Слово самим участникам. Просто сравните.
Конец марта, мы начали движение по маршруту, путь в пару сотен километров не располагал к сюрпризам, и поездка шла в весёлом ритме. Я сидел, переключал музыку на магнитоле, парни сзади что-то обсуждали и пили энергетики, лёгкий снег таял на лобовом стекле, оставляя мелкие разводы.
Асфальт сменился проселочной дорогой, уходящей куда-то в кусты, ветхие дома с покосившимися заборами выглядели серо и уныло. По звукам стрельбы и разрывам мин стало понятно, что мы где-то рядом...
За поворотом появились шлагбаум и пара парней с оружием, мы представились и сообщили к кому прибыли. Получив подтверждение, нас пропустили на территорию.
Сосновый лес со множеством блиндажей выглядел забавно, нас проводили и предложили выбор из двух пустых блиндажей. Мокрый снег немного усиливался, застилая землю и моментально превращаясь в грязь. Один из блиндажей начал протекать, и мы переселились в соседний. Местные обитатели принесли нам печку, но ситуация лучше не стала.
Пара метров под землей и протекающая крыша, отсутствие электричества, кучи мусора от предыдущих жителей, деревянный настил с отверстиями и лужа на полу, - в общем, мы поняли, что блиндаж был не лучшим укрытием на пару дней...
Понимая, что в снегопад мы тут замерзнем, я отправился исследовать соседние блиндажи в поисках наиболее обжитых...
Продвигаясь по узкой тропинке, проходящей через заснеженные сосны, встретил парней, которые заготавливали дрова. В ходе непродолжительного диалога мы нашли общих знакомых, и я спросил про свободные места в блиндаже. Парни сказали, что как раз есть пара свободных мест, и предложили переехать к ним...
Меньше чем через десять минут я уже раскладывал вещи и снаряжение в теплом блиндаже с матрасами на сколоченных нарах. Сам блиндаж выглядел довольно большим: от двери вдоль стены сколочены нары в два этажа, в узком проходе сделаны полки для продуктов и вещей, ближе к потолку стоит телевизор, нары первого этажа заменяли столы, в углу - печка и вокруг - импровизированная вешалка с вколоченными в доску гвоздями.
К вечеру снега заметно прибавилось, и верхушки деревьев пригибались к земле от тяжести мокрого снега, какие-то ветки не выдерживали и обламывались.
А тем временем, мы были заняты приготовлением ужина. Красный газовый баллон литров на пять и установленный на него казан занимали весь проход, поэтому приходилось лежать и наблюдать за приготовлением горохового супа...
Александр Шумилин, январь 1942
Как-то после войны, лет тридцать спустя, мы случайно 9 мая собрались и поехали в город Белый. И город в памяти остался действительно белым. И по сей день старая каменная часть города выделяется своей чистотой и необыкновенной сверкающей белизной. Здесь, среди белых, как летние облака, домов, в тени узких мощеных булыжником улиц, чувствуешь себя связанным с далёким прошлым русской земли. Здесь и воздух свой, особенный, после дыма, гари и копоти Москвы.
Если по нелидовской дороге перейти мост через Обшу в сторону города, то здесь среди деревянных построек хозяйственного типа вы сразу почувствуете знакомый запах столовой и кухни. Поверните чуть вправо и вы увидите Бельскую столовую у дороги. На самом деле! Не зайти ли нам сначала туда? Было решено. Мы так и сделали. Если вы здесь отведаете столовских щей со свининой, то надолго запомните их натуральный запах и вкус. Даже черный хлеб здесь другого вкуса. А полусладкий столовский чай с жидкой заваркой не имеет здесь привкуса хлорки, как у нас в Москве. Хотите вы или не хотите, а всё здесь имеет свой натуральный и провинциальный запах и вкус.
Когда в январе сорок второго года мы подошли к городу Белому, столовскими щами нам здесь не пахло. Тогда мы часто, вместо солдатской похлёбки получали немецкие пули, снаряды и бомбы. Даже полбуханки мороженого хлеба не всегда доходили до нас.
Снабжение нашей дивизии было в то время отрезано. Наши тылы остались по ту сторону линии фронта и стояли где-то в районе Нелидово. Зима сорок первого запомнилась нам особенно голодной и лютой. Вот почему знакомство с послевоенным городом началось именно со столовой. Мне казалось, вернись я снова в Белый и я буду там голодать. Столовские щи со свининой развеяли мои сомнения
...
В городе и на окраине в руках у немцев были все жилые дома. А мы сидели в каменном пустом подвале. Он находился в двадцати метрах от жилого дома.
Немцы были не дураки, они не стали занимать пустой и холодный подвал. Им в голову не пришло, что в каменный обледенелый подвал можно посадить живых людей и заставить там сидеть целую зиму. Наш генерал рассуждал иначе. Винный погреб он окрестил «складом с/х машин» и велел посадить туда полроты солдат с винтовками.
Наши стрелковые роты в Белом встретились с немцами в январе сорок второго. Они подошли к городу и стали выдвигаться вперёд после пополнения, чтобы сменить остатки другой стрелковой роты, которая понесла здесь большие потери. Когда наши «славяне» выдвигались вперёд и попытались продвинуться и с хода ворваться в город. Немцы решительно, пулемётным огнём, пресекли их продвижение. Несколько солдат заползли в подвал и часовню, чтобы переждать обстрел до темна. Так и сложилась линия обороны.
Березину доложили, он приказал держать указанный рубеж — и ни шагу назад!
...
С моим приходом в подвал солдаты несколько оживились. Но видя, что я устроился на полу и не собираюсь уходить, ещё больше поникли и приуныли. Они поняли. Если сюда, в подвал, сунули ротного, то их, солдат, из подвала вообще не выпустят. Я подложил под голову чей-то старый дырявый котелок и вскоре заснул. Солдаты потёрлись, повертелись на месте и быстро успокоились. Всё было по-прежнему вяло, уныло, полусонно, неподвижно, холодно и голодно. Люди давно уже промёрзли в этом каменном гробу. Солдаты не роптали. Они видели, что их ротный командир так же, как и они, валяется на холодном полу.
Я обращался несколько раз в батальон и непосредственно в полк с просьбой выдать на роту ещё одну железную печку. Мне не обещали. Но её так и не было по сей день, её так и не прислали до самой весны. И даже сказали:
— Всё равно не натаскаете дров! А лучиной подвал не нагреешь.
Солдатам, это было непонятно. Лёжа на полу, они корчились от холода. В подвале стояли часовые. Тот, кто сменялся с дежурства, немедленно устраивались спать. Сон на некоторое время избавлял людей от мыслей, от холода, от голода и мук. Камень не только излучал страшный холод, он пронизывал человека до самых костей. От него ломило суставы, болели впадины глаз. Холод своим остриём подбирался к позвоночнику. В позвонках застывала живая костная жидкость.
Если солдата пытались будить, то побудка начиналась с расталкивания и пихания. Солдата долго трясли, приподнимали от пола, только после этого он открывал глаза и удивленно смотрел на стоявших над ним солдат. Из памяти у солдата от холода всё вылетало.
Когда лежишь на боку на ледяном каменном полу, то застывает половина лица и вся нижняя часть тела. Она не только застывает, она немеет. И когда тебе нужно встать, пошевелить ты можешь только одной половиной. Рот и лицо перекошены, шея неестественно согнута на один бок. Лицо выражает гримасу страдания и смеха.
Рот и лицо искривились, как будто человек передразнивает вас. Хотя каждый, кто это видит, понимает, что это всё человеческие муки, а вовсе не гримасы и злоба, которую можно увидеть на сытых и довольных лицах.
Холодным стальным обручем ледяной холод давит на голову, в висках появляется страшная ноющая боль. Глазные яблоки не шевелятся. Если я хочу посмотреть в сторону, я поворачиваю туда всё тело. Потом, окончательно встав на ноги, начинаешь ходить по подвалу. Так постепенно оттаиваешь и подаёшь свой голос.
Все двадцать солдат в подвале напрягали свои последние силы, но никто не роптал. Великий русский народ! Великий русский солдат!
...
Печей в подвале не было. Это была самая близкая точка, расположенная к немцам. Мы стояли друг против друга так близко, что вряд ли кто-то видел перед собой немецкие позиции ещё ближе, чем мы. Мне довелось и потом, до конца войны воевать на передке, но нигде и никогда мы не стояли от немцев так близко, как здесь. И это не эпизод, не остановка на два, на три дня. Мы здесь держали оборону, считай, не меньше полугода.
...
Как огневая опорная точка, наш подвал никакой особой ценности не представлял. Он был во всех отношениях, для нашей обороны не удобен. Он был далеко выдвинут от основной линии обороны. Каждый выстрел из узкого подвального окна в сторону немцев оборачивался, для нас каждый раз новыми потерями своих солдат.
При первом же выстреле с нашей стороны, немец открывал бешеный пулемётный огонь из нескольких пулеметов и бил по несколько часов подряд со всех сторон по тропе и по всем окнам подвала. Сотни трассирующих, бронебойных и разрывных сразу врывались вовнутрь подвала. От стен летели брызги, пули со скрежетом и визгом рикошетили по каменным сводам. Деваться было некуда. Все ложились на пол, отползали в углы, но кого-то задевало, хорошо, если легко. Лучше не стрелять, — рассуждали солдаты.
...
Наш подвал занимал исключительно невыгодное место. Тропа, по которой ходили солдаты в подвал, на всём протяжении пути простреливалась немцами. В своём конце тропа подходила к боковой стене подвала, обращённой к немецкой пулемётной точке, обложенной мешками с песком. Немецкую пулемётную точку, к сожалению, нам нечем было подавить.
Для того, чтобы попасть в подвал, нужно было на виду у немцев подойти к боковой стене, повернуться к ним лицом, опуститься на колени, лечь на землю и, скользя на животе по снегу, отталкиваясь руками, попасть ногами в узкое отверстие слухового окна, которое было расположено в стене у самой земли. Попав в окно ногами и подаваясь задом в подвал, солдат протискивал свое тело через узкое отверстие. Даже ночью, при плохой видимости, немцы могли заметить неосторожное движение солдата, который по тропе подбегал или подползал к этой стене. Немцы знали, что с наступлением темноты мы пойдем по тропе к подвалу и обратно. И они охотились за нами. Снежная тропа была утоптана и местами даже обледенела. Вдоль тропы с одной стороны возвышалась небольшая бровка. За ней можно было в некоторых местах лежать или ползти. В подвал каждую ночь ходил старшина роты и его помощник повозочный. Повозочный на спине нес термос с солдатской похлебкой, а старшина тащил на плече мешок с мороженым хлебом. Некоторое время спустя, когда уходил старшина, в подвал отправлялась группа солдат на смену. Они меняли солдат, отсидевших в подвале неделю. С наступлением темноты немец набивал патроны в металлические ленты и начинал обстрел наших людей вдоль тропы. Попадали под пули в основном боязливые и нерасторопные. У них не хватало выдержки, соображения и мгновенной реакции, как у нашего старшины. Он тоже рисковал каждую ночь. Но ходил осторожно, и в то же время решительно. Каждую ночь на тропе солдаты расплачивались своей кровью появлялись убитые и раненые. Утром немцы прекращали стрельбу, утомившись за ночь. На посты вставали другие расчеты.
...
Иногда солдат успевал лечь и просунуть ноги в окно, но, получив очередь свинца, оставался лежать неподвижно. Некоторые успевали просунуть в подвал ноги, бока и туловище, но в последний момент хватали воздух ртом, захлебываясь собственной кровью. Были и такие, которые, достав ногами до пола, начинали хрипеть и валились с окровавленным лицом на пол.
...
Прибежал запыхавшийся солдат и с порога закричал, что он нашел съестное.
— Там в яме пахнет съестным!
Немыслимое дело! Его слова долетели до солдат. В одно мгновение всех сдуло с лежанок.
— Каким съестным? Где? — Они стояли все на ногах.
— Целая яма съестного! — с гордостью первооткрывателя объявил он, — На всех хватит! Я там ломом дыру пробил. Оттуда запах идет.
— Где запах? Какая дыра? — И солдаты толпой подались за открывателем. Потом прислали за мной.
— Просят Вас, товарищ лейтенант, определить, пригодна ли она к пище!
Я нехотя поднялся, пошел за солдатом. Еще не доходя до дыры, я в воздухе уловил дохлый и тухлый запах чего-то непонятного.
— Вот, понюхайте!
Солдаты ломом и лопатами расширили дыру, зачерпнули ведром густой жижи, подняли наверх и поставили передо мной. Я подошел ближе, слегка нагнулся, и мне в нос ударил острый запах спертого гнилого месива. Я посмотрел на содержимое в ведре, и понял, что в яме находятся перебродившие картофельные очистки. Здесь когда-то мыли крахмал и варили патоку.
Солдаты, недолго думая и не дожидаясь моего ответа, приволокли с мельницы железный лист, набросали дров, развели огонь, бросили на огонь железный лист, плеснули на него воды и стали поливать вонючей жижей. Она шипела. Облако пара поднялось над ней. Вонь ударила в нос.
— Давай, снимай! А то все съестное сгорит! — закричали солдаты. Горячий, засохший блин палкой спихнули с листа железа, разломали на части и, перебрасывая в руках, дули и остужали. Кусок такого блина подали и мне. Но есть его, пока он был горячим, я отказался. Уж очень зловонный запах шел от него вместе с паром.
— Дуся, подай блинов с огня. Дуся, скорей целуй меня! — запел кто-то из солдат, стоявших сзади. С утра до вечера на железных листах шипела картофельная жижа, пуская пары и едкие запахи. Железные листы снимали с костра, стряхивали в деревянный ящик готовую продукцию, давали ей как следует остыть, в общем, имели суточный запас готовой продукции. К запаху постепенно принюхались. |Дым от костров и вонь стояли с утра до вечера| Но вот с очередным ведром вместе с очистками на железный лист выплеснули дохлую крысу и блины с этого момента прекратили печь. Дыра в снегу теперь воняла дохлой крысой.
...
Я машинально перевел бинокль и посмотрел в сторону подвала. К подвалу медленно подвигался немецкий танк. В бинокль было хорошо видно, как танк опустил ствол пушки вниз, и не дойдя с десяток метров до подвала, замер, повращал своей башней и повел стволом. Ствол его оказался направленным точно в боковое окно подвала. Немцы с винтовками наперевес и здесь держались сзади танка. И вот внизу лаза в окне мелькнула белая тряпица, и перед немецким танком появилась фигура солдата в серой шинели с поднятыми вверх руками. Взвод солдат, сидевший в подвале, сдался немцам. Не миновать бы мне немецкого плена, будь я там, в подвале вместе с солдатами. Деваться было некуда. Судьба и в этот раз |смиловалась надо мной.
Комментарии
Жесть. Спасибо, ТС.
Ещё 50 лет назад я чувствовал боль отца, когда на 9 мая он плакал рядом с накрытой хлебом стопкой.
Он молчал о войне, теперь я понимаю почему. Только 9 живых языков он взял уже будучи в полковой разведке.
А что с ним было с 40 по 46 ... слов нет.
Да, разведка это заведомо не тылы, даже батальонные, в тылах полегче немного было.
Шумилин (автор второго текста) кстати был ротным в стрелковой роте (этот текст как раз к этому периоду), потом в пулеметной, а потом как раз в разведку попросился (помощником начальника штаба полка по разведке). Риски дикие, но кое-какая свобода действий была, была возможность и мозгам поработать. Да и хавчик у немцев отжимали в случае успешного проведения, уже не так голодали. Да и прочие трофеи (часы, портсигары) тоже можно было менять на нужное на неформальном черном рынке в тылу.
Разведчики, понятно, имели право первой ночи при шмоне пленных или при обыске покинутых немцами блиндажей, поэтому конкретно в плане снабжения у них получше было. Но не в плане простоты задач.
Кажется, именно в этом месте, про подвал, была просто жуткая жесть -- как у одного солдата оторвало нижнюю челюсть. Кстати, город Белый стоял как раз на линии Ржевского (Калининского) фронта.
Да. Он, как я я понимаю, вот из этого окошка что на фото в заметке открыл на эмоциях (хотел отомстить за товарища) огонь из пулемета, немцы опешили от такой борзости и открыли ответный огонь из кучи стволов, ну и прилетело.
Даже эвакуировать в санроту причем его не могли, лежал в подвале, пока не умер. Я не стал копировать все.
Мне кажется, этот сюжет описывается в другом месте, в лесу.
Нет, это разные истории. Просто жуткие смертельные ранения, но когда человек погибал не сразу, это не единичный случай.
Кстати, книга поразила именно случайностью смерти на войне, иногда гибли те кто старательно прятался в ближнем тылу, а те кто каждый день ходил по передовой оставались живы.
Нас как самых неопытных загнали на самую передовую: через улицу-две от нас были укропы. Точнее, нагруженные, как ослики, оружием, бронёй, б/к, провизией и прочими вещами мы топали-топали, притопали, разгрузились - и тут нам сказали: "Вы на передовой, пацаны". А вот более опытные и хитрые отделялись от нашей колонны пораньше - охранять склады и штабы в двух-пятикилометровой зоне в тылу. Зато потом мы каждый день с некоторым, с трудом подавляемым удовлетворением - и с тревогой за своих, конечно - наблюдали, как укропские мины и снаряды летят через нашу голову туда, к опытным и хитрым - по складам и штабам. При этом, к нашему передовому счастью, линия фронта тогда временно застыла, и стрелковых боёв и штурмов было мало
В лесу произошло такое же, но позднее - осенью 1943-го. Тоже - жуткая правда войны. Не понимаю, почему Шумилина считают выдумкой? Такое просто в голову никому не придёт придумывать.
А потому что, Война грязное и жуткое дело. Остаться человеком и не очерстветь душой силы нужны. Описывать ужасы войны, это надо быть психически, морально больным человеком или можно считать это эмоциональной диверсией! и смак для таких же больных!
У меня два одноклассника служили срочную в Афгане, так вот, ни от одного из них я не смог вытянуть ни одного слова об их службе там!! Да, я с Киргизии.
Только не надо здесь медицинские заключения делать, особенно за кадром.
про затывающую костную жидкость глубоко врезалось , когда первый раз читал
В второй мировой войне был эпизод "странной войны", когда французы и немцы сидели друг против друга, и скучали. Чтобы им было нескучно, перед окопами цветочники садили розы. Я думаю, вряд ли у них были плохие условия.
Концлагерь в Германии ---- при освобождении пленных были там амеры, англы ----пленные собрали/сохранили почти тонну шоколада и кучу сигарет.
По поводу быта -- не понимаю зачем выделять , что не было печки. Бытовой вопрос, который зависел от конкретного старшины/ зампотыла. Это не показатель обычности.
Воннегута прочитайте про пленных - шок
про наших ? или про футбол западных?
он про "концлагеря" для англов и пиндосов там пишет , я думал выдумка (он такой своеобразный писатель-то) но все больше подтверждений что нет
да полно документальных фото и кинодокументов
да как-то неинтересовался , а тут под руку попалась его книга , отзывы какте-то восторженнные о ней , но может я настолько глубоких людей не понимаю , так понравилось пара , тройка мыслей во всей книге
Да и пробить стену, прокопать ход сообщения за полгода можно было.
Он там пишет далее, что можно было обустроиться, тропу в другом месте протоптать, чтобы не нести потери.
Не догадались тогда.
За полгода не догадались? Единственное оправдание может быть в том что были проблемы с питанием, истощенных людей трудно заставить тяжко работать.
Есть нюанс. На описываемый период "подвала" это лейтенант выпуска августа 1941 то есть на январь 1942 это 5 месяцев после выпуска, некоторые мобилизованные в 2022 сейчас уже больше на передовой, чем он тогда), за плечами хаос первоначального периода и стрелковый взвод / рота. А также срок пять лет условного от трибунала под замес.
А потом это был капитан полковой разведки с захватом "языков" и постоянной работой в нейтральной полосе и ближнем тылу противника, опытом захватов укрепленных пунктов.
Тогда он уже и определенную тактику перемещений группы ночью выработал (языка взять, это не просто вплотную незаметно подойти к противнику нужно, но и в траншею запрыгнуть, и придушить, и так чтобы он звук издать не успел, а точнее не он, а они, так как мало кто в одного на посту сидит).
С высоты такого опыта, конечно, он уже как по сути матерый головорез посмеиваясь себя зеленого вспоминал.
Пока на мину в очередном немецком окопе не нарвался, на полгода в госпиталь и инвалидность.
Дай вам бог такой опыт самому не получить и не сидеть потом, посмеиваясь, вспоминая себя зеленого .
Блин Алекс прочитал 2300 страниц из 2600 Ваньки-ротного,капитан еще вполне здоров и тут такой спойлер!Ну что ты за человек!
Наших дедов, переживших ужас войны, практически не осталось. Дай бог, чтобы новому поколению героев не довелось на отдыхе между боями испытать перекошенное от холода лицо.
Жуть какая. И это без подробностей о личной гигиене....
Вот, например.
http://nik-shumilin.narod.ru/43/r_19.html
Зима это самый суровый и вшивый период года. О вшивости немецкой армии особый рассказ. При взятии пленных мы их допрашивали о военных делах и разных секретах, мы вежливо задавали им вопросы и о вшах. Они чесались при этом и довольно подробно рассказывали нам о них.
...
Мы русские люди ко всему привычные. Мы к грязи, холоду и голоду сызмальства привыкши. А на немецких солдат было страшно смотреть. В первую же зиму потеряли они человеческую совесть и стыд. Чешутся в избе при дамах (то есть при бабах), давят вшей на столе за едой.
Помню госпиталь и одного молодого лейтенанта. Он лежал в гипсе с перебитым бедром. Ему нельзя было шевельнуться. А он метался и стонал ни от боли в бедре, а от вшей, которые у него развелись и грызли его под гипсом. Он сходил с ума, что нельзя разрезать гипс и вычистить оттуда вшей. Он просил и умолял врачей что-нибудь предпринять и сделать, чтобы прекратить его страшные мучения.
Ребята, ходившие на костылях, приносили ему с улицы обрывки проводов и куски железной проволоки. Он сгибал их петлей, подсовывал под гипсовую шину и чесал сгоняя с насиженного места вшей. Он пытался их поддеть и выудить наружу, но они заползали глубже и грызли его сильней.
— Они лезут дальше! — кричал он и смотрел нам в глаза.
Он не давал нам покоя ни днем, ни ночью. Лежит лейтенант — молодой мальчишка, мотает головой, исступленно смотрит, стонет, скрипит зубами, а его успокаивают врачи:
— Потерпи милый! Еще недельку потерпи! Нельзя сейчас трогать гипс на ноге!
Однажды на обходе появился врач, такой шустрый старичок. Звание его под белым халатом не видно. Лейтенант взял и пожаловался ему на свою судьбу и страшную муку. Он осмотрел гипс, обругал стоявших за спиной врачей и велел вести лейтенанта в операционную.
Посмотрели бы вы на него, когда он вернулся в палату, на его счастливое лицо, на светлую радостную улыбку. Он избавился от своих страданий. Он забыл о боли и о своей тяжелой ране.
...
Во время войны мы были отрезаны от жизни и внешнего мира. Мы одной ногой стояли в могиле, а под коленкой другой чесали вшей. На что мог, надеяться ротный офицер?
Была среди нас одна светлая личность — химик полка. Где он теперь? Вот у кого были быстры и проворны вши. По полку даже ходили слухи, что он за красненькую давал по паре своих вшей другим на развод.
— На, бери! — говорил он, — не пожалеешь! И поднимал указательный палец многозначительно.
— Осторожно сажай! Куда суешь? Сажай по мышку!
— Ноги не повреди! через пару дней можешь играть на них!
У некоторых отъевшихся интендантов вши были ленивые, брюхастые, на коротких ножках, с толстым отвисшим задом. А у химика им не в пример, наоборот худые, поджарые, с длинными и сильными ногами, как у стайеров бегунов.
Нащупаешь ее легонько под мышкой! Деликатно бери, чтобы ножки не помять! На холодном столе не держи! Переохладиться может!
Ты ее лучше для пробы на теплой ладони побегать пусти! Потому, как она торопливо бежит, как на свету ножками шевелит — можно сразу сказать. Способна она? Можно ставить на нее полсотни? Или подождать? Другую достать? Не всегда угадаешь, пока подберешь достойную!
Статистика игры неумолима. Если твой партнер лысый и в годах и у него округлился животик, если его физиономию бреет полковой парикмахер Еся Кац, то какая тут может быть прыть и приличная скорость? По телу у него ползают неповоротливые твари. У него конечно руки чешутся. Ему охота выиграть ценную трофейную вещицу. Кольцо там или портсигар. Я не говорю про часы на семнадцати камнях. В игре он не может рассчитывать на успех своих тихоходных вшей. Он тоже хочет играть на быстрых и шустрых легавых. Вот и платит он химику за каждую пару по червонцу.
— А теперь о самой игре! — услышал я голос химика, оторвавшись от своих собственных мыслей.
— Если на нарах расстелить сухую плащ-палатку и разгладить ее рукой, вот здесь с краю провести карандашом прямую черту, то эта линия будет для вшей стартом. Химик разгладил рукой плащ-палатку и провел у самого края черту.
— А там, — сказал он, — в другом конце карандашной линией обозначим финиш. Вот все и готово для игры!
— Кто хочет играть, прошу в кон ставить по четвертному! Каждый у себя под рубахой достает вшу и по моей команде опускает ее на линию старта. По команде — Марш! Все отпускают своих вшей. Я подношу к краю плащ-палатки зажженную гильзу, и вши от огня побегут в темноту. Они не свернут ни влево, ни вправо. Они будут бежать только прямо. Это неоднократно проверено и установлено точно. Чья вошь быстрей добежит до линии финиша, тот и снимает из банка тройную ставку.
— Учтите! С каждым новым забегом общая сумма в банке растет. Начинайте с маленькой, а потом можете ставить и сотенные.
Мы были в восторге! Мы были поражены! Какая логика! Какое знание истории! Такого человека нужно до конца войны сохранить и сберечь! Каких он потом вшей и гнид разведет!
Вши, которые нас до сих пор ели и грызли, приобрели для нас теперь особое ценное значение, можно сказать игровой, денежный смысл. Хорошая вша теперь была в цене. Она могла обогатить любого вшивого офицера. Да, да! Озолотить, если хотите! Потому, что кроме денег, трофейных часов и разных блестящих вещиц и предметов, в банк ставили золотые колечки, браслеты и цепочки. Ставили туда и немецкие сигареты, цветные фонарики, ножички, бритвы «Золинген», помазки из натуральной щетины, расчески, пачки русской махорки, соло и консервы. Так что, имея быструю и шуструю вшу можно было выпить и закусить.
Каждый надеялся, что именно его вша первой доберется до финиша и полфляжки спирта, которую поставил интендант, достанется ему.
Мы не рассчитывали дожить до конца войны. Нам побрякушки и золотые колечки были не к чему.
Но случалось и так. Вша бежит, бежит, да возьмет и встанет. Остановится по середине дороги и стоит. Хозяин из себя выходит. Трясет кулаками. Материться на чем бог стоит. А она стерва замрет на полпути и отдыхает. Тот с обиды давит ее ногтем. Хрупнет она глухо и лопнет. И на плащ-палатке останется пятно с черной размазанной кровью.
Алекс про печки , личный пример --- Магдебург учения , расположились . И тут выяснется , что топить печки нечем ( забыли дрова) . Комбат вызвал замполита и приказал к вечеру должно быть топливо. Лес рубить нельзя , немцы мозг вынесут. Замполит взял несколько человек и газ 66(шишигу) Приехали к котельной какой-то городок рядом .Загрузили брикеты угля в шишигу. Не знаю давал немцам денег или нет, скорее как обычно пару бутылок Столичной. Все л/с вечером у теплых печек.
Зима.. Полигон.. Мороз (под -400С) и ветер - ночь чудесный.. армейская палатка 3*3 (из трёх платок на двадцать рыл одну соорудили девятислойную). Печка есть - дров ночером в поле негде найти.. 100 мм выстрелы (болванки) разламывали и порохом - "макаронами" топили по тихой - что б и не сгореть и не замёрзнуть.. Нормально всё.
100 мм выстрелы (болванки) разламывали и порохом---
в соседнем подразделении ( отдыхало в маленьком домике) дежурный у печки решил подбросить огонька порохом-- разломав иммитатор 120 мм мины- выходной двери не стало , куривший за ней на улице-- сотрясение мозга, окна в домике вынесены, 30 рыл проснулись в непонятке и только у этого чуда выбиты пальцы и ожог морды.
Все хорошо , что кончается хорошо
ШИРАС? (штатный имитатор разрыва арт. снаряда) Серьёзная штука.. легко отделались
Сам видел и на себе испытал, что городским тяжелее привыкать к фронту, чем деревенским
Да... Война и специальная военная операция вещи разные.
война , а смотрели вперед
--
Объявляю Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1944 г. «О награждении орденами и медалями генералов, офицеров и сержантского состава сверхсрочной службы за выслугу лет в Красной Армии» и «Инструкцию о порядке награждения орденами и медалями СССР за выслугу лет в Красной Армии». [320]
Заместитель Народного комиссара обороны СССР Маршал Советского Союза А. Василевский
6. Время пребывания в плену, окружении и на спецпроверке (в период Отечественной войны) в выслугу лет засчитывается, но только в том случае, если военнослужащий в этот период не был уволен из Красной Армии приказом НКО.
7. Время пребывания под следствием или в заключении (в 1937-1939 гг. и другие) в выслугу лет засчитывается, но лишь в том случае, если был отменен ранее изданный приказ об увольнении из армии или же зачисление вновь в кадры Красной Армии было произведено сразу же после прекращения следствия или освобождения из-под заключения.
Честно, я не понял, что с чем сравнивается и по какому основанию отобраны примеры.
Что хотел сказать этим ТС? Что в Великую отечественную войну командиры были самодуры, а в СВО их не видно? Или что в подвале в 1942 году было хуже, чем в блиндаже с телевизором в сосновом лесу в 2023? Что война - это страшно? Что даже командир роты в 1942 году не понимает рисков расположения подразделения в доме по сравнению с подвалом? Что подвал тоже надо укреплять - мешками с песком, бревнами, чем угодно? Что в масштабах Великой отечественной войны судьба роты никого не беспокоит?
Что этим постом хотел сказать ТС?
Предложил сравнить.
И попробуйте инженерные работы проводить, когда немец в 20 метрах стоит с пулеметами и пушечкой.
Он же сказал, что даже просто проникновение в подвал (ночью) сопровождалось постоянными потерями, так как пути подхода спокойно простреливались.
А приказ есть приказ. Сдашь данный "рубеж обороны" - трибунал.
П.С. Мешки были дефицитом. Почти все было дефицитом. Снабжение было отрезано.
П.П.С. Наши, кстати, и тут подход к немцам нашли потом, сделали подкоп под соседнее здание с немцами и подорвали вместе со всеми кто внутри, те потом неделю из завалов пытались выкопаться, их наши солдаты слышали наверху и шутили, стуча сверху и изображая подмогу.
Перед рассветом штурмовая группа в двадцать человек вышла на исходное положение. Две тонны взрывчатки лежали, забитые в штольне под землей. Когда раздался взрыв, все здание больницы приподнялось, дрогнуло, и из его середины вырвалось пламя, камни и дым. Боковые стены поползли как-то странно вниз. В высоту метнулось желтое облако пыли. Отдельные камни и куски кирпича продолжали шлепаться вокруг. На больницу мы шли двумя группами. Разведчики справа, а я с десятком солдат — с левой стороны. Наша группа без выстрела поднялась и навалилась на груду кирпичей.
Пленные немцы рассказали: в больнице занимала оборону пехотная рота. В подвале сидело около ста человек. Подвал был оборудован деревянными двухъярусными нарами. Подвал обогревался несколькими железными печами. Утром, перед самым рассветом, за несколько минут до взрыва, подвал покинул лишь один человек. Это был их капитан, командир роты. Все остальные попали под взрыв. Двое немецких солдат, которых откопали, стояли на посту на втором этаже больницы. Самого взрыва они не слышали, на некоторое время потеряли память. А те, что были в подвале, остались заживо погребенными под целой горой битого кирпича. Действительно, если лечь и приложить ухо к груде кирпичей, то из-под земли услышишь удары и скрежет лопат. Немцы оказались засыпанными в дальней части подвала. Они колотили снизу по каменной стене лопатами. Звуки ударов и приглушенные голоса неслись из-под земли. Никто из наших, конечно, и не помышлял рыть яму им навстречу. Мы сверху им для затравки постучали, они отчаянно заколотили нам в ответ. Жалко, что азбуки Морзе мы не знали, а то бы переговоры можно было бы с немцами организовать. На третий день я ушел с горы битого кирпича. Постукивание из-под земли продолжалось. Как потом рассказали солдаты, стук продолжался около недели. Потом звуки стали слабыми. Видно, у немцев в подвале не хватало воздуха. Через некоторое время ответные удары прекратились совсем. Огромная гора битого кирпича лежала на месте больницы. Немцы, взятые в плен, были уверены, что в больницу попала большая бомба, сброшенная с самолета. Они не забыли ночной огонек, который однажды ночью блуждал над городом Белым, когда мы запускали змея.
я и спросил - что сравнить? почему именно эти примеры?
вот вы сравнили - и какой вывод? поле авторского комментарий пусто, комментария нет
По-моему, Алекс просто сравнил бытовые условия, вывод простой - нынче не война, а халява по сравнению с ВОВ.
вы все таки по аккуратней в выражениях
Книгу прочитайте и многое станет, понятно. Ещё желательно в армии послужить, чтобы не пытаться понять армию, чрез призму коферума.
Но сами Вы содержательно ответить не можете. Верно?
И я, вот, не понимаю, нахрен высовываться, если по сути вопроса ответить не можешь? Или главное бабахнуть, не задумываясь, куда, о чем, зачем, чем?
Книгу пересказать?
на вопросы ответить (выше).
А это и есть ответ на ваши вопросы начиная со слов "что даже командир роты"
Передставление о реальной обстановке того времени и места лично получить невозможно. Остаётся ознакомиться с книгой, чтобы понять, что подвал находился в 20 метрах от позиций немцев и укреплять его было невозможно, смена попадала в подвал через окошко, потому что дверь простреливалась
Но была же противоположная от немцев стена, тыльная, можно было ее пробить, и всё что за ней пробить и расчистить. Не понимаю.
Вот и мне непонятно зачем высказываться не имея представления о чем идёт речь, придумывая проблемы и приписывая их автору даже не ознакомившись с книгой.
Для особо одаренных поясню: представлено два текста. ТС ограничил тексты по объему, вероятно, тем, что ему кажется значимым.
Вопросы:
Что он хотел этим сказать?
Почему именно эти два текста он взял?
Для того, чтобы задать эти вопросы, не требуется читать всю книгу. Достаточно прочитать представленные отрывки.
Теперь мой вопрос к Вам: что именно Вам непонятно в моем вопросе? Зачем вылезли тогда, если самому непонятно?
2Alexsword - мои извинения, я Ваш ответ принял. Просто реагирую на человека, который влез в наш диалог, сам не понимая, зачем он это сделал.
Вы просто в своих рассуждениях высказываетесь почти как очевидец, хотя им не являетесь и задаёте вопросы, на которые есть ответы в книге.
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
Странные тексты. Одни ищут блиндаж, где уже все сделано другими, вместо того, чтобы самим обустроить все как надо. Другие, в 1942, полгода держали непонятную оборону. Какая же это оборона, если они даже стрельнуть не могли? Да еще и танк к ним подъехал, без опаски, что его подобьют? И, насчет снабжения. По открытой местности передвигаться убийственно. Ходы сообщения не судьба была вырыть?
Страницы