Выжидающий Медведь, Взлетающий Дракон (CIV15)

Много раз, пытаясь понять, что будет завтра я сталкивался с простой мыслью — невозможно учесть все возможности грядущего, проанализировать их вероятности и дать стабильный и окончательный прогноз: завтра будет так и никак иначе!

С другой стороны, ростки грядущего всегда уже появились на нашем грязном заднем дворе и не заметить их там при должной внимательности и наблюдательности — непростительная беспечность.
И, разглядывая эти вроде бы хилые и невзрачные побеги из нашего настоящего мы уже вполне можем делать заключения о том, чего точно не будет в нашем или в чужом будущем. И, если мы можем уверенно заключить, что нечто исчезнет из завтрашнего мира — то мы уже можем не гадать о вероятностях, а просто сказать: "Я точно не знаю, что будет завтра, но я точно знаю — вот этого завтра в мире не будет точно!"


Это не прогноз для Кузбасса, это приговор для Китая.

Да, это — опять о них. О скромных простых людях, выдающих миру "на гора" чёрное золото. Только теперь — в китайской специфике.



Во-первых, для продолжения разговора о мировой добыче угля и о значении угля для китайской экономики нам стоит, как и в случае с ураном, нефтью или газом, чётко отделить мух от котлет, а тёплое — от мягкого.

Нередко при разговоре о возможностях добычи угля можно услышать сакраментальные фразы о том, что "угля в мире-де ещё на 200 лет добычи". Суровая же угольная реальность, в отличии от бумажных построений, бьёт ключём. Причём — тяжёлым, гаечным и сразу по голове. Угля в мире если и больше нефти, то совсем ненамного. Дело в том, что, как и в случае нефти, газа или урана, необходимо чётко разделять общие геологические запасы угля и экономически и энергетически целесообразно извлекаемые резервы.

Вот картинка для понимания терминологии ресурсов и резервов угля. Я сознательно использую в данном случае западную систему оценки запасов, поскольку для такого низкокалорийного и неудобного топлива, как уголь, она гораздо адекватнее отражает возможности его промышленного освоения. Ведь, если в случае с нефть, а тем более — с ураном можно себе легко представить технологии с достаточными EROEI, которые позволят вовлечь на каком-то этапе более сложные в отработке запасы (просто за счёт энергетического содержания полученного "бонуса" — добытой нефти или урана), то в случае угля, учитывая его низкую теплотворную способность в расчёте на тонну, "исчерпание EROEI" наступит, как ни крути, гораздо раньше:



Итак, вначале у нас есть total coal resource или общие ресурсы угля.
Из этого количества, по хорошему, надо сразу исключить уголь, лежащий ниже глубины в 1800 метров и расположенный под океанами, морями, озёрами и прочими красотами земной поверхности. Такую экзотику добывать себе дороже, сейчас по факту в большинстве угольных провинций шахтёры добрались только до максимальной глубины в 1000 метров, а большинство шахт вообще имеет глубину в 200-500 метров. Эти исключённые из "общего зачёта" количества угля именуются предположительными ресурсами (speculative resources).

Возможно, эти предположительные ресурсы когда-либо и будут освоены, но сейчас в большинстве случаев это просто нереально. Виноград зелен и подземная газификация угля болтается в рамках смелых и перспективных, но пока одиночных и  невоспроизводимых экспериментов.

Дальше надо из полученных цифр исключить угли, пока не найденные геологами или пока нерентабельные к промышленному освоению. Это у нас будут ресурсы угля (resourses). В этой категории находится уголь, либо нерентабельный к освоению, либо ещё не найденный, но присутствующий на данной территории по косвенным признакам.

И, наконец, исключение всех ресурсов из общих ресурсов угля даёт на выходе резервы — то есть то, что мир может добывать, при оформленном желании, "здесь и сейчас".

Однако тут мы упираемся в проблему другого плана, похожую на ситуацию с вовлечением в добычу нефти канадских битумозных песков и венесуэльской тяжёлой нефти.
Для освоения угольных пластов надо создавать целую поддерживающую инфраструктуру, причём инфраструктуру, гораздо более масштабную, нежели таковую для нефти или газа.

До последнего времени у мировых игроков были "в рукаве" достаточно лёгкие в отработке поверхностные месторождения угля, которые можно было разрабатывать "просто неба" очень дешёвым карьерным способом. Именно на таких месторождениях, как пример, построена угледобывающая промышленность Австралии, которая добывает львиную долю из своих 500 млн. тонн угля в год именно открытым способом:


Копай выше, бросай дальше. Добыча угля в Австралии.

В целом же в мире поверхностные залежи угля отнюдь не составляют большую часть даже от резервов (не говоря уже о ресурсах), что уже отражается на специфике добычи угля в мире.

Так, например, герой нашего рассказа — Китай уже добывает около 90% угля в шахтах и лишь 10% — открытым способом. При этом это не прихоть, а суровая необходимость китайской действительности — особо интересных месторождений угля, которые возможно освоить боевыми человекоподобными роботами шагающими или роторными экскаваторами у Китая просто нет.

Дополнительным фактором, сдерживающим развитие открытых угольных разрезов, является редкость наличия в поверхностных слоях качественного энергетического угля — антрацита.
Само по себе формирование качественного антрацитного угольного пласта подразумевает его длительное нахождение в условиях высоких температур и давлений, которые достижимы только на значительной глубине. Вынос таких сформировавшихся углей назад, в приповерхностные слои земной коры, конечно, случается (например так произошло в Кардиффе или на Экибастузе), но в большинстве случаев в верхних слоях земной коры формируются месторождения не каменного, а бурого угля — лигнита.

Лигнит обычно имеет большую влажность, большую зольность и большое содержание летучих веществ.
Посередине, как по химическому составу, так и по глубине залегания, между лигнитом и антрацитом расположен коксующийся уголь, который за его особые свойства очень любят металлурги. Топить коксующимся углём ТЭС, конечно, можно, но за такое бьют сапогом по морде это не очень разумное экономическое решение. Лучше произвести с его помощью кокс, потом — чугун, а в конце — качественную сталь и отдать её машиностроителям.

Исходя из вышеизложенного, посмотрим теперь на мир угля:


Серое - антрацит и коксующийся уголь, красное - низкосортный лигнит.

Если кто-то хочет более подробно рассмотреть в деталях все цифры резервов угля — они есть здесь. Косяк на верхней карте один — в американском стиле Польшу назвали Сербией, но так даже веселее. У Китая около 115 млрд. тонн угля, из них только 62 млрд. тонн — качественного антрацита.

А теперь — добыча:


Китай - впереди планеты всей.

Здесь источник картинки уже посерьёзнее, поэтому все страны "мира угля" названы правильно.
Но вот динамика развития ситуации, по сравнению с картинкой образца 2006 года, изложенной здесь, ещё серьёзнее, чем серьёзность источника.

Внезапно, имеющая лишь 16-е в мире по размеру угольные резервы Индонезия врывается в пятёрку крупнейших производителей угля, с умопомрачительным ростом в 358% за десятилетие 2000-2010 годов. Что случилось? А ответ один — безблагодатность нефть закончилась. Вчера была, сегодня — уже нет.

Страна, бывшая членом ОПЕК с 1962 года, страна, давшая "путёвку в жизнь" голладской Royal Dutch (которя теперь ещё и Shell), уже вовсю осваивает неудобный и грязный бурый уголь.
А что делать? Захочешь жить — и не так раскорячишься.

Индонезию корячит так, что забыты и страхи по-поводу атомной энергетики. Плевать на коррупцию, тектонический разлом, неграмотность населения, стоимость строительства и радиофобию — 245 миллионов людей хотят жить. И я их могу понять.

Никто не забыт и ничто не забыто. Индонезия ищет на своей территории сланцевый газ, Индонезия вкладывается в СПГ. Плевать, что СПГ обходился Индонезии в прошлом году даже по 600$ за тысячу кубов — рабы всё равно стоят дороже, а социальный мир в стране — так вообще бесценен.

А что же у нас с Китаем?
Гигант растёт. И пока вовсю опирается на уголь. В энергетическом балансе Китая уголь до сих пор занимает тоталитарную и главенствующую роль — 70% необходимой стране энергии Китай получает из угля.
Будучи одним из крупных импортёров нефти Китай получает из неё всего 18% всей энергии. Все остальные попытки Китая хоть как-то диверсифицировать экономику от "угольной иглы" привели к тому, что природный газ составил 4% баланса энергии, гидроэлектроэнергия – 7%, атомная энергия – 1%, а возобновляемые источники – 0,2%.

В каждом из этих направлений предпринимаются осознанные, серьёзные и масштабные усилия (можно тут вспомнить и эпические "Три ущелья", и программу строительства около 40 ГВт атомной генерации на российских, французских и американских технологиях), но надо осознавать, что "Говорим Китай, подразумаваем — уголь. Говорим уголь, подразумеваем — Китай".

А вот с углём-то у Китая и нарастают основные проблемы.
В 2007 году Китай добывал 2 536 млн. тонн угля, в 2011 году — уже 3 520 млн. тонн. В целом, за десятилетие 2000-2010 годов Китай практически утроил производство угля — рост составил 188%. Не Индонезия, но уже где-то рядом.

В следующей, 12-ой пятилетке (напомню, СССР "закончился" в аккурат на своей 12-ой пятилетке, а 13-я советская пятилетка оказалась уж совсем несчастливой) Китай планирует добыть 3 900 млн. тонн угля.

Под столь масштабные задачи Китаю приходится строить новые железные дороги, в бешенном темпе осваивать новые пласты угля, планировать и обустраивать шахты, повсеместно внедрять автоматизацию добычи угля и делать ещё массу очень сложных и затратных вещей.
Например, 1000-метровая отметка шахтной добычи в Китае — это уже суровая, повседневная реальность.

Сможет ли Китай вытянуть на угле ещё и свою 13-ю пятилетку? Или — разделит судьбу СССР, который сломался на своём пике нефти, который он прошёл в 1986 году?

Пик угля в Китае — 2025-2027 год. Скорее всего, китайцы смогут добывать около 5 100 млн. тонн угля на своём пике.

Это произойдёт всего лишь через 15 лет. Атомный реактор надо строить 7-10 лет, смотря как напряглись.

Поэтому, после этого момента цена урана, природного газа, нефти, импортного угля и даже "сланцевой революции"  для Китая уже будет иметь вторичное значение. Рабы всё равно стоят дороже, а социальный мир в стране — так он вообще бесценен.

Ведь настоящей, социальной, кровавой и жестокой революции с исконно китайской национальной спецификой "войны всех против всех" в Китае, пожалуй, не хочет никто.