О классовой борьбе и пролетариате

В связи с тем, что последнее время здесь все больше статей о классах, Марксе и т.д. Я снова позволю себе перепечатать тут статью товарища Смирнова В.Н. Статья от 03.08.2012. Всем настоятельно рекомендую к прочтению. Даже если вы не любите К. Маркса и В.И. Ленина.

О классовой борьбе и пролетариате.

Сегодня я хочу поговорить о такой тривиальной вещи, как «классовая борьба». Кто не знает, что такое классовая борьба? Да каждый знает, особенно тот, кто получал образование в СССР, ибо классовая борьба считается одним из центральных моментов учения Маркса. Впрочем, кратенько не вредно и повторить.
Суть в том, что согласно Марксу общество социально-экономической формации делится на классы, в первую очередь на два основных класса, противостоящих друг другу. Развитие социально-экономической формации проходит через ряд способов производства (рабовладельческий, феодальный, буржуазный). Каждый из этих способов производства отличается собственной парой противостоящих классов: рабов и рабовладельцев, феодалов и крестьян, буржуазию и пролетариат. Интересы этих классов антагонистичны, т.е. их интересы взаимоисключающие, противоположные.
Согласно Марксу вся история экономической формации есть история борьбы классов: «... всякая историческая борьба - совершается ли она в политической, религиозной, философской или в какой-либо иной идеологической области - в действительности является только более или менее ясным выражением борьбы общественных классов, а существование этих классов и вместе с тем их столкновения между собой в свою очередь обусловливаются степенью развития их экономического положения, характером и способом производства и определяемого им обмена».
Эта борьба в конечно счете всегда приводит к краху старого способа производства и установлению нового: «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов».
Классовая борьба есть проявление основного противоречия экономической формации, а именно противоречия между постоянно развивающимися производительными силами и соответственно, постоянно устаревающими производственными отношениями. При капитализме основными классами являются буржуазия и пролетариат. Их борьба подталкивает сначала развитие, а затем и кризис капитализма, в результате чего совершается социальная революция, а совершается она пролетариатом, который есть передовой класс.
Все вроде бы ясно и понятно. А вот мне, к сожалению, нет, по глупости моей, наверное.
С одной стороны таки да, с развитием производительных сил в рамках конкретного способа производства классовая борьба нарастала. Если, например, говорить о феодализме, крупные крестьянские восстания совершались, как правило, в период разложения феодальных отношений и крестьяне требовали вовсе не ликвидации таких отношений как таковых, а наоборот, возращения к отношениям классического феодализма. Дело в том, что все обязанности, платежи и т.д. крестьянства по отношению к феодалам регулировались не волюнтаристской волей феодала, а обычным правом, т.е. обычаями, как правило, записанными. Во Франции такие правовые документы назывались кутюмами. Все строго определено и зафиксировано, каждый денье или пенни, который виллан отдает господину, он отдает в соответствии с зафиксированной в кутюмах нормой. Нельзя сказать, что все эти повинности легки, вовсе нет. Крестьяне вели тяжелую жизнь, трудились от зари до зари, но «кому сейчас легко?», говаривал Жак-простак. Столетие за столетием крестьянин нес все те же повинности, и вся его классовая борьба заключалась в песнях о местном Робин Гуде, которые можно пьяно проорать в один из многочисленных религиозных праздников. Но проходит время, производительные силы развиваются, растут города, денежный обмен, появляется протобуржуазия и вся система начинает шататься. Феодал уже не может жить на закрепленные обычаями платежи (ведь даже деньги меняют свою стоимость), пытается собирать больше и иначе. Он бы и рад по-старому, да не выходит. Существуют замечательные исследования, например, для Франции XII-XIII веков, демонстрирующие как нищают мелкие феодалы, как они уже не могут существовать со своего лена, и вынуждены служить королю (или иному крупному сеньору) сверх обязательных феодальных обязанностей за дополнительную копеечку. Одновременно начинаются крестьянские бунты, и крестьян возмущает не эксплуатация, как таковая, а нарушение обычая. Зачастую повышение платежей в денежной форме, на котором настаивал феодал вовсе не было усилением эксплуатации. Просто те 4 денье, который крестьянин платил 100 лет назад, сегодня были равны 20 денье. Но попробуй объяснить крестьянам механизм инфляции? Впрочем, как правило, хуже становилось и тем и другим, и феодалам и крестьянам.
Итак, все соответствует марксовой схеме, а именно производительные силы развиваются, их противоречие с отношениями (феодальными) обостряется, - классовая борьба крестьян и феодалов усиливается. Но к чему приводить эта борьба? Может быть, она сокрушает феодализм? Может быть крестьяне уничтожают феодальные отношения и являясь передовым для того времени классом утверждают новое, буржуазное общество?
Вовсе нет! Феодализм гибнет совсем в другой борьбе, с совсем другим классом, а крестьяне в принципе не могут утвердить буржуазный строй, ибо на самом деле сражаются против него, сражаются ЗА феодализм в его неизменных, традиционных формах. Они стоят за католицизм (с его традиционным, отражающим феодальные отношения мировоззрением) против протестантов – ранних буржуа-горожан. Неудивительно, что и после победы буржуазии, после того, как сами феодалы частично изгнаны и убиты, а частично обуржуазились и даже слились с верхушкой нового господствующего класса, Вандея еще сражается. Крестьяне остаются последними бойцами за феодализм.
Я это все пишу к тому, что бы было понятно. Если брать классовую борьбу двух антагонистических классов, определяющих способ производства, то среди них нет(!) никакого передового класса. Их борьба редко приводит к крушению старого строя и уж ни в коем случае не может привести к построению строя нового. Эти классы находятся в состоянии не только и не столько борьбы, сколько своего единства. Жесткого, бескомпромиссного антагонизма между ними нет. На самом деле бескомпромиссной, на самом деле решающей для истории борьбой является борьба старых классов общества с нарождающимися новыми классами. Эти новые классы живут и трудятся, в рамках новой, пока еще локальной системы социальных институтов. Долгое время эта система только вырабатывается, как вырабатываются нормы и ценности, на которых эти институты должны базироваться. И главное, эти институты, эти нормы и ценности решительно, в полном смысле антагонистически противостоят институтам, номам и ценностям феодального общества, до поры, до времени спрятавшись в андеграунде.
Вы может спросить, с чего я все о крестьянах, да о феодалах? Чай немало лет прошло. Однако схема классов, классовой борьбы и социальной революции должна «работать» независимо от того, какой способ производства экономической формации мы рассматриваем. Если мы не находим передового класса в паре феодалы \ крестьяне, то почему же станем искать передовой класс в паре капиталисты \ пролетариат?
Впрочем, к пролетариату мы еще вернемся.
Логика Маркса, когда он говорит об обострении противоречий между производительными силами и производственными отношениями вроде бы проста и понятна. Однако сам процесс зарождения буржуазных отношений и классов новой, буржуазной эпохи, по моему мнению, описан мыслителем несколько поверхностно. Во-первых, Маркс, описывая процесс «первоначального накопления капитала» берет примеры из английской истории: «В истории первоначального накопления эпоху составляют перевороты, которые служат рычагом для возникающего класса капиталистов, и прежде всего те моменты, когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев. Экспроприация земли у сельскохозяйственного производителя, крестьянина, состав¬ляет основу всего процесса. Ее история в различных странах имеет различную окраску, проходит различные фазы в различ¬ном порядке и в различные исторические эпохи. В классиче¬ской форме совершается она только в Англии, которую мы, поэтому, и берем в качестве примера», пишет он. Но можно ли считать генезис капиталистических отношений в Англии классической формой? Я уж не говорю, что сама история английских огораживаний ставится под сомнение.
Впрочем, если даже огораживания происходили несколько не так, как представлялось во времена Маркса, принципиальные изменения в сельской экономике все равно происходили. Дж.Тревельян пишет: «Причина бедствий лежала глубже, в нарастающих страданиях, которыми сопровождаются исторические перемены. Общество переходило от системы широкого распределения земли среди крестьян при низкой ренте, установившейся во времена недостатка рабочих рук в XIV и XV веках, к постепенному отмиранию крестьянских держаний и к их укрупнению в большие (капиталистические) фермы с высокой арендной платой».
Но вот в чем дело! Такие «капиталистические» фермы являлись капиталистическими лишь условно. О капитализме можно говорить тогда, когда капиталистические отношения проникают во все сферы общественного производства. В истории человечества мы неоднократно можем встретить такие отдельные «капиталистические» явления. Но они так и оставались единичными феноменами, не выстраиваясь во всеобъемлющую систему. Такие «капиталистические» явления в сельском хозяйстве мы можем наблюдать во Франции на два столетия раньше, где крепостная зависимость исчезла раньше, чем в Англии, но в промышленную революцию они не вылились, а закончились кровавым восстанием Жаков (См. Ж.Фавье «Столетняя война»).
Но что же нужно было, что бы, капиталистические отношения проникли везде, не только в сельскохозяйственную сферу, не только в торговую, но и банковскую сферу, сферу финансового оборота, в сферу промышленного производства?
Мне могут возразить, что, например, банковская сфера была весьма развита и так. Итальянские дома вовсю финансировали королей, баронов и даже крестьян, да и сам Папа не брезговал подобными финансовыми операциями. Однако на самом деле это была вовсе не капиталистическая, а феодальная банковская система и оставалась такой вплоть до банковской революции. Суть банковской революции была в следующем. Средневековая банковская система была ростовщической (как, кстати, и древнеримская). Т.е. нельзя было взять в банке денег, нормальной деятельностью в сельском хозяйстве или промышленности получить прибыль не ниже средней нормы, и рассчитаться с банком, положив в карман какой-то доход. Т.е. банковская система в принципе не финансировала нормальную экономику напрямую. Банковские проценты пожирали не только весь прибавочный продукт, но и часть необходимого. Банки финансировали либо всяких феодалов-землевладельцев (и таким образом косвенно экономику – феодалы покупали предметы роскоши, платили деньги своим людям, которые покупали предметы ремесленного производства), либо финансировали сверхприбыльные виды деятельности, как то левантийскую торговлю, работорговлю, американские экспедиции и т.д.
Конечно, брали такие ссуды и небогатые люди, но не в капиталистическом смысле, для расширения производства, а в безвыходных обстоятельствах.
Ставки доходили до 200% в некоторых городах Германии. В Англии в начале периода «первоначального накопления капитала» ставка была тоже весьма высока, с большим разбросом по местностям. И высокая ставка и разброс (иногда 2 раза) говорит о том, что никакой связи со средней нормой прибыли не было. Карл VIII французский оплачивал своим генуэзским кредиторам от 45% до 100% по разным траншам, когда взял деньги на свою итальянскую кампанию. Зачастую феодальные владыки рассчитывались не деньгами, а предоставлением монополий, прав взимания налогов и т.д. Законодательные попытки ограничить процент были, в том числе и в самой Италии. Но это было либо в форме городской повинности для своих банкиров, (во Флоренции), либо что-то вроде касс взаимопомощи горожан.
И только потом, с изменением стоимости драг.металов, инфляцией и ценовой революцией, снижением нормы прибыли в «сверхприбыльных» сферах, легализацией банковской деятельности и ростом промышленности постепенно кредитный процент привязывается к норме прибыли, становится относительно стабильным. Только тогда банковская деятельность становится капиталистической – делается инструментом финансирования реальной экономики. Это было достаточно поздно. Д. Норт еще в конце XVI века писал об Англии: «В нашей стране деньги, отдаваемые под проценты, гораздо менее, чем в десятой своей части идут в руки предпринимателей…они ссужаются, главным образом, для покупки предметов роскоши, выдаются на расходы людям, которые хотя и являются крупными землевладельцами, но тратят их гораздо быстрее, чем приносит им их землевладение…».
Так что вернемся к вопросу, что же нужно было для того, что бы капиталистические отношения охватили все общественное производство?
По моему мнению, должен был появиться некий новый класс, вернее даже не класс пока, а, для начала, консорция людей, обладающих новым, капиталистическим этосом, своей локальной системой ценностей, моральных норм, вступающих в отношения, как минимум друг с другом в рамках новых, самоорганизующихся в процессе социальных институтов. Эта группа должны быть сравнительно влиятельной, что бы иметь возможность распространять и навязывать свой этос, свои нормы отношений. Маркс, когда начинает рассуждать о первоначальном накоплении в Англии, говоря только об условиях, при которых стали возможны изменения (по его мнению, огораживание), пишет о том, что «Старую феодальную знать поглотили великие феодальные войны, а новая была детищем своего времени, для которого деньги являлись силой всех сил». Т.е. еще до всякого огораживания, до значимых перемен в сельском хозяйстве появилась некая новая знать, ориентирующаяся не на феодальные ценности, и для которой «деньги являлись силой всех сил».
Только прошу читателя не думать, что я являюсь в данном вопросе веберианцем, ибо протестантизм сложился куда позже, чем появилась эта новая генерация людей. Протестантизм был не источником капиталистического этоса, а лишь его «кодификацией» в религиозной форме. Протестантизм явился и оформил тогда, когда сам этос, нормы и ценности его уже получили развитие.
Так что же это за люди? Наверное, трудно будет как-то строго отнести их к конкретной социальной группе. Современник полагали, что этот новый класс (Novus Ordo) – ростовщики, и они управляют остальными тремя. А в английской проповеди XIV в. провозглашалось, что Бог создал клириков, дворян и крестьян, дьявол же — бюргеров и ростовщиков (Ле Гофф). Но я не стал бы сводить дело только к ростовщикам. В XIV-XV веках обнаружился явный кризис средневекового мироустройства, чему послужили и экономические изменения (не имеющие пока отношения к наступлению капитализма, а вызванные скорее мальтузианской ловушкой, в которую попала Европа), войны, вроде столетней войны, похоронившие классическую, феодальную рыцарскую доблесть, эпидемии, потрясшие традиционное религиозное мировоззрение средневекового человека. Все это привело к развитию аномии (аномия — это состояние общества, при котором наступают разложение, дезинтеграция и распад системы ценностей и норм, гарантирующих общественный порядок) в позднесредневековом обществе. Люди, павшие жертвами этого «социального заболевания» игнорируют в своей деятельности традиционные нормы морали, установившиеся легитимные роли, стремясь к повышению своего социального статуса любыми путями. Конечно, большинство таких граждан кончили свои дни на виселице и под топором палача, но достаточная генерация их в условиях социальных и экономических изменений избрали весьма эффективные жизненные стратегии, занявшись деятельностью пограничной, необычной, даже запретной, - но выжили и преуспели.
Хочу сказать, что такие люди появляются в любой ситуации кризиса мироустройства. Они появились осенью античного мира. Другое дело, что эффективные стратегии, благодаря которым Novus Ordo своего времени добивались успеха, определялись уровнем развития общества и конкретно, да, да, уровнем развития производительных сил. В поздней античности бонусы давал отказ от полисных принципов, освоение новых отношений зависимости, - в общем, то, что еще в рамках римской империи привело к образованию протофеодальных отношений и институтов. Таким образом, я все же вслед за Марксом во главу угла ставлю развитие производительных сил, а не чудесное изобретение новых ценностей и норм, как это делает Вебер.
Весь этот разговор о рождении капиталистических отношений, вызывает интерес сам по себе, но я в первую очередь хотел показать следующие вещи:
1. Классовая борьба в наиболее распространенном смысле, а именно борьба главных, противостоящих классов конкретного способа производства вовсе не приводит к изменению способа производства, к социальной революции, хотя, конечно, расшатывает существующий строй и обостряется тем более, чем более напряженным становится несоответствие уровня развития производительных сил существующим производственным отношениям.
2. Развитие производительных сил находит свое выражение в появлении нового класса, который выстаивает новые, соответствующие этому новому уровню развития производительных сил отношения сначала локально.
3. К социальной революции приводит борьба нового класса, выражающего отношения нового способа производства со старыми классами уходящего способа производства. Вернее сказать, даже не борьба, а просто деятельность.
4. Суть борьбы нового класса со старыми заключается в желании нового класса распространить свои, существующие локально институты, ценности, нормы на все общество, чему старые классы ожесточенно сопротивляются.
5. Эти существующие локально социальные институты, ценности, нормы и т.д. выстраиваются и осознаются постепенно, в андеграунде, пока в определенный момент не кодифицируются в виде религии, философской или мировоззренческой системы. Тогда они вступают в прямую борьбу с институтами, ценностями и нормами старого строя.
Таким образом, если экстраполировать выводы уже на капитализм, можно сказать, что пролетариат не является и не может являться передовым классом, а классовая борьба пролетариата с буржуазией не приводит к социальной революции.
Передовой, на самом деле, должна являться некая новая общность, некий новый класс, в своем этосе, формах деятельности, локально организованных институциализированных способах взаимодействий отражающий новые, передовые формы общественного производства и форм труда. Нужно заметить, что западная социология, не скованная марксистской убежденностью в передовой роли пролетариата весь XX век занималась поисками такого класса. Это и офисно-служащий класс Ч.Милза, класс менеджеров Дж.Бернхэма, инженеров Д.Гэлбрейта, у Белла и Тоффлера акцент смещается на ученых, А.Гоулднер разделил их на технарей и гуманитариев, представив два языка, два типа мировоззрения и две субкультуры и вот сравнительно недавно Р. Флорида заявил о креативном классе, куда, словами Питера Маркузе попали «мозольный оператор, счетовод, биржевой спекулянт, журналист, адвокат, коммивояжер и менеджер. А спортсменов, инженеров, художников и обществоведов можно даже назвать элитой креативного класса».
Проблема западной немарксистской социологии в том, что, не имея с одной стороны ограничений, накладываемых марксистской ортодоксией, они одновременно отказываются от когнитивных инструментов, предлагаемых марксизмом. В результате критерии, согласно которым они пытаются выявить новый класс, зачастую поверхностны, случайны и вторичны, а выводы и вовсе нелепы. Например, тот же Флорида полагает, что если в некий город натащить как можно больше всяких извращенцев (в первую очередь, гомосексуалистов, но и другие не помешают), то в этом городе тут же начнется бурный рост высокотехнологичной экономики.
Проблема в том, что, не опираясь на марксистский анализ труда (конкретного, абстрактного и всеобщего), западные социологи замечают только внешние признаки принадлежности к тем или иным профессиональным группам, вынуждены выдумывать толком неопределяемый понятия, вроде понятия креативость. А хуже всего то, что им приходится искать место своему «новому классу», не выходя за рамки принципов современного капиталистического общества. Этот набор условий, в рамках которых позволено прожектерствовать либеральному интеллектуалу озвучил Фукуяма, по принципу «вы можете рассуждать о любом будущем, при условии, что оно будет капиталистическим и либерально-демократическим».
Напоследок, хочу вернуться к пролетариату. Неужели пролетариат в эпоху кризиса капитализма становится таким же реакционным классом, каким крестьянство было во времена кризиса феодализма? Наверное, все же нет. Маркс в своем анализе подметил одно важнейшее качество пролетариата (собственно это качество и стало для него одним из оснований объявить пролетариат передовым классом), а именно то, что «пролетариату нечего терять, кроме своих цепей». Вульгарные критики марксизма зачастую не понимают, о чем идет речь, и указывают на то, что у современного рабочего на Западе есть и автомобиль, и всякое барахло. У Маркса речь шла, конечно, не о личных вещах рабочего, а о собственности на средства производства. Тот же средневековый крестьянин, несмотря на всю его нищету, имел, пускай на правах условного владения свой участок земли, свои орудия труда. В этом смысле он был, пускай и частичным, но хозяином условий своего труда и продуктов своего труда. Социальные институты феодального общества, хотя и закрепляли положение крестьянства, как эксплуатируемого, низшего сословия, одновременно защищали его право на его клочок земли, не право пользовании общинными угодьями, гарантировали определенною стабильность нормы эксплуатации. Именно поэтому крестьянство готово было защищать эти феодальные институты – ему было что терять. Вот именно в этом смысле пролетариату терять нечего. Ему не принадлежат не средства производства, ни условия труда, ни продукты.
Впрочем, скажу честно, что есть и другое мнение. Оно заключается в том, что пролетариат все же не хочет потерять гарантий того, что при капитализме его труд в абстрактной форме (а это все, что он может предложить) будет в общем востребован. И в этом смысле может выступить как реакционный класс (уже выступал в позднем СССР).
Однако лично я полагаю, что при капитализме таких гарантий у рабочего нет и не было, о чем советский рабочий забыл. Поэтому пролетариат, сам не являясь прогрессивным классом, может быть союзником такого класса.
Продолжение следует…