жет, — кир­гиз и при­вез два бат­ма­на рису», или: «При­гнал столько-​то ба­ра­нов». И дей­стви­тель­но, сей­час же при­шед­ший до­кла­ды­ва­ет: «Кла­ня­ет­ся такой-​то бай двумя бат­ма­на­ми риса». Ну все тут и на­чи­на­ют удив­лять­ся, какой он про­зор­ли­вый. Чудо да и толь­ко… А того не знали, глу­пые, что у него все за­ра­нее услов­ле­но. При­шел, по­ло­жим, один слуга — он рисом за­ве­ду­ет, знак подал — зна­чит, рис при­вез­ли. При­шел дру­гой, что к ба­ран­те при­став­лен — ба­ра­нов при­вез­ли.

То же и с вар­кою плова. Ва­ри­лись котлы, а огня не видно, ну и го­во­рил ишан всем, что ва­рят­ся они небес­ным огнем, а как потом гнез­до ишан­ское рус­ские ра­зо­ри­ли, смот­рят, а у него в ниж­нем этаже огонь раз­во­дил­ся и к верху под котлы тру­ба­ми вы­ве­ден. Много мо­шен­ства его люди де­ла­ли, чтобы свя­тость ишан­скую под­дер­жать. Хо­те­ли разом по всем го­ро­дам вос­ста­ние под­нять: и в Ан­ди­жане, и в Мар­ге­лане, и в дру­гих го­ро­дах. Везде его мю­ри­ды шны­ря­ли и весть по­да­ва­ли. Толь­ко по­ошиб­лись они и не рас­счи­та­ли хо­ро­шо. Ду­ма­ли, что все из Ан­ди­жа­на вой­ска на стрель­бу ушли, а вышло на деле, что не все. Со­брал ишан тысяч пять на­ро­ду и напал на стрел­ков, что в ба­ра­ке ночью спали. Много в этой роте тогда на­ро­ду пе­ре­би­ли, но толь­ко дру­гая рота успе­ла со­брать­ся и залпы по кир­ги­зам от­кры­ла. Они и оша­ле­ли. Роз­дал им ишан перед на­па­де­ни­ем по ве­ре­те­ну и уве­рил, что за­кол­до­вал он этим все рус­ские ружья и ни­ка­ко­го вреда они при­не­сти не могут, а на по­вер­ку вышло — что ни залп, то народ па­да­ет уби­ты­ми да ра­не­ны­ми. Тут они и бро­си­лись на­у­тек.

 

А толь­ко в этот день много они раз­ных рус­ских людей по ки­шла­кам по­ре­ши­ли. Сюда потом ки­ну­лись. При­бе­жа­ла их пар­тия. Я в это время у себя в сакле сидел и беды ни­ка­кой не чуял. Вва­лил­ся ко мне народ, да и при­жа­ли меня, и не успел я и вин­тов­ки своей схва­тить. На­ва­ли­лись на меня. Кри­чат, спо­рят про­меж собой: «Режь ему го­ло­ву». А дру­гие: «Нель­зя, — го­во­рят, — по ша­ри­а­ту — надо за­ре­зать, а потом в кровь невер­но­го руки мо­чить и к зна­ме­нам при­кла­ды­вать с клят­вою. А нет у нас зна­ме­ни — надо его рань­ше сде­лать». По­та­щи­ли они меня с собою, но толь­ко, на мое сча­стье, сы­ниш­ка мой с утра на лисиц с ру­жьем пошел. Едут они мимо леска. Видит он, меня тащат и из­де­ва­тель­ство вся­кое де­ла­ют. По­рав­ня­лись с ним, а он в самую толпу как из ружья хва­тит. Да сна­ча­ла из од­но­го, а потом из дру­го­го ство­ла. Тут все кир­ги­зье, как во­ро­бьи, в раз­ные сто­ро­ны и на­у­тек ки­ну­лись — меня бро­си­ли. Так я из беды и выз­во­лял­ся, а то уж думал — конец мой при­шел. Ну а потом, когда след­ствие про­из­во­дить на­ча­ли, по­ехал я тоже в ки­шлак Минг-​Тюбе по­смот­реть. И что бы вы ду­ма­ли: в ишан­ском по­ме­ще­нии несколь­ко тысяч дет­ских люлек тогда нашли; по­ка­зы­вал тогда ишан: «Рас­счи­ты­вал я и мои люди всех рус­ских взрос­лых пе­ре­ре­зать, жен­щин и де­ву­шек раз­дать пра­во­вер­ным в жены, а ма­лень­ких детей вос­пи­тать хо­ро­ши­ми му­суль­ма­на­ми».

Раз­ре­ше­ния во­лост­ных упра­ви­те­лей на объ­яв­ле­ние га­за­ва­та. 1898

Раз­ре­ше­ния во­лост­ных упра­ви­те­лей на объ­яв­ле­ние га­за­ва­та (обо­рот­ная сто­ро­на). 1898

Как будто по­дав­лен­ный страш­ны­ми кар­ти­на­ми вста­вав­шей в па­мя­ти новой кро­ва­вой стра­ни­цы ве­ли­кой книги бытия од­но­го из на­ро­дов Азии, лес­ник при­молк, вспо­ми­ная пе­ре­жи­тые им ми­ну­ты.

— А как вы ду­ма­е­те, может такое дело вновь по­вто­рить­ся? — на­ру­шил я дол­гое мол­ча­ние.

— Как вам ска­зать пра­виль­но: сам по себе народ тихий и доб­ро­душ­ный, осо­бо­го озор­ства за ним не во­дит­ся и к на­ше­му брату рус­ско­му они также ни­че­го себе от­но­сят­ся, без враж­ды. Но толь­ко про­стые люди. А вот ихние ишаны — это уж дру­гая ста­тья. Те за­ча­стую уви­дят рус­ско­го, невер­но­го, зна­чит, по-​ихнему, так и плю­нут вслед. И когда такой ишан по­ка­жет­ся да нач­нет свои про­по­ве­ди го­во­рить, тут разом как будто и народ на­чи­на­ет на тебя зве­рем смот­реть. Мы по­ни­ма­ем по-​ихнему хо­ро­шо. Когда на ба­за­ре такой ишан, либо дер­виш, а то и мад­дах нач­нут на­ро­ду про­по­ведь го­во­рить, по­дой­дешь ближе и чего-​чего не на­слу­ша­ешь­ся: ру­га­ют они рус­ских, за псов при­ка­зы­ва­ют счи­тать, гро­зят вся­ки­ми му­ка­ми на том свете за друж­бу к ним, а за вся­кое зло сулят на­гра­ду. Но наше-​то на­чаль­ство за ними мало смот­рит, да и редко кто из них такие речи по­ни­мать может, а толь­ко боль­шую беду эти ишаны при слу­чае сде­лать могут, по­то­му у на­ро­да они в ве­ли­ком по­че­те и каж­дое их слово за Божью прав­ду счи­та­ет­ся.