Craig Murray: А Судьи Кто? (Часть 2) -дополнен авт. комм

Часть вторая приключений отважного шотландца, в прошлом известного Дон Жуана, и последнего Дон Кихота нашей эпохи, в настоящий момент скрывающегося от волосатых лап полиции британской короны и гангстеров из the US Deрartment of State в зале Международного Суда в Гааге. Часть Первая - здесь.

"Общий настрой по окончании презентации Южной Африки в первый день был очень хорошим. Все считали, что все прошло замечательно, и суду не оставалось возможности, чтобы уклониться от назначения Израилю обеспечительных мер. Мы покинули общественную галерею, и я вместе с Корбином и Меланшоном пошли встречать южноафриканскую делегацию. Это вызвало некоторую обеспокоенность у охраны, которая сказала нам, что представители общественности должны немедленно уйти, не встречаться с делегатами, и не общаться со средствами массовой информации, которые собрались хотя и снаружи здания, но все еще на территории суда.

Это было не очень практично, поскольку эти средства массовой информации очень хотели поговорить с Корбином и Меланшоном. Было много аплодисментов и приветственного размахивания руками. Все мои друзья из очереди ушли, а я продолжал держаться рядом с Джереми, отчасти потому, что мне не хотелось оставлять его без поддержки, но главным образом потому, что его жена Лора где-то присматривала за моим телефоном. Сотрудники Международного Суда, казалось, боялись связываться с Корбиным и Меланшоном, и поэтому ругались со мной как с их доверенным лицом, настаивая, что мы должны уйти.

Это выглядело довольно странно. Атмосфера была очень дружелюбной; не было никакого напряжения. Делегатов было около шестидесяти и примерно столько же было журналистов, которые все должны были присутствовать на заседании. Затем были Корбин, Меланшон и я, которые, очевидно, должны были уйти, но чье присутствие не имело никакого значения для процесса. Люди, с совершенно мирными намерениями, случайно оказавшиеся в немного неподходящем месте после завершения судебного разбирательства, на мой взгляд, не должны были служить источником раздражения. Но тут [на помощь охране] прибыла череда чиновников женского пола, которые начали взвинчивать ситуацию.

На этом этапе южноафриканская делегация вернулась в отведенный ей офис внутри здания, чтобы сделать официальное заявление для прессы. Мы [разумеется] пошли с ними. Я разговаривал с Амааром Хиджази, заместителем министра иностранных дел Палестины, которого я немного знаю. Одна из дам из Международного суда вошла с блокнотом, попросила соблюдать тишину, а затем спросила собравшуюся группу в манере публичного заявления: «Это юридическое собрание или это политическое собрание?»

Похоже, никто не был склонен отвечать. Я ответил: «Это в достаточной степени философский вопрос. Я не уверен, сможете ли вы провести такое простое бинарное различие». Гораздо больше пользы принесло заверение Варша Гандикота-Неллутла из Прогрессивного Интернационала, что это юридическая встреча, на что чиновник заявил «Очень хорошо - все политические сборища - за пределами помещений Суда», размахивая при этом планшетом без всякой видимой необходимости. После небольшого обсуждения, мы [все же] снова вышли из помещения.

Меланшон мне очень понравился; казалось, он обладал безграничными запасами дружелюбия и был неудержимо общителен со всеми. Я не уверен, что охранники хотели прослушать лекцию о кооперативах рабочих, но они ее определенно получили.

Мы вышли через парадную дверь и продолжили интервью [с прессой]. Тут ко мне подошли две дамы с очень суровым видом и сказали, что мне пора уходить. Джереми давал интервью израильскому телевидению, а Меланшон тут же поспешил обратно в здание. Одна из женщин сказала мне: «Я прошу вас уйти, а вы отказываетесь делать то, что я говорю». Я ответил: «О нет, разумеется нет. Я несомненно делаю то, что вы хотите. Только очень медленно».

К этому моменту со мной было три огромных офицера службы безопасности, и я пытался следить за Джереми, пока он бродил среди толпящихся журналистов, в то время как я продолжал натыкаться на людей, которых я знал. Я должен сказать, что сотрудники службы безопасности были очень дружелюбны и, похоже, не понимали, почему они тоже следят за мной. Вскоре появился четвертый, гора человека с лысой головой и бородой, который сказал: «А вот и вы; мы искали вас повсюду», что мне показалось странным. Возможно, они не видели меня, потому что я был окружен их же массивными вышибалами.

Лора каким-то образом проникла внутрь и вернула мне телефон. Джереми медленно направлялся к воротам, но он не способен быть невежливым и не сказать дружеского слова всем, кто обращается к нему, кем бы он ни был. Как только мы вышли за ворота, он не показал никаких признаков намерения остановиться среди гораздо большей толпы, собравшейся снаружи, поэтому я попрощался и направился обратно в отель. Пальцы ног снова сильно болели, и мне очень хотелось принять еще одну теплую ванну.

После ванны я спустился вниз поискать еды. Я чувствовал себя изнуренным и опустошенным. Это была не просто из-за холодной ночь в очереди без сна, это было еще и из-за предшествующей 40-часовой поездки на четырех рейсах эконом-класса с Бали, практически без сна, чтобы добраться сюда. По моим подсчетам, я не лежал в постели 85 часов.

Я также чувствовал себя немного недооцененным. На самом деле я сыграл роль в этом процессе. Копии моих первоначальных статей о применении Конвенции о геноциде физически находились перед членами кабинета министров Южной Африки, когда 8 декабря они приняли первоначальное решение обратиться к своим прекрасным юридическим службам для подготовки дела. Это не я устроил, и я не могу нарушить мои обязательства, рассказывая вам, каким образом это произошло. Я и не ожидал никакого признания, но мне показалось, что это была несправедливая ирония судьбы, которая [после этого] заставила меня всю ночь стоять на морозе, пытаясь проникнуть внутрь.

Дорогой читатель, я просто утопал в усталости, жалости к себе и какой-то нелепого подростковой обиды [на несправедливость этого мира]. Мой уставший мозг был затуманен, и я серьезно беспокоился о том, чтобы найти силы, чтобы описать первый день, что, тем не менее, мне пришлось сделать немедленно. Я не был уверен, что мое тело физически способно выдержать еще одну ночь без сна и стояния на морозе. Мне надоело находиться в изгнании из-за этого смехотворного расследования терроризма, и я скучал по своим детям.

Я принял решение: я не могу провести еще одну ночь [на морозе]. Мне нужно просто объяснить читателям, что я сделал все, что мог. Меня охватило огромное чувство облегчения, и я решил лечь спать.

В ту же секунду из лифта вышел знаменитый британский адвокат Таяб Али в сопровождении невысокого, скромного бородатого арабского джентльмена.

«Привет, Крейг, как дела», — спросил он, хотя они явно куда-то спешили: «Это Гассан».
Мы коротко пожали друг другу руки, а затем меня осенило.
— Вы хирург?
Гассан выглядел застенчивым и слегка смущенным.
«Хирург из Газы?».
«Да, я Гассан Абу Ситта».
«Для меня большая честь, сэр. Большая честь».
Он выглядел слегка смущенным, и они помчались на свою встречу.

Мне стало неловко больше, чем было ему. Я только что встретил человека, который продолжал работать в больнице Шифа, в то время как израильские бомбы и ракеты обрушивались на нее, а израильские снайперы стреляли через окна. Он продолжал работать без электричества, без повязок, без антисептиков, без анестезии. Он работал по 20 часов в день, ампутируя детям конечности или пытаясь собрать их воедино. Он оставался, оставался и оставался под обстрелом несколько недель. Он сделал это из любви [к людям]: он ведущий британский пластический хирург и мог бы [продолжать] зарабатывать миллионы находясь в Великобритании.

Мне было очень стыдно. Этот человек так много перенес, так много сделал и видел так много страданий. А я сдался из-за боли в пальцах ног, недостатка сна и [неудовлетворенного ] тщеславия. У меня наступило прозрение; я понял, что могу быть ужасным эгоистом, и возненавидел себя за это. Ничего не перестало болеть, но у меня появился новый прилив адреналина, и я решил продолжить. Возможно, ничто из того, что я сделал, не поможет предотвратить геноцид, но мы все должны сделать то, что в наших силах.

Я понимаю, что вы можете посмеяться, но для меня эта встреча с г-ном Абу Ситтой открыла важный элемент [истинного духовного] величия – способность вдохновлять других делать больше, чем они считали возможными, передавать волю. Даже, по сути, без всяких слов.

Однако я сохранил достаточно благоразумия, чтобы помнить, что мне нужно подготовиться. Поэтому я взял такси до туристического магазина. Там я купил самый теплый спальный мешок, который мог себе позволить, металлизированную подстилку, тёплые носки и фляжку.

Затем я взял такси обратно, пошел прямо в свою комнату и начал писать. Первые три абзаца возникли очень легко. И вдруг я открыл очень заспанные глаза, положив голову на клавиатуру, не боком, а прислонившись ко лбу. Я спал так уже три часа.

После этого это было похоже на попытки двигаться в патоке. Фразы, по-прежнему проносились у меня в голове, но между головой и моими пальцами и тем, что они печатали, было странная несогласованность, которая проявлялась во фразах, [только] отдаленно похожих на ту, которую я пытался записать. Я помню, как набирал «чтобы помочь им», а получалось «его большая курица с цистой». Дело шло медленно.

В 23:00 я пошел посмотреть, собралась ли уже очередь на публичную галерею Суда на следующий день. Там никого не было. Я беспокоился, что после споров у ворот накануне утром, когда многие люди были расстроены, очередь на второй день начнет формироваться гораздо раньше. Я решил просто опубликовать то, что я написал до сих пор, с пояснительным первым абзацем и регулярно проверяйте очередь. Прогулка на холоде окончательно прогнала сон. Было заметно теплее, чем прошлой ночью – плюс 2, а не минус 5 – но земля была мокрой от обильной росы, и ветер дул намного сильнее.

Я проверил еще раз в 1:30 ночи, но никто еще не пришел. Но в 3 часа ночи в очереди было восемь человек. Я поспешил обратно в отель, взял спальный мешок и подстилку и опубликовал уже почти законченную статью первого дня. Я встал в очередь под номером 9 из 14, которых пустят. Там я встретил замечательную голландскую женщину, которая встала в очередь с намерением уступить мне свое место, если я приеду слишком поздно. Мне стыдно признаться, что я забыл ее имя.

Я был разочарован тем, что ни одного из моих новых друзей из вчерашней очереди больше не было. Я чувствовал, что нас связал довольно трудный опыт и общее дело. Почти все сказали, что собираются провести обе ночи, и я предполагаю, что холод и усталость просто добрались до людей. Вторая ночь была гораздо веселее, я думаю, потому что она была не такой холодной.

Моя металлизированная подстилка оказалась замечательной: она оставалась сухой и на удивление эффективно предотвращала проникновение холода. Спальный мешок для мумии оказался проблематичным. Я уже не такой стройный, как раньше, и в нескольких слоях одежды и лыжной куртке мне было очень тесно. Я довольно ловко застегнул молнию, но не смог накинуть капюшон на голову, не в последнюю очередь потому, что к этому моменту мешок обездвижил мои руки.

К счастью, на помощь пришли несколько замечательных девушек и застегнули молнию до конца. Это все сопровождалось изрядным весельем. Мы, возможно, изобрели совершенно новый жанр интернет-порно, в котором [девушки] засовывают полностью одетых стариков в мешки. Хотя, возможно, оно уже существует. Я не собираюсь искать это в Google, учитывая частоту, с которой службы безопасности изымают или крадут мои электронные устройства. Это может быть неправильно понято.

Итак, в 3:30 утра я уснул и проспал примерно до 5:30 утра. Было неуютно, но и не холодно. Затем я пошел искать куст, чтобы пописать. Когда я вернулся, три женщины заняли мою подстилку и использовали мой спальный мешок вместо одеяла. Они пошутили, что забрались в мою постель. Я сказал, что прекрасно понимаю – наверняка еще их предки уже 3000 лет назад знали, что делать со спальными мешками [мужчин]. Это не была блестящая шутка, но именно такие мелочи всегда поддерживают нас в трудные минуты. Четырнадцать из нас, в итоге попавших на публичную галерею, сделали групповой снимок.

По сравнению со вчерашним днем произошли некоторые изменения. Нам должны были разрешить ручки. Но ввиду того, что накануне «некоторые люди бродили вокруг», сказали они обиженно, нас придется проводить через заднюю дверь и уходить мы должны тем же путем, и нам строго запрещалось разговаривать или взаимодействовать с кем-либо, кроме нашей группы. Итак, мы вошли в крошечную общественную галерею. В нем всего два ряда, и теперь я обнаружил, что, если вы сидите во втором ряду, вы ничего не видите. Из зала даже не скажешь, что есть второй ряд галереи. Я в очередной раз поразился невниманию [властей] к ужасному дизайну зала суда.

К счастью для меня, молодой человек, которого, видимо, не должно было там быть, был вытащен из первого ряда, и, наконец, мне удалось посмотреть израильскую презентацию.

Как и в случае с южноафриканским делом, согласно судебной процедуре, израильское дело было представлено их «агентом», постоянно аккредитованным при суде, Талем Беккером из Министерства иностранных дел Израиля. Он начал со стандартной формулы: «Для меня большая честь снова предстать перед вами от имени государства Израиль», умудряясь уже формулировкой и тоном голоса дать понять, что честь заключается в том, чтобы представлять Израиль, а не предстать перед судьями.

Беккер начал с того, что сразу перешел к Холокосту, заявив, что никто лучше Израиля не знает, почему существует Конвенция о геноциде. Было убито 6 миллионов евреев. Конвенция не должна использоваться для прикрытия обычной жестокости войны.

Дело Южной Африки было направлено на делегитимацию государства Израиль. 7 октября Хамас совершил массовые убийства, нанесение увечий, изнасилования и похищения. 1200 человек были убиты и 5500 искалечены. Он рассказал несколько ужасающих историй о зверствах и включил запись, которую, по его словам, сделал боевик ХАМАС, хвастающимся в WhatsApp своим родителям о совершении массовых убийств, изнасилований и нанесения увечий.

Единственный геноцид в данном случае был совершен против Израиля. Хамас продолжал атаковать Израиль, и принятие судом обеспечительных мер означало бы отказ Израилю в праве на самооборону. Скорее следует принять обеспечительные меры против Южной Африки и ее попыток законными средствами продолжить геноцид посредством ее отношений с ХАМАС. Газа не находилась под оккупацией: Израиль оставил ей огромный потенциал для политического и экономического успеха. Вместо этого Хамас решил сделать его террористической базой.

Хамас был частью гражданского населения и, следовательно, несет ответственность за гибель мирных жителей. У ХАМАСа были туннели под школами, больницами, мечетями и объектами ООН, а также входы в туннели внутри них. Он конфисковал медицинские автомобили для использования в военных целях.

Южная Африка говорила о разрушенных гражданских зданиях, но не сказала вам, что они были разрушены минами-ловушками Хамаса и осечками ракет Хамаса.

Данные о потерях, предоставленные Южной Африкой, были получены из источников ХАМАС и не заслуживают доверия. Не сказали, сколько было бойцов? Сколько детей были детьми-солдатами? Заявление Южной Африки было необоснованным и плохо мотивированным. Это была клевета.

Это определенно было жесткое и бескомпромиссное начало. Судьи, казалось, обратили очень пристальное внимание, когда он начал с аргументов о самообороне от 7 октября, но совершенно определенно некоторые из них начали ерзать и чувствовать себя неловко, когда он говорил о ХАМАСе, действующем из машин скорой помощи и объектов ООН. Короче говоря, он зашел слишком далеко и, я считаю, на этом этапе потерял свою аудиторию.

Следующим был профессор Малкольм Шоу. Шоу считается авторитетом в области процедур международного права и является редактором стандартного тома по этому вопросу. Это интересный аспект юридической профессии, где стандартные справочники по конкретным темам регулярно обновляются и включают в себя ключевые выдержки из высказываний недавних судей, а также добавляются или исправляются отрывки, объясняющие влияние этих решений. Работа редактором в этой области открывает путь к известности для трудолюбивых и педантичных людей.

Я познакомился с Шоу как соучредителем Центра по правам человека при Эссексском университете. Около двадцати лет назад я выступил там с несколькими докладами о атаках на права человека во время «войны с террором» и о своем собственном опыте разоблачения пыток и экстраординарных выдач [exraordinary rendition - задержание и передача лица, подозреваемого в причастности к террористической группе, в другую страну, обычно США, для тюремного заключения, пыток и допроса без судебного разбирательства — прим. пер.]. Для предполагаемого эксперта по правам человека Шоу казался чрезвычайно склонным поддерживать интересы национальной безопасности государства, а не свободу личности.

Я не буду притворятся, что я тогда много об этом задумывался. В то время я не знал о том, что Шоу был убежденным радикальным сионистом и, в частности, не знал о его давнем интересе к подавлению прав палестинского народа. После того как 139 государств признали Палестину как государство, Шоу возглавил от имени Израиля юридическую оппозицию членству Палестины в международных институтах, включая Международный уголовный суд. Достаточно тривиальное использование Шоу Конвенции Монтевидео 1933 года вряд ли можно назвать демонстрацией юридического мастерства, и оно не сработало.

Каждый преступник заслуживает защиты, и никто не должен обвинять адвоката в том, что он защищает убийцу или насильника, поскольку важно, чтобы вина или невиновность были проверены судом. Но я думаю, будет справедливо заявить, что адвокаты обычно не защищают обвиняемых в убийстве, из-за того, что они согласны с убийством и хотят, чтобы убийца продолжал убивать. Однако в данном случае дело обстоит именно так: Малкольм Шоу говорит от имени Израиля, потому что он на самом деле хочет, чтобы Израиль мог продолжать убивать палестинских женщин и детей, по его мнению - для повышения безопасности Израиля.

В этом разница между этим делом и другими делами, в том числе в Международном Суде. Обычно ведущие юристы с радостью поменялись бы сторонами, если бы другая сторона наняла их первой. Но это совсем другое. Здесь адвокаты (за исключением, возможно, Стрейкера) глубоко верят в дело, которое они защищают, и никогда не выступят на стороне другой стороны. Это еще один пример того, почему этот судебный процесс — исключительный, драматический и имеющий такие жизненно важные последствия, не в последнюю очередь для будущего международного права.

По причине, которую я только что объяснил, роль Шоу здесь не является ролью простого адвоката, занимающегося своим делом. Его попытка продлить убийства должна привести к тому, что порядочные люди повсюду будут считать его изгоем до конца его, несомненно, высокооплачиваемого существования.

Шоу начал с того, что сказал, что в случае с Южной Африкой постоянно говорится о контексте. Говорили о 75-летии существования государства Израиль. Зачем останавливаться на достигнутом? Почему бы не вернуться к Декларации Бальфура или британскому мандату над Палестиной? Нет, контекстом этих событий была резня 7 октября и последующее право Израиля на самооборону. Он подготовил и зачитал длинную цитату из середины октября президента Европейской комиссии Урсулы фон дер Ляйен, в которой говорилось, что Израиль пострадал от террористических злодеяний и имеет право на самооборону.

На самом деле это не геноцид, а вооруженный конфликт, состояние которого существует с 7 октября. Это было жестоко, и городская война всегда приводила к ужасным жертвам среди гражданского населения, но это не был геноцид.

Затем он обратился к вопросу геноцида. Он утверждал, что Южная Африка не имела право возбудить это дело, а Международный Суд не обладал юрисдикцией, поскольку на момент подачи дела между Израилем и Южной Африкой не было спора, по которому Международный Суд мог бы вынести решение. Южная Африка сообщила Израилю свою точку зрения, но Израиль еще не дал существенного ответа. Таким образом, на момент подачи заявки спор еще не существовал. Спор должен включать взаимодействие между сторонами, и спор был только на одной стороне.

Это очень заинтересовало судей. Как я заметил в первый день, это вызвало у них большую активность, чем что-либо еще, когда профессор Джон Дугард обратился к той же теме в отношении Южной Африки. Как я сообщил:

Судьям особенно понравились аргументы Дугарда, они с энтузиазмом перебирали документы и подчеркивали некоторые вещи. Им было немного сложно иметь дело с тысячами мертвых детей, но дайте им хорошую юридическую точку зрения, и они оказывались в своей стихии.

Они были еще более взволнованы, когда Шоу затронул тот же вопрос. Это дало им выход! Это дело может быть технически недействительным, и тогда им не придется ни расстраивать крупные западные державы, ни выставлять себя дураками, делая вид, что геноцида, который видел весь мир, не происходит. Некоторое время на их лицах было заметное облегчение.

Шоу должен был закончить, пока он был впереди, но он продолжал еще целый час, позволяя публике ненадолго вздохнуть, когда он довольно регулярно путал свои записи. Старший КС с нулевой способностью импровизировать и не прерываться, представлял собой интересное зрелище, поскольку он постоянно останавливался и перетасовывал бумаги.

Шоу утверждал, что планка для вынесения решения о том, имеет ли Южная Африка дело prima facie, должна быть значительно выше из-за высоких военных и политических издержек для Израиля, если суд примет обеспечительные меры. Даже на этом этапе необходимо было продемонстрировать намерение геноцида. В противном случае геноцид был бы «автомобилем без двигателя». Если бы в рамках тщательно спланированных военных действий Израиля имели место какие-либо незаконные действия, собственные военные суды Израиля расследовали бы их и приняли меры.

Случайные израильские министры и официальные лица, делающие эмоциональные заявления, не имеют значения. Официальную политику защиты гражданского населения можно найти в протоколах израильского военного кабинета и совета национальной безопасности. Настойчивые попытки Израиля вывести мирных жителей из опасной зоны были приемлемой мерой в международном гуманитарном праве и не должны рассматриваться как массовое перемещение.

Именно ЮАР виновна в соучастии в геноциде, поскольку сотрудничала с ХАМАС. Обвинения Южной Африки в адрес Израиля «граничат с возмутительными».

Следующим адвокатом Израиля стала женщина по имени Галит Рагуан из Министерства юстиции Израиля. Она сказала, что реальность на местах такова, что Израиль сделал все возможное, чтобы свести к минимуму гибель мирного населения и оказать гуманитарную помощь. Городские войны всегда приводили к гибели мирного населения. Именно ХАМАС несет ответственность за разрушение зданий и инфраструктуры.

Имелись неопровержимые доказательства использования больниц ХАМАСом в военных целях. В каждой больнице в Газе ЦАХАЛ имел доказательства военного использования ХАМАСом. Массовая эвакуация мирного населения была гуманитарной и правовой мерой. Израиль поставлял в Газу продовольствие, воду и лекарства, но эти поставки попали под огонь ХАМАС. ХАМАС крадет помощь своим боевикам.

Следующим был адвокат Омри Сендер. Он заявил, что теперь в Газу въезжает больше грузовиков с едой в день, чем до 7 октября. Это число увеличилось с 70 грузовиков с едой в день до 109 грузовиков с едой в день. Топливо, газ и электричество поставлялись, а Израиль отремонтировал канализационные системы.

На этом этапе Израиль снова потерял [доверие/внимание] судей. Один или двое смотрели на этого человека весьма вопросительно. Парочка определенно заснула – полагаю, из-за проглоченного впитанной лжи. Никто не делал замечаний по поводу этой болтовни. Судьи, возможно, найдут способ не осуждать Израиль, но нельзя ожидать, что они согласятся с этой невероятной чушью. Сендер продолжил, что масштабы и интенсивность боевых действий сейчас уменьшаются, поскольку операция вступила в новую фазу.

Возможно, заметив, что ему никто не поверил, Сендер заявил, что суд не может принять обеспечительные меры, а скорее обязан принять слова Израиля о его добрых намерениях из-за Закона об односторонних декларациях государств.

Теперь я должен признаться, что это был кусочек международного права, о существовании которого я даже не подозревал. Но таковой существует , особенно в отношении разбирательств Международного Суда. В первом приближении он делает одностороннее заявление о намерениях Международному Суду, имеющим обязательную силу для государства, которое его сделало. Я не думаю, что это обязывает Международный Суд признать такое заявление достаточным или поверить в его искренность. Кажется, это притянутым за уши, и я задался вопросом, не исчерпал ли Израилю свои аргументы.

Похоже, так и было, потому что следующий оратор, Кристофер Стрейкер, К.С., взял слово и снова повторил все то же о Хамасе, только с добавленным театральным негодованием. Стрейкер — это адвокат, который, как я подозреваю, с радостью выступил бы на стороне любой из сторон, потому что он в любом случае просто играл свою роль. И не очень хорошо.

Стрейкер сказал, что поразительно, что такое дело было возбуждено. Это было сделано для того, чтобы помешать Израилю защищаться [от Хамаса], в то время как Израиль все еще будет подвергаться нападениям ХАМАС. ХАМАС заявил, что продолжит атаки.

Если вы посмотрите на [израильскую] операцию в целом, включая усилия по оказанию помощи, станет ясно, что в ней не было никаких намерений геноцида. Израиль находился в невероятной опасности. Предложенные обеспечительные меры были непропорциональны их эффекту. Можете ли вы представить, если бы во время Второй мировой войны суд приказал союзникам прекратить боевые действия из-за гибели мирных жителей и позволил державам Оси продолжать убивать?

Последним выступающим был Гилад Ноам, заместитель генерального прокурора Израиля. Он сказал, что от большей части предлагаемых обеспечительных мер следует отказаться, поскольку они подвергают Израиль дальнейшим атакам ХАМАС. Оставшимся трем мерам следует отказать, поскольку они относятся к Палестине за пределами сектора Газа. В Израиле не было никаких намерений геноцида. Министерские и официальные заявления, сделанные сгоряча, были скорее примерами традиций демократии и свободы слова. Вопрос о привлечении к ответственности за подстрекательство к геноциду [в настоящее время?- прим.пер.] рассматривается [Изралем?- прим.пер.].

Суд не должен смешивать геноцид и самооборону. Случай с Южной Африкой обесценивает геноцид и поощряет терроризм. Холокост продемонстрировал, почему Израиль всегда находился под угрозой существованию. Именно ХАМАС совершил геноцид.

И это было все. В конце концов Израилю не разрешили показать свое вызывающее споры видео о зверствах, и казалось, что их презентация стала повторяющейся и [искусственно] дополненной, чтобы заполнить время.

Это важно это понимать. Израиль надеется выиграть по своим процедурным вопросам, касающимся существования спора, односторонних гарантий и юрисдикции. Очевидная чушь, которую они говорили об ущербе, нанесенном домам и инфраструктуре Хамасом, грузовиках, въезжающих в Газу, и цифрах потерь, не была серьезной. Они не ожидали, что судьи поверят всему этому. Процессуальные вопросы были на усмотрение суда. Остальное было массовой пропагандой в СМИ.

В Великобритании BBC и Sky транслировали почти все выступление Израиля в прямом эфире, не освещая ни одного выступления Южной Африки. Я считаю, что нечто подобное наблюдалось и в США, Австралии и Германии.

Пока суд заседал, Германия объявила, что выступит (третьей) стороной судебного процесса [ «will intervene in the substantial case»], чтобы поддержать Израиль. Они прямо заявляют, что, будучи величайшими виновниками геноцида в мире, они имеют уникальную возможность судить. По сути, это претензия на авторские права. Они защищают интеллектуальную собственность Германии в искусстве геноцида. Возможно, в будущем они смогут лицензировать геноцид или позволить Израилю продолжать геноцид по принципу франчайзинга.

Я уверен, что судьи хотят выйти из этой ситуации и могут сослаться на процессуальные аспекты. Но есть реальная проблема с аргументом Израиля «нет спора» [с Южной Африкой]. В случае принятия это будет означать, что страна, совершающая геноцид, может просто не ответить на вызов [не вовлеченной стороны], и тогда судебный иск будет невозможен, поскольку [намеренное — прим.пер.] отсутствие ответа означает «нет спора». Надеюсь, что абсурд очевиден судьям. Но они, конечно, могут пожелать этого не заметить…

Что, я думаю, произойдет? Какой-то «компромисс». Судьи примут обеспечительные меры, отличные от запрашиваемых Южной Африкой, попросив Израиль продолжать принимать меры по защите гражданского населения или что-то в этом роде. Несомненно, Госдепартамент уже подготовил нечто подобное для председателя суда Донохью.

Надеюсь, я ошибаюсь. Мне бы не хотелось разочаровываться в международном праве. Одно я знаю наверняка. Эти два дня в Гааге имели решающее значение для принятия решения о том, остался ли какой-либо смысл в понятиях международного права и прав человека. Я по-прежнему считаю, что действия суда могут заставить США и Великобританию отступить и предоставить некоторую меру облегчения [Газе]. А пока давайте все помолимся или пожелаем, каждый по-своему, за детей Газы.

————————————————

Простите меня за указание на то, что моя способность обеспечить это освещение полностью зависит от вашей любезной добровольной подписки, которая поддерживает существование этого блога. Любой желающий может бесплатно воспроизводить или публиковать этот пост, в том числе в переводе. Вы по-прежнему можете читать без подписки.