"Дети больного гиганта" (Иван Зорин)

«История России рубежа тысячелетий – история предательств ее интересов. Вероятно, так ее и будут рассматривать последующие поколения, если им удастся пережить эту чехарду…

Русский человек – чувствует себя русским не по крови, а по мировоззрению. Множество русских (едва ли не большинство) потеряли это право, это звание. Возможно, не меньшее количество его приобрело.  Человек любит Родину не потому, что она чем-то хороша для него (чаще жестока), а потому, что он устроен иначе остальных.

Россия – когда-то громадная страна, столпотворение племен, языков, обычаев – планета на планете. Что объединяло и все еще объединяет этот основательно обгрызенный с краев Вавилон? Что может превратить его население в народ, который ощутит себя единым? Сколько людей задается сейчас этим вопросом…

В Европе тесное соседство породило близость мироощущений, единый психотип, в России огромный разброс в миропредставлениях. Немцы, которым не дают забыть их вины, которые даже спустя шесть десятилетий выплачивают огромные контрибуции государству, взявшему на себя роль арбитра их вины, опять кропотливо восстановили свой дом, сделали его самым сильным в Европе – молча, без метаний. Не потому ли, что в каждом немце заложен некий идеал Порядка, небесный архетип их общества? В России все по-другому. Словно она еще не остывший вулкан – этнос бурлящий, и неизвестно, где произойдет следующий выброс лавы. Святые соседствуют с негодяями, бессребреники с барышниками, трудолюбцы с лентяями. Здесь постоянно пытаются менять, разрушать еще не сформировавшееся: устои, мораль… навязывать новые. Европеец знает, чего хочет, что можно, ему не надо ничего объяснять, знание коренится у него в генах, передается с молоком матери. Россия - белый лист, на котором чернила не успевают застыть, и новый текст пишется поверху, оставляя разводы. Трагедия России в непрестанных обрывах времен. Здесь уничтожаются объединяющие начала – будь то православие, собирательство земель или коммунистическая утопия. (…)

Русскому человеку для деятельности нужен миф, его иррациональность требует иллюзии. Это его почва под ногами. Множество государств приложили руку к тому, чтобы уничтожить миф последний. Вряд ли им это удалось, если бы не государство, скрытое в государстве, целенаправленно превращающее ее обитателей в иванов не помнящих родства. Русские в большей степени, чем все другие, внушаемы: неистребимая вера в слова кидает их в крайности – от речей или вырастают крылья, или опускаются руки, вслед за чем переходит безразличие, в абсолютное равнодушие к своей судьбе.

Русские – дети. Племя, называющее себя русским, открыто всем ветрам, стоит в поле незащищенное и беспомощное, легко поддающееся внушению. Ему оставлена и ущербность знания, будто они добились этой свободы сами – свободы ветра на пепелище. Русские – посторонние, гости в собственном доме. Власть не доверяет народу, народ – власти. И это явление превращается в некую вечность для России…» - 2002(?)

«Когда нет единой идеологии, в России из каждого угла проступает бес. Ее главный парадокс заключается в том, что чем лучше в ней живет личность, тем хуже - народ. И наоборот, относительное процветание масс, совпадает с ужесточением режима, вызывающим протест у доморощенной прослойки называемой интеллигенцией, остро чувствующей давление на свои «права». Демократия по-русски свелась к замене советского монастыря постсоветским борделем. Ситуация не новая, но нынешнее поколение, похоже, не способно поддержать славу отцов, а стало быть, русские, как одна из планетообразующих наций, обречены…» - 2004(?)

В России хватало и будет хватать пророков. Эссе ценны датой написания. И понятно, почему пришлись «не ко двору». Однако… «Нам в какой-то мере повезло, мы жили «тогда», живем во времени нынешнем, мы можем сверять «то и это время» без чуждых вливаний в уши, мы вправе судить время, подставив ему зеркала…» (с)

Далее – комментарии и пояснения к совместной книге, что после 1000 страниц набранного текста, так и не была завершена. Она не успевала за «циничными событиями», но одновременно и устаревала по мере написания - пророчества сбывались подчас в иных мутирующих формах…

Иван Васильевич Зорин (1959-2020):

«После Гомера все вторично. А если говорить серьезно, то все имеют предшественников, ни на кого не похож только безликий. К своим пристрастиям, как рассказчика, я отношу Бунина, Павича и Борхеса, которые выше другого ставили метафору, позволяя заимствовать у себя некоторые технические приемы, как читатель же, я закончил свое беллетристическое образование еще до того, как взялся за перо. А это случилось довольно поздно, я имел за плечами физический факультет и полное непонимание литературного ремесла. Как у всякого самоучки, мое почти абсолютное невежество искупала страсть и привитая с детства целеустремленность. Я рассуждал примерно так: к этому времени я прочитал довольно много, значит - смогу и написать. Сейчас мне смешно за свою наивность, но без нее не сдвигается ни одно дело. Если бы новорожденному показали, сколько шишек ждет его впереди, он вряд ли бы осмелился на первый шаг. Но чтобы ни говорили, писатель - это прежде всего человек, раздвигающий границы своего языка… Но в истории народа, как и в истории отдельной личности, наступают моменты осознания самого себя, своего предназначения, своей судьбы. В такие мгновенья нации открывается неповторимый, присущий ей одной мир, и она замирает, ощупывая свое будущее, которое соткано из прошлого, беззащитная, как сбросившая кожу змея. Это вглядывание в реку минувшего в надежде увидеть свое всплывающее лицо, это необходимое осознание собственного бытия… оно опасно - в очереди к солнцу стоят другие цивилизации…»

От соавтора Александра Грога (комментарии):

«Есть книги, как летописи, они могут дополняться и переписываться с изменяющимся миром до той поры, пока жив сам переписчик. Являясь скорее переписчиком событий, изложенных в этой книге («ВСВ»), но частью и писателем, который (как там у Карамзина?) – «желает избежать пересудов», нашел выход, взяв себе псевдоним Александр Грог, вроде бы ни к чему не обязывающий, кроме как писать «согревающую прозу», оставляющую кое-какую надежду. Являясь к тому же самоучкой, а образование и практика мои весьма далеки от литературы, выскажу, быть может, наивное, но для меня непререкаемое: книга должна раздвигать границы собственных знаний и мышления. Для сегодняшнего «мутного» времени хорошей полезной книгой должна считаться та, которая не подражает, не уподобляется телевидению, являющемуся жевательной резинкой, а активно противопоставляет себя ему, выявляя тщательно скрываемое, озвучивая замалчиваемое, исправляющая корежимое, - такая книга должна быть предельно насыщена, совмещать в себе исторический справочник и технические инструкции, высокохудожественные (вкусные) образы людей, предметов, событий, поданные в увлекательной форме. Эта книга может быть наивна, отчасти пафосна – этого не избежать, потому как именно таким в современном взгляде смотрится любое из проявлений патриотизма, но в ней должно быть гармонично увязанное «одно» - служба какой-то целостной идее… Ужасы собственной истории должно ставить в защиту веры. Вера лакирует все – все трещины и червоточины человеческого материала, поскольку речь здесь идет не о вере в бога, а вере в человека, вере в Россию…»