В ночь с 7 на 8 ноября 1920 года части 15-й и 52-й стрелковых дивизий и 153-й бригады 51-й дивизии начали форсирование Сиваша. Уже 11 ноября
радиостанция "Коминтерн" сообщила: «Доблестные части 51-й Московской дивизии в 9 часов прорвали последние Ишуньские позиции белых и твёрдой
ногой вступили на чистое поле Крыма».
А незадолго до того - в середине октября 1920 года     Врангель, осмотрев перекопские укрепления, заявил находившимся при     нём начальникам военных миссий Антанты: «Многое сделано, многое  предстоит ещё сделать, но Крым и ныне уже для врага неприступен».  Такой же точки зрения придерживался генерал-лейтенант Слащёв  и другие   белые лидеры.
Ну а крымские газеты вообще захлёбывались от восторга, именуя Перекоп  "вторым Верденом" и "сухопутным Гибралтаром".
Почему же их так легко взяли большевики?
Дело в ударе со стороны Сиваша считавшегося непроходимым?? Или еще в чем -то?
У «Чёрного барона» в мемуарах говориться коротко и без подробностей:

"Красные сосредоточили  колоссальную артиллерию, которая оказывала своим частям мощную поддержку"
Но на самом деле у  Фрунзе для штурма Перекопа было семьдесят 76-мм полевых пушек и аж 21 тяжёлое орудие»- 107-мм пушки образца 1910 года, 152-мм гаубицы образца 1909 и 1910 годов и 120-мм французские пушки образца 1878 года.
Более мощной артиллерией Южный фронт не располагал. И как с такой орудийной мощью можно было взять «неприступные укрепления» противника,располагавшего тяжёлыми орудиями калибром от 152 до 254 мм?
Историки ревизионисты вслед за Великой Отечественной добрались и до Гражданской - утверждают что  неприступные укрепления Перекопа представляли собой обычные окопы с проволочными заграждениями, кое-где обшитые досками. О  масштабной обороне тоже нет оснований говорить, поскольку крымские
Якобы поисковики, исследовавшие полуостров обнаружили следы лишь одной врангелевской батареи на две 10-дюймовые пушки, которые стояли в обычных  земляных окопах. То есть  речь идёт
всего лишь об укреплениях полевого типа.
Но даже такие укрепления в Первую Мировую останавливали очень мощные наступления (так что на километр от позиций все пространство было в цвет мундиров атакующей стороны)
    Участник боёв за Перекоп  поручик Мамонов,     вспоминал:
 "Окопы на Перекопе были хороши и даже с проволочными     заграждениями, но опять наши штабы забыли, что имеют дело с живыми    людьми. Ни землянок для людей, ни складов, ни дров, ни колодцев
    предусмотрено не было".
А управляемые фугасы и минные поля, установленные на Крымском перешейке - якобы и вовсе выдумка врангелевской прессы, которая позже перекочевала на страницы монографий  советских историков.
Григорий Николаевич Раковский, упомянутый в первой статье журналист при штабе Донской армии, в 1921 году, уже в Константинополе, писал: "В течение многих месяцев правящими
кругами Крыма в русской и заграничной печати внедрялась мысль и распространялись сообщения о неприступности Перекопа, усиленно создавалось убеждение в том, что для взятия Крыма "нужно пройти тридцать вёрст природных укреплений, переплетённых к тому же проволокой, залитых
бетоном, начинённых минами, усовершенствованных по образцу верденских укреплений французскими инженерами". В действительности эти прославленные,
разрекламированные как неприступные укрепления были ниже всякой критики. Теперь выяснилось, что многомесячные фортификационные работы, на которые были затрачены огромные средства, велись с преступной небрежностью при несомненном попустительстве командных верхов". ("Попилили бабло" -говоря современным языком??)
Из этого делаются даже далеко идущие выводы что мол  Пётр Николаевич Врангель и не собирался защищать Крым.
Понятно  у барона Врангеля не было  была возможности  создать аналог линии Маннергейма как ошибочно утверждают все те же ревизионисты...
Но трудно предположить что заранее считая себя обреченными, белые не организовали бы вывоз наиболее боеспособных и верных частей и материальных ценностей - тем более если как говорят конспирологи, в деле были и союзники(оставившие, выходит, красным изрядно имущества).
Тем не менее в блогосфере можно встретит  упоминание о каких то секретных радиопереговорах Фрунзе с командующим французской   эскадры вице-адмиралом Шарлем Дюменилем
- в ходе которых  красные согласились выпустить врангелевцев из Крыма оттого и приостановили наступление - но мол  текст этих переговоров   до сих пор держит в секрете.
(Теоретически можно предположить что красные -чтобы не биться за каждый городишко и перевал с теми кому нечего терять и в самом деле дали возможность бежать армии Юга России - но тут мы вступаем на почву все той же конспирологии - а она до добра не доведет)
Но как бы там ни было, в ноябре 1920 года две конные армии, несколько отдельных конных дивизий и конные махновцы, тогда сражавшиеся на стороне
красных (всего 50-55 тысяч сабель), после взятия Перекопа сразу же остановились  на двухдневный отдых.
  И  Симферополь,  и многие другие населённые пункты Крыма на самом деле были  заняты Повстанческой армией под командованием Алексея Васильевича  Мокроусова и его заместителя Павла Макарова - того самого "адъютанта  его превосходительства"(с). Естественно, активную роль в освобождении     крымских городов сыграло местное население.
В сети есть упоминание о мемуарах  участника боёв, изданных в 1920-х годах.
" К Будённому где-то у Джанкоя прибегает ординарец:
-Симферополь на проводе!
-Что, беляки сдаваться надумали? -
-Да нет, симферопольский ревком спрашивает, куда делась 1-я конная?"
А в первом издании своих мемуаров Будённый так описал вход РККА в Симферополь:
-На улицах шпалерами стояли повстанцы и перешедшие на их сторону солдаты врангелевской армии. Оркестр играл Интернационал...
.
Из Симферополя Семён Михайлович позвонил в Севастополь в местный ревком:
-Как у вас дела?
-Врангель убыл. Взяты 10 тысяч пленных.

Выходило, что  Севастополь уже был в руках  повстанцев когда РККА  только-только дошла до Симферополя?

***
Так или иначе белые бежали/эвакуировались.

Вот что пишет историк Романов(тоже упоминался ранее)
    О том, как проходила эвакуация, сохранилось много свидетельств. Следуя идеологическому заказу, советские источники (и в большей мере, произведения искусства, особенно кинематограф) изображали красочные картины панического бегства белогвардейцев из Крыма: драки за места на пароходах, отчаянье, слезы и плач. Люди, остервенело карабкающиеся на борт по корабельным канатам; во множестве облепившие трапы. Эти образы запечатлелись особенно ярко в известных художественных фильмах: "Служили два товарища", "Бег".
И все же в реальности эвакуация происходила иначе. Так, в Севастополе улицы патрулировали чины комендатуры, казаки и юнкера. Случаи мародерства немедленно пресекались. На улицах, примыкавших к порту, было поставлено оцепление, пройти через которое можно было, только имея при себе специальные пропуска.
    К центру Севастополя нескончаемым потоком тянулись автомобили, телеги, повозки. Этот поток начинался где-то далеко за городом. Как вспоминал очевидец, "ехали в основном тыловики и беженцы, многие с семьями. <…> Иногда в потоке оказывалось несколько подвод, в которых вповалку на сене лежали военные, или проезжали несколько тачанок, запряженных четверкой замечательных лошадей, с пулеметами, укрепленными на заднем сидении; это были, по-видимому, остатки какой-нибудь разбитой или разбежавшейся военной части".
    С утра следующего дня стали проходить на погрузку воинские части. Следовали они в образцовом порядке, не останавливаясь и не растягиваясь. Их встречали специально выделенные офицеры и провожали прямиком к пристани.
    Остатки белых частей (приблизительно 100 тыс. чел.) были в организованном порядке эвакуированы в Константинополь при поддержке транспортных и военно-морских кораблей Антанты. Эвакуация Русской армии из Крыма, по мнению современников и историков прошла успешно - во всех портах царил порядок и основная масса желающих смогла попасть на пароходы. Перед тем, как самому покинуть Россию, Врангель лично обошёл все русские порты на миноносце, чтобы убедиться, что пароходы, везущие беженцев, готовы выйти в открытое море.

Конец цитаты

Как говорится - четыре ошибки в слове из трех букв. Ибо про хаос и бардак писали не советские историки а как раз эмигрантские

 К примеру -  дроздовец и гитлерофил Туркул, писал в мемуарах:

   ".. Брошенные кони, бредущие табунами; брошенные пушки, перевернутые автомобили, костры; железнодорожное полотно, забитое на десятки верст вереницами вагонов; разбитые индендантские склады, или взрывы бронепоездов, или беглецы, уходящие с нами; измерзшие дети, обезумевшие женщины, пожары мельниц в Севастополе, или офицер, стрелявшийся на нашем транспорте "Херсон"; или как наши раненые, волоча куски сползших бинтов, набрякших от крови, ползли к нам по канатам на транспорт, пробирались на костылях в толчее подвод; или как сотни наших Дроздов, не дождавшись транспорта, повернулись, срывая погоны, из Севастопольской бухты в горы - зрелище эвакуации, зрелище конца мира, страшного суда. "Господи, Господи, за что Ты оставил меня?" Россия погрузилась во тьму смерти...
    Конец. Это был конец не только белых. Это был конец России. Белые были отбором российской нации и стали жертвой за Россию. Борьба окончилась нашим распятием. "Господи, Господи, за что Ты оставил меня?" может быть молилась тогда с нами в смертной тьме вся распятая Россия."

Сам дроздовец-власовец к сожалению распятия во всех смыслах избежал  и умер своей смертью - пережил и своего другого вождя Гитлера - не получив как многие коллеги ни пули РККА ни американской бомбы на голову, ни закапывания живьем от югославских или итальянских партизан (те иногда очень нервно реагировали на обещания Гитлера дать казакам и коллаборационистам землю для поселения в их странах) ни даже ледоруба имени Меркадера после войны...

    "...А вот что пишет  Григорий Николаевич Раковский.
    В ночь на 31-е октября (13 ноября) в Феодосии было объявлено осадное положение. В порту уже шла погрузка. Население узнало об этом, когда корабли были уже почти заполнены военнослужащими и военными учреждениями. Улицы были затоплены подводами. Всюду царил хаос и сумятица. Всё хлынуло к военной базе, на пристань.
    Для кубанцев стояло на рейде два парохода - "Дон" и "Владимир"... ...На пароходы грузились тыловые части, беженцы, войсковой штаб, правительство... В 4 часа дня в город приехал Фостиков, командир Кубанского корпуса, назначенный начальником обороны феодосийского района.
    Он прибыл на транспорт "Дон" и в очень резкой форме заявил:
    - Все вон с парохода.
    Вслед за этим Фостиков сменил комендантов, назначенных войсковым штабом, и назначил своих.
    - В первую очередь, - заявил Фостиков, - должны быть погружены войсковые части. Я никому не позволю грузиться, пока не будут погружены мои казаки.
    ...Началась паническая разгрузка. Часть воинских учреждений сошла добровольно. Другим сообщили ложную весть об обратном взятии Перекопа. "Штатских" перестали пускать на мол.
    К вечеру, когда погрузка была уже закончена, к Феодосии подошли части терско-астраханской дивизии под командой генерала Агоева. Они пришли в полном беспорядке, отдельными бандами и стали требовать погрузки.
    Страшная картина творилась на пристани. Озлобленной руганью и проклятиями осыпали оставшиеся сидевших на кораблях. Яростно ругали командный состав:
    - Головы позакрутили нам, а теперь "тикаете" вместе с вашим Врангелем...
    Фостиков не появился и сидел на корабле.
    ...Жуткую и грозную картину представлял собой феодосийский порт в последние часы эвакуации... Электрическая станция ещё работала. Тусклый свет освещал ужасные сцены, точно выхваченные из дантовского "Ада".
    ...Главная улица города - Итальянская - огласилась треском от взламываемых дверей магазинов: это воинские части приступили к грабежам.
    А в военном порту бушевала тёмная, озверевшая масса людей, требуя немедленной погрузки на перегруженные до последних пределов пароходы. ...Решено было взять на "Владимир" ещё 400 человек. Когда спустили трап, толпа заревела и бросилась на пароход. Началась давка. Люди стали сталкивать друг друга в воду. Трап затрещал. Комендант парохода приказал поднять трап и заявил, что больше ни одного человека он не примет.
    - В таком случае, я остаюсь с казаками, - заявил ему начальник терско-астраханской дивизии Агоев.
    По адресу сидевших на пароходе неслись с пристани яростные ругательства и проклятия.
    - Вы всё равно не уедете.
    - Стрелять будем...
    - Давай сюда батарею. Подкатывай её... Пропадать, так всем пропадать...
    - Выбрасывай всех баб...
    - Офицерья и бабья понатаскали, а нас бросаете, нас не хотите брать...
    - Спекулянтов в море...
    Можно себе представить, что переживали в этот момент находившиеся на пароходе гражданские беженцы и женщины в особенности.

    В итоге  Фостиков  распорядился пустить ещё немного беженцев... на перегруженный "Владимир".
    На этом эвакуация Феодосии закончилась.
    Корабли уходили в море, оставив в Феодосии тысячи людей на произвол судьбы. Из иностранных судов на французском крейсере уехало человек 150 богатых армян. Несколько человек уехало на американском миноносце и на огромном пустом американском пароходе "Фараби".
    Ночью же прибывшие в Феодосию части, видя, что погрузка закончилась, присоединились к погромам и приступили к поголовному грабежу магазинов и складов, а затем направились походным порядком на Керчь."

    Об эвакуации Керчи Раковскому рассказывал генерал Калинин, командир Донского корпуса:

    " Без отдыха я пошёл на Керчь и 3-16 вечером туда прибыл. Генерал Абрамов передал мне всю полноту гражданской и военной власти.
    В городе шёл погром. Уже сорганизовался военно-революционный комитет. Местные большевики уже захватили крепость, и гарнизон тут же выбирал себе, по их указанию, коменданта.
Генерал Калинин разгромил повстанцев  а потом пришёл в порт и повторил "подвиг" генерала Фостикова:
    ...занял плацдарм для посадки, а затем, высадив с пароходов "тылы", приступил к погрузке своих частей...
    - Я не знал, - добавляет Калинин, - что отъезд носил добровольный характер. Если бы мне сказали увозить только тех, кто действительно должен был бы спасаться - я погрузил бы не более трети казаков. Я, командир Донского корпуса, не знал приказа Врангеля и такого приказа не видел.
(Образцовый врангелевский порядок!-В.С.)

    А что же Раковский пишет об эвакуации Севастополя?

    Со всех сторон в Севастополь прибывали новые и новые толпы беженцев, офицеров и солдат. Ехали на подводах, шли пешком. За подводы платили миллионы...
    В городе начинался погром, пожары. Горел грандиозный склад Американского Красного Креста на мельнице Радоконаки и склад интендантского имущества. Ночью зарево страшного пожара озаряло город...
    Власть в городе переходила в руки городского самоуправления. Ввиду начавшихся грабежей и погромов, к Врангелю в гостиницу Киста явилась 31 октября (13 ноября) думская делегация, указывая на необходимость образования городской самообороны.
    - Я не допущу этого ни в коем случае, - ответил Врангель, - так как этим могут воспользоваться большевики, чтобы помешать эвакуации...
    Однако, рабочие уже организовали отряды для самообороны и уже самостоятельно начали борьбу с погромами и грабежами - белая контрразведка куда то испарилась.  
Еще  Раковский пишет:
    "...По ходатайству делегации были освобождены из тюрем политические заключённые. Однако, для многих освобождение пришло слишком поздно, так как в дни эвакуации немало политических было расстреляно охранявшими тюрьмы офицерами и юнкерами, считавшими всех политических большевиками..."
Большевиков отметим на тот момент практически не было - их обычно расстреливали очень быстро - так что под раздачу попали кадеты с эсерами и прочие либералы...
        
Генерал  Слащёв. особых подробностей об эвакуации не сообщает.

   " ...В тылу всюду были выступления в пользу красных, а мародеры и "люмпен-пролетариат" разносили магазины, желая просто поживиться. Я ехал как частное лицо, и поэтому на мое купе 2 класса никто не обращал внимания и я мог наблюдать картины бегства и разгул грабежа. В ту же ночь я сел на случайно подошедший ледокол "Илья Муромец", только что возвращенный французским правительством Врангелю и вернувшийся "к  шапочному  разбору"...

Но зато немало написал об эвакуации Севастополя князь Оболенский.
   " ...Вернувшись из управы домой, я вдруг ясно понял, что должен сопровождать своих только что бежавших из большевистского плена сыновей, которым слишком опасно было оставаться в Крыму.
    ...На вокзале оказалось не более сотни отъезжающих, преимущественно чиновников более высокого ранга, судейских и военных со своими семьями. У нас всех были пропуска в Севастополь, по которым станционное начальство должно было нам указать заранее приготовленный для нас вагон. Однако, на вокзале никто о существовании такого вагона не знал и даже не знал, пойдет ли, и когда именно, поезд в Севастополь.
    Долго все мы бродили по путям в поисках обещанного вагона, потом всей гурьбой ходили от начальника станции к коменданту и обратно. Все было напрасно.
    Наконец, потеряв всякую надежду добиться толка, мы покорились судьбе и стали ждать. Наш поезд должен был отойти по расписанию в 11 часов утра, а вот уже стрелка станционных часов показывает три... Перед нами на втором пути стоял санитарный поезд, битком набитый ранеными солдатами. Хотя он стоял без паровоза, но мы решили за ним наблюдать, а, когда заметили, что к нему прицепили какие-то два служебных вагона, всей гурьбой полезли в них и, несмотря на протесты служащих, заняли в них места...
    В два часа ночи на всех парах подкатил к станции ярко освещенный электричеством поезд генерала Кутепова. Мои спутники облегченно вздохнули: начальство уже, конечно, распорядится отправить наш поезд. Действительно, с вокзала нам принесли весть, что генерал Кутепов распорядился раненых отправить в первую очередь и что мы сейчас двинемся в путь. Увы, раздался свисток, и тронулся поезд Кутепова, а мы остались по-прежнему стоять без паровоза... Опять прошли воинский поезд и бронепоезд... Ночь кончилась. Стало рассветать. Когда же, наконец?.. Нам сообщили, что в паровозном депо идет митинг, который должен решить вопрос, дать ли нашему поезду паровоз... Наконец, вопрос был решен в нашу пользу, и в шесть часов утра тронулись.
    ...На станции Бельбек нас нагнал какой-то поезд, битком набитый солдатами и офицерами. Соскочившая с него группа офицеров окружила начальника станции. Они были бледны и все, перебивая друг друга, шумели и что-то требовали...
    - Да не могу я, - говорил начальник станции, - приказано вперед пустить санитарный.
    - Не пустишь? - вдруг завопил хриплым голосом какой-то длинноногий офицер в сдвинутой набекрень папахе, - а не хочешь ли поболтаться на перекладине?
    Полковник с тормоза нашего поезда стал урезонивать офицеров, но те не унимались, и начальнику станции пришлось уступить. Поезд с обезумевшими от паники людьми помчался дальше... На следующей станции нас обогнал последний бронепоезд.
    За нами, как передавали, шел уже поезд с саперами, взрывавшими пути.
    Часов в 9 вечера мы добрались до последней перед Севастополем станции Инкерман и опять остановились. Оказалось, что обогнавший нас бронепоезд сошел с рельсов и загородил нам путь. Наша компания, состоящая из девяти человек, собралась с разных крыш и тормозов на совещание: что делать?
    Пережидать или идти восемь верст пешком до Севастополя? Решили идти и зашагали по шпалам с чемоданами и мешками...."

     Оболенский задним числом Врангеля оправдывает

   "... Когда говорят о какой-нибудь военной эвакуации, что она прошла в порядке, нужно это выражение понимать условно, ибо при всякой эвакуации, происходящей под натиском противника, всегда есть люди или группы людей, переживающие панику и вносящие беспорядок и суету.
    Конечно, не было полного порядка и при эвакуации Севастополя. Но все-таки приходится удивляться относительной организованности и порядку, каких достиг генерал Врангель при вывозе войск из Севастополя. Не было ничего похожего на те безобразия, какие происходили при эвакуации Новороссийска и Одессы.

(Можно лишь вздрагивать при мысли что творилось в этих городах если хаос и абсурд Крымской эвакуации у Оболенского именуется порядком)
    Да и сам Оболенский смог бежать только по счастливой случайности. Потому что в Севастополе царил такой же "порядок", как и в Симферополе. Солидные, состоятельные господа узнали об эвакуации заранее и спокойно уехали, причём попутно вывезли свои капиталы и запасы товаров. А рядовые обыватели  метались по оставленному городу, "словно кошки на пожаре"(с). Оболенский был лично знаком с Врангелем и  обратился за помощью непосредственно к нему

    "...Объясняю, что опоздал к эвакуации и прошу выдать мне девять пропусков на один из отходящих пароходов. На бумажке пишу все наши фамилии. Офицер, взяв от меня бумажку, исчезает и через довольно продолжительное время возвращается.
    - Главнокомандующий просил вам передать, что может дать пропуска только вам и вашей семье.
    - Но мне нужны пропуски не только на членов моей семьи. Со мной приехало 8 человек...
    - Главнокомандующий разрешил выдать пропуск только на четырех. Если желаете, можете сейчас получить, а впрочем, как хотите.
    Он смотрит на меня с легкой усмешкой, в которой я вижу вопрос: - "Предаст или не предаст своих друзей?"
    В первую минуту я хотел отказаться от милостивой привилегии. Особенно меня возмущал отказ двум из моих спутников, участников городского съезда, только-что оказавшего поддержку генералу Врангелю. Резолюция съезда с перечислением главных его участников накануне была опубликована в газетах, и оставаться в Крыму им было крайне опасно. Однако, я быстро сообразил, что, имея на руках пропуск на четверых лиц, я легче смогу как-нибудь протащить на пароход всех своих спутников, чем не имея никакого пропуска, а потому, сдержав себя, сухо сказал:
    - Давайте пропуск на четверых...
    На бумажке, которую я получил, значился транспорт "Рион".
    В вестибюле я стал справляться у группы офицеров о том, где стоит транспорт "Рион".
    - "Рион"? - удивленно переспросили меня, - да он уже ушел рано утром...

Трудно сказать -была ли то специфическая шутка вождя белого движения над надоедливым "шпаком" или просто следствие полного бессмысленного бардака последних дней белого Крыма?
Оболенский и его спутники эвакуировались из Севастополя на французском крейсере.
    Выходя из гостиницы, я обдумывал уже план нашего обратного путешествия, когда столкнулся в дверях с французским офицером. Я остановил его и по-французски обратился с вопросом, нельзя ли мне с моими спутниками поместиться на каком-либо французском военном судне.
    К моему удивлению, француз, оказавшийся капитаном Пешковым, приемным сыном Максима Горького, ответил мне на чисто русском языке. Он обещал немедленно передать мою просьбу адмиралу...
    ...Через час мы уже причаливали на маленьком катерке к борту французского броненосца "Вальдек Руссо", а еще через час он медленно и плавно стал удаляться из Севастопольской бухты.
Добавим факт не столь известный -  Зиновий Алексеевич Пешковов был не только  ветеран Иностранного легиона, французский офицер, и приемный сын Горького но и брат Я.М.Свердлова.
Писавший брату письма в духе - сперва повесим тебя а потом - Блока.

    На "Рионе", на который так и не попал князь, уезжал из России монархист Г. В. Немирович-Данченко.

    Несмотря на то, что я запасся всеми необходимыми удостоверениями для погрузки на "Рион" и подлежал "обязательной эвакуации", на пароход удалось попасть каким-то чудом, после шестичасового стояния в толпе и душу раздирающих сцен у трапа...
    ...На глазах у чаявших попасть на спасительный пароход, сперва грузили свиней для питания тыловых превосходительств и ящики с увозимым казённым добром, а затем, уже под вечер, вспомнили о "штатских": журналистах, врачах, сёстрах милосердия, профессорах и прокурорах. Генерал Петров распоряжался порядком эвакуации, уцепившись обеими руками в загривки двух своих ординарцев и брыкая ногами в лицо запоздавшим женщинам. Когда какая-нибудь унылая фигура не повиновалась его окрикам, тогда появлялись рослые молодцы с винтовками с примкнутыми штыками, и пожитки несчастного летели в море.
    Ещё на берегу чернела густая толпа народа, когда трапы начали панически убирать (как потом выяснилось, кто-то шепнул ген. Петрову, что большевики готовят нападение на пароход), и доступ на пароход был прекращён. Полурастерзанные, оглушённые тумаками и площадной бранью, грохнулись мы наконец на палубу "Риона".

Из комментариев в ЖЖ
    Да уж, такого в советских фильмах "про Гражданскую" точно не было... Коммунистические режиссёры как-то не додумались изобразить белого генерала, пинающего беженок сапогами по лицам. И ни в одном советском фильме я не видел, чтобы белогвардейцы грузили на корабли свиней вперёд беженцев. Великий Исход ещё ждёт честной экранизации!.

Не менее интересно что  Немирович-Данченко пишет о своих попутчиках - то есть о людях какие по мнению Туркула были "отбором русской нации" и ее "сливками".

    "...Вся палуба - сплошной военный лагерь, напоминающий пир Батыя после битвы при Калке. Вся эта публика чертыхается, чавкает, храпит, справляет естественные потребности, толкается отчаянно коленями и локтями, орёт и запугивает друг друга чудовищными угрозами.
    То тут, то там разнимают сцепившихся тыловых полковников и капитанов, готовых друг друга застрелить из-за кружки кипятку или передвинутого чемодана. Ходят друг другу по ногам, обливают борщом и кипятком, ругаются в очередях у уборных площадной бранью, не стесняясь близостью женщин и детей.
    А в каютах расположилась привилегированная публика, в погонах и без оных. Вся тыловая накипь, квалифицированные авантюристы, шакалы и гиены гражданской войны со своими самками, червонные валеты в фантастических формах, исполненные показного апломба, способные на любую низость, вплоть до убийства беззащитного - всё это пьянствует, поедает консервы, неуклюже перекатываясь немытым телом и скручивая корявыми пальцами бесчисленные "собачьи ножки...".
Тут уж не сказать что вызывает большую неприязнь - животные инстинкты "сливок" или позиция пишущего о них  бла-ародного русского националиста?

  Находясь уже в море Врангель отправил радиограмму  французам. .

    Учитывая, что Франция - единственная из держав, признавшая правительство Юга России и обещавшая ему свою поддержку, моральную и материальную - я отдаю мою армию, флот и всех тех. кто ушёл со мною, под ея покровительство. Вследствие этого я отдал приказание русскому военному флоту и коммерческим кораблям при входе в Константинополь поднять на фок-мачтах французский флаг. Я заявляю, что корабли могут быть приняты в обеспечение платежей, которые падут на Францию и расходов, связанных с принятием ей обязательств в отношении эвакуируемых воинских частей и населения.
 С этого момента историю Белого дела  можно считать завершённой.
Некоторые историки именуют эвакуацию Врангеля «величайшим актом русской драмы». На самом деле она скорее смахивает на фарс - хотя и кровавый и жестокий...