Вопрос знатокам! Сколько лет Лукичу? (только в блог)

Чуть за 50 скорей всего

Ополченец Цыкунов ("Луиш"): Трепло Сергеев. Развенчание лжи про ГБР "Бэтмен".

Ополченец Цыкунов ("Луиш"): Четыре месяца в Луганске

Посмотрев "Плохой сигнал" охранительство на ютюб, несколько дней ходил сам не свой. Юбязательно к просмотру. Там и про лукича.

Защищал-то кто? ЛуКИЧ или ЛуИШ?

Да, 39-43.

35 прошло с гарантией, 50 точно не наступило.

Отрывок из заметки, чтобы было понятно о чем речь:

https://aftershock.news/?q=node/326660

...

А я напишу про наш ИВС. Об этой далекой от боевых подвигов сфере вряд ли еще кто напишет. Одним хотелось бы сделать вид, что такого не было. Другим выгодно использовать «подвальчики» для представления ополчения сворой бандитов. И этим же подонки оправдывают убийство командира и наших людей. Надо рассказывать.

Я отдаю себе отчет в том, что многие не поймут, будут считать незаконным, жестоким, чрезмерным. Война – это кровь, грязь и говно. Кто не хочет запачкаться, тому стоит держаться от войны подальше. Найдется же достаточно тех, кто не боится, правда? А тот, кто остался чистым, потом сможет судить.

ГБР «Бэтмен» изначально имел не только военные, но и правоохранительные задачи.

В Луганске после антифашистского восстания исчезли, растворились все правоохранительные институты. Не было милиции, следователей, прокуратуры, судов, адвокатов, следственных изоляторов, тюрем, экспертов-криминалистов, баз данных учета. А вот преступность не пропала. И опасность от нее исходящая возросла на порядок, ибо война, осада, нужда.

Законов, кстати, тоже не было. Не был еще избран в ЛНР законодательный орган, способный их разработать и принять. Руководствовались приказом Болотова о введении военного положения. Военное положение подразумевает осуществление части властных функций военными и существенное ограничение гражданских прав. И военные брали решения вопросов и ответственность на себя.

Есть охрана правопорядка – будут задержанные. Поэтому нам пришлось иметь и изолятор временного содержания. Располагался он в подвале, конечно. Если у тебя нет специально построенной тюрьмы с решетками на окнах, то нужно помещение без окон и с единственным входом. В разговорах ИВС называли обычно подвалом.

Основная часть людей задерживалась за мелкие провинности: пьянство, нарушение комендантского часа, хулиганство. Но нельзя считать это незначительным. Вчера человек напился и бил бутылки в парке. Сегодня он обнесет пустующую квартиру. Завтра он изнасилует и ограбит женщину. А послезавтра такие соберутся в банду, добудут оружие и станут терроризировать население района. Если нет тормозов в виде действующей милиции, если ощущается безвластие, то так и будет. Поэтому останавливать человека нужно, пока еще он просто напился, а не когда он натворит дел, и его придется расстреливать из пулеметов.

Также были мародеры, воры, грабители, убийцы, подозреваемые в разных очень нехороших вещах, пленные солдаты противника, конечно.

Несколько недель я нес службу караульным «на подвале», затем был назначен начальником ИВС. Проблем хватало. Задержанных стало очень много. Если в июле сидело человек по пять-семь, то в августе-сентябре содержалось не менее пятидесяти, а в пиках бывало и за восемьдесят. Помню изумление наших же бойцов, когда они увидели всех моих подопечных на территории, когда я выводил их на помывку. Наши-то знали, что на подвале много народу, но почти рота строем их поразила. То мероприятие весьма забавно выглядело… Летняя жара, голые мужики моются в тазиках на травке на заднем дворе, другие ждут своей очереди, покуривают, четверо автоматчиков вокруг…

В организации дела было много бардака. У меня ушло много времени, чтобы просто разобраться, кто сидит, за что сидит, сколько должен сидеть… Посадить могли разные службы или люди, разбирательство по конкретному задержанному могло неделю даже не начинаться, непонятно, кто должен принимать решение об освобождении. В общем, попасть на подвал было легко, а выбраться сложно.

Потребовалось завести элементарную тетрадку и записать в нее всех подопечных и их грехи. А в начале было так. Приходит гражданский на КПП (пост Аллея) и спрашивает, не задерживали ли мы Петрова. Возвращаешься в подвал и спрашиваешь в камерах, нет ли тут этого Петрова, не отправился ли Петров на работы. Снова на Аллею: «Вроде бы нет».

Для такого количества людей требовалась особая организация питания, медицинского обслуживания, сносных условий содержания. Понятно, условия были не сахар. Имелось четыре камеры. В первой большой содержали от 15 до 30 человек. В ней имелся туалет, это была привилегированная камера, туда попадали люди, от которых не ожидалось неприятностей, которые всегда ходили на работы, а также женщины. Вторая небольшая и с худшими условиями была карантинной, начинали почти все с нее, проблемные люди там задерживались. Туда приходилось помещать до 20 человек, спать им приходилось, занимая всю площадь. В третьей большой имелись нары, а жили около 25 человек из  тех, кого не выводили на работу: больные, «политические», ополченцы.  В четвертой сидели опасные преступники и пленные. Пятая служила складом инвентаря, пару дней там могли держать тех, контакты которых с другим контингентом были нежелательны.

Спали задержанные на матрасах, укрывались одеялами. Были столы, стулья, шкафы для вещей, посуда. В камерах без туалета были параши.

Двери всех камер, кроме четвертой, всегда были открыты, вопреки тюремным порядкам. Дело в том, что в камерах имелось лишь по крохотному окошку, которого было мало для вентиляции. А во второй окна не было вовсе, достаточно было подержать дверь закрытой 30 минут, и люди начинали задыхаться. Приходилось поддерживать сквознячок в коридоре, в начале которого сидел постоянно простуженный караульный.

Готовили задержанным отдельно, уже не из нашего котла. Кормили дважды в день: каша, суп, хлеб. Врач из нашего госпиталя приходил ежедневно. Делали всё, что требовалось: осмотры, перевязки, уколы, таблетки. Для процедур отдельно приходили и медсестры.

Весь инвентарь брали из студенческой общаги, в подвале которой мы и были, из учебных аудиторий. Одежду в комнатах брали. Сажаем, например, днем человека, одетого в шорты и тапки, а вечером уже холодно. А его еще на работу ставить надо. Отправлял гонца за шмотками – штаны, кроссовки, куртка. Задержанных отправляли и в командировки на позиции – рыть окопы. Октябрь, ночевки в поле, человека надо одеть. Туда же ушло много гражданского секонд-хенда из гуманитарки.

Вообще, батальон из общаги вынул всё. Бойцу нужен свитер, ложка, кусок провода, ведро – идет туда. Про автоматы на ремнях от дамских сумок я уже говорил? – Оттуда же ремни. Ложек и ведер министерство обороны нам не поставляло. И граждане не приносили, и Россия этим не помогала. А покупать это всё нам было негде, некогда, и денег у бойцов не было.

Кстати, о реквизициях. В нашей ситуации обойтись без них было невозможно. В основном это касалось автотранспорта, бытового оборудования, материалов. Продовольствие поступало гуманитаркой или покупалось. Существовали централизованные реквизиции для нужд частей ЛНР. Так, например, поступали с «Эпицентром». Товар забирали под запись у администрации торгового центра с расчетом на оплату когда-нибудь потом. Так у нас появлялись генераторы, холодильники в столовую, фонари и прочая мелочевка. Можно было реквизировать что-то в запертом магазине. Как мне рассказывали, сначала нужно было узнать, где находится владелец. Если он был в ЛНР, ДНР или в России, то магазин не трогали. Если же на территории противника, то правительство ЛНР давало разрешение на реквизицию необходимого списка. Иной путь являлся бы мародерством.

Автотранспорт наше подразделение могло конфисковывать самостоятельно. За вождение в нетрезвом виде забирали авто у гражданских без разговоров. Как-то накрыли банду перегонщиков с партией дорогих автомобилей с нашей территории на Украину. Отчасти там были машины, принадлежащие каким-то небедным людям, смывшимся к противнику, а потом захотевшие вернуть и брошенное движимое имущество. Были и какие-то мутные, видимо, угнанные. Еще при Болотове был издан указ, запрещающий вывоз ценного имущество за пределы республики. Всякое имущество, независимо от конкретной собственности, объявлялось достоянием республики. На этом основании мы конфисковали эти автомобили. Лендроверы намного лучше подходили для езды на передок, чем ржавые жигули, которые можно было изъять у алкашей.

Было два случая, когда взять товар просто пришлось без необходимости. Разбитый обстрелом магазин, хозяина нет. Ничего не делать – спровоцировать мародерство. Привезли пару машин обуви в расположение. Толку нам никакого, несколько пар кроссовок взяли бойцы, а в основном там женские туфли. Еще так машина водки «взяли под охрану». Водку никто не пил, конечно, надобности никакой в ней не было.

В регулярной армии противник снабжается государством, противнику нет необходимости что-то брать с населения. Даже если и потребуются, например, грузовики, то это осуществляется официальной мобилизацией транспорта.

Мы тоже мобилизовали нужные ресурсы, где-то прибегли к реквизициям. Конечно, обиженные остались, но не пешком же мы должны были на передок ящики с патронами нести. Необходимость.

И огромное спасибо россиянам за гуманитарную помощь. К нам приходило много. Продукты, одежда, обмундирование, снаряжение, медицина вся была из России. Спасибо городам Фрязино, Королеву, КПРФ, ЛДПР и прочим людям, чьи коробки не были подписаны.

Вернемся к ИВС. Условия в изоляторе были, конечно, тяжелыми. Были главные задачи: чтобы люди не умирали, не болели, не сбегали и выполняли требуемые работы. И организация караульной службы, забота о своем личном составе.

Почему первым я назвал «чтобы не умирали»? Шла война. Мы были в осажденном городе. Лишенном водоснабжения и электроэнергии, с недостатком всего. Люди умирали на свободе. А к нам попадал контингент, не отличающийся в основном богатырским здоровьем. И в массе человеку всегда меньше внимания. В таких условия легко моментально сгореть.

Однажды по вызову наша выездная группа забрала деда-алкоголика за пьянство и дебош. Он был абсолютно невменяем и буен, мы бросили его в пятую в наручниках, пока не очухается. На следующий день он не пришел в себя – белая горячка, мычит, орет, кидается, еды не ест. На второй день нашли холодным. Наверное, в мирном городе в настоящем ИВС он бы не умер.

Бывало, оформляю задержанного, смотрю на него…

- Наркоман?

- Нет…. На программе.

- СПИД?

Кивает.

- Гепатит?

Кивает.

(Судимых там тоже научился на раз отличать. Парой фраз обменялись, можно спрашивать, сколько и за что сидел.)

Завожу его в камеру:

- Господа, минуту внимания! Вот у этого СПИД и гепатит. Имейте ввиду.

Ему отдельную посуду арестанты выделяют, жмутся от него…

Иду к Тигре в госпиталь:

- Мне опять наркомана притащили. С полным букетом. Нафиг он мне там нужен?

- Нафиг их всех! Ну, ты его хоть отдельно посади.

- Ты же знаешь, что мне некуда их отдельно сажать…

Тигра идет скандалить к командованию. Через пару дней бюрократический механизм прокручивается, обвинения становятся уже не такими страшными в сравнении. Выкидываю наркомана с облегчением для всех.

Очень боялись вспышки чего-нибудь кишечно-инфекционного. Канализация ведь в городе не работает, людей привозят всяких. Случись что – и подвал покосит, и батальон, вместе же всё равно. Приходилось и бороться за выкидывание на свободу разных подозрительных в этом плане, и заставлять регулярные уборки делать с хлоркой.

Но люди всё же умирали, бывало. Такие дела.

Наведение порядка в службе включало в себя много аспектов. Например, я требовал поддержания чистоты на посту - чтобы не было лишних предметов, чтобы осуществлялась уборка (силами задержанных) на территории поста. Это давало дисциплину и возможность ожидать от подчиненных исполнения приказов для наведения порядка в других вопросах. Несмотря на то, что в добровольной армии все на «ты», нет званий, и вообще  с субординацией проблемы. Стандартный армейский способ знакомый тем, кто прошел срочную.

Служба у караульных не была легкой, отнюдь. Стояли три часа, шесть отдыхали. И так день за днем, неделя за неделей. День-ночь. Холодный обед или холодный ужин. Отупляет. Новичкам объяснял. В сутках у нас 27 часов. Спать ты должен в перерывах дважды. Ты сменился, пока ты поешь, выпьешь чаю, то-другое, встать должен за полчаса до наряда. Остается четыре часа на сон. И во втором перерыве ты тоже должен поспать хотя бы два-три часа. Иначе ты уснешь на посту. Еще ведь боевая тревога может случиться или придется в бомбоубежище сбегать. Третьи шесть часов – твои, моешься, стираешься, занимаешься подготовкой, отдыхаешь, короче.

Нам полагалось четверо караульных, тогда через три дня каждый получал выходной. Но четверо имелось редко. Была текучка. Ко мне попадали новобранцы. А некоторые рвались на передовую, караулить мародеров им было скучно, и удерживать их морального права не было. Тот напросится в боевую группу и уйдет, этот оказался экскаваторщиком – забрали в автовзвод.

Я старался по возможности давать людям выходные «от себя». Брал один вечерний наряд на себя раз в три дня. Это освобождало одного человека на 15 часов. Все ребята у меня были местные, могли сходить в увольнение с ночевкой домой, чтобы морально отдыхали и не теряли концентрации.

Автомат-автоматом, но их там семьдесят, а караульный – один. Подойдешь так на шум к открытой двери, тебя табуреткой стукнут и всё. Что взбредет в голову алкашу с белочкой или просто психу какому? Когда я заходил в четвертую, то оружие на всякий случай оставлял караульному. Там люди под расстрельными делами сидели, от них чего угодно можно ожидать. Расслабляться на подвале тоже было нельзя, хоть и не линия фронта.

Организационно я подчинялся Фобосу. Хороший умный парень, горный инженер, в отряде был с самого начала. Я познакомился с его женой и сыном – они некоторое время жили в отряде на пути в эвакуацию. Бэтмен возлагал на Фобоса много организационной работы. На него в свое время легла оружейка и обязанности ЗНШ. Над Фобосом по линии ИВС стоял еще Маньяк, у истоков был, так сказать. 

Следственных органов у нас было целых два: контрразведка и особый отдел. Контрразведкой командовал молодой нагловатый парень Саид. С ними  постоянно возникали служебные конфликты по поводу задержанных, изъятого. Контрразведка эта имела свою отдельную базу, какой-то свой подвал и, видимо, какие-то свои дела. В сентябре этому пришел конец. Бэтмен арестовал всю контрразведку, кроме Саида, которому удалось скрыться.

Особый отдел возглавлял Омега. Мне нравилось его серьезнейшее отношение к делу, и у нас был отличный контакт. Его инициативой и усилиями у нас появилась формализация в правоохранительной деятельности. Рапорты, протоколы допросов, изъятий. Как-то он умудрился даже найти специалиста и провести экспертизу задержанного водителя на алкоголь, это казалось чудом. Было уверенное движение в сторону порядка и цивилизованности. Позже к Омеге присоединился доброволец-россиянин с опытом работы в органах.  И они стали раскрывать массу уголовных преступлений.

И обычные бойцы также могли задержать какого-нибудь дебошира на улице, с блок-постов и из фронтовой зоны поступали подозреваемые. Отрабатывали и обращения граждан.

Всё это вынужденное разнообразие требовалось упорядочивать. Бэтмен отдал приказ о том, что каждый задержавший человека обязан написать рапорт по существу. Введение в жизнь тоже требовало какой-то борьбы с несознательными пехотинцами.

- Алкаша тебе привел, забирай на подвал.

- Пиши рапорт.

- Какой такой рапорт? Да не хочу я писать…

- Или ты пишешь рапорт, или я сейчас этого постороннего человека выставляю с территории части.

- Ладно-ладно. Эй, мужик! Иди отсюда и больше так не делай.

В целом задержанные разделялись на несколько категорий.

Мелкие правонарушители. Основная масса. Комендантский час, пьянка, дебош. Фактически сюда же относились и мародеры. Мародерство само по себе тяжкое преступление в военное время. Ходили слухи о расстрелянных другими отрядами мародерах. У нас мародерам назначалось 30 суток ареста. Обычный случай: взрывом разбило витрину закрытого магазина, туда полезли некоторые граждане за поживой. Был у нас такой яркий персонаж. Бомж в полном обличье. Но в новеньких лакированных итальянских туфлях. Кстати, так они ему и достались, в них ушел после отсидки.

Назначение срока таким товарищам я взял на себя. Стандартно выдавал за появление в нетрезвом виде на улице 10 суток, с отягчающими (комендантский час, сопротивление) – 15 суток, дебоширам, хулиганам – до 30. Но зависело от образа жизни человека. Так неработающий бомжеватый субъект получал по максимуму. Нормальный работяга – меньше минимального. Попался как-то рабочий газоснабжающего предприятия: «Мы пашем, газа в городе за всё время не было три часа». Назначил ему трое суток, отпустил через двое.

Мне было необходимо знать, что представляет из себя подопечный. Для этого я разговаривал с каждым поступившим. Поздним вечером после всех ужинов, построений и решений вопросов на завтрашний день пара часов тратилась на беседы. Спрашивал не только про конкретную провинность, с этим всегда было всё просто:

- За что задержали?

- Ну… это… пива выпил бутылку… или две…

Спрашивал, чем человек зарабатывает на жизнь, на что живет сейчас, где живет, с кем…

Дело, понятно, я имел в основном с маргинальной частью населения Луганска, поэтому нет никаких причин распространять наблюдения на всех. Но тенденция, та же тенденция, что есть и в России, была заметна. Состояние и структура экономики Украины таковы, что множится число неквалифицированных работников, не занятых настоящей работой, малообразованных просто.

- Кем работаешь?

- Нууу…. Помогаю. На рынке.

- Какая профессия у тебя?

- Стройка, на стройке я.

- А профессия какая? Что делаешь?

- Кладку делаю.

- Это называется «каменщик».

- Какая у тебя профессия?

- Каменщик.

- Как называется штука, которой ты раствор укладываешь?

- Мастерок.

- Неправильно. Кельма. А что такое «расшивка»?

- Не знаю.

-Ты кем работаешь?

- Я университет только окончил.

- И какая у тебя квалификация в дипломе?

- Психолог.

- Проверим, какой ты психолог. Расскажи мне про Юнга что-нибудь.

- Эээээ….

И это культурный и промышленный Донбасс. Что там на западе Украины творится?

Когда на подвале находился хороший сварщик, слесарь, электрик, за него ухватывались. Лишнего времени под арестом не держали, конечно. Некоторые хорошие работяги, отсидев, оставались в батальоне в качестве бойцов или вольнонаемных на должностях техников.

Другой категорией подопечных были преступники. Люди, совершившие конкретные доказанные уголовные преступления. Одного взяли за карманную кражу, спрашиваю у него самого. Он улыбается:

- Да так. Кошелек с пола поднял.

Понятно всё и мне, и у него вопросов лишних нет.

Проблема с такими людьми состояла в том, что у нас-то кроме ИВС и органов следствия больше ничего не имелось. Не было возможности преступника осудить и направить в места заключения. Вот мы и держали их без срока. До тех пор, пока ситуация не изменится, пока в республике не заработают гражданские институты.

Для родственников это часто оставалось непонятным. Не раз приходилось объяснять и успокаивать:

- Да, сидит уже полтора месяца. Нет, скоро мы его не выпустим. Да вы поймите, при мирной жизни за его художества ему бы дали лет пять, а вы тут «целых полтора месяца». Нет, мы не будем держать его тут вечно. Не беспокойтесь, вы же видите, что жизнь потихоньку налаживается, всё будет хорошо с ним.

Все равно мы исходили из здравого смысла и объективной необходимости. Люди, даже и совершившие проступок, остаются людьми. И не от хорошей жизни с ними это произошло. Если командование видело, что грех человека не столь уж велик, что он проявил себя добросовестной работой, что действительно хочет воевать за свою землю, а не просто избежать чего-то, его могли принять в батальон. И люди становились в наши рядах, отличались в боях.

Были и тупиковые ситуации. Были такие, которых только расстреливать следовало по совокупности. Но Бэтмен не играл с такими вещами, не было у него жестокости, не было решений, определенных эмоциями.

Был один ополченец из другого отряда. Пожалуй, ГБР был единственным отрядом, который имел достаточный авторитет, чтобы арестовать за нарушение бойца любого другого батальона. Этот авторитет основывался на всеобщем уважении и доверии к чести нашего командира прежде всего.  Боевые качества наших ударных групп тоже знали, но нас было не так и много, если бы уж против нас кто-то захотел начать войну. А случай разоружения «за беспредел» одного из отрядов совместными силами МО был.

Обычно задержанный за пьянку или дебош ополченец садился к нам в ИВС, к работам его привлекали, если только сам очень просил.  Через несколько дней его передавали на руки его собственному командованию под обещание наказать своей властью. Штук шесть случаев припоминаю.

А тут вышло… Проступок был подрасстрельный. Мужик сам хороший, но пьянка… И отряд его вышел на конфликт, штурмануть нас собирались, до пулеметов нацеленных дошло. В общем, человек завис на подвале. Я и с родными его познакомился, с женой, с сыном, с родителями. Хорошая семья у него, каждый день приходили, волновались, передачки носили, поддерживали. Но обещать им было нечего, кроме того, что жив будет точно.

Еще одна категория – «политические». Хороший пример: Сергей Сакадынский. Не слишком  известный луганский журналист, пытался «объективно» освещать начало событий. Я читал его материалы потом. Нацистской или явно проукраинской позиции там не было, но и антифашизма тоже. Почему я взял «объективность» в кавычки? – А нельзя так. Существуют явления, к которым у нормального человека не может быть нейтрального отношения. Фашизм – одно из таких. А когда ты посмеиваешься, поплевываешь в обе стороны, играешь в объективность, то это выглядит поддержкой фашизма, пусть и не явной, не активной. Да и является поддержкой. Нельзя «находиться над схваткой», когда идет война. Этого не поймут обе стороны.

Идеологический противник, пропагандист опаснее простого солдата врага. Идеологической накачкой часть населения Украины превратили в зомби. А Сакадынский не был нам другом. Он и сам это признавал в наших разговорах. И его последующие интервью украинскому ТВ это подтвердили. Иметь такого в своем армейском тылу? В общем, он был под арестом под подозрением, превентивно и во избежание. Был бы вместе со своим народом, трудился бы на благо всех, а не в надежде выгодно продать материал, устраивающий хорошего покупателя – ничего бы с ним не случилось.

И его жену вместе с ним забрали по тем же подозрениям. Но она отсидела всего несколько дней, затем работала санитаркой и жила в госпитале вместе с нашими. Когда ее совсем освобождали, я сказал ей: «Ты уйдешь отсюда озлобленной к нам. Просто запомни. Когда ты жила тут, у тебя были: пища, вода, электричество и надежное бомбоубежище. Взамен на несложную работу. А во всем городе этого не было почти ни у кого».

Разные еще люди были. Отец со взрослым сыном попали в облаву на минометчиков и пробыли под следствием месяца полтора. Особый отдел в итоге не нашел реальных доказательств их вины, отпустили. Но также не нашлось и доказательств их невиновности. А если они были причастны? Тогда их отсидка предотвращала последствия каждый день.

Был случай уже во время сентябрьского перемирия. В городе наши задержали два автомобиля с харьковскими номерами. Таксисты из Харькова привезли нескольких луганчан с Украины. Все отправились в ИВС, расследование, допросы. Беседую сначала с таксистами. Два пацана молодых, дети практически. У одного машина в кредит, у другого – хозяину принадлежит.

- Вы вообще о чем думали? Сколько хоть взяли за поездку?

- Тысячу гривен.

- И за эту тысячу через линию фронта, тут же стреляют везде… Вы хоть понимаете, что тут вообще происходит? Что война идет?

- Ну, вроде люди ездят…

- Вы понимаете, что против нас –  ЛНР, воюет Украина? Что вы приехали сюда с вражеской территории?

Молчат. Нужда заставила, а риска просто не понимают. Отпустили их через два дня. Сказали, чтобы по городу не крутились, а сразу ехали домой. Через день приезжают бойцы от Лешего:

- У тебя такой-то и такой-то действительно на подвале сидели?

- Сидели, - отвечаю, - мы их проверили - обычные таксисты. Отпустили домой, машины отдали.

- Понятно, не врут, значит…

- А что спрашиваете-то про них?

- А они у нас на подвале сидят.

- Так вы их отпустите?

- Отпустим, чего там.

- Как бы они потом в Зарю на подвал не залетели от вас…

Так ржали над этим случаем… Пацаны бонусом к тысяче гривен получили еще и круиз по всем подвалам Луганска. Грустно, но и смешно.

Приехал с ними взрослый мужик. Председатель профкома одного большого предприятия. Был, говорит, в Киеве, на профсоюзной конференции. Это когда город украинская артиллерия разносила. Мы с ним очень долго беседовали.

- Я подобных тебе «профсоюзных лидеров» считаю паразитами в обществе. А при войне – особенно. Вот ты, пока рабочих твоего предприятия убивали снарядами, пока они под обстрелами пытались поддерживать обеспечение города, ты на их денежки, на их профсоюзные взносы в киевской гостинице проживал, кушал в ресторане. Так ведь?

- Ну, я там и свои тратил.

- А какие это свои? Ты их заработал разве? Какая от тебя была польза?

- Мы же права работников защищаем.

- И что ты конкретно защитил?

Вспоминал он, старался… В общем, за свои десять лет на профсоюзной должности он выиграл один суд по задолженности по зарплате уборщицы на сумму 10 тысяч гривен.

А получал сам штук семь минимум. И нашел я у него пустой бланк профсоюзной путевки с печатью и подписью. Не все же два месяца он на конференции был, наверное, и отдохнул в санатории.

- Значит, 10 тысяч гривен – это вся польза от тебя… А ты знаешь, профсоюзный лидер, кто такие были Сакко и Ванцетти?

- Нет, улицу только такую знаю.

- А они действительно защищали права рабочих. И их за это казнили. А ты…

Этого кадра я решил вообще не выпускать. Оставил в тетрадке без срока. После меня уже его освободили. И ведь неглупый, и внутренний стержень у него был. В рабочей одежде мужиком выглядел, взгляд даже поменялся, хвалили его на окопах. Но паразитом-то жить удобнее…

Среди пассажиров были двое братьев молодых. Работали где-то на Украине «подай-принеси».

- Зачем приехали-то, дорогие мои, в родной город, неужели в ополчение вступать?

- Та ни… За зимней одеждой.

Вот какие нервы тут выдержат? Вкатил им 20 суток. Отработали, вышли и, наверное, смылись снова на Украину. Может, их мобилизовали, и они теперь с нами воюют.

Надо сказать, что таких неприятных диалогов у меня хватало. Посадили одного за хулиганство, быковал у себя на районе. В 25 лет уже отсидка есть. И в камере уголовного авторитета изображает, дескать, и на тюрьме королем будет. «Начаааальник….»

- А тебе война похрен?  

- Нет, не похрен.

- А что ты живешь-то так?

- Как? Нормально живу.

- Ты обстрелы ежедневные видишь? Видишь, что гражданские гибнут каждый день? Женщин и детей разорванных видел?

- …. вижу…

- И тебе на это похрен?

- Нет, не похрен.

- А Родину защищать?

- А я… в армии не служил, не умею.

- А кто умеет? Кто, мать твою, должен защищать твой город? У нас деды по 60 лет в строю, бабы, вон пацан сидит 18-летний с автоматом, россияне бросают семьи, работу и приезжают сюда твой город защищать от нациков. А ты, мразь, здоровее меня в два раза, в каждой руке по пулемету можешь удержать. Но жрешь водку на бабушкину пенсию и на ворованное.

Схватил дубину и отхерачил его от всей души. И помогло! На следующее утро всю наглость как рукой сняло, побежал на работы со всем рвением. Конечно, человека из такого быстро не сделать, но потаскал мешки, покопал окопы - уже польза.

Применять насилие приходилось. Эта практика существует и в мирное время в соответствующих учреждениях. Как еще прекращают неповиновение в тюрьме? Дубинками и в карцер. А у нас и карцера нет, и даже двери в камерах открыты. Чтобы удержать буйного невменяемого алкаша внутри камеры, его нужно прилично избить. Не оружие же применять.

Старались минимизировать, конечно. Привозят бойцы кого-нибудь:

- А что он у вас хромает и морда разбита? У нас докторам больше делать нечего?

И уже не разберешься, или действительно жесткое задержание было необходимо, или у бойцов лишняя энергия и злость изливаются. В итоге командир жестко эти вопросы отрегулировал, ситуация нормализовалась.

Вот другая дилемма. Берем, например, наркоторговца. В мирной жизни его положено лет на десять в тюрьму определить. А у нас из наличных вариантов – застрелить или отпустить. Сидеть у нас он тоже не может, так как заразный сам. Что делать? – Отпинали, пообещали в следующий раз убить и выкинули.

Когда я должность Субботе сдавал, то говорил ему, что охраняет задержанных и поддерживает порядок не автомат у караульного (его и отобрать можно), а чувство страха. Поэтому некий уровень насилия необходим, иногда морды бить нужно, тем более, заслуживающие всегда есть. Правда, он все равно так никого и не ударил, мягкий человек в этом отношении.

Хороший  парень, мы вместе много времени проводили по службе, сблизились, разговаривали о многом. Луганчанин, работал в семейном зоомагазине, сначала рванул с женой в эвакуацию. Но не смог усидеть, вернулся вступать в ополчение. После убийства Бэтмена его и нескольких других – Маньяка, Фобоса, Омегу, арестовали эти же убийцы. Он до сих пор сидит на подвале у Плотницкого, хотя даже к тем липовым обвинениям вообще никакого отношения не имеет. Надеюсь, что жив.

Не нужно думать, что на подвале была какая-то мрачная гестаповская атмосфера. Народ на работу ходил с удовольствием. Смеялись, трепались, чай на свечках кипятили, курево мы давали. Передачки с продуктами от родных уставал таскать. Бывало, записки передавал в нарушение всех правил (прочитывал, конечно).

Общался я людьми много. Разговаривали о текущем положении, о политике. Многие и не понимали толком причин происходящего на Украине, причин войны. Есть много вещей, цели которых нужно было объяснять. Говорили как-то о вмешательстве США:

- Вот вам простой пример. В этой самой студенческой общаге чуть не в каждой комнате лежат одинаковые коробки с презервативами, в подсобке администрации – целый склад. Это ведь «гуманитарка» от американских «друзей». Их бесплатно раздают. Зачем, знаете?

Это программа по сокращению населения. У нас в России в 90-ых были «Центры планирования семьи», работающие полностью на американские деньги. Гормональные противозачаточные, презервативы бесплатно, с абортом помогали. Теперь и войной у вас население сокращают.

- У тебя сто причин, почему ты воевать за свою землю не хочешь. Матери он помогает… Воды две баклажки принести... В твоем районе позавчера троих женщин убило, не? Хатаскраю? А если мать твою фашисты убьют? Ах, вот тогда пойдешь. А может, лучше отогнать их от города, тогда и мать жива останется? А если вы хатаскрайщики, то с вами и можно делать что угодно: бомбить, грабить, на колени ставить…

Все слышали. Около десяти человек из моих подопечных встали в ряды батальона. Думаю, и мои беседы тоже на это повлияли.

...

И таки шо? Можно писать бред? Совестью надо пользоваться.

Если мужчина за год сделал предложения и лег в постель с 20, 30, 50-ю женщинами, он не вышел за рамки поведения, дозволенного и подобающего мужчине. Ну, не встретил ни одной пригодной. Плохо, конечно, не умеет выбирать, потратил много времени и сил на бесполезное.

И для каждой из женщин, с которыми он был, это тоже не зазорно. Если он ей понравился. Если она его выбрала из всех других предложений.

  Такое написать русский человек не может. Это уже влияние алгоритмики западной культуры. Святая Русь - это целомудрие и верность, совесть и взаимоуважение. Далее инстинктивных программ человек не продвинулся и не знает о телегонии (на Руси знали и ценили целомудрие). Вот порождение пришлой, внедрённой из вне алгоритмики культуры - Daryana, Daybe - Заставлял \ ты заставлял меня сосать, но я не сосала или Артур Пирожков - Зацепила \ до двери довела, а любви не дала (какая падла подменяет любовь животным инстинктом - секасом), то большие вопросы к нынешней русской алгоритме культуры, которая порождает такое - это внутрикультурный терроризм. Но всем нравится, все пляшут. Лишь пожимают плечами, а шо таки не так в семейных взаимоотношениях между мужчиной и женщиной?

ЛуКИЧ и ЛуИШ это одно и тоже лицо?

Мужчины и женщины не равны.

Если мужчина за год сделал предложения и лег в постель с 20, 30, 50-ю женщинами, он не вышел за рамки поведения, дозволенного и подобающего мужчине. Ну, не встретил ни одной пригодной. Плохо, конечно, не умеет выбирать, потратил много времени и сил на бесполезное.

И для каждой из женщин, с которыми он был, это тоже не зазорно. Если он ей понравился. Если она его выбрала из всех других предложений.

Но если у нее самой было по четыре романа в месяц, это означает, что она не выбирает из предложенного лучшее и не ниже положенного ей по должности и званию. Она не осознает своих приоритетов в рамках возможного. Она просто соглашается на все предложения. Что равносильно тому, что она просто предлагает себя всем.

Вот это и есть то, что говорят нам женщины, когда объявляют, что им легко достать себе секса.

Это означает, что они готовы униженно предлагать себя первому встречному. А еще и приплатят.

 Такое написать русский человек не может. Это уже влияние алгоритмики западной культуры. Святая Русь - это целомудрие и верность, совесть и взаимоуважение. Далее инстинктивных программ человек не продвинулся и не знает о телегонии (на Руси знали и ценили целомудрие). Вот порождение пришлой, внедрённой из вне алгоритмики культуры - Daryana, Daybe - Заставлял \ ты заставлял меня сосать, но я не сосала или Артур Пирожков - Зацепила \ до двери довела, а любви не дала (какая падла подменяет любовь животным инстинктом - секасом), то большие вопросы к нынешней русской алгоритме культуры, которая порождает такое - это внутрикультурный терроризм. Но всем нравится, все пляшут. Лишь пожимают плечами, а шо таки не так в семейных взаимоотношениях между мужчиной и женщиной? Основы социологии хотя бы для начала почитать, но думаю не будет - нравственность не та.

Иную бабу обидеть легко

 Это вы о любимой женщине? Без взаимоуважения и совести Святую Русь не восстановить. Может хватит подражать западу и работать в русле разделяй и властвуй? Всевышний разделил на два пола не по ошибке, есть в этом смысл. Психика мужчины и женщины разная. Поэтому объединяясь в одно целое, в любви по жизни дополняет друг друга. Проблема - искажения в воспитании двух половинок, которые не могут создать тандем, а большинство так и живёт под управлением инстинктивных программ.

Просто выросли только яйца.

Сча одлессит2.0 напишет про "святую русь"...

Согласен с Лукичем. Ну а женщины как обычно с логикой не дружат. Пару маркеров выцепят для себя и спорят с ними.

Марк Твен

"Когда мне было 14 лет, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его, но когда мне исполнилось 21 год, я был изумлен, насколько этот старый человек за истекшие семь лет поумнел"?