Про взаимную любовь католичества и большевизма

В ходе свободной дискуссии с современными марксистами узнал, что они ничегошеньки не знают про нежные и главное - взаимные отношения Ватикана и Совнаркома, которые цвели и пахли, пока не настали скорбные времена, и "всё погубил кровавый Сталин".

 Веками католический Рим всматривался в малейшую судорогу, сотрясавшую русский колосс. Напомним позицию Пия IX, который видел в отмене крепостного права, задуманной и осуществленной Александром II в 1861 г., один из таких знаков судьбы:

«Мы находимся накануне великих событий. Одно только освобождение крепостных - уже величайшее событие, даже в области религии. Это вызовет в России разного рода движения, в которых проявится воля Божия. Поэтому нам следует разглядеть Божий промысел, следовать ему и быть наготове». 

В 1861, 1905, 1917 гг. - при каждом повороте русской истории Рим был начеку, чтобы не разочаровать Провидение. За подъёмом анархистской и нигилистической идеологии там наблюдали с большим интересом, и еще в 1868 г. апостольский нунций Мелья убежденно говорил: «Только революция способна помочь Церкви».

Так родилась и укрепилась в римо-католических умах идея взаимосвязанности падения царского режима и католизации России. С разных сторон в католическом мире раздавались голоса, уверявшие: «На Востоке готовятся важные события, и Католической Церкви предстоит сыграть в них значительную роль».

Ватикан приветствовал февральскую революцию 1917 года в России и не протестовал против Октябрьской. Резон лежал на поверхности. Если царизм всячески препятствовал активности Ватикана, то с отделением церкви от государства появлялся шанс обрести бóльшую свободу действий на территории, которая испокон веков была для папы желанной целью проповеди и миссионерства.

Известный иезуитский священник отец Урбан, впоследствии прославившийся в Польше распространением Восточного обряда, признавал, что такого радикального изменения политического строя вообще нельзя было вообразить. Большевицкая революция должна была вот-вот уничтожить Русскую Церковь, представляющую собой девять десятых всего Православия. Возникали новые явственные перспективы, совершенно немыслимые во времена Российской Империи. Сама стадия союза была, как мы уже говорили, превзойдена. Отсюда – безудержные усилия Ватикана самому водвориться в России, заместив совершенно опустошенную Православную Церковь, чьи епископы и духовенство были физически уничтожены, а патриарх находился в заключении.

Экзарх русских католиков Леонид Федоров публично признал: «Когда произошла Октябрьская революция... мы, наконец, смогли вздохнуть свободно».

Рим пытался представить крушение России и жертвы большевизма как божественное наказание за неповиновение, искупить которое может только союз с Римом. Показательно в этом отношении признание бенедиктинца Хризостома Бауэра: «Большевики умерщвляют священников, оскверняют храмы и святыни, разрушают монастыри. Но не в этом ли как раз заключается религиозная миссия безрелигиозного большевизма, что он обрекает на исчезновение носителей схизматической мысли, делает, так сказать, “чистый стол” (tabula rasa), и этим даёт возможность духовному воссозданию».

«Рим кружится, как изголодавшийся волк, и готов пожрать, как свою добычу, погибающее Православие», - писал в революционные дни профессор Николай Глубоковский.

Воплощением зла для русского профессора являлся легат папы в России кардинал д'Эрбиньи, считавший большевиков  тем партнером, с которым Католицизм обязательно сможет договориться.

Согласно ему, Ватикан никак не должен пытаться свергнуть советскую власть: обращение России произойдет не благодаря новой революции, а благодаря реформе, приспособлению к существующему строю, который следует склонить на свою сторону, а не упразднить.

После возвращения из СССР  д'Эрбиньи  в 1926 году опубликовал в Париже труд «Религиозный облик Москвы». Это свидетельство представителя Запада было пронизано все тем же духом приятия правительства большевиков, которому оставалось только поздравить себя с результатами произведенного анализа. Действительно, выходило, что советская власть не так страшна, как некоторые ее малюют, а религиозная политика не так уж безжалостна. Главное, как отмечал кардинал,  что Патриаршество разгромлено и Православие наконец-то созрело для того, чтобы попасть в зависимость от Рима.

Все послереволюционное время Ватикан, зачитывал разрушение "схизматической" Церкви в заслуги большевистской революции. Некоторые католические священнослужители дошли до того, что говорили о «религиозной миссии большевизма», расчищающей путь и благоприятствующей католизации России: «большевизм создал возможность обращения застойной России в Католичество».

Уже ближе к нашим дням отец Ив Конгар, крупный католический специалист восточной Церкви, незадолго до смерти возведенный в кардиналы, писал, что революция - это зло, из которого может произрасти благо, и высказывал надежду, что полвека марксизма могут приблизить православие к Католичеству.

Монсеньор Ансель в Оssеrvаtore Romаnо следующим образом излагает мнение своей Церкви: «Святой Престол никогда не желал войны и никогда не пожелает ее, даже если это будет война против большевизма». 

Интересно сопоставить это пацифистское высказывание со звучащими призывами к крестовому походу против Православия.

Представитель ордена ассумпционистов (орден Успения) падре Неве, который во время революции жил и проповедовал в России, так выразил свою мысль:

«Вплоть до самого отречения Николая II двери России были закрыты на семь замков для католического апостолата. Паспортная система и целый арсенал драконовских правил, соблюдение которых было поставлено под надзор всемогущей полиции, делали практически невозможной свободу служения. Сейчас эти двери открылись».

Получив в 1921 году письмо из России от Неве, папа с немалым удивлением узнал о позитивных изменениях в религиозной жизни: о крещении в католических храмах православных детей, о возможности ранее запрещенных смешанных браков, о возможности перехода из православия в католичество, о принятии большевиками григорианского календаря.

Когда в Рим пришла новость об аресте чекистами монсеньора фон Роппа, кардинал Гаспарри по поручению папы  тут же дал радиотелеграмму на имя Ленина, на которую тут же получил ответ:

«Архиепископ Ропп никогда не подвергался аресту. Был арестован за спекуляцию его племянник, юноша 23 лет».

На самом деле архиепископа  арестовали, но после телеграммы из Рима немедленно освободили. С Ватиканом советское правительство не воевало, так зачем же было портить с ним отношения? И у правительства Ленина, и у Ватикана был единый враг – православие, а как известно, общий враг объединяет лучше общих целей и общих принципов.

Когда встал вопрос об оказании гуманитарной помощи голодающим в России, товарищ Воровский прямо заявил представителю папы монсеньору Пиццардо, что участие католиков в этой миссии устроило бы советскую власть больше, чем участие православных, поскольку первые наверняка не испытывали ностальгии по царскому режиму.

Пиццардо понимающе кивнул, и они с Воровским подписали проект соглашения, согласно которому католические священники, направлявшиеся в Россию, не должны были принадлежать к странам и политическим группам, враждебно настроенным в отношении советской власти.

Сам договор между Святым престолом и Советами был подписан 12 марта 1922 года. Обращает на себя внимание, что в данном случае большевики проявили удивительную терпимость. Скажем, статья 10 договора предусматривала, что посланники Святого престола смогут покинуть территорию России «даже в случае совершения ими правонарушения, предусмотренного Уголовным кодексом». Подписали документ кардинал Гаспарри и все тот же Вацлав Воровский.

Неслучайно и то, что Ватикан выступил на стороне большевиков накануне известной Генуэзской конференции. Архиепископ Генуэзский призвал паству молиться за успех встречи, а сам папа Пий XI  приветствовал встречу и просил участников конференции вести переговоры с «чувством примирения, с готовностью пожертвовать личными выгодами для блага общего дела».

«Общие дела» являются продолжением общих постулатов. Ленинское признание великороссов «угнетающей нацией», а России – «варварской страной», как перчатка на руку, надевалась на вековую пропаганду Ватикана. «Самый краткий учебник истории» Покровского, на котором Ильич оставил благодарственную надпись и рекомендовал не только в школы, но и для распространения за границей, вообще списан с сочинений иезуитов времен Великой русской смуты.

 Ватикан и Совнарком очаровали друг друга. В 1936 году в Нанте на проходившей там социальной неделе монсеньор д’Эрбиньи, многократно бывавший в Советской России, выступил с докладом, где рассказал о необычной реплике Ленина. В конце своей жизни советский вождь в личной беседе с монсеньором якобы признавал:

«Мы совершили ошибку. Для того, чтобы совершить революцию, нам нужны были десять святых Францисков Ассизских».

В 1924 году «L’Osservatore romano» опубликовала пространный материал «Мысли Ленина о католицизме. Личные воспоминания». Ленин якобы говорил собеседнику:

«Сила твоей церкви в нравственности, а не в принуждении. Но человечество нуждается в обеих этих силах. Поэтому я уверен, что через сто лет будет только одна форма правления — советская власть. И только одна религия – католицизм».

В это время большевики уже успели приговорить к смертной казни одного католического архиепископа и одного прелата. Архиепископа Ватикану с трудом удалось спасти, а вот прелата все же расстреляли. Чуть позже прошла волна преследований польских ксендзов, проповедующих на территории Советской России. И тем не менее, в это же время продолжают идти официальные и неофициальные переговоры о признании Ватиканом Советской России.

Союз сердец закончился в тридцатые годы с приходом к власти группы Сталина. Католиков стали сажать и расстреливать не реже православных.

Именно тогда папа Пий XI вдруг прозрел и всем своим духовным авторитетом заклеймил советскую систему в знаменитой энциклике, говорящей о "безбожном коммунизме": «Коммунизм есть сущее извращение, и тот, кто желает спасти христианскую цивилизацию, не может сотрудничать с ним».