Как политический истеблишмент спонсирует те протесты, которые им нужны, подавляет те, которые им не нужны, и действует осторожно, когда их клиенты отклоняются от идеи

Западные либеральные демократии культивируют целый ряд фикций относительно своей природы и функций. В мифах, которые они рассказывают о себе, люди суверенны, а политики просто исполняют их желания. В действительности, как и во всех политических системах, демократических или иных, именно лидеры осуществляют власть и стремятся направить людей в удобное им русло. Демократия налагает различные ограничения на действия истеблишмента, но не препятствует существенно односторонним решениям истеблишмента. Чтобы скрыть эти неудобные истины, демократические страны охотно участвуют в различных демократических литургиях, в том числе в народных протестах. Наши лидеры предпочитают протесты, которые поддерживают их политическую программу, и они спонсируют их везде, где это возможно, и с максимальной публичностью, чтобы отвлечь внимание от тех менее удобных демонстраций, которые они считают необходимым маргинализировать или даже насильственно подавить.

С 2021 года Letzte Generation (Последнее Поколение) вовлечена в монотонную программу вандализма и гражданских беспорядков. За свои проступки активисты в основном отделались штрафами и умеренными упреками со стороны политиков. Когда на прошлой неделе камеры активистов засняли полицейских, грубо обращающихся с двумя климатическими активистами, немецкая пресса коллективно взбесилась, и полицейские управления быстро объявили о начале расследования против своих собственных офицеров. Режим явно рассматривает Letzte Generation как важных, хотя и не совсем управляемых, коллаборационистов. Они выступают в поддержку основных политических целей правительства Шольца и придают обоснованность фикции о том, что климатические меры являются органичным, массовым требованием, которое исходит прежде всего от простых людей.

К протестующим против пандемических ограничений относились совершенно по-другому. Их демонстрации обычно запрещались и подавлялись с применением значительного насилия. Видео таких разгонов были настолько шокирующими, что вызвали возражения даже у специального докладчика ООН по вопросам "пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания". В декабре 2021 года, когда полиция Кобленца поблагодарила участников пандемических демонстраций за мирное поведение и пожелала им доброго вечера, пресса поспешила осудить их, а представитель полиции извинился. Наш потешный министр внутренних дел Нэнси Файзер даже призвала немцев «выражать [своё] мнение, не собираясь одновременно во многих местах».

Некоторые читатели жалуются, что я не осудил подавление пропалестинских демонстраций в Германии. Я не особо много говорил об этом, потому что мне не совсем понятно их подавление. Если мы рассмотрим спектр, определяемый предпочтительными климатическими протестами с одной стороны, и вызывающими сожаление протестами против пандемии с другой, то окажется, что пропалестинские демонстранты находятся скорее посередине. Федеративная Республика более жестко ограничивает право на собрания и выражение мнения, чем такие страны, как Соединённые Штаты. Например, осуждение существования Израиля или выражение ненависти к евреям в Федеративной Республике противозаконны, и полиция обеспечивает соблюдение этих ограничений среди пропалестинских сторонников так же тщательно, как и где-либо ещё. Натасканная пресса, хотя и осуждает некоторые высказывания протестующих, тем не менее продолжает защищать их в других отношениях и уверять своих читателей, что именно немецкие правые, и в частности сцена пандемического активизма, являются местом, где ненависть к евреям имеет свой истинный дом. Идиот Файзер, правда, запретила ХАМАС и его доверенную организацию Самидун внутри страны, но этот запрет до сих пор носил символический характер. Полиция утверждает, что не предпринимала никаких действий против обеих групп. Между тем, первоначальные запреты на пропалестинские протесты в основном были сняты. Около 10 000 человек в Берлине и 17 000 в Дюссельдорфе вышли вчера на улицы, требуя справедливости для палестинцев. Их сопровождали более мелкие протесты в Ганновере, Бремене и других городах. Во всех этих случаях полиция тесно сотрудничала с организаторами, чтобы обеспечить проведение демонстраций приемлемым образом и чтобы требования активистов ограничивались либеральным словарем прав человека, мира и ненасилия. Пресса продолжает утверждать, что какими бы ни были антидемократические грехи пропалестинских активистов, они ничто по сравнению с нелиберальными и антисемитскими тенденциями коренных немцев.

Бывший политик ХДС Кристина Шредер, которая работала в Бундестаге с 2002 по 2017 год и была министром по делам семьи в правительстве Меркель с 2009 по 2013 год, опубликовала в Welt разоблачительную статью об отношении немецкого режима к неудобным политическим наклонностям мигрантов из исламского мира. На протяжении всей своей карьеры она хотела расширить сомнительную «борьбу с экстремизмом», включив в неё также «исламизм и мусульманский антисемитизм». Тем не менее, она столкнулась со значительным сопротивлением со стороны сил истеблишмента, стремящихся отождествить экстремизм с правым крылом и «делигитимизировать все политические взгляды, которые не были левыми».

До своего пребывания на посту министра, когда я работала в комитетах, ответственных за выделение средств на борьбу с экстремизмом, я неоднократно указывала на сомнительные проекты в списках заявок. Всё, что мне и моим сотрудникам нужно было сделать, – это пробраться через зачастую запутанную сеть инициатив, подгрупп, проектов, НПО и целевых групп, чтобы найти то, что мы искали: борьбу «против расизма», участники которой глубоко окопались в среде воинствующей Антифы, или борьбу «против исламофобии», которая велась ответвлениями группировок, отнесённых Федеральным ведомством по защите конституции (BND) к исламистским.

…По большей части я была борцом-одиночкой. Я входила лишь в некоторые соответствующие комитеты и поэтому могла контролировать только часть из примерно 30 миллионов евро, которые федеральное правительство тратило в то время на борьбу с экстремизмом.

Став министром по делам семьи, Шрёдер выделила специальные средства на борьбу с «левым экстремизмом и исламизмом», а также потребовала, чтобы все получатели государственных денег подписали «декларацию демократии», в которой они подтверждали бы «свою приверженность свободному демократическому устройству Федеративной Республики… и обещали не работать над проектами с партнерами, которые думают иначе»..

Я знала, что это вызовет переполох. Подтекстом борьбы с экстремизмом всегда является определение спектра мнений, которые разрешено законно выражать в Германии...

Многие игроки, естественно, были заинтересованы в том, чтобы любое мнение справа от Христианского Союза Меркель было осуждено, в то время как все, что было слева или в мусульманской сфере, и не провоцировало непосредственно насилие, было оправдано якобы благородными целями или «культурными различиями».

Речь шла и о материальных финансовых интересах: большинство так называемых «поборников гражданского общества» или «активистов», поддерживающих подобные проекты, зарабатывают на этом себе на жизнь. Их работа – «бороться с правыми»...

Все они засвидетельствовали, что их ряды выполняют «невероятно важную работу», и это было поддержано дружественными академиками, которые каждый год достоверно обнаруживали рост «правых» или «исламофобских» настроений, наивными знаменитостями, которые «мужественно» «показывали своё лицо» в борьбе «против правых» на красной дорожке, а также представителями религии, которые позволяли почти каждому мероприятию, посвящённому христианско-мусульманскому диалогу, вращаться исключительно вокруг якобы вездесущей «исламофобии»...

Мягкий отпор Шрёдера вызвал фурор. Анетта Кахане, председатель Фонда Амадеу Антонио, сравнила требование к получателям финансирования подписать "декларацию демократии" с тоталитаризмом. Для политика СДПГ Гезине Шван это требование представляло собой "высокомерное применение власти авторитарным государством". Штеффен Бохан из Die Linke обвинил её в "мании исламизма", а зелёный политик Свен-Кристиан Киндлер сказал, что она "безответственно" отвлекала от того факта, "что проблемы в нашем обществе — это народная враждебность и нацизм". В совместном заявлении десять самопровозглашённых профессорских экспертов по политическому экстремизму обвинили Шрёдера в "отрицании реальности", при этом сами отрицая, что "насильственный левый экстремизм" является значительной политической силой, и настаивая на том, "что антидемократические тенденции широко распространены только среди незначительного меньшинства мусульманской молодёжи".

Очевидно, что наши политики надеются превратить мусульманских мигрантов в союзников низшего уровня против непокорных немцев в средних классах общества. Из-за своего узкого и ошибочного видения человечества наша либеральная элита никогда до конца не понимала, что их недавно импортированные политические клиенты приносят с собой широкий спектр иностранных привязанностей. Они поддерживают Шольцев и Меркелей в немецкой политике по чисто прагматическим причинам; их этнические предпочтения и верность своим корням гораздо глубже, и никакая интеграция или ассимиляция не сотрёт их. Конфликт в Газе усилил напряжение в этом удобном союзе, но он также показал, насколько силен культурный и институциональный импульс в пользу мигрантов. В то время как высший истеблишмент по-прежнему твёрдо поддерживает Израиль, ключевые игроки левых – включая некоторые средства массовой информации – разделены по вопросу об Израиле так, как никогда во время войны на Украине. Как следствие, чуждый Палестинский вопрос получил публичное освещение в Федеративной Республике, в отличие от более близкого к дому вопроса о карантинах и массовой вакцинации.