Мы те, которых нет…

 

«Военная разведка, мы те, которых нет». Хорошие слова старой военной песенки, в общем-то, вполне отражающие суть этой организации. Для большинства населения она существовала только в медиапространстве, знакома по классическому советскому фильму «Звезда» и полуграмотным современным киношкам, достоверность которых в массе своей на уровне мультфильма про Микки Мауса.

Самую громкую рекламу ГРУ создал перебежчик Резун, выпустивший еще во времена СССР книгу «Аквариум». Сами разведчики относятся к ней двояко. С одной стороны, автор мерзкий предатель, гнусный человечишка, гореть ему в пекле Преисподней. С другой стороны - с таким пиететом и восхищением там расписана «фирма», ее суровые традиции-правила с целью вызвать первобытный ужас у западного читателя. Старые разведчики аж крякали с восхищением:

- Эх, если бы было все так сильно, как он расписал, то НАТО давно бы в Варшавский договор вошло на правах мелкого партнера.

Сам я, за редким исключением, с этой «фирмой» по службе связан был редко. Но когда витаешь в разряженной высшей атмосфере силовых структур, то не соприкасаться с параллельными конторами просто невозможно. Особенно учитывая мое изначальное военное образование – Военный Краснознаменный институт.

В спецбиблиотеке нашего института, где для переводчиков собрана периодика со всего мира, которой в СССР днем с огнем не сыщешь, особой популярностью пользовался, по-моему, журнал «Штерн» начала восьмидесятых годов. На обложке радовала глаз фотография нашего любимого института с многозначительной подписью, типа «адское гнездо советской разведки». Это являлось причиной нашей гордости и осознания собственного величия. Хотя на деле прямая причастность к «фирме» в нашем военном ВУЗе отсутствовала уже давно. После войны было время, когда у нас был факультет стратегической разведки, но то быстро прошло. Специалистов для «фирмы»,  разных легалов под дипкрышей и нелегалов с хитрыми легендами, готовили в Академии Советской Армии, вместе с военными дипломатами. Принимались в нее, как правило, отслужившие в войсках офицеры общевоинских специальностей – танкисты с моряками. Насколько это было обосновано? Бог знает. По идее четыре года в училище, лет пять в войсках, несколько лет в Академии - вся жизнь сплошная учеба. А работать когда? До пенсии времени хватит на две-три полноценные командировки. Ну да ладно, в СССР жирафы большие были, им виднее.

Курсанты наших языковых факультетов томно мечтали об Академии. Те, у кого была мощная лапа, толкающая в светлое будущее, умудрялись поступить туда. Но это было больше исключение. Хотя пристроится в «фирме» удавалось все же многим выпускникам, в том числе и моим хорошим друзьям, и даже достичь там некоторых высот. Прекрасное владение языком вероятного противника все же значит многое.

В общем, если покопаться, то вокруг меня все время крутились причастные к этому тайному ведомству, даже само название коего в СССР считалось государственной тайной. Мой родственник дослужился до полковника этой организации и прожил лет тридцать за бугром. Глава одной хорошо знакомой семьи был генерал-лейтенантом, резидентом-нелегалом «фирмы» в Европе. Всю жизнь там прожил под прикрытием фокусника. Это не иносказательно, профессия такая была. Уже вернувшись домой, когда собирались гости, радовал их хитрыми фокусами – в этом деле он тоже знатный профессионал.

В Баку, пока я не получил квартиру, жил в военной общаге. Комната на два человека. Подселили ко мне полковника из разведуправления ставки южного направления.

Удивительный был человек. Сочинял стихи и все требовал, чтобы я их оценил. Рассказывал о своей трудной судьбинушке. Сам он был из глухой русской деревни, у него имелось аж десять братьев и сестер. Такая вот семья - один брат полковник ГРУ, а другой – вор в законе. За этого вора разведчику постоянно приходилось отписываться, мол, в семье не без отщепенца, и не видел его лет тридцать. А еще он постоянно ругал «дубов» из ставки, которые вообще не имеют понятия, что такое тонкая агентурная работа и настоящая разведка. Сам полковник такое понятие имел, поскольку долгие годы был зам. начальника резидентуры одной из азиатских стран. Хлобыстнув рюмашку, все учил меня, как засекать наружное наблюдение, вспоминал, как ему удавалось уходить от слежки, накинув на себя паранджу. Весёлый был разведчик, с огоньком. Вот только спалился глупо – зашли к нему враги со спины, и не чужие, а свои. Накатали на него донос, что он прогулял часть денег на оперрасходы. Была комиссия, разборки, в результате – должность в  южной ставке, эдакая ссылка до заслуженной пенсии.

Любимый обывателями персонаж военной разведки – спецназовец ГРУ. Терминатор, крушащий челюсти, взрывающий вражеские базы, проходящий, как горячий нож сквозь масло, через все линии  обороны и засады, настигающий врага на суше, под водой и под землёй. Собственно говоря, этот герой и вернул меня в область, где вращаются сотрудники «фирмы». В конце девяностых издательство мое порешило, что наибольшей популярностью пользуются книги именно про спецназ ГРУ и дали партийное задание – писать про них и писать до онемения пальцев.

Честно говоря, по поводу этой структуры я был не шибко широко образован. Главные воспоминания о русском спецназе у меня были по бунтующему Баку конца восьмидесятых. Народный фронт начал там стремиться к власти и устроил кровавую баню в Сумгаите, а потом пытался перекинуть резню на весь Азербайджан. Тогда в Баку ввели сначала «дзержинку», а потом подтянулись и другие войска, в том числе и выведенный с Афгана спецназ.

Спецназовцы запомнились двумя фактами. Рядовой срочник оттуда сорвался в самоволку, был атакован возбужденным «мирным» населением гопнического вида со словами: чего русский оккупант по нашей улице ходит? Навалял наш парнишка без проблем и усилий пятерым диким бабуинам и чинно удалился.

Второе впечатление – эти ребята долго не думали перед тем, как начать стрелять. Огневые точки повстанцев гасили на раз без душевных терзаний. И жили в простой парадигме – свой-чужой. И тем самым «чужим» приходилось очень тяжело.

Комендантский час. Не шибко стесняясь, улицы города на дикой скорости рассекает шикарная навороченная «Волга». Ее тормозят на посту. Подходит к вальяжно развалившемуся за рулем водителю капитан-спецназовец и вежливо требует пропуск.

 «Волга» несет тело хозяина жизни. То есть военкома района, считающего, что весь этот мелкий мирок создан для того, чтобы плясать под него. Фуражка шитая, на плечах погоны со звездами из чистого золота. Гонору на целое Политбюро.

- Что? Ты на кого прешь? – начинает возмущаться подполковник. – Ты знаешь, кто я? Я военком!

В общем, пошёл вон, смерд. И подполковник пытается тронуть машину с места.

Капитан вздыхает:

- Сдается мне, что ты не военком, а шпион азербайджанский.

И пулю из автомата во врага народа. Тот на месте и скопытился от такого горя.

Проверку проводила прокуратура армии. Помпрокурора требует все материалы и дознавателя для проведения первоначальных действий и исполнения поручений. Приезжает с материалами огромный детина, скромный такой, ножкой шаркает, папочку протягивает.

Помпрокурора листает материал, начинает задавать вопросы:

- Вот тут момент непонятен.

- А чего непонятного. Вижу, что шпион он. Я в него и стрельнул.

- Это ты был?

- Ага.

- И дознаватель ты?

- Ага. Приказом отдан по части.

- То есть сам себя расследовать будешь?

- Ага…

Взгрели командование. Нашли другого дознавателя. Признали применение оружия правомерным - все ж таки особое положение в городе, да и военкома никому не жалко за непомерный гонор, хамство, неисполнение законов и коммерциализацию призывной работы. С той поры у меня и осталось впечатление о весьма специфическом понимании законов и правил представителями этих подразделений. Но, надо сказать, прошлись они по бунтовщикам вместе с другими частями нормально, хватило, чтобы «НФ» запросил перемирия и объявил о том, что переходит к отстаиванию национальных интересов стремящейся к сияющим пикам свободы республики мирным путем.

В общем, перед написанием трактата принялся собрать информацию об этой системе. Ныне в открытом доступе ее выше Джомолунгмы.

  

Эх, былой режим секретности. Где же ты, родной?

Не буду вдаваться в подробную историю спецназа ГРУ. Нужно лишь обратить внимание на то, что главное его отличие от войсковой разведки – глубина заброски. Армейцы действуют в прифронтовой зоне, вылавливают языков и выявляют огневые точки. Работа спецназа ГРУ – глубокая заброска, на десятки километров, а то и на другие континенты и в другие страны. Преград и ограничений нет, есть только боевая задача.

Прообразами этих подразделений были части особого назначения НКВД, подразделения военной разведки, а также СМЕРШ, осуществлявшие в войну заброски в тыл врага, связь с партизанскими отрядами. После Великой Отечественной Войны все эти диверсионные и разведывательные премудрости отошли в сторону. То ли дело танки и самолеты. И о диверсионно-разведывательных подразделениях позабыли.

Все изменило появление ядерного оружия. Для борьбы с пусковыми установками, для недопущения ядерных ударов были созданы вновь подразделения глубокой заброски, ныне известные как спецназ ГРУ. Сначала это были роты, постепенно доросли до бригад.

Интересно, что многие военачальники Великой Отечественной Войны были против их создания. Один из легендарных маршалов говорил, что армия должна воспитывать защитников Родины, а не профессиональных убийц. Но обстановка диктовала необходимость именно таких профессионалов, невидимых и жестоких.

Кстати, пенял на создание этих подразделений и Хрущёв Жукову. Боялся, что армия создает силы, которые способны сменить власть. Поэтому и размещались бригады ГРУ подальше от столиц, в каких-то лесах, где и учиться лучше, и секретность легче блюсти.

Основной личный состав был из срочников. За два года натаскать полноценного спеца было, конечно, тяжеловато. Ближе к развалу союза стали формироваться полностью офицерские части для выполнения особых заданий в Европе. Как правило, формировались они из выпускников Рязанского, Киевского, а позже Новосибирского училищ. Кстати, там обучали иностранным языкам так, чтобы можно было вести куртуазные беседы с офицерами НАТО, а не и только: «Хенде Хох, мать вашу через коромысло!»

Вся эта система проявила себя отлично. Прошла обкатку по всему миру. Главный экзамен был в Демократической Республике Афганистан. Забрасывались ДРГ в горы, они уничтожали караваны, рассеивали банды, наводили артиллерию и авиацию на моджахедов. В общем, работали максимально эффективно. Если бы их использовали более массово и рационально, то афганскую проблему удалось бы решить быстро и бесповоротно. Но почему-то тормозили.

А с развалом СССР ни года без войны. Чечня. Грузия. Сирия. Теперь Украина. И везде спецназ ГРУ был на высоте. Почему? Только ли в подготовке и снаряжении дело?

Дело конечно, в людях. И в специфических традициях, боевом духе подразделений.

Когда пишешь книгу, желательно знать тех, о ком ведешь разговор. Достучался я до моего институтского приятеля, который как раз служил в «фирме», чтобы познакомил меня с кем-то, кто расскажет о житие и бытие  спецназовца. А товарищ ничего лучше не нашел, как потащить меня на прием к руководству этой организации.

Так я и оказался в  расположении «Фирмы». Передо мной было какое-то бестолковое нагромождение грязных панельных корпусов на Хорошевском шоссе, прозванное сотрудниками «стекляшкой». Изначально там строилась большая больница, а в результате окопались там лекари для дурных голов во всем мире.

Этажи перекрыты постами, там солдаты проверяют пропуска именно в свой коридорчик, где обитают страшные военные тайны.

В таком вот коридорчике, к удивлению своему, встретил нашего курсового офицера из ВКИМО. Прозвище его было «Летеха». Был он молод, почти наш ровесник. Из очень влиятельной военной семьи. Дедушка очень большой генерал, папа просто большой генерал. Сынку после военного училища не в Хабаровский же край взводом командовать. Только командиром в военный институт. А там и Академия Советской Армии подоспеет.

Так и получилось. Поступил в Академию он. Потом попал в резидентуру в Европе – ну не в Африку же ехать мальчику из такой семьи. Там образовался какой-то провал. Повезло, что парень под дипкрышей был, поэтому его только лишь выслали на родину. И окопался он в этом хитром здании с запутанными коридорами.

Время было такое, когда армию не кормили, не поили, она доедала свои запасы. Запомнился самый высокий в «стекляшке» начальственный кабинет. Мебель обшарпанная, будто с военных складов, где неликвид хранили. Куча телефонов на столе. Огромная карта мира за спиной большого начальника. И какая-то сильнейшая магия места ощущалась, несмотря на бедность обстановки. Ведь отсюда тянутся силовые нити ко всем точкам этой карты, здесь ощущается пульс военного движения на планете Земля, здесь кнопки управления многими процессами в мире. И еще была какая-то внутренняя сила и убежденность тех самых больших руководителей, кто жмет на кнопочки, воистину буддистская невозмутимость. Плевать, что это  не богатый офис какой-нибудь девелоперской компании. Но на эти обшарпанные столы ложились документы особой важности, влияющие на многие мировые расклады. Здесь ощущалась мощь все еще великой Державы, способной подравнять горы и города на этой планете, чья карта была за спиной начальника.

В общем, преисполнился я осознанием момента. А потом беседовал с другим генералом. Невысокий, жилистый, чистый «спец». Предложил чувствовать себя свободно и задавать свои дилетантские  вопросы, лучше формулировать попроще.

- Прошу учитывать, что я человек военный. Один прыжок с парашютом отнимает один процент ума. А у меня этих прыжков двести было.

Главное ощущение от того общения – ум, уверенность и поразительная трезвость оценки в собеседнике. Быстро стало понятно, что с такими кадрами можно горы свернуть.

Рассказывал генерал много и про Афган. И про то, как при выводе войск по договорённости с Ахмад Шахом пешком через афганские горы шел без охраны на переговоры с лидерами душманов. И договорились-таки. Вывели мы войска практически без эксцессов и столкновений.

Со снисходительной улыбочкой повествовал о кавказских и среднеазиатских реалиях. При этом в каком-то деловито-властном тоне.

- Там руководители некоторых новых «самостоятельных» стран много о себе возомнили. Пришлось их на место ставить.

- Встали?

- Еще бы.

И за этим открывалась такая бездна манипуляций и ходов, о которых мы не узнаем, наверное, лет сто, а то и никогда, что будто электрический разряд сгущается в воздухе кабинета.

Времена в стране были тяжелые. И я все пытался выспросить у небожителей, как долго еще будет держаться получившее массу пробоин суденышко нашей государственности в  бушующем море мировой политики? Когда нам каюк? У власти был Ельцин, каждое утро я просыпался, с  ужасом ожидая, что объявят – Россия прекратила свое существование, да здравствует небольшое Княжество Московское и князь его Бориска Алкалигула. И как бальзам на раны спокойный, уравновешенный ответ разведчика - вершителя судеб:

- Пока жива эта организация, «Аквариум», России не грозит ничего.

В общем, заверил безапелляционно объявил генерал, что все будет нормально. Так и вышло. Вторая Чеченская, которую мы выиграли. Приход Путина. Возвращение России на мировую арену в качестве сильного игрока и возвращение исторических территорий.

«Пока живет разведка, не пропадет страна».

Общался по нисходящей я и с начальниками поменьше. Армию я видел всякую. И в «фирме» сразу бросалась в глаза отсутствие показного чинопочитания, все эти «ать два». Зато чёткое осознание смысла и порядка совершаемых действий. Преданность делу и рационализм. А также громадные традиции людей, которые призваны своротить горы малым числом и с малой кровью. А еще фирменная спецназовская невозмутимая уверенность и заточенность на цель.

Помню с подполковником ГРУ зашел разговор о группе спецназа, которая была заброшена в первую чеченскую войну в подконтрольные бандитам районы, не смогла выйти на цель, была обложена. Сдалась, а потом была обменяна на видных моджахедов.

- И чего с теми бойцами? - спросил я.

- Как что! Выкинули из нашей конторы. У нас нет традиций сдаваться.

Произнесено как-то невозмутимо, как само собой разумеющееся. И вместе с тем мороз по коже прошел.

Когда маршал говорил, что спецназ – это профессиональные убийцы, он был не прав. Это такие самураи с категоричным кодексом поведения. Проводники между миром мертвых и миром живых, готовые в любой момент  сами переступить черту или отправить за нее других. Тут главное могущественное божество – Приказ. И ради выполнения боевой задачи не значит ничего ни твоя, ни чужая жизнь. Потому что срыв боевой задачи - это иногда тысячи невинных погубленных жизней.

Диверсионно-разведывательная группа уходит во тьму, обезличенная, нацеленная на задачу. Беспощадная и к себе, и к врагам, сдав все документы, все, что как-то намекает на твою принадлежность и на имя. Она есть, но вместе с тем ее и нет в природе. И плена для нее быть не может.

Как поет Виктор Верстаков в до боли пронзительной песне про штурм дворца в Кабуле силами 345-го полка:

«Девятая рота сдала партбилеты,

Из памяти выкинула имена.

Ведь если затянется бой до рассвета,

То не было роты, приснилась она» …

Со мной в Главке работал Юрка, технарь наш. Спокойный, как танк, невозмутимый.  В Афгане несколько лет честно отпахал командиром группы спецназа ГРУ. Иногда рассказывал о своих подвигах, без особой охоты, но и слишком не таясь. И тогда по его лицу проходила тень, за ленивым выражением мелкого разгильдяя и известного ленивца проступал оскал хищника. А точнее человека, знавшего вкус своей и чужой крови.

Нехотя, но разогреваясь, рассказывал он о законах своего жутковатого военного бытия.

- Группа в тылу врага ликвидирует всех свидетелей, кто ее видел. Неважно, ребёнок то или женщина. Расшифрованная группа долго не живет. И это срыв боевой задачи. Наткнулись мы в поиске на девчушку лет семнадцати. Я своему сержантику говорю – кончай ее, и не задерживайся, пошли дальше. А он не смог. Так и таскали мы ее всю вылазку. И эвакуировали ее вместе с нами, потому что в ауле ей не жить было. Сейчас сержант с ней в Москве живет, трое детей.

Байка или нет? Юрка во вранье замечен не был.

Эта страшная целеустремленность – вообще визитная карточка любого спецназовца. Что нашего, полицейского, что военного.

  

Чаще в  общении это обычные, добродушные от уверенности в своих силах, люди. Но стоит им перейти к делу, ощутить запах войны, они преображаются.

Наш полицейский спец – это как медведь. Ленивый, дремлющий, но преображающийся, когда нужно вломиться и прихлопнуть лапой распоясавшегося бандита-террориста. Задержать, захватить, арестовать. Ставка на мордобой, напор и грубую силу, ну или на зоркость и твердую руку снайпера. Военный спецназовец –  это скорее охотничья собака. Поджарые, подвижные, опасливые, чуткие, страшно выносливые, хитрые, как сто лис, они готовы преодолеть по буреломам  и горам десятки километров и выйти на цель, чтобы не оставить там ничего живого.

«Мы не Рэмбо и не супермены. Просто мы всегда идем до конца», - пояснил один матерый спецназовец.

Так оно все и есть.

«Мы были стаей волкодавов

И от дверей любых ключом»…

Так поет бывший военный разведчик полковник Калинкин.

В спецназе служил мой знакомый, начальник одного из розысков Москвы. Сам детина дюжий. Американская журналистка, писавшая про него статью, сразу воскликнула:

- О, русский медведь!

Навыки спецназа не раз жизнь спасали. На автомате среагировал он, когда на него неожиданно бросился заныкавший в момент задержания финку  бандит, отбил удар и выключил негодяя.

Познакомил он меня со своим бывшим командиром:

- Уникальный человек. Наверное, единственный в армии руководитель спецподразделения, разгромивший за рубежом американскую военную базу.

Пришел не особо примечательный, не слишком крупный мужчина, в возрасти, но с каким-то бесовским огоньком в глазах. Завели мы разговор, он и говорит:

- Я уже в возрасте, конечно, но таких, как мой сержант¸- в сторону здоровенного начрозыска кивает, - смогу без проблем парочку скрутить.

А мой коллега только согласно кивает – так и есть. В общем, такая вот особая военная каста.

Когда в Чечне был, военные спецназовцы занимались какими-то своими тайными делами. Их не видно - не слышно. Работали в зеленке. Уходили на свободный поиск, порой на недели, оставив по традиции документы и личные вещи. А потом взлетали на воздух склады моджахедов, пропадали куда-то целые банды.  Хорошо ребята работали. Эффективно и совершенно безжалостно.

Серию книг про спецназ я все же выпустил. Для красивости придал несколько фантастические формы, за что истинные спецы меня, возможно, укорят. Думал, хотя бы благодарность МО выпишет. Но поскольку я тогда в словах по поводу ельцинского режима не стеснялся, во избежание всякого от меня как-то дистанцировались. Но в одном деле, уже по работе, помогли  они мне очень сильно, продемонстрировав, что «фирма» всегда стоит на защите нашей Родины.

Сердюковские реформы прошлись и по ГРУ, и по спецназу сокращениями, переименованиями, переподчинениями, реформированиями и прочими радостями, призванными уничтожить рабочую структуру и превратить ее в бюрократическую конторку. Подготовка личного состава резко скатилась вниз. Уже не было фортелей советского периода, когда при проверке офицера спецназа могли дать задание без документов и денег проехать по бунтующей Польше и выйти к намеченной точке. И выходили. Или болтаться в пустыне без еды и снаряжения на выживание. Но ведь болтались и тоже выходили с честью. Беда нынешнего времени – упрощенчество и короткая память на былые достижения и проверенные технологии.

Правда, были созданы «студенческие отряды» - так называют Силы специальных операций. Аббревиатура ССО - при СССР «строительные студенческие отряды».

Думаю, отступления временные. Военная разведка жива, работает. Спецоперация выявила ее недоработки и некоторые слабые стороны, так что служба будет совершенствоваться, притом быстрыми темпами. А добрые традиции станут припоминаться и укрепляться.

Выложил в сеть две книги из этой серии, посвящённые работе нашей военной разведки в Сирии

 

Илья Рясной

«Халифат на час»

 

https://author.today/work/245893

 

«Охотники на басмачей»

 

https://author.today/work/246890

 

Также рекламирую серию «Эффект Манделы» - новые романы о путешествиях в те же параллельные миры с их страшным или  светлым грядущим.

 

https://author.today/work/series/22938