Камрад e.tvorogov опубликовал текст «О двоякой природе индивидуальной свободы», не исчерпавший темы, а только поставивший вопрос о мере свободы принятия решения, степени и формах ограниченности свободы экзистирующего индивидуума. Проблема настолько сложная и емкая, что не решился давать какие-либо комментарии к тексту уважаемого камрада, обещав высказаться в отдельном тексте, что и исполняю. В предлагаемом вниманию камрадов тексте рассказываю, как этот вопрос описывается в Священном Писании и учении Церкви. Сама тема этим не исчерпывается, а только начинается рассказом о том, откуда «ноги растут» у рассмотрения данной проблематики в европейской философии XIX и XX веков. В целом этот текст можно отнести к серии текстов «Так чему же конкретно учил Иисус?» хотя эта тематика и не была в числе основных предметов его проповедей, а затрагивалась Им в связи с излагаемым. Церкви потом пришлось самой додумывать, опираясь более на Ветхий Завет, нежели на Новый.

“Сын человеческий идет по предназначению”

Лк. 22:22

“Зачем же народ Мой говорит: мы сами себе господа?”

Иер. 2:31

Еще более запутанным, нежели вопрос об отношении к плоти, оказался в христианском учении вопрос о предопределении и свободе выбора. Причем, история развернувшейся вокруг него борьбы настолько типична, настолько может служить иллюстрацией процессов, определявших пути формирования церковного учения, что мы, хотя и стараемся по возможности уклоняться от пересказа внутрицерковной полемики, кратко изложим ее историю. Как это было обычно в истории Церкви, во взглядах на соотношение предопределения и свободы сложилось два крайних мнения. Одно из них — пелагианство, осужденное Церковью как ересь, — делало акцент на свободе человеческого выбора. Другое — учение блаженного Августина — выдвигало на первый план предопределенность, и, хотя было очевидной крайностью другого рода, благополучно присутствует в Церкви (в первую очередь, западной) и поныне. Пелагий, почитающийся одним из великих ересиархов, был кельтом, родился около 360 г. в Бретани или Шотландии и уже будучи сформированной личностью приехал в Италию. Здесь он, как пишут церковные историки, выделялся добрыми нравами (кстати, подобно большинству иных великих ересиархов), что сделало его другом св. Павлина, епископа ноланского. Воспитанный в простоте, он был поражен в Риме распутством нравов мирян и клириков, оправдывавшихся слабостью человеческой природы перед неодолимой силой греха.

Глубоко пораженный увиденным, Пелагий, опираясь на послания апостола Павла, выступил с учением, согласно которому неодолимого греха не бывает. Если он есть дело необходимости, то он не грех, а если дело воли, то его можно избегать. Человек, согласно Пелагию, по своей природе склонен к добру, но действием воли он может устраняться от добра, обретая греховный навык. Но навык этот никогда не доходит до непреодолимости, так как свобода воли никогда не может быть потеряна разумным существом. Человек всегда может бороться с грехом. Бог не требует невозможного. Если же человек может, то он и должен, и если должен, — то и может, что Христос своим учением и примером ясно показал. Согласно Пелагию, человек спасается не внешними подвигами, не с помощью ритуальных средств церковного благочестия, а лишь действительным исполнением заповеданного Христом посредством постоянной внутренней работы над нравственным совершенствованием. Человек сам спасается, как сам и грешит.

Что скажете уважаемые камрады и просто посетители АШ? Не поднялась ли в вашей душе от изложенного волна негодования от этой возмутительной ереси, ненависти к этому гадкому еретику, так справедливо осужденному Церковью за посягательство на устои и догматы? И не достоин ли оплевывания и растерзания этот любитель ересей - автор этого текста, опять тащущий на страницы АШ историю про очередную ересь? Но читаем дальше.

Нужно сказать, что даже самый гедонически настроенный прелат Церкви вряд ли бы рискнул открыто выступить против этих тезисов Пелагия. Но проблема была в том, что деятели Церкви (особенно западной) текст Священного Писания читали буквально. Поэтому Пелагий, двигаясь в общем русле своей логики, вынужден был отрицать переход первородного греха (буквально, а, значит, превратно понимаемого) на потомков Адама и воспринимать первородный грех как пример. Но, отрицая реальное присутствие греха в человеческой природе, он отрицал и реальность спасения по благодати, которая в качестве особой силы действует в человеке. Он понимал благодать в смысле вообще всего доброго, что дал Бог, включая сам факт рождения.

Пелагий был скромным, миролюбивым и мудрым человеком. Он старался высказывать свои мысли достаточно осторожно и в общепринятых церковных выражениях, стремясь избегать прямого столкновения с церковным сознанием. Но у него были ученики и один из них, прямой и решительный патриций Целестий, довел дело до прямого разрыва. В 411 г. Пелагий по дороге в Палестину заехал в Африку, чтобы познакомиться и выразить почтение блаж. Августину, епископу гиппонскому. Пелагий был осторожен в словах, дипломатичен и расстался с Августином самым дружеским образом. Но оставшийся в Карфагене Целестий начал активно выступать, логически развивая учение Пелагия. Согласно выдвигаемым им положениям, Адам умер бы, если б даже и не согрешил; грех Адама — его личное дело и не может быть вменяем всем людям; младенцы рождаются в том состоянии, в котором родился Адам до грехопадения и не нуждаются в крещении (отмытии) для вечного блаженства; и до Христа, и после Него бывали люди безгрешные; закон заповедей также ведет к Царствию Божию, как и Евангелие; как грехопадение Адама не было причиной смерти, так и воскрешение Христа не стало причиной воскресения.

Нужно признать, что если читать Писание по букве, а не по духу (Запад же к тому времени иного прочтения уже не знал), то выводы Целестия абсолютно логичны, и с точки зрения формальной логики ему нечего возразить. Но они абсолютно расходились с сущностью христианского учения, поэтому подавляющее большинство клира восстало против такой интерпретации христианства. Блаженный Августин посвятил опровержению пелагианства в целестианском его варианте два труда, в которых упор делался не на формальную логику, а на цитирование соответствующих мест Писания и трудов отцов Церкви, причем Писание опять же понималось буквально. В результате, Целестин был осужден на Карфагенском поместном соборе в 412 г., что не помешало стать пресвитером в Эфесе.

Находившийся в Палестине Пелагий гораздо лучше учеников своих понимал всю сложность поднятой проблемы и избегал крайностей. Он заслужил уважение к себе в среде палестинских епископов, многие из которых еще помнили об аллегорическом прочтении слов Писания, и когда западные епископы, в том числе блаж. Августин и блаж. Иероним, выдвинули против Пелагия обвинения, он был оправдан на двух поместных соборах в 415 г. Любопытно, что главный пункт обвинения — учение, что любой человек легко может быть безгрешным, если только захочет. Епископы вполне удовлетворились заявлением Пелагия: “Да, я говорил, что можно быть безгрешным, но не говорил, что это возможно без помощи Божией”. Правда, окончательное решение было предоставлено епископу Рима, так как Пелагий формально подлежал его юрисдикции. В Риме же началась борьба, в ходе которой учение Августина о предопределении уличалось учениками Пелагия в скрытом манихействе, что было очень близко к истине. Но общий настрой был против пелагианства, Карфагенская Церковь проявляла бурную активность, и на Эфесском соборе в 430 г. пелагианство рассматривалось уже как осужденная ересь.

Надо сказать, что, как и Пелагий, блаж. Августин, будучи действительно крупным богословом, проявлял некоторую осторожность и уснащал свои утверждения определенными оговорками. Но ученики его, подобно ученикам Пелагия, пошли в своем рвении до конца, доведя дело до абсурдной кульминации. Получалось, что Бог действует в человеке без всякого соучастия самого человека, что предопределяет человека к спасению или падению по произволу. Молитва Августина (“… дай, что повелеваешь и повелевай, что хочешь”) свидетельствует о том, что это по сути своей есть проявление не христианского, а мусульманского миросозерцания: так мыслят именно ортодоксальные мусульмане. Что касается учеников Пелагия, то они ударились в другую крайность, видя чисто внешние отношения между Богом и человеком, в которых Бог — добрый, но потусторонний опекун. Такое воззрение исключает воплощение и воскресение, лишая христианство своего содержания.

Обе эти крайности не стали основой церковного учения, сумевшего сохранить (в первую очередь, в рамках восточной церкви) достаточно сбалансированный взгляд. Согласно ему спасение — дело богочеловеческое, требующее полноты участия как Бога, так и человека. Воля Бога требует не слепого подчинения, а осознанного согласия и содействия, поскольку для христианства важно наличие разумности и смысла. Причем подчеркивается, что люди свободны нравственно, и выбор носит нравственный характер. Но в учении Церкви есть один существенный недостаток. Оно носит догматический характер, т.е. является установленной на основании всей совокупности указаний Писания и отцов Церкви догмой и не имеет богословского раскрытия. Таким образом, постижение разумности и смысла, открывающих путь к осознанному согласию и содействию, продекларировано, но не достигнуто. Упомянем и о том, что учение блаж. Августина о предопределении в Церкви живо, ибо осуждению не подвергалось. Его развивали, в частности, такие крупные фигуры как архитектор современного католического миросозерцания Фома Аквинский и один из лидеров реформации Кальвин.

Как уже мог заметить читатель текстов серии «Так чему же конкретно учил Иисус?», многое из необходимого для постижения искомого смысла мы знаем, поэтому способны истолковать сущность предопределения и меру нашей свободы. Но обратимся прежде к Писанию и посмотрим, что там сказано по этому поводу. С одной стороны, Писание призывает нас неустанно трудиться, ибо есть воздаяния за дела наши. Напомним: “...изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения” (Ин. 5:29); “Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет” (Гал. 6:7); “Воздай им по делам их, по злым “поступкам их, по делам рук их воздай им, отдай заслуженное ими” (Пс. 27:4); “...ибо всякое дело Бог приведет на суд и все тайное, хорошо ли оно, или худо” (Еккл. 12:14); “...укрепитесь, и пусть не ослабевают руки ваши потому, что есть возмездия за дела ваши” (2 Пар. 15:7); “Кто бросает камень вверх, бросает его на свою голову; и коварный удар разделит раны. Кто роет яму, сам упадет в нее; и кто ставит сеть, сам будет уловлен ею. Кто делает зло, на того обратится оно; и он не узнает откуда оно пришло к нему...” (Сир. 27:28–30). Поэтому апостол Павел наставляет, чтобы мы “...благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны, собирали себе сокровище, доброе основание для будущего, чтобы достигнуть вечной жизни” (1 Тим. 6:18–19).

Таким образом, человек обладает свободой выбора между добром и злом, добрым и худым. Он свободен в этом выборе и сам оплачивает его, обретая соответствующие плоды (последствия), которые могут быть хорошими и плохими. Причем плоды всегда соответствуют порождающим их причинам: “Неодинаковые весы, неодинаковая мера, то и другое мерзость перед Господом” (Прит. 20:10). Подчеркнем еще раз, воздаяние всегда соответствует породившей его причине и не является следствием слепого случая или слепой судьбы. Вот мнение одного из виднейших вероучителей начальной эпохи христианства Иустина Философа: “Чтобы кто... не заключил, будто мы говорим, что события происходят по необходимости судьбы, так как они предсказаны по предвидению, то разрешу и это. Мы научены пророками, что каждому по достоинству его дел воздается или наказания и мучения, или награды, и объявляем это за истину. Ибо если не так, то все бывает от судьбы, то совершенно нет в нас свободы. Если судьбой определено одному быть добрым, а другому порочным, то один не был бы достоин одобрения, а другой порицания. Опять же, если бы человеческий род не имел способности со свободным произволением убегать порочного и избирать доброе: то он не был бы виноват ни в чем, что бы ни делал. Да и не были бы одни хороши, а другие худы. Ибо тогда мы утверждали бы, что судьба — причина пороков, и между тем делает противное себе. Или надлежало бы признать за истину вышесказанное положение, что нет ни добродетели, ни порока, но только в мнении различается доброе или худое; а зло, как показывает истинный разум, есть величайшее нечестие и беззаконие” (Иустин Филосов, “Апологии” 1:43).

Но есть и другая сторона этого вопроса — очевидные свидетельства предопределенности, если не всего, то многого: “Не определено ли человеку время на земле?” (Иов. 7:1); “Дни ему определены” (Иов. 14:5); “Рука Господа была крепко на мне” (Иез. 3:14); “В Твоей книге записаны все дни для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было” (Пс. 138:16); “Теперь послушайте вы, говорящие: “сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль”; вы, которые не знаете, что случится завтра: ибо что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. Вместо того, чтобы вам говорить: “если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или другое” вы, по своей надменности, тщеславитесь: всякое такое тщеславие есть зло” (Иак. 4:13–16); “...у вас и волосы на голове все сочтены” (Мф. 10:29, Лк. 12:7). Мудрый Екклесиаст как будто бы даже опровергает прозванного философом за познания и мудрость Иустина: “На все это я и обратил сердце мое для исследования, что праведные и мудрые и деяния их — в руке Божьей, и что человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что пред ним. Всему и всем — одно” (Ек. 9:1–2).

А вот мнение еще одного бесспорно мудрого человека, Иисуса сына Сирахова: “И все люди из праха, и Адам был создан из земли; но по всеведению своему Господь положил различие между ними и назначил им разные пути: одних из них благословил и возвысил, других освятил и приблизил к себе, а иных проклял и унизил, и сдвинул с места (светильник) их. Как глина у горшечника в руке его и все судьбы его в его произволе, так и люди — в руке Сотворившего их, и Он воздаст им по суду Своему” (Сир. 33:10–13). Об этом же говорит и апостол Павел: “Бог производит в нас хотение и действие по Своему благоволению” (Фил. 2:13); “Кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобным образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братьями. А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил. Что же сказать на это?” (Рим. 8:29–31); “Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из одной и той же смеси сделать один сосуд для почетного, а другой для низкого?” (Рим. 9:21). Наконец, можно привести слова, идущие как бы от лица самого Господа: “Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Господь, делаю все это” (Ис. 45:7); “Господь сильный посылает бедствия, — и кто отвратит их?” (3 Езд. 16:8); “Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?” (Ам. 3:6); “Кто это говорит: “и то бывает, чему Господь не повелел быть?” Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие?” (Плач 3:37–38). “С клятвою говорит Господь Саваоф: как Я помыслил, так и будет, как Я определил, так и состоится, ибо Господь Саваоф определил, и кто может отменить это? рука Его простерта, — и кто отвратит ее?” (Ис. 14:24, 26, 27).

Так что же думать нам? Считать себя свободными (и ответственными за свои поступки) или позволять себе все, утешаясь, что так Господь предопределил? Как мы уже видели, обе крайности ведут в тупик, но люди, в соответствии с их обыденной логикой, упорно пытаются решить проблему путем исключения одного из двух. Решаются же такие проблемы только применением принципа дополнительности. Согласно ему, в данном случае имеет место и предопределение, и свобода. Предопределение и к добру, и к злу связано с наличием в человеке двух законов — “...по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божьем. Но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию — закону греха” (Рим. 7:23–25). Но так, как мы помним, должно быть не всегда, и человек обретет (и уже потенциально обрел) свободу от закона плоти: “Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, а по духу. Потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Как закон, ослабленный плотью, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грехи и осудил грех во плоти. Чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, а по духу” (Рим. 8:1–4). Иными словами, закон духа нашего — транслируемый нашему духу закон жизни во Христе (во взаимной любви) — освободил нас от диктата транслируемого через эго животного закона и открыл путь душе к полному обретению бессмертия. При этом Иисус подчинился закону мира сего (не исполняя его, отчего закон этот не имел в Нем ничего) и принес плоть свою в жертву (отдав ее миру ради возвращения к Богу), после чего обрел иную плоть, в которой нет закона мира сего. Причем совершенства (внутреннее единство) и свободы (от закона мира сего) Иисус достиг еще до Своей крестной смерти, которая явилась лишь кульминацией процесса Его возрастания. Он мог погибнуть и раньше, но всякий раз уходил, говоря: “Еще не время”. Все следующие за ним также еще при жизни в этом мире должны обрести внутреннее единство (устранить в себе первую завесу) и свободу от закона мира сего. Последнее достигается познанием истины, которая “...сделает вас свободными” (Ин. 8:32). Собственно, мы это знаем из своей практики: осознание содержания подсознательных программ делает нас свободными от них. Их голос продолжает транслироваться нам нашим эго, но звучит он уже неуверенно и не имеет над нами реальной власти.

Но это не означает, что мы уже обрели полную свободу, поскольку ее по-прежнему ограничивают два закона (алгоритма). Главным, контролирующим путь человека, алгоритмом является апокатастатический цикл, в процессе которого дух человеческий сначала удаляется от Бога, а затем возвращается к Нему. При этом он должен и многое постигнуть, пройти через многие роли: “Мудрость разумного — знание своего пути...” (Прит. 14:8). Поэтому: “Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его” (Прит. 16:9); “Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом” (Прит. 19:21); “От Господа направляются шаги человека” (Прит. 20:24); “Знаю Господи, что не в воле человека пути его, что не во власти идущего давать направление стопам своим” (Иер. 10:23). Вторым по значению, контролирующим путь человека, алгоритмом является осуществляемый через палингенетический цикл закон воздаяния (плода). “Зачем сетует человек живущий, всякий сетуй на грехи свои. Испытаем и исследуем пути свои...” (Плач 3:39–40), ибо “... как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства” (Рим. 1:28). Имен­но в этом смысле — “Бог производит в нас хотение и действие по Своему благоволению” (Фил. 2:13). Иными словами, предаются превратному уму (лишаются знания истины) те души, которые обращаются лицом к миру и поворачиваются спиной к духу своему (и Богу). Все, что с ними начинает происходить потом, происходит по их собственному почину и в путях своих должны искать они причины несчастий.

Говоря о воздаянии человеку по путям его, как источнике предопределения, необходимо особо остановиться на “предназначении к осуждению”: “Вкрались некоторые люди, издревле назначенные к осуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего к распутству, и отвергающиеся единого Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа” (Иуд. 4). Что же нужно совершить, чтобы Бог за это предназначил к осуждению, да еще издревле. И на это содержится ответ в Писании: “… невозможно — однажды просвещенных и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святого, и вкусившего глагола Божия и сил будущего века, и отпавших, опять обновлять...” (Евр. 6:4–6). Если объяснять это совсем без обиняков, то “соделавших” душу и дух едиными и отпавших уже после этого, обновить невозможно, поскольку животный закон проникает не только в душу, но и в дух человеческий. Вспомним слова Иисуса о необходимости родиться свыше и стать дитем, и о том, что “... кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жернов на шею и потопили во глубине морской” (Мф. 18:6), поскольку “... Ангелы их (приносящие вести, — прим. авт.)  на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного” (Мф. 18:10). Тут уместно вспомнить и предупреждение апокрифического Евангелия от Филиппа: “Язычник не умирает, ибо он никогда не жил, чтобы мог умереть. Тот, кто поверил в истину, начал жить, и он подвергается опасности умереть, ибо он живет” (Филипп 4, апокриф). Именно это имел в виду Иисус, когда говорил: “Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться” (Мф. 26:24, Мк. 14:21).

Сказано это не только и не столько даже об Иуде (тайна которого велика), сколько о каждом из нас. Предательство родившегося свыше и растущего в нас нового человека — это предательство человеком в себе самом Сына Человеческого, которым он мог стать, но не стал. Суровость же Творца объясняется тем, что: “Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде, будет злодействовать в земле правых и не будет взирать на величие Господа” (Ис. 26:10). Впрочем: “Сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказания, то Бог поступит с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны. Притом, (если) мы будучи наказываемы плотскими нашими родителями, боялись их, то не гораздо ли более должны покорятся Отцу духов, чтобы жить? Те наказывали нас по своему произволу для немногих дней; а Сей — для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности” (Евр. 12:5–11). И надо помнить то, о чем мы уже говорили, что: “Я, Я Сам изглаживаю преступления твои ради Себя Самого и грехов твоих не помяну...” (Ис. 43:25); “Ради Себя, ради Себя Самого делаю это, ибо такое было бы нарекание на имя Мое! Славы Моей не дам никому” (Ис. 48:11).

Если подвести итог сказанному в обыденных словах, то путь наш в целом предопределен апокатастатическим циклом и в этом смысле представляет собой коридор. Но в коридоре этом постоянно встречаются разветвления, в которых человек ставится перед возможностью выбора (образ витязя на распутье), и выбор с неизбежностью осуществляет, выбирая тот или иной коридор. Так и движется человек через дробящуюся и ветвящуюся сеть коридоров (образ лабиринта) и для успешного преодоления этого пути ему необходимо найти свою “путеводную нить”. При этом все сыплющиеся на голову человека ситуации предопределены либо необходимостью постижения чего-либо на апокатастатическом пути, либо как плод воздаяния “по путям духа”. В любом случае — это учебная ситуация (испытание) и именно в ней человеку дано реализовать свою свободу выбора. И чем чаще сыплются на нас эти испытания, тем больше свободы мы имеем. Правда, иллюзию свободы может создавать ширина коридора, который то весьма узок, то производит видимость отсутствия боковых стен. Но от этого коридор не перестает быть коридором и человеку не дано менять свой жизненный путь абсолютно произвольно.

В завершение необходимо сказать, что в точках ветвления (их можно назвать и кармическими узлами) можно сменить даже свой путь, но это чрезвычайно сложно, так как: “Не может человек ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба” (Ин. 3:27); “Истинно говорю вам: Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также” (Ин. 5:19, 20); “Он есть руководитель к мудрости и исправитель мудрых. Ибо в руке Его мы, и слова наши, и всякое разумение, и искусство делания” (Прем. 7:15–16). Посему: “Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому, что сделали, что должны были сделать” (Лк. 17:10). Тем не менее, обретение нового пути возможно и в Писании не раз говорится о необходимости ревновать “...о дарах больших и Я открою вам путь еще превосходнейший” (1 Кор. 12:31). “Просите и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят” (Мф. 7:7–8). Но ревновать нужно именно о большем. Вступить на путь нисходящий позволено не будет. Говоря образно, родившийся по природе своей священником (первое сословие, брахман), если возропщет на материально небогатую жизнь служителя духовного и попытается стать торговцем (третье сословие, вайш), скорее всего, потерпит на этом пути фиаско, несмотря на ум и иные составляющие потенциального успеха. Он будет очень стараться, но коридор его возможностей резко сузится и маячившие на горизонте перспективы вдруг растают: исчезнут партнеры, изменится ситуация на рынке и товар его станет ненужным, хотя другие раньше торговали им успешно. Если он и сможет чем торговать, то свечами и книгами, но радости не будет все равно. А вот представитель третьего сословия сможет стать воином (второе сословие, кшатрий) или священником (первое сословие), но для этого ему буквально придется вытащить себя из себя же за волосы.

e.tvorogov

1985 г.р., родился и живу в Красноярске. С начала 2024 г. в Москве.