Демократ

В конце 80-х дело было. Самый разгар перестройки, демократия, гласность, митинги, забастовки, журнал «Огонек». Горбачев всем уже надоел и чего то большего хотелось, а чего никто так не мог обьяснить толком. И герои свои тогда были. Кто тогда жил героев этих конечно помнит, такое не забыть, кто-то и до сих пор с почтением относится, с трепетом даже, а кто то и плюётся, услышав знакомое и почитаемое когда то имя, но чтоб забыть это вряд ли.

Ну а кто не жил, тому и не надо уже знать. По мне так пропади они пропадом все те герои. А камни бросать все ж не буду, сам ведь тогда юным демократом был. Дааа, телевизор смотрел, фильмы там всякие, умным и прогрессивным мечталось тогда стать, книжки даже читал умные и музыку слушал. Ну как читал? Мозги только парил, башка только с тех книжек да фильмов кругом шла, а ума чего то не прибавлялось, а музыку эту ихнюю так и не понимаю до сих пор.

А в городе нашем свой был герой – демократ. Весь такой модный из себя, в джинсе весь ходил, борода, очки дымчатые и волос целая грива, и морда породистая такая, восточная, тонкие черты лица, выразительная такая морда, культурная, нос там, глаза, губы, короче кирпича просит морда, двинуть по этой морде очень хочется, однако же и привлекает одновременно, трепет какой то вселяет, из другого как бы она мира, мистическое такое лицо как у философа Владимира Соловьева. Выделялся он очень, конечно. Вообще этих, которые выделяются у нас не любят, да и не приживаются у нас они, талант вот если какой проклюнется, так сразу норовит слинять куда-нибудь в столицы или дальше ещё. Не остаются у нас эти «таланты».

А у этого вроде и талантов то особых не было, однако все его тогда у нас знали. Митинги он всякие организовывал за свободу и демократию. Партию тут у нас хотел сделать «Демократический союз», как у Новодворской. Киноклуб вёл в Художественном музее, ну там вообще вся эта тусовка собиралась, мутили что то постоянно.

А мне лет пятнадцать было и тоже я очень таким быть хотел и с демократом этим мечтал познакомиться и поговорить просто, о жизни поговорить, душу излить ему, сказать хотел, что я тоже такой же и книжки читаю и фильмы смотрю и музыку эту ихнюю слушаю и тоже за демократию, за свободу, что не «совок» я - короче, хоть и выгляжу так вот не модно совсем. А случая всё не представлялось это ему сказать. Даже поговорить просто случая не представлялось.

И вот, поехали мы как то с мамой и сестрами в Челябинск, к тётке в гости. И поехали на поезде в плацкарте. И заняли вчетвером купе, а напротив нас ещё два места и вдруг вижу я, что в вагон заходит этот демократ и как раз напротив нас садится. Поезд тронулся, он сидит в окошко сморит, а на второе то место с ним рядом никто не садится. Ну и сел я, и смотрю на него в упор. С восторгом таким смотрю, хочется мне очень чтоб заговорил он со мной, о демократии там заговорил, о политике какой нибудь или вот хоть о литературе.

Смотрю смотрю, а он всё в окно глядит, а в окне ничего такого нет интересного, город кончился и пошла степь да лесочки. Ботинки, правда, снял, носки у него белые. Ни разу я до этого не видал, чтоб мужики белые носки носили. Вдруг поворачивается он ко мне и лениво так говорит : «Ты это! Иди на своё место, парень. Мне ноги надо положить. А ты на своём месте по билету обоснуйся!»

Я как ошпаренный вскочил, свет в глазах моих натурально померк, как в романах пишут, мир вокруг рухнул. Пошёл я на своё место, а он уже на сиденье ноги свои в белых носках положил, ступни то есть, а ноги растянул и глаза даже прикрыл от удовольствия. И помню я огромные эти ступни в белых носках, на том месте где я только что сидел и мечтал, как он на меня своё внимание обратит и заговорит первым.. А он вот так.

Я с мамой сел, на него старался не глядеть больше, а смотреть пытался в окно, только свет то померк, не осталось у меня в этом свете ничего кроме страшной обиды.

И приехали мы в Челябинск и пошли все к выходу и демократ этот одел ботинки и взял портфель свой и тоже пошёл. Мы потом поехали на трамвае до тёти. А демократ, наверное, пошёл по своим демократическим делам, а я всё думал и обида никуда не уходила и представлял вот, как где то на окраине этого огромного промышленного города идёт он под вечер и слышит хрипловатый такой голос – эй ты, х@й бородатый, а ну стоять! И холодный пот орошает его спину и понимает он вдруг, что бежать уже некуда, потому что обступили его уже крепкие парни с рабочего этого района. Ну а дальше уж как положено. Мдааа, такие вот мечты были.

Две недели у тёти мы гостили, и всё росла моя обида и ненавидел я уже всех этих прогрессивных людей и захотел даже в семинарию поступать на инквизиторский факультет. Думал, что должен такой быть. Однако ж не сложилось , не срослось. Да много чего у меня в жизни потом не сложилось. Демократа этого я долго не встречал, думал даже, что исполнилась та моя фантазия, впрочем я ведь уехал потом из своего города, надолго и всё равно вернулся, а потом опять уехал и опять вернулся, так и не отпустила меня родина моя.

А демократ что? Потрепала его конечно жизнь, но идеалам своим не изменил. Борется теперь с «кровавым» путинским режимом, на митинги правда никто с ним не ходит уже, а глядя на него, только крутят пальцем у виска. Типа городской сумасшедший. И на голове плешь и борода висит какими то клоками, а носки поди ж ты теперь у него уже и не белые, а грязные и дырявые и выглядывает из дыры одиноко большой палец и высматривает что то, и ничего не узнаёт и не понимает.

Демократа этого встречаю в городе иногда. Правда так мы с ним и не познакомились. А теперь и смысла знакомиться нет. Он и не запомнил меня, конечно. А я вот помню, и все видятся мне белые его носки. Такие вот они – демократы для меня.