Очерки по истории классической политэкономии. Часть 3. Уильям Петти

Сэр Уильям Петти (1623–87) – родоначальник классической английской буржуазной политэкономии. Место этого человека в истории экономической мысли определено тем, что он выступил одним из основоположников трудовой теории стоимости (ТТС; англ. labour theory of value, LTV) – которая утверждает, что стоимость товаров определяется затратами труда на их изготовление (общественно необходимыми затратами абстрактного – качественно неразличимого – труда, как показал впоследствии Маркс, завершивший разработку трудовой теории стоимости).

Закон стоимости Уильям Петти сформулировал достаточно чётко и ясно. Он приравнивает труд человека, добывающего серебро, к труду хлебопашца, заключая: «Если кто-нибудь может добыть из перуанской почвы и доставить в Лондон одну унцию серебра в то же самое время, в течение которого он в состоянии произвести один бушель хлеба, то первая представляет собою естественную цену другого...». Стоимость – «естественную цену», в его терминологии, – английский экономист противопоставляет рыночной цене товара (он её называл «политической ценой»), отчётливо понимая всю сложность реального процесса ценообразования, отклоняющего цены товаров от их стоимости вверх или вниз. Он даже указывает на целый ряд факторов, влияющих на ценообразование, включая такие, которые стали с особенной силой проявлять себя в нашу эпоху непрерывных инноваций: влияние товаров-заменителей и товаров-новинок, смена мод, традиции потребления в том или ином обществе и др. Для него «натуральная цена» есть «...основа сравнения и сопоставления стоимостей», на которой развивается «надстройка» [superstructure].

Труд Петти рассматривает как главный источник общественного богатства: широко известно его высказывание, цитированное Марксом в «Капитале», что труд есть отец богатства, а земля (т. е. природа) – его мать. Развивая эту мысль, Маркс показывает, что стоимость создаётся исключительно человеческим трудом, тогда как потребительная стоимость является соединением труда и вещества природы.

Тем не менее многие буржуазные историки экономической науки, такие как, например, Йозеф Шумпетер, отказывали Петти в праве считаться родоначальником классической политэкономии, предшественником Адама Смита, Дэвида Рикардо и Карла Маркса. Они «не замечали» у него трудовой теории стоимости и даже порой рассматривали его как всего лишь «продвинутого» представителя меркантилизма. Проблема признания заслуг Петти усугубилась тем, что, несмотря на его довольно широкую известность ещё при жизни, творческое наследие мыслителя долгое время оставалось в неполной мере известно – потомки экономиста, которые были обязаны ему унаследованным состоянием и дворянским титулом, по каким-то причинам не спешили публиковать не вышедшие при жизни его работы. Достаточно сказать, что собрание сочинений У. Петти было издано только в конце XIX века – да и то было оно далеко не полным. Некоторые его рукописи обнаружились в семейных архивах лишь в XX веке – с большим опозданием став достоянием научной общественности.

Можно сказать, что по-настоящему открыл У. Петти, дав ему заслуженную оценку, не кто иной, как Карл Маркс. Среди всех экономистов – предшественников Маркса, – пожалуй, именно Петти пользуется его наибольшей симпатией. Об этом красноречиво свидетельствуют многочисленные Марксовы цитаты в таком вот духе: «Его [Петти] гениальная смелость...», «Оригинальным юмором проникнуты все сочинения Петти...» и т. д., и т. п. В целом же, Маркс называет первопроходца классической политэкономии «гениальнейшим и оригинальнейшим исследователем-экономистом». Но самой лучшей оценкой Петти у К. Маркса я считаю следующую: «Само заблуждение Петти гениально...». Здесь в четырёх всего словах выражена вся диалектика процесса познания, которое идёт через мучительные поиски истины и заблуждения, и часто как раз заблуждения – когда они исходят от действительно великих и глубоких мыслителей! – дают больше для развития науки, чем стократное повторение и доказывание, «пережёвывание», ставших затёрто-банальными истин.

А ещё Маркс считал, что теорию дифференциальной земельной ренты Уильям Петти изложил даже лучше, чем живший на целое столетие позже него Адам Смит.

Хотя и доставалось от Маркса его «любимцу» тоже иной раз крепко! Так, в работе 1859 года «К критике политической экономии» [Соч., т. 13, с. 41] Маркс, противопоставляя Петти французского экономиста XVII века Буагильбера, который искренне сочувствовал угнетённым народным массам, характеризует англичанина как «легкомысленного, жаждавшего грабежа и бесхарактерного авантюриста»!

Классическая буржуазная политическая экономия, начатая Уильямом Петти и завершённая в трудах Адама Смита и Дэвида Рикардо, представляет собою высшее развитие буржуазной политэкономии. Она была порождена буржуазией, как на тот момент восходящим общественным классом, – в условиях, когда классовая борьба пролетариата ещё не приобрела угрожающих капиталу масштабов и форм, и потому у экономистов, отстаивающих интересы буржуазии, ещё не возникло потребности заниматься откровенной апологией капиталистического строя. Благодаря этому они занялись исследованием внутренних закономерностей капиталистического способа производства, стремясь открыть закон его движения, – и были вполне искренни в своём стремлении к постижению истины! ТТС и служила для них всех, начиная с У. Петти, основой для анализа всех категорий политической экономии, всех явлений капиталистической экономики, всех проблем, волновавших умы политэкономов, – таких, как, например, образование дифференциальной земельной ренты и прибыли на вложенный в дело капитал или природа заработной платы наёмных работников.

Самые ранние из буржуазных экономистов – «вульгарные» меркантилисты – всецело стояли на позициях волюнтаризма, полагая, что государство способно по своей воле и произволу «рулить» экономикой. Наиболее выдающиеся представители меркантилизма уже приходили к пониманию существования объективных, от воли и сознания людей не зависящих закономерностей, определяющих всю хозяйственную жизнь, – но и они были склонны преувеличивать роль и возможности государства. Петти же одним из первых выразил идею объективных экономических законов – он даже сравнивал их с законами природы, называя «естественными законами». Такое понимание было, вне всяких сомнений, подготовлено достижениями естествознания и философии Нового времени – и само по себе свидетельствовало о становлении науки политической экономии, об окончании периода «младенчества и отрочества».

Уильям Петти даже сумел близко подойти к наиболее радикальному выводу, сделанному классической буржуазной политэкономией в лице Д. Рикардо: о том, что прибавочная стоимость (в формах прибыли, процента и ренты) находится в обратной зависимости от заработной платы пролетария. Говоря проще: чем выше зарплата рабочего, тем ниже прибыль капиталиста, и наоборот, – а значит, интересы капиталиста и эксплуатируемого им пролетария диаметрально противоположны.

Но в то же время «классики», люди, безусловно, гениальные, были учёными буржуазно ограниченными – и тот же сэр Петти, богатый земельный собственник, предприимчивый и ловкий делец, не брезговавший ничем ради обогащения, считал существующий строй «естественным и вечным». Он был человеком своего времени.

Типичный человек эпохи «первоначального накопления»

Время Уильяма Петти – это эпоха «первоначального накопления капитала» и развития мануфактурного капиталистического производства, которое не могло ещё вытеснить традиционное ремесло, но исподволь подготовляло уже промышленный переворот. Термин «первоначальное накопление», по всей видимости, первым употребил Адам Смит. Маркс же называл его так называемым «первоначальным накоплением», подчёркивая этим, что оный исторический процесс вовсе не был той идиллией, которую изображают буржуазные экономисты, – когда, дескать, первыми капиталистами становились наиболее трудолюбивые и бережливые «хозяева», а пролетариями – лодыри, пьяницы и всякие прочие «лузеры». Всё было совсем не так – что наглядно показало «второе издание первоначального накопления» в нашей стране после свержения социализма. И в старину, и в наше время «первоначальное накопление» шло через самые гнусные преступления, через наглое разворовывание государственной собственности и насилие в отношении «маленького человека». Но тогда «первоначальное накопление» было объективно прогрессивным процессом, поскольку оно двигало общество вперёд, к передовому на тот момент капитализму.

Жизненный путь Уильяма Петти, на мой взгляд, – типичный пример жизни и «истории успеха» человека эпохи «первоначального накопления». Он родился в Южной Англии, в маленьком городке Ромси, графство Гемпшир, в семье небогатого ремесленника-суконщика. Не желая, видимо, корячиться всю жизнь в мастерской, отрок в 14 лет сбежал из дома, устроившись юнгой на корабль. В те времена такой поступок – вспомним Робинзона Крузо из романа Д. Дефо! – был проявлением не столько подросткового романтизма и стремления к приключениям, сколько жажды наживы, желания «выбиться в люди», поучаствовав в колониальном грабеже. Но Уильяму не повезло: уже через год он сломал ногу, и незадачливого юнгу просто-напросто ссадили на берег в Нормандии. Тем не менее он выжил: сумел втереться в доверие к иезуитам, и те устроили парнишку на учёбу в свой коллéдж в городе Кан.

Сообразительный юноша оказался способным к наукам – Уильям на отлично овладел латынью, греческим и французским языками и изучил астрономию, столь необходимую морякам. А математические знания Уильяма Петти были на уровне высших достижений науки того времени. Вынесенные из колледжа знания в области математики и астрономии очень пригодились Уильяму, когда он позднее некоторое время трудился картографом и даже вернулся на флот – только военно-морской.

Тем временем разразилась Английская буржуазная революция, породившая, вообще, целую плеяду блистательных умов: Роберта Бойля, Джона Локка, Исаака Ньютона – и Уильяма Петти тоже! Юный Петти, в общем, сочувствовал революции, стоял на стороне пуританской буржуазии, однако активного участия в событиях не принял: ему захотелось пойти по научной стезе, и он уехал из бурлящего Альбиона на континент, дабы продолжить образование. Жил во Франции и Голландии, изучал медицину. В Париже работал секретарём у эмигрировавшего туда Томаса Гоббса.

Вернувшись на родину, У. Петти в 1650 году получил в Оксфорде степень доктора физики и стал там профессором анатомии. Судя по всему, он был хорошим врачом и анатомом, имел медицинские сочинения. В Оксфордском университете Петти сошёлся с группой молодых учёных, которые в революционной атмосфере тех годов боролись против старой схоластики, ратуя за экспериментальную науку. Именно из этого кружка родилось – уже после Реставрации 1660 года – Королевское общество, как первая академия наук в современном её понимании. Таким образом, Уильям Петти тоже стоял у истоков этого престижнейшего научного учреждения!

И вдруг в 1652 году в жизни Петти произошёл крутой поворот: он променял профессорскую кафедру на должность врача при главнокомандующем английской армии, подавлявшей восстание в Ирландии! На этой должности предприимчивый доктор увидел возможность быстро и основательно разбогатеть: Кромвель задумал конфисковать земли у ирландских католиков для раздачи их лондонским банкирам, финансировавшим военную кампанию, а также солдатам и офицерам своей армии – для чего необходимо было составить земельный кадастр. И тут-то Уильям Петти предложил свои услуги как картографа и получил у правительства выгодный подряд на проведение картографических работ, собрав целую армию из тысячи землемеров и возглавив их работу. Между прочим, составленные под руководством Уильяма Петти карты Зелёного острова использовались вплоть до середины XIX столетия!

Бесспорно - Уильям Петти был сугубо «практическим человеком», и в истории с картографированием Ирландии ярко и выпукло проявились все его качества как типического человека «первоначального накопления»: кипучая энергия, страсть к самоутверждению, доходящая до авантюризма и просто-таки мании обогащения!

Дальше больше: вложив вырученные от провёрнутого предприятия деньги в спекуляции с землёй, вчерашний профессор вскорости превратился в крупнейшего землевладельца Ирландии. Вхож он был и в «высшие коридоры власти»: помощник и секретарь лорда-наместника Ирландии Генри Кромвеля (сына диктатора), член парламента Англии. «Пристроился» Петти и при «новом режиме», что установился после Реставрации – возвращения династии Стюартов. Петти приглянулся новому королю Карлу II, и монарх в 1661 году возвёл сына суконщика в рыцарское звание.

Петти рьяно старался быть ловким царедворцем, но отношения с королевской властью у него не совсем сложились: многочисленные проекты, предлагавшиеся ей деятельным ирландским помещиком, почти всегда «не приходились ко двору». По правде говоря, некоторые из проектов сэра Петти вправду были утопическими, не осуществимыми прожектами, однако большинство из них всё же были вполне себе реалистичными и целесообразными. Беда их автора состояла в том, что реформы, предложенные им, были направлены на смелую ломку феодальных пережитков и утверждение в Англии и Ирландии капиталистических отношений. Но монархия Карла II – Иакова II, как раз наоборот, цеплялась за пережитки, что, собственно, её и погубило: она была свергнута в результате «Славной революции» 1688–89 годов.

К тому же Петти являлся противником проводимого тогдашней английской властью курса на союз с Францией. Англия вела в то время торгово-морские войны с Голландией, однако Петти прозорливо увидел главного противника его страны в амбициозно-агрессивной абсолютистской Франции – и его правоту подтвердили последовавшие далее без малого полтора века англо-французского противостояния.

Как человек, Уильям Петти противоречив до чрезвычайности. Глубокий ум и энергичная натура сочетались в нём с корыстолюбием и сутяжничеством. При этом он умудрялся порой быть принципиальным просто до упрямства! Всеми силами стремясь сделать карьеру при дворе, он отказался от предложенного ему пэрства – в знак протеста против того, что власть игнорировала продвигаемые им проекты!

Всю жизнь он без устали трудился – и не только умственно, но и физически: страстью Петти, как и позже Петра I, было проектирование и постройка кораблей. Он органически ненавидел всяких бездельников и паразитов, критически относился – в противоположность, к слову сказать, современной буржуазной экономической науке, оправдывающей различного рода паразитизм, – к непроизводительным слоям населения, в особенности к священникам, адвокатам и чиновникам. Показательно его требование сократить армию купцов и лавочников, поскольку те «не доставляют никакого продукта»! Человек, обладавший колким и едким юмором, – что, кстати, тоже изрядно множило полкú его личных врагов, – Петти позволял себе «в узком кругу» издевательски пародировать попов и проповедников всех вер и конфессий!

Во всём этом состояла трагедия его личности – трагедия одарённого человека, растрачивавшего свою энергию и способности ради безграничного обогащения, в борьбе за выживание и «процветание» в буржуазном волчьем мире. Уильям и сам осознавал свою трагедию, не будучи, однако, в состоянии что-либо изменить. В одном из писем он сравнивает себя с рабом на галере (да-да!), который изнемогает, гребя против ветра! А в письме к Роберту Бойлю он как бы оправдывается перед учёными – друзьями молодости - за то, что так изменился – не в лучшую сторону – с той поры, как променял мир науки на погоню за деньгами, должностями и титулами.

Житейская суета и погоня за призраками, по всей видимости, помешали ему до конца раскрыть свой научный, творческий потенциал – многие свои гениальные идеи Петти лишь намечает в тезисной форме, не сумев или не успев их разработать.

Преодоление меркантилизма

Экономической наукой Петти и занялся только после того, как обогатился и заделался «государственным человеком». Первая его значимая работа: «Трактат о налогах и сборах» («A Treaties on Taxes and Contributions», 1662). Будучи «сугубо практическим человеком», Петти писал свои памфлеты (в английском языке слово «pamphlet» означает не только то, что мы понимаем под памфлетами, но и просто «брошюра») с исключительно практическими целями: он предлагал правительству Англии различные экономические проекты (например, как можно было б увеличить налоговые поступления), прозрачно намекая на то, что он не прочь поучаствовать в этих мероприятиях и даже возглавить их, – к собственной выгоде, понятное дело. И в таких вот сочинениях, преследовавших конкретные, даже корыстные цели, он, как бы мимоходом, делает гениальные теоретические открытия, создавая новую науку!

В тот момент, когда сэр Петти ступил на стезю экономических исследований, в политической экономии безраздельно господствовал меркантилизм (от итал. mercante – «торговец, купец»; ср. англ. merchant) – самая первая в истории школа буржуазной политэкономии, обосновывавшая соответствующую экономическую политику, так же называемую меркантилизмом, или, по-другому, протекционизмом.

К. Маркс указывал, что меркантилизм стал первой теоретической разработкой капиталистического способа производства. Однако поскольку капиталистические отношения в тот период ещё не получили достаточного развития, меркантилисты смогли отразить сущность капиталистических отношений лишь в искажённом виде.

Меркантилизм – это идеология раннего, торгового капитала. Есть один такой момент, который частенько ставит в тупик людей, изучающих «Капитал»: Маркс утверждает, что товарный и денежный капитал «вытекают» из производственного капитала, представляя собою частные формы, которые промышленный капитал принимает в процессе своего кругооборота, и далее они уже обособляются в виде торгового и банковского капитала, – однако при этом исторически промышленному капиталу предшествуют торгово-купеческий и ссудно-ростовщический капитал. В начальный этап становления капитализма торговый капитал господствует, тогда как в производственной сфере всё ещё преобладает мелкотоварное производство.

Примечательно, что в XVII – XVIII веках слово «trade» у англичан означало не только торговлю, но и экономику вообще. Это сохранилось и в современном английском языке, в котором слово «trade» многозначно: означает как «торговля», так и, даже в большей мере, всякое ремесло, занятие, профессию (тред-юнионы!).

Первые буржуазные экономисты выражают и отстаивают интересы торгового, не промышленного капитала, – этим-то обстоятельством и объясняются все главные положения меркантилизма. Меркантилизм, прежде всего, ищет источник богатства не в сфере производства, а в сфере торговли, и то, что Маркс назовёт прибавочной стоимостью, у меркантилистов выступает единственно в образе торговой прибыли.

Меркантилисты не могли не интересоваться категорией меновой стоимости, но идея стоимости как воплощённого труда была бы им абсолютно чужда, – именно потому уже, что стоимость в их представлениях создаётся не в производстве, а в сфере обращения. Меркантилисты никогда б не поднялись даже до аристотелевской попытки приравнять друг к другу различные виды труда – им казалось, что обмен товаров по самой своей природе неравен, неэквивалентен. Ведь сторонники этого течения в экономической науке рассматривали прежде всего заграничную торговлю – колониальную торговлю с «дикими племенами», а такая торговля со стороны «цивилизованных белых народов» была заведомым обманом: как «по классике», скупка золота в обмен на стеклянные бусы да «огненную воду»! (Так же и в нашей стране в 90-е годы: действительные материальные ценности меняли либо на зелёные бумажки, либо на «Кока-колу» и т. п., – мы же сами себя тогда дикарями считали!)

Стратегия торговца проста: подешевле купить, подороже продать. Поэтому для меркантилистов, выражающих интересы и отражающих мышление купеческого класса, богатство воплощается в деньгах, в золоте и серебре. Золотой фетиш есть, вообще, неотъемлемая составная часть буржуазного образа жизни и образа мысли, однако наиболее ярко он проявляется как раз в ту эпоху преобладания торгового капитала. Меркантилисты пекутся о «богатстве государства», они обосновывают экономическую политику, направленную к этому, – а приращение богатства страны они видят в накоплении драгоценных металлов в стране и в государственной казне.

Задачи экономической политики государства, соответственно: способствовать притоку в страну золота и серебра и противодействовать их оттоку. Конкретные рецепты экономической политики менялись с течением временем – по мере того как меркантилизм претерпевал определённую эволюцию, становясь «более зрелым».

Ранний меркантилизм («монетарная система»), представленный в Англии, к примеру, Уильямом Стаффордом (1554–1612), был примитивен и груб: государство удерживает золото в стране, попросту запрещая его вывоз за границу, принуждая иностранных купцов расходовать на месте выручку от реализации своих товаров.

Позже меркантилизм – развитой меркантилизм, сохранявший свои позиции вплоть до конца XVIII века, – предложил более гибкую политику, направленную на достижение активного внешнеторгового баланса: такого, чтобы экспорт превышал импорт товаров, обеспечивая приток звонкой монеты. Государству рекомендовалось не только устанавливать высокие заградительные ввозные пошлины на готовые товары и запрещать вывоз из страны сырья, но и всячески поощрять мануфактуры. Меркантилисты, таким образом, признали значение производства для «богатства государства», хотя и видели в нём по-прежнему не более чем поставщика материала для торговли. Поворот к такой «новой экономической политике» наметился уже у упомянутого выше У. Стаффорда, писавшего о вреде ввоза товаров из-за рубежа, особенно, если их можно произвести у себя, но наилучшим выразителем её стал самый выдающийся из меркантилистов Томас Ман - подлинный стратег торговли.

Томас Ман (Thomas Mun, 1571–1641; в старой литературе часто фамилия передаётся как Мэн или Мен) родился в семье ремесленников и торговцев шёлком и бархатом, а воспитывался отчимом, который стал одним из основателей Английской Ост-Индской компании (1600). Т. Ман был умным человеком и успешным дельцом; он обладал глубокими познаниями и опытом в торговле, особенно в Ост-Индской, служил в Левантийской компании, от которой отпочковалась Ост-Индская, часто бывал в Италии, Турции и странах Леванта. В 1615 году Ман был избран в совет директоров Ост-Индской компании, и он активно и умело защищал интересы своей компании в парламенте и печати – собственно говоря, в ходе такого рода дискуссий Т. Ман выработал и обнародовал основные принципы английского меркантилизма.

Критики, придерживавшиеся «старого» меркантилизма, ругали Ост-Индскую компанию за то, что та-де вывозит серебро из страны для приобретения индийских товаров. Ман же, борясь против явно мешавшей развитию коммерции «монетарной системы», аргументированно доказывал выгоду такой торговли для Англии – ведь, помимо прочего, часть приобретаемых в Индии товаров перепродаётся в другие страны Европы за золото и серебро, которые с лихвою притекают-таки в Англию!

Ман признавался в «недостатке учёности», писал кратко, просто и без лишних «красот» – такого же стиля, кстати сказать, придерживался и Петти, – обосновывая свою точку зрения не цитатами из античных авторов, а деловыми расчётами. Ему довелось дожить до начала буржуазной революции – а известно, что Ман являлся противником полного абсолютизма, он выступал – с последовательно буржуазных позиций – за ограничение власти короля, особенно в области налоговой политики. (Буржуазия первым делом стремилась установить контроль над налогообложением и государственным бюджетом, с передачей этих ключевых государственных дел из рук короля-самодержца в ведение представительского органа власти, парламента.)

Развитой меркантилизм отличался от раннего меркантилизма уже, по сути, самой своей идейной основой: ежели ранний меркантилизм «напирал» на засилье «административных методов», то развитой меркантилизм допускал вмешательство государства в хозяйственную жизнь исключительно в рамках т. н. естественного права – теории, исходившей ещё от Аристотеля и других греков и завладевшей умами буржуазных идеологов Нового времени. Крепнувшая буржуазия стремилась уже вовсю к самостоятельности – и это находило выражение, в том числе, в её экономических взглядах. В политике меркантилизма было заложено противоречие: ибо такая политика отвечала интересам не только буржуазии (торговой в первую голову), но в значительной мере и дворянства; и проводила её королевская власть, опиравшаяся на буржуазию и города в борьбе с баронами за централизацию власти.

Развитие производительных сил и производственных отношений капитализма, расширение промышленности (а в Англии, в частности, годовая добыча угля, по оценкам историков, увеличилась с 200 тыс. тонн в середине XVI века до 3 млн. тонн к концу жизни Петти), рост претензий буржуазии на власть, «прорвавший плотину» в ходе Английской революции, – всё это обусловило необходимость преодоления меркантилизма. Первым это и совершил Уильям Петти, выступивший выразителем интересов уже не торговой, а зарождавшейся промышленной буржуазии. Кстати, что удивительно, – будучи сам помещиком, Петти почти никогда не защищал интересы земельной аристократии. Однако это тот достаточно частый в общественной науке случай, когда представитель старого класса встаёт на позиции класса передового, – так же впоследствии поступят выходцы из рядов буржуазии К. Маркс и Ф. Энгельс!

Прежде всего, Петти переносит акцент в исследованиях со сферы торговли на сферу производства – торговля его, вообще, не очень интересует. И из положения о том, что труд выступает «отцом» богатства, логически вытекает трудовая теория стоимости, понимание того, что стоимость товара создана трудом в производстве, а не возникает уже после производства, вне его – в сфере товарного обращения.

Правда, у Петти ещё остаются пережитки меркантилистских представлений: он рассматривает труд по добыче драгоценных металлов как какой-то особенный, «выделенный» вид труда, создающий стоимость «наиболее непосредственно». Из-за этого он, формулируя закон стоимости, приравнивает зерно именно к серебру и труд по выращиванию хлеба к труду по добыче благородного металла – Петти б никогда не додумался приравнивать, допустим, «холст к сюртуку», как это делает К. Маркс, иллюстрируя простую форму стоимости. Получается, что оставаясь ещё в плену меркантилистских воззрений, Петти видит только денежную форму стоимости – но Маркс, кстати, отмечал, что труднее всего понять, труднее всего «докопаться» как раз до этой простой формы стоимости, лежащей в основе более развитых её форм.

Петти, вообще, придерживается ещё очень неразвитой ТТС – он не мог прийти к пониманию самой субстанции стоимости, абстрактного человеческого труда. Но, тем не менее, опираясь на свою ТТС, мыслитель подходит к правильному решению некоторых важнейших проблем политической экономии – останавливаясь, впрочем.

У Петти, например, имеется гениальная догадка о том, что заработная плата рабочего представляет собой не что иное, как денежное выражение стоимости тех минимальных средств существования, что необходимы работнику, «чтобы жить, трудиться и размножаться». Анализируя распределение продукта земледельца, Уильям Петти выделяет в нём: 1) семенной фонд, вкладываемый в новый урожай, т. е. в возмещение затраченных средств производства; 2) продукт, необходимый для поддержания жизни работника и его семьи, и 3) избыток, или чистый доход. Здесь мы можем ясно увидеть деление продукта труда на необходимый и прибавочный.

Хотя, опять же, у Петти нет не только понятия прибавочной стоимости, но и даже понятия прибыли – прибавочная стоимость существует для него только лишь в формах ренты, земельной и денежной (процента). Очевидно, это было следствием того, что в те времена главной отраслью труда по-прежнему оставалось земледелие, а главным объектом приложения человеческого труда – земля. Важна, однако, сама постановка вопроса: «...мы должны попытаться объяснить таинственную природу как денежной ренты, называемой процентом..., так и ренты с земель и домов».

В эпоху мануфактуры – до промышленного переворота, внедрения машин в производство, – первостепенным средством повышения производительности труда выступало его разделение в мануфактуре, узкая специализация работников, которые не изготавливают продукт от начала и до конца, но выполняют частичные операции. И Петти, понимая значение разделения труда, прославляет его, иллюстрируя его примером с организацией труда в часовой мастерской, – делает это за сто лет до того как Смит привёл ставший классическим пример с изготовлением швейных игл.

Творческое наследие Петти венчает небольшое сочинение 1682 года «Разное о деньгах», или «Кое-что о деньгах» («Quantulumcunque Concerning Money»; мудрёное латинское слово в названии означает буквально «неважно, сколько», тут в смысле: «некоторое количество чего-то»). Карл Маркс пишет об этой работе, как о «до конца отделанной, как бы вылитой из одного куска... Последние следы меркантилистских воззрений, встречающихся в других сочинениях Петти, здесь совершенно исчезли. Эта небольшая работа – настоящий шедевр по содержанию и по форме...» [«Анти-Дюринг», раздел по истории политической экономии, написанный К. Марксом].

В самом деле, Петти трактует в ней деньги как особый товар, выполняющий функции всеобщего эквивалента, – и стоимость этого товара так же создаётся трудом. Петти излагает законы денежного обращения: показывает, что количество денег, необходимых для обращения, определяется размерами торгово-платёжного оборота и скоростью обращения денег; при этом полноценные деньги могут быть в известных лишь пределах заменены бумажными деньгами, выпускаемыми банками. Уильям Петти, стало быть, стоит также у истоков подлинной, научной теории денег.

Продолжение следует…

К. Дымов