Этот день в истории: 

Время сволочей. Как Москва пережила панику октября 1941 года 

Баррикады на улицах города, Москва, октябрь 1941 года. / Аркадий Шайхет

В истории битвы за Москву есть страница настолько спорная и противоречивая, что и по сей день о ней говорят крайне неохотно. Речь о так называемой московской панике октября 1941 года, когда могло показаться, что столица близка к падению.

Вяземская катастрофа

Правда, многие современники отрицают, что такой эпизод был. Например, председатель Мосгорисполкома Василий Пронин позднее утверждал: «Никакой массовой паники не было!» А ведь именно ему приписывают заслугу в преодолении хаоса, едва не поглотившего многомиллионный город.

Пронин Василий Прохорович

В фильме Юрия Озерова «Битва за Москву» паника обозначена буквально несколькими кадрами  эвакуации Генштаба, на фоне которой изображены москвичи, отчаянно пытающиеся уехать из столицы. В фильме «Рожденная революцией» серия, посвященная работе милиции, тоже затрагивает тему мародеров, паникеров и вражеских агентов в Москве.

То есть даже в советские годы не отрицалось, что обстановка была напряженной, а настроения — разными.

Но что же на самом деле представляла собой московская паника?

К 7 октября 1941 года на московском направлении сложилась катастрофическая обстановка. В «котлах» под Вязьмой и Брянском попало в плен более 688 тысяч советских солдат и офицеров.

Советские пленные под Вязьмой, 1941.

По сути, на пути к столице не осталось достаточного количества боеспособных частей Красной армии. Ситуация могла быть еще хуже, если бы окруженные советские части своим сопротивлением не выиграли время для создания новой линии обороны Москвы.

Всех ресурсов, которые удалось собрать, не хватало на закрытие брешей, поэтому части ставили в основном на танкоопасные направления. Кроме того, они занимали участки, которые не предусматривались довоенными боевыми уставами. К примеру, легендарная дивизия генерала Панфилова обороняла участок по фронту в 41 км вместо 12 км, предусмотренных военной наукой.

«Об эвакуации столицы СССР»

Несмотря на все усилия, 12 октября пала Калуга, а 14 октября — Боровск. Угроза падения Москвы стала более чем реальной.

15 октября 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление № 801 «Об эвакуации столицы СССР Москвы», в котором говорилось: «Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный комитет обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану).
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».

Рассекреченный документ об эвакуации столицы.

Данный документ должен был быть доведен лишь до непосредственных исполнителей, но их круг оказался слишком широк. И на следующий день, 16 октября, начался хаос.

«В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос»

Решающим обстоятельством стало закрытие метрополитена, в котором начались работы по демонтажу. Рубился электрокабель, на станции «Динамо» приступили к демонтажу эскалаторов, на подстанциях демонтировались трансформаторы.

За шесть лет существования метро москвичи привыкли к тому, что подземка всегда работает без сбоев. И, когда 16 октября 1941 года метрополитен остался закрытым, это восприняли как знак неизбежного падения города.

Кстати, то, что метро не работало весь этот день, — легенда. Уже к двум часам дня пришел приказ возобновить работу подземки, а в 18:45 по Кировско-Фрунзенской линии прошел первый поезд. На Горьковской ветке работы по демонтажу зашли дальше, поэтому восстановить там движение удалось только 17 октября.

Но закрытый метрополитен был только спусковым крючком. Не работали магазины, закрыто было большинство учреждений, а кое-где, наоборот, двери были открыты нараспашку.

Из описи осмотра здания Центрального комитета ВКП(б) на Старой площади: «Ни одного работника ЦК ВКП(б), который мог бы привести все помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы…»

«На шее у Ивана связка колбасы. Говорит, подобрал у магазина»

Из воспоминаний москвича Г. В. Решетина: «Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького. Прибегает Иван Зудин. Он был одно время вместе с нашим отцом в народном ополчении. Его вскорости отозвали обратно на учебу в юридический институт. Институт эвакуирован в Саратов. Иван тоже должен был на днях уехать туда. Но сейчас все перепуталось. На шее у Ивана связка колбасы. Кладет на стол. Говорит, подобрал у магазина. Побежали вместе к магазину. Там уже ничего не осталось. По шоссе навстречу людям гнали скот на мясокомбинат. Никому до этого нет дела. На огромное стадо всего два погонщика».

Фото 1941 г. Театральная площадь. Эвакуация домашнего скота.

Из рапортов УНКВД по Москве и Московской области: «16 октября слесарь мотоциклетного завода (Пролетарский район г. Москвы) Некрасов похитил со склада спирт и вместе с грузчиком Гавриловым и кладовщиком склада Ярославцевым организовал коллективную пьянку. 17 октября Некрасов совместно с этими же лицами проводил около гаража завода групповую контрреволюционную агитацию погромного характера, призывал рабочих уничтожать евреев.

16 октября группа грузчиков и шоферов, оставленных для сбора остатков имущества эвакуированного завода № 230, взломала замки складов и похитила спирт. Силами оперсостава грабеж был приостановлен. Однако 17 сентября утром та же группа людей во главе с диспетчером гаража и присоединившейся к ним толпой снова стали грабить склад. В грабеже принимали участие зам. директора завода Петров и председатель месткома. При попытке воспрепятствовать расхищению склада избиты секретарь парткома завода и представитель райкома ВКП(б)».

Самые пессимистические предположения подтвердились, когда, единственный раз в истории, не открылось московское метро. Приказ подготовить его к уничтожению отдал накануне нарком путей сообщения Лазарь Каганович.

Именно это стало для массы лишенных достоверной информации граждан недвусмысленным сигналом: если уж метро встало, значит, конец. Добравшимся до работы объявляли, что предприятия закрываются, но ничего толком не сообщали о порядке эвакуации и вообще их дальнейшей судьбе.

В результате люди стали действовать по принципу: "Спасайся, кто может!", а пример показывало большое и малое начальство.

19 октября журналист  Николай Вержбицкий, свидетель тех событий, записал в своем дневнике: «16 октября войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в истории Москвы... Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому неслись в тот день на восток автомобили вчерашних «энтузиастов» (на словах), груженые никелированными кроватями, коврами, чемоданами, шкафами и жирным мясом хозяев этого барахла». На вокзалах люди штурмовали поезда; Промышленные предприятия закрывались, работникам выдавали месячную зарплату. Перед закрытием из продовольственных магазинов стали раздавать прохожим продукты/ Отмечались случаи нападения на эшелоны. Городское руководство не пыталось обуздать паникёров, так как само спешно покидало город. В эти дни в столице распространялись листовки с призывами к погромам евреев . В Москве в это время появилась выпущенная подпольной организацией «Союз спасения Родины и революции» брошюра «Как охранить себя от холода» под авторством некоего И. С. Коровина, которая призывала к свержению «жидомасонской клики» Сталина. Массовый исход из Москвы и панику удалось пресечь только после введения осадного положения, когда вышел приказ: всех провокаторов и паникеров расстреливать на месте.

В тот же день, 18 октября, начальник московской милиции Романченко доложил заместителю наркома Серову:

«Распоряжением Московского комитета ВКП (б) и Московского совета о расчете рабочих предприятий, кои подлежат уничтожению, и об эвакуации партийного актива жизнь города Москвы в настоящее время дезорганизована… Районные комитеты партии и райсоветы растерялись и фактически самоустранились от управления районом… Считаю необходимым предложить горкому партии временно прекратить эвакуацию партийного актива».

Чекисты  сообщали, что партийные чиновники драпанули и бросили город на произвол судьбы. Аппаратчики же считали, что чекисты к ним несправедливы. Московские руководители валили вину друг на друга.

Второй секретарь горкома партии Георгий Попов возложил вину на своего прямого руководителя — первого секретаря Московского обкома и горкома Александра Щербакова:

«Я поехал в Московский комитет партии. Там было безлюдно. Навстречу мне шла в слезах буфетчица Оля. Я спросил ее, где люди. Она ответила, что все уехали. Я вошел в кабинет Щербакова и задал ему вопрос, почему нет работников на своих местах. Он ответил, что надо было спасать актив. Людей отвезли в Горький. Я поразился такому ответу и спросил: а кто же будет защищать Москву?

Мы стояли друг против друга — разные люди, с разными взглядами. В тот момент я понял, что Щербаков был трусливым по характеру».

Из секретной справки Московского горкома партии и прокуратуры Москвы:

"16-17 октября из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. Было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, а ценностей и имущества на 1 051 000 рублей. Угнаны сотни легковых и грузовых автомобилей. Выявлен 1551 случай уничтожения коммунистами своих партийных документов вследствие трусости в связи с приближением фронта".

Из письма военного врача Казакова с фронта жене о событиях в Москве: «16-го там была невероятная паника. Распустили слух, что через два дня немец будет в Москве. „Ответственные“ захватили своё имущество, казённые деньги и машины и смылись из Москвы. Многие фабрики остались без руководства и без денег. Часть этих сволочей перехватали и расстреляли, но, несомненно, многие улизнут. По дороге мы видели несколько машин. Легковых, до отказа набитых всякими домашними вещами».

Москва, Ленинградский проспект, 16 октября 1941 года. Фото Александра Устинова

Были взрослые, которые жгли партбилеты, школьники, прятавшие пионерские галстуки, домохозяйки, готовившие лучшие наряды, чтобы встречать «культурных немцев». Но все они составляли меньшинство.

«Директор уехал и забрал деньги. Не хватило выдать зарплату»

Большинство же горожан были в растерянности, не понимая происходящего. На заводах, фабриках рабочие, оставшиеся без сбежавшего руководства, просили оружия, хотели сами идти на фронт. Людям нужна была уверенность.

Шахурин Алексей Иванович

Нарком авиапромышленности Алексей Шахурин вспоминал: «16 октября 1941 года. Первый звонок. Как ни странно, он не по авиационным делам. Валентина Степановна Гризодубова говорит, что в городе не ходят трамваи, не работает метро, закрыты булочные. Я знал Гризодубову как человека, которого касается всё. Однако на этот раз, выслушав Валентину Степановну, спросил, почему она сообщает о неполадках в Москве мне, а не председателю Моссовета Пронину или секретарю Московского комитета партии Щербакову. „Я звонила им обоим и ещё Микояну, — отозвалась Гризодубова,— ни до кого не дозвонилась“. Пообещал Валентине Степановне переговорить с кем нужно, а у самого беспокойство: что делается на заводах? Решил сразу поехать на самолётный завод, где раньше работал парторгом ЦК. Сжалось сердце, когда увидел представшую картину. <...> Рабочие подошли ко мне. У одной работницы слёзы на глазах: — Мы думали, все уехали, а нас оставили. А вы, оказывается здесь! — Говорю: — Если вы имеете в виду правительство и наркомат, то никто не уехал. — Говорю громко, чтобы все слышали: — Все на месте. На своём посту каждый, а отправляем заводы туда, где они смогут выпускать для нашей армии современные боевые самолёты, чтобы мы могли дать сокрушительный отпор врагу. У вас пока организуем ремонт боевых машин, а дальше будет видно. Когда отгоним врага, снова будем на вашем заводе выпускать самолёты. Так что давайте ковать победу: те, кто уехал, — там, а вы — здесь. Еду на другой завод. Мысленно отмечаю: Москва та и не та. Какой-то особый отпечаток лежал на ней в это утро. Гризодубова оказалась права: не работал городской транспорт, закрыты магазины. На запад идут только военные машины, на восток — гражданские, нагруженные до отказа людьми, узлами, чемоданами, запасными бидонами с бензином. На этом заводе застал возбужденно беседующих рабочих. Спросил, в чём дело. Молчат. Потом один говорит: — Вот директор уехал и забрал деньги. Не хватило выдать зарплату».

«Я думал, будет хуже»

Из дневника писателя Аркадия Первенцева: «Если бы немцы знали, что происходит в Москве, они бы 16 октября взяли город десантом в пятьсот человек. Сотни тысяч распущенных рабочих, нередко оставленных без копейки денег сбежавшими директорами, сотни тысяч жен рабочих и их детей, оборванных и нищих, были тем взрывным элементом, который мог уничтожить Москву раньше, чем первый танк противника прорвался бы к заставе. Да, Москва находилась на пути восстания! И 16 октября ни один голос не призвал народ к порядку».

Член Военного совета Московского военного округа генерал Константин Телегин в мемуарах  написал: "Обывательские домыслы, а то и просто трусость отдельных людей породили провокационные слухи о якобы готовящейся сдаче Москвы".

Днем 16 октября в Кремле прошло совещание на тему обстановки в Москве. Сталин заметил: «Это ничего. Я думал, будет хуже».

Вождь отдал приказ восстановить работу трамвая и метро, вновь открыть магазины, словом, возобновить хотя бы относительно нормальную жизнь. Из Куйбышева самолетом приказано было срочно доставить наличные деньги, необходимые для выплаты рабочим московских предприятий.

Главе Мосгорисполкома Пронину и руководителю Московского горкома партии Щербакову поручили выступить перед москвичами с разъяснением о том, что город оставлен не будет. Листовки за подписью Пронина появились на городских улицах тем же вечером.

Александр Сергеевич Щербаков

Из партийных чинов испытание выдержал секретарь ЦК ВКП(б), глава Московской партийной организации Александр Щербаков, оказавшийся самой заметной публичной фигурой в городе в это страшное время. Он многое сделал для того, чтобы острая паника улеглась в течение нескольких дней, демонстрируя распорядительность и решительность.

Обстановка 17 октября в городе оставалось непростой, но работающее метро внесло относительное успокоение. Радиообращение Василия Пронина произвело мощный эффект: он не стал отрицать эксцессы, но объявил о том, что все паникеры и мародеры понесут наказание. Градоначальник объявил, что восстанавливается работа предприятий и организации, и закончил такими словами: «Москва была, есть и будет советской!»

Современники вспоминали, что Пронин говорил спокойно и уверенно, и это внушало доверие слушателям. Правоохранительные органы же взялись за силовое успокоение тех, кто не внял.

Окончательный перелом наступил вечером 19 октября после заседания Государственного комитета обороны, на котором Сталин, задав присутствовавшим риторический вопрос: "Будем ли защищать Москву?" - тут же продиктовал постановление о введении в столице осадного положения.

Документ, очевидно, составил он сам, о чем свидетельствует архаичный оборот в его начале: "Сим объявляется…".

"Мне сейчас трудно описать чувство облегчения, успокоения, почти радости. Кто-то о нас заботится, нас не собираются оставить на произвол судьбы, немца к нам, может быть, и не пустят", - вспоминала москвичка Светлана Урусова.

"Москва обновилась, переродилась, стала суровая, грозная и спокойная", - отметил Михаил Коряков.

Историки практически единодушно подчеркивают роль назначенного 13 октября командующим Западным фронтом Георгия Жукова, который в "черный день" 16 октября на заданный ему Сталиным "как коммунисту" вопрос: "Отстоим ли Москву?", уверенно ответил: "Отстоим!".

19 октября 1941 года появилось постановление ГКО за номером 813 (вот тут можно посмотреть документ из электронной библиотеки: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/178621-postanovlenie-...), которое довели до сведения всех: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100-120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах. В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный комитет обороны постановил:

1. Ввести с 20 октября 1941 г. в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
2. Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспортов, с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.
3. Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта города Москвы генерала-майора т. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.
4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.

Государственный комитет обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной армии, обороняющей Москву, всяческое содействие».

Сталин отказался покинуть Москву на самолёте. В отличие от польских и французских вождей, которые бежали из своих столиц в 1939 и 1940 годах. Советский вождь понимал, что если он покинет Москву, то боевой дух защитников будет подорван, и столица падёт.

Когда пошли слухи, что немецкие танки уже в Одинцово, Сталин поехал на ближайшую дачу в Кунцево. То есть он оказался бы на пути немцев, если бы они действительно прорвались к Одинцово. Сталин приказал разминировать дом и затопить печку.

Есть исторический анекдот, что когда Жуков предложил перенести штаб фронта из Москвы в Арзамас, то Верховный главнокомандующий предложил Жукову взять лопаты и копать себе могилы. Штаб остался в Москве.

В итоге железная воля и ум Сталина и его наркомов победили стратегию психологической войны Гитлера. Воля победила «управляемый хаос» и ужас. Блицкриг сорвался – Германия была втянута в затяжную войну, в войну на истощение. Русские дрались – яростно и до конца. Гасили волну отчаяния и страха яростью в бою и бешеной деятельностью в тылу.

России повезло, что в эти страшные мгновения истории во главе был настоящий вождь.

Что бы ни было у него в душе, какие бы гнетущие мысли не лезли в голову, внешне Сталин оставался спокоен и непоколебим. Не теряя воли и ясного ума, он заставлял работать и всю политическую, партийную и военную верхушку страны.

«Куда делись в Москве нервные люди?»

Наглядность работы жестких мер 21 октября 1941 года демонстрировала «Комсомольская правда» в статье «Паникеры и предатели приговорены к расстрелу»: «Военный трибунал войск НКВД Московской области под председательством военюриста 1-го ранга тов. Петрова А. А. вчера рассматривал дело бывших руководителей обувной фабрики № 2 Московского городского управления лёгкой промышленности. Директор фабрики Варламов, начальник цеха Евплов, технорук Саранцев, заведующий отделом труда и зарплаты Ильин и начальник снабжения Гершензон обвинялись в бегстве со своих постов, в разбазаривании государственного имущества.

16 октября Варламов собрал рабочих фабрики, выполнявших ответственное задание оборонного значения, и объявил им, что предприятие закрывается. Свои панические настроения он оправдывал угрозой, которая нависла над Москвой… Рассмотрев дело Варламова и др., Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил Варламова Г. И., Евплова В. К. и Саранцева В. А. к высшей мере наказания: расстрелу. Обвиняемые Гершензон Д. Б. и Ильин А. П. приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет».

Режим осадного положения предусматривал, помимо прочего, расстрел на месте грабителей и паникеров. Сколько человек расстреляли, неизвестно.

По имеющимся данным, в ходе облав в городе задержали свыше 20 тысяч дезертиров и лиц без документов, которых направили в армию.

За самовольное бегство и разбазаривание казенного имущества угодили под суд несколько второстепенных чиновников, в частности, заведующие отделами горисполкома Фрумкин и Пасечный, управляющий трестом местной промышленности Коминтерновского района Маслов, директор обувной фабрики Хачикьян, директор продбазы треста "Мосгастроном" Антонов и его заместитель Дементьев.

Но в целом, с учетом природы тогдашнего режима, московская элита отделалась на удивление легко. Сталин решил предать забвению эту неприглядную историю, и в дальнейшем к ней не возвращаться.

В тот же день, 21 октября, журналист Вержбицкий отметил в дневнике: «Преображенская площадь. Полдень. Пережита „паника“. Люди уже не мечутся, они выстроились опять в очереди. За облаками страшный пулеметный огонь. Гудят самолеты, дрожат стекла, в трехстах метрах от магазина на берегу Яузы начинают гневно и оглушительно рявкать зенитки. Где-то бухают фугасные бомбы. Но ничто не изменилось на площади. Недвижно вытянулись очереди, особенно большая за портвейном (18 рублей 60 копеек), не дрогнула и очередь за газированной водой. У витрины магазина кучка внимательно читает газеты под стеклом о том, что под Малоярославцем мы отступаем. На остановке юноша читает „Севастополь“ Ценского. Из рупора летят звуки „Богатырской симфонии“ Бородина. Плетется пьяненький. Красноармейцы тянут пиво. Куда делись в Москве нервные люди?»

О том, что в Москве была паника, гитлеровцы узнали позднее, когда столица, пережив шок, уже готовилась к яростной хватке, борьбе за каждый сантиметр родной земли.

Когда бездарные и неудачливые генералы потеряли свои войска, когда большие начальники позорно бежали из столицы, другие сказали себе: «Это мой город, немцы войдут в него только через мой труп». Они занимали боевые позиции по всей Москве. Москвичи не испугались, не струсили, не отдали себя на милость Гитлера. Они собирались сражаться за каждый квартал, за каждую улицу и дом.

Жители Москвы строят баррикады на улицах города

То, что сделала тогда столичная молодежь, считавшаяся изнеженной и не готовой к суровым испытаниям, заслуживает высочайшего уважения. Московская молодежь стала живым щитом, заслонившим город. Сколько славных, талантливых, не успевших раскрыться молодых людей погибло тогда в боях.

Учившиеся на историческом факультете ИФЛИ Александр Зевелев и его друзья вступили в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. В те октябрьские дни бригада заняла позиции в центре Москвы.

«Строем, с песней идем по улице Горького — сектору обороны, порученному нашему взводу, — вспоминал Александр Израилевич. — В недостроенном здании — напротив редакции газеты «Известия» — мы с Феликсом Курлатом оборудуем пулеметное гнездо. В расчете я — номер один, Феликс — номер два».

Среди бойцов бригады особого назначения был будущий академик Александр Ефимович Шейндлин:

«Мы получили винтовки старого образца. Некоторым из нас выдали маузеры в деревянных кобурах явно дореволюционного времени. Наше отделение состояло в основном из старшекурсников Института истории, философии и литературы. Моими товарищами оказались будущие поэты Семен Гудзенко и Юрий Левитанский.

Нас разбили на группы для охраны различных районов Москвы. До прихода нашей части даже мосты через Москву-реку не охранялись. Наша группа патрулировала нынешнюю Тверскую улицу».

Я представляю себе, о чем думали и что ощущали юноши, которые заняли свой первый боевой рубеж в самом центре нашего города. В Москве нашлось много людей, которые сказали себе: немцы не пройдут. Они и не прошли…

Баррикады на улицах Киевского района города Москвы, октябрь 1941 года. / В. Логинович 

Части НКВД занимали оборону на внутренних оборонительных рубежах города, способствуя наведению порядка. Войсками НКВД прикрыли Ленинградское шоссе, курсанты училищ НКВД заняли район Ржевского вокзала. Части дивизии имени Дзержинского расположились у стадиона «Динамо» и у Ваганьковского кладбища. В районе площадей Маяковского и Пушкина расположился резерв – Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД СССР (ОМСБОН).

Девушки-сандружинницы одного из коммунистических рабочих батальонов, вошедших в состав 1-го полка Московских рабочих дивизии Московских рабочих (1-го стрелкового полка 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии) (справа-налево): Екатерина Каширкина, Зинаида Фролкина, Мария Медведева, Таисия (Юзефа) Ившина. Е. Каширкина и Т. Ившина прошли всю войну. З. Фролкина погибла при бомбардировке в декабре 1941 года. Командир взвода роты связи М. Медведева погибла в январе 1945 года в Венгрии.

Советские женщины на производстве ручных гранат РГД-33 в Москве. На первом плане: стахановки В. Елизарова (слева) и В. Кувшинова, выполняющие нормы на 130–145 процентов. 

Женщины в строю во время военного обучения в Москве. Девушки вооружены винтовками Mauser G 98, видимо, захваченными Красной армией у Польши.

Анархии положили конец

Чтобы навести в городе элементарный порядок, пришлось вначале накопить силы, а потом начать бескомпромиссную борьбу с грабителями, расхитителями, дезертирами, паникёрами и немецкими агитаторами, которых хватали и расстреливали на месте. К концу октября в городе навели относительный порядок. 

Огромную практическую роль в спасении столицы, до того как к ней подтянулись свежие войска из восточных районов страны, сыграли части НКВД. Они не только восстановили порядок на улицах огромного города, но и уничтожали вражеских диверсантов, просочившихся в Москву немецких мотоциклистов. Особенно отличилась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН), сформированная в октябре 1941 года из советских спортсменов, циркачей и находившихся в Москве иностранных коммунистов. Именно они пресекли попытку прорыва к метро Сокол мотоциклистов одной из немецких дивизий, вначале отогнав их, а потом и уничтожив в районе Водного стадиона. Из иностранцев в этом подразделении было больше всего… немцев, американцев и румын. Бойцы ОМСБОН участвовали и в военном параде 7 ноября на Красной площади и заодно – охраняли его.

Именно это событие внушило оставшимся в городе жителям, всей стране и всему миру, что Москву не сдадут, и нацистская Германия, упустившая свой единственный шанс, будет в конечном счете разгромлена. Так и случилось. Москва не пала – пал Берлин.

Через три недели после момента своего позора Москва ошарашит весь мир парадом на Красной площади, прямо с которого части будут уходить на фронт. Туда, где вскоре об оборонительные рубежи столицы разобьется миф о непобедимости вермахта.

Накануне праздника (7 ноября) 6 ноября состоялось знаменитое выступление Сталина на станции метро «Площадь Маяковского», посвященное 24-й годовщине революции.
Главный боевик» НКВД Павел Судоплатов вспоминал: Сталин хотя и сдал, но по-прежнему излучал спокойную уверенность и властную силу. Его речь о неизбежности победы закончились длительными овациями. Сталина не хотели отпускать, и он только и мог, что показывать бушующему собранию на часы. Его энергия и воля позволили Москве выстоять, как и всей стране. Это был настоящий народный вождь.

Портрет Иосифа Виссарионовича Сталина в Кремле. Июль 1941 г. 

Андрей Сидорчик