Ад российской дореволюционной деревни

В 1901 году российские медики подготовили доклад на общем собрании Общества русских врачей, Общества детских врачей в Петербурге и Общества охранения народного здравия. 

"Смертность в России и борьба с нею" Д.А. Соколов, В.И. Гребенщиков 

Полный доклад здесь:
http://gvinfo.ru/smertnost_doklad

Согласно докладу, крестьяне, составлявшие тогда 85% населения, страдали от постоянного недоедания, антисанитарии и колоссальной детской смертности.
"Огромная, по сравнению с другими государствами Европы, смертность в России обусловливается почти исключительно непомерно высокой смертностью детей, отбросив которую, мы имели бы для взрослых почти те же цифры, что и для Западной Европы, - говорится в докладе, опубликованном во ВКонтакте "Отель «У погибшего историка".

Из детей гибнут главным образом самые маленькие, и особенно ужасная смертность оказывается в возрасте до 1 года, причем в некоторых местностях России эта смертность доходит до таких цифр, что из 1000 родившихся детей доживают до года гораздо менее половины, причем остальные (например, в Карачайском уезде Оханского уезда Пермской губернии - 60%) гибнут в течение этого первого года жизни. Если мы добавим к этому смертность детей более старших, 1–5 лет, затем от 5–10 лет и от 10–15 лет, то увидим, что из 1000 родившихся доживёт до 15 лет весьма небольшое число детей, и это число во многих местах России не превышает одной четверти родившихся.Таким образом, мы имеем в России несомненный факт вымирания детей, и если в настоящее время общее число населения в России не уменьшается, а увеличивается, то объясняется это значительной рождаемостью, пока ещё превышающей смертность, отчего и является прирост населения, хотя есть многие местности, где замечается убыль населения от преобладания смертности над рождаемостью.
Скотоводство в России так же печально, как и землепашество, и то и другое не имеют ничего себе подобного в других странах. И ни для кого не станет удивительным, что при хроническом полуголодании население не может дать здорового поколения, да и даже дав таковое, не в состоянии будет его выкормить. Поэтому смертность уступает только Гондурасу, Фиджи и Голландской Индии, хотя по некоторым губерниям в неурожайные годы превосходит даже и эти места.

Вся пища крестьян состоит из ржаного и редко ячменного хлеба, картофеля и чёрной капусты, причём хлеба в день приходится 2,8–3,5 фунта на взрослого человека. Мяса приходится на человека (включая детей) в год 14–16 фунтов. По вычислениям только для одного прокормления каждый работник должен заработать на стороне 17 руб. 26 коп., не говоря о том, что ещё сверх того должен заработать для уплаты податей 15 руб. 61 коп., в силу чего и приходится, за невозможностью столько заработать, впадать в недоимки, за которые приходится платить продажей скота. Удивительно ли после этого, что 35% хозяйств не имеют ни одной коровы, а в 25% нет никакой рабочей скотины.

Новорожденного ребёнка обыкновенно сейчас же несут в баню, слабого обкуривают, парят в горячем духу, правят, трясут головой вниз, натирают тело солью, поят ромашкой, квасом, соками моркови и т.п. Часто ребёнок первое время живёт с роженицей в бане, подвергаясь здесь всем колебаниям температуры. "После всех этих передряг", справедливо замечает д-р Покровский в своём вышеупомянутом выдающемся труде, "очевидно, русскому новорожденному вовсе не легко начать полным здоровьем свою юную жизнь".

Уже на 3-й - 4-й день необходимость заставляет роженицу встать и приниматься за работу. Отправляясь в поле, мать или берёт новорожденного с собой, или же оставляет его дома на попечение няньки. Лично для матери, конечно, удобнее оставить ребёнка дома, так как в таких случаях матери не нужно носить с собой ребёнка на работу, иногда за несколько вёрст, и затем, на самой работе мать не отрывается постоянно от неё плачем находящегося тут же ребёнка. А между тем, в страдную пору работа горячая, важен каждый час, каждая минута и потому, понятно, огромное большинство матерей оставляют своих новорожденных и грудных детей дома.

"Никогда младенец столько не лишается груди матери", говорит такой знаток народной жизни, как протоиерей Гиляровский, "и никогда не извлекает из той же груди столь недоброкачественного молока, как в июле и августе, ибо мать в самых лучших хозяйствах на третий день утром должна идти на полевые работы, куда не может брать с собой младенца, и возвращается к нему только поздно вечером. А если полевые работы отстоят далее 10 вёрст от дому, то мать должна отлучаться от ребёнка на 3–4 дня еженедельно. В некоторых хозяйствах родильница идёт на другой (!) день после родов". "Что же принесёт она, - восклицает далее почтенный автор, - младенцу в грудях своих, когда сама измучена трудами и усилиями свыше меры, жаждою и чёрствостью пищи, которая не восстанавливает сил её, потом и лихорадочными движениями молока, которое сделалось для неё продуктом совершенно чуждым, скукою по младенце, который изнывает от недостатка молока так же, как она от излишества его".

Чем же однако кормится ребёнок, и в каких условиях он находится, оставаясь дома? Быть может, ребёнок находится в лучших условиях, чем если бы он был взят матерью в поле и там подвергался бы под открытым небом всем невзгодам перемен погоды.Так как всё население деревни, способное к работе, уходит в страдную пору, т.е. в июле и августе, в поле, то все дети остаются на попечении детей же, подростков лет 8–10, которые и исполняют обязанности нянек. Поэтому, можно себе представить, что делается с маленькими детьми при таком надзоре детей же.

Мать, уходя рано утром на работу, спелёнывает ребёнка, предположим даже, завёртывая его при этом в чистую пелёнку. Понятное дело, что вскоре по уходе матери и приставленная для присмотра за ребёнком 8–10 летняя девочка, которой, в силу её возраста и понятного полного непонимания важности её задачи, хочется побегать и поиграть на свежем воздухе, такая нянька оставляет ребёнка и ребёнок в течение иногда целого дня лежит в замоченных и замаранных пелёнках и свивальниках.

Даже и в тех случаях, если мать оставит няньке достаточное количество перемен белья, не в интересах последней менять это запачканное бельё по мере надобности, так как стирать это бельё придётся ей же самой. И потому, можно себе представить, в каком ужасном положении находятся спелёнутые дети, завёрнутые в пропитанные мочой и калом пелёнки, и это к тому же в летнюю жаркую пору. От такого компресса и от жары "кожа под шейкой, под мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся червями" и т.д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой около ребёнка. Кроме того, в люльке ребёнка и, как увидим ниже, даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского, являются для ребёнка "одними из самых опасных тварей".

Остаётся ещё остановиться на главном — на пище ребёнка. Понятно, что пища ребёнка для лёгких, путём дыхания, самая ужасная, так как ребёнок дышит всё время душным смрадным воздухом, да иногда и пути входа воздуха непроходимы и часто ноздри закупориваются мухами и личинками их... Тотчас после рождения почти всюду, во всём коренном русском населении, даётся новорожденному соска, т.е. тряпка с завёрнутым в ней жёваным хлебом или тому подобными веществами (иногда до 3-х дней не дают груди); в некоторых местах не дают груди до молитвы матери, иногда до крещения. Мочат иногда соску в молоке, постном масле, сахарной и медовой воде. В Пермской губ. местами обычай вместе с соской с первых же дней давать детям сусло, брагу и квас, что особенно развито в семьях, не имеющих коров. "При этом всюду, - добавляет доктор Покровский, - нянька перед кормлением смачивает соску своей слюной".

Уже около 4–5 месяцев по всей России дают жёвки, картофель, щи, каши, яичницы, горох, бобы, печёную тыкву, фасоль, простоквашу, сметану, сусло, квас, кулагу, брагу, грибы, ягоды, огурцы и т.п. Отнятым от груди часто не дают молока в постные дни, а таких дней в году 250. Итак, из всего этого видно, в каких неблагоприятных условиях находится ребёнок в отношении питания с самых первых дней его жизни. Но если мы познакомимся с питанием ребёнка в летние рабочие месяцы, то мы прямо ужаснёмся, увидев, что ест и пьёт грудной, и даже новорожденный ребёнок.

В летнюю страдную пору матери уходят на работу, оставляя ребёнку пищу на целый день, и кормят грудью ребёнка только ночью и вечером, возвращаясь с работы, в некоторых же случаях только через 3–4 дня. Ребёнку оставляется так называемая соска и жёвка. Первая, обыкновенно, представляет из себя коровий рог, к свободному открытому концу которого привязан коровий сосок, покупаемый или в Москве в мясных рядах, или у местных мясников в деревнях. Конечно, всякому понятно, что такая соска необходимо должна гнить и этот кусок гнили, безразлично, будет ли он мыться или нет, находится почти целый день во рту ребёнка. Молоко, проходя через этот вонючий, мёртвый кусок, естественно пропитывается всею заключающеюся в нём гнилью, и затем эта отрава идёт в желудок ребёнка".
"Питание в русской деревне конца XIX века отличалось однообразием: ржаной хлеб, капуста и картошка, - комментирует историк и журналист Павел Пряников в своём Интернет-проекте "Толкователь". - Приправ никаких не знали. Пшеничный хлеб был редко у кого по праздникам, мяса съедали не более 5-10 кг в год. Бани были у небольшого числа кулаков, а подавляющая часть крестьян мылась 1-2 раза в месяц в корытах в избе.

Крестьяне в Российской империи в конце XIX века составляли 85% населения. Этот был "архипелаг Африка", даже если судить по питанию и гигиене, а не только по неграмотности (80% крестьян не умели читать и писать; ещё 10% умели читать, но не понимали смысла прочитанного).

Огромный объём работы по хозяйству не оставлял стряпухе времени на готовку разносолов и обыденная пища отличалась однообразием. В Орловской губернии повседневную пищу как богатых так и бедных крестьян составляло "варево" (щи) или суп. По скоромным дням эти кушанья приправлялись свиным салом или "затолокой" (внутренним свиным жиром), по постным дням – конопляным маслом. В Петровский пост орловские крестьяне ели "муру" или тюрю из хлеба, воды и масла.

Кашкаров отмечал, что "пшеничная мука никогда не встречается в обиходе крестьянина, разве лишь в привозимых из города гостинцах, в виде булок. На все вопросы о культуре пшеницы не раз слышал в ответ поговорку: "Белый хлеб – для белого тела". Морковь, свеклу и другие корнеплоды до революции в селе выращивали мало. Огурцы появились на огородах тамбовских крестьян лишь в советское время. Еще позже, в в 1930-е годы, на огородах стали выращивать помидоры.

В условиях отсутствия в крестьянских семьях какого-либо значительного запаса продовольствия, каждый неурожай влёк за собой тяжкие последствия. В голодное время потребление продуктов сельской семьёй сокращалось до минимума. С целью физического выживания в селе резали скот, пускали в пищу семенной материал, распродавали инвентарь. К.Арсеньев после поездки в голодные сёла Моршанского уезда Тамбовской губернии (1892 год) так описывал свои впечатления в "Вестнике Европы": "Во время голода семьи крестьян Сеничкина и Моргунова кормились щами из негодных листьев серой капусты, сильно приправленных солью. Это вызывало ужасную жажду, дети выпивали массу воды, пухли и умирали". Местное население употребляло в пищу мало-мальское подходящее растение, подорожник, не гнушались варить суп из лошадины, ели "сорочину и варанятину".

Постороннего человека поражал аскетизм внутреннего убранства. Большую часть комнаты избы занимала печь, служащая как для обогрева, так и для приготовления пищи. Во многих семьях она заменяла баню. Большинство крестьянских изб топились "по-чёрному". В 1892 году в селе Кобельке Богоявленской волости Тамбовской губернии из 533 дворов 442 отапливались "по-чёрному" и 91 "по-белому". В каждой избе был стол и лавки вдоль стен. Иная мебель практически отсутствовала. Спали обычно зимой на печах, летом на полатях. Чтобы было не так жестко, стелили солому, которую накрывали дерюгой.

Солома служила универсальным покрытием для пола в крестьянской избе. На неё члены семьи оправляли свои естественные надобности, и её, по мере загрязнения, периодически меняли. О гигиене русские крестьяне имели смутное представление. По сведениям А.Шингарева, в начале ХХ века бань в селе Моховатке имелось всего две на 36 семейств, а в соседнем Ново-Животинном - одна на 10 семейств. Большинство крестьян мылись раз-два в месяц в избе, в лотках или просто на соломе. Традиция мытья в печи сохранялась в деревне вплоть до Великой Отечественной войны. В лучшем случае раз в день из избы выметали сор. Полы в домах мыли не чаще 2-3 раз в год, обычно к престольному празднику, Пасхе и Рождеству".