Пять путинских элит на фоне транзита - взгляд из США в 2020

Послание Президента Российской Федерации Владимира Путина Федеральному Собранию Российской Федерации 15 января 2020 года дало официальный старт политическому транзиту в стране. Поправки к Конституции и смена правительства открыли период перемен, которые могут значительно изменить структуру руководства государства. Стало ясно, что Владимир Путин покидает свой пост не позже 2024 года, что ставка будет сделана на преемника, вместе с которым оба лидера образуют затем новое издание властного тандема. Политический режим, таким образом, ожидают крупные кадровые изменения.

Ожидания крупных кадровых пертурбаций создают потребность в более детальном анализе правящей элиты. Именно элита будет определять вектор будущего развития страны, задавать тренды внутренней и внешней политики до и после ухода Путина с поста президента. В поисках ответов на эти вопросы слишком легко попасть в ловушки, искажающие реальное положение дел. Наиболее распространены три из них: эмоциональное отношение к Путину и его политике (критичное или позитивное), следование широко распространенным мифам о всемогуществе силовиков или доминировании путинских друзей, а также море ангажированной или попросту недостоверной информации о группах влияния и динамике их позиций. Достаточно вспомнить популярный среди российских экспертов мем об усилении влияния «группы Школова», названной в честь некогда очень амбициозного генерала, давно утратившего свое влияние. При этом занижаются или попросту не замечаются другие значимые процессы, такие как расширение роли технократов или вымывание из власти соратников Путина.

Для того чтобы лучше понять тенденции и динамику внутриэлитных ротаций, реальное влияние тех или иных игроков в условиях стартовавшего транзита, выделить источники перемен и противостоящие этим переменам консервативные силы, мы предлагаем новую классификацию российской элиты, цель которой — определить будущее лицо российского истеблишмента по итогам транзита власти. Каждый из пяти описанных ниже эшелонов имеет и свой особый функционал, и роль в формировании государственной политики. А начало транзита позволит нам выделить тренды, определяющие основные особенности большой элитной ротации.

На сегодня в рамках российской элиты достаточно четко оформились пять ключевых эшелонов, или групп, у каждой из которых есть и будет особая функция в системе управления. У каждой — особая динамика, выраженные или закамуфлированные идеологические предпочтения, а также возможности влиять на принятие решений. Эта новая классификация — попытка выйти за рамки сложившихся мифов и предложить инструмент для анализа, который позволит прогнозировать тренды будущей кадровой политики.

Итак.

«Свита» Путина ― фактически персональный секретариат и охрана президента, фигуры, работающие с ним плечом к плечу. Они в ежедневном режиме занимаются оперативным поддержанием деятельности главы государства, при этом ориентированы исключительно на удовлетворение его рабочих потребностей и, что крайне важно, — обеспечение его психологического комфорта. Это фактически личный кадровый резерв Путина, рассматриваемый им как источник для продвижения фигур, которые стали лично близки, но также проявили себя в служении. Самый яркий пример продвижения представителей «свиты» — назначение выходцев из Федеральной службы охраны Российской Федерации губернаторами. «Свитский» эшелон за последние годы значительно обновился, из него уходят фигуры, которые были знакомы с президентом до 2000 года, а на их место приходит новое, достаточно молодое поколение, в котором Путин видит потенциал на будущее. Именно фигуры из этой категории могут в итоге стать главными «страховками» Путина после его отставки с поста президента. Бывший глава государства будет, очевидно, заинтересован продвигать лично преданных ему персон на значимые посты в системе управления. «Свита», безусловно, будет сопровождать Путина и на его следующем посту, которым с учетом последних изменений может оказаться должность председателя Государственного совета Российской Федерации.

«Друзья и соратники» — ресурсная база режима и персональная опора Путина. Именно они были бок о бок с президентом, когда он только пришел к власти и нуждался в «расчистке» ельцинской элиты. Однако за 20 лет положение членов этой группы радикально изменилось. На сегодня среди них можно выделить три ключевых подгруппы, у которых очень по-разному складывается политическая судьба.

Первая подгруппа — госолигархи, близкие к Путину фигуры, которые по итогам первых лет правления их патрона получили в управление крупные активы государственной собственности. Вопреки распространенному мнению об их доминировании в системе принятия государственных решений, в действительности эти деятели четко дистанцируются от власти, все чаще фокусируясь на своих более узких корпоративных интересах.

Вторая подгруппа представлена государственными менеджерами ― чиновниками, построившими свою карьеру в системе государственной власти. Их становится все меньше внутри самой вертикали, но те, кто остается, сохраняют личную близость к Путину — Медведев, Козак, Кудрин. Их постепенное вымывание из власти и замена на технократов имеет под собой основания. С одной стороны, «соратники» президента сами по себе сторонятся ответственности и рисков государственной службы. С другой ― и президент предпочитает иметь дело с молодыми технократами, гораздо более комфортными для работы, чем те, кто может позволить себе говорить с президентом на правах старых друзей.

Наконец, наряду с госолигархами и госменеджерами образовался и еще один слой путинских «друзей». Это частные бизнесмены, чья роль в выработке госполитики, напротив, растет.

Политические технократы ― одна из самых динамично развивающихся категорий путинской элиты. Высокопоставленный слой политических технократов становится главной опорой Путина в реализации государственной политики. Это главные «рабочие лошадки», стабилизаторы системы. Они не входили в ближний круг президента изначально, до того как он занял этот пост, но заслужили персональное доверие первого лица за счет профессионализма и отсутствия серьезных провалов. Именно этот тип элиты управляет внутренней политикой (Сергей Кириенко), обороной (Сергей Шойгу), внешней политикой (Сергей Лавров), отвечает за финансовую (Антон Силуанов) и банковскую (Эльвира Набиуллина) стабильность. Как видно, в ходе недавней правительственной ротации ни один из них не потерял своих позиций, хотя никто из этих людей не является незаменимым и многие вполне могут со временем быть замещены другими, более техническими персонажами.

Охранители ― стражи режима. Это особая категория, которую не следует отождествлять с силовиками. Как правило, под силовиками принято понимать фигуры, находящиеся во главе силовых органов власти. Однако, во-первых, далеко не все из них обладают силовым ресурсом (например, Секретарь Совета Безопасности Российской Федерации Николай Патрушев командует только аппаратом Совета Безопасности), а во-вторых, в современных условиях в России более выраженным становится политический слой, особенностью которого является силовая идеология. Поэтому для более точного описания используем понятие «охранители», имея в виду носителей силовой идеологии. На сегодня этот конгломерат фигур становится идеологически доминирующим в публичном пространстве. Среди охранителей наблюдаются два главных тренда. Первый тренд ― их политизация, то есть попытка влиять на публичный дискурс. Второй ― более выраженное влияние на повестку через все более жесткое законодательство. Политическое значение охранителей возрастает: они работают на консервацию режима, его защиту от перемен.

Исполнители — винтики системы. Исполнителей легко отличить по двум критериям: а) они не представляют особой личной ценности для Путина и б) они достаточно комфортны, если нет крупных провалов. К исполнителям-технократам можно отнести половину российских вице-премьеров, а также почти всех министров, подавляющее большинство губернаторов (кроме таких фигур, как мэр Москвы Собянин, Глава Чеченской Республики Кадыров или губернатор Санкт-Петербурга Беглов) и судейский корпус, за исключением глав высших судов. Это лучшие кандидаты в эшелон политических технократов, один из главных источников его формирования.

Очень часто наблюдатели задают вопрос: готова ли Россия к переменам? Сегодня, неожиданно для многих, страна начала меняться, но важно понимать: суть этого нового внутреннего движения — не развитие, а консервация. Режим готов к переменам ровно в той степени, в какой это позволит защитить режим от внутренних рисков условной «революции» или внешних угроз вмешательства и «раскачивания лодки». Российский политический режим ищет новые механизмы для обеспечения своей более долгосрочной прочности, а значит, он неизбежно будет становиться менее персоналистским. А будущая конфигурация, которая неизбежно, в случае ухода Путина с поста президента, будет представлять собой новую версию тандема, начинает формироваться уже сегодня.

Введение

В январе 2020 года Россия вступила в период транзита: Владимир Путин начал реализацию плана большой ротации элит. Этот план, по-видимому, включает в себя и его собственное перемещение с поста президента на другую позицию, в большей степени контрольную. Пока ротация затронула только правительство, а также частично силовиков. Несмотря на очевидную склонность к консервации, российский политический режим начал серьезно меняться — и институционально, и политически. Это резко поднимает значимость внутриэлитных изменений. Важно, кто будет определять вектор развития страны, как будет складываться судьба ближайших соратников Путина, сохранят ли свое доминирование силовики и где будет находиться главный кадровый источник формирования будущего руководства страны.

Все эти вопросы имеют не только внутриполитическое значение. Ответы на них позволят лучше понять, чего ждать от России в ближайшие десятилетия (особенно с учетом того, что в условиях транзита общая линия Кремля, в том числе и в вопросах внешней политики, может стать менее предсказуемой). Один из главных вызовов для наблюдателей ― непрозрачность механизмов принятия политических решений. Такая закрытость ведет к искажению представлений о реальности и появлению популярных и часто политизированных заключений, основанных на позитивном или негативном отношении к путинскому режиму. Помимо часто звучащего заблуждения, что всем занимается лично Путин и без него не решается ни один вопрос, постоянно можно слышать истории про всемогущих «путинских друзей» или захвативших все вершины власти силовиков, что в действительности оказывается далеким от реальности. Упрощение и искажение ― две ошибки, которые ведут к неверному пониманию политических процессов и усиливают ощущение непредсказуемости России.

Однако такая непредсказуемость имеет и объективные причины. Во-первых, сложилось сильное несоответствие формальной структуры власти и неформальных политических связей, когда, например, глава крупной госкорпорации может быть де-факто влиятельнее профильного министра. Во-вторых, несмотря на старт транзита, остается много вопросов о предстоящих изменениях, связанных с конституционной невозможностью нынешнего президента переизбираться в 2024 году. Что будет означать уход Путина с поста президента, притом что он, вероятно, останется наиболее влиятельным российским деятелем? Кто займет его место в Кремле и как будут складываться отношения Путина с новым президентом? Как это повлияет на общий курс российской политики и отразится на расстановке сил? Как будет меняться путинское окружение и как распределятся роли между ключевыми игроками?

Понять природу и характер функционирования главных эшелонов российского политического класса — значит понять и основные векторы будущей политики, намерения основных правящих групп и их возможности.

Цель настоящей работы в том, чтобы выявить основные тенденции изменений внутри руководства страны. Прежде всего, речь идет о тех фигурах, которые включены в систему принятия и исполнения политических решений, — президенте и его окружении, системе исполнительной власти. Стоит оговориться, что, как и любое обобщение, нынешняя классификация носит условный характер. Мы не рассматриваем сферу публичной политики: партию власти и системную оппозицию, которые представлены в федеральной системе законодательной власти, а также независимый частный бизнес, сформированный еще при Ельцине (несмотря на то, что многие из ельцинских олигархов пошли на тесные партнерские коалиции с путинскими друзьями, что было одной из главных стратегий не только выживания, но и успешной экспансии).

Представление о динамике распределения ролей в ближнем и дальнем окружении президента Путина, о возможностях и приоритетах тех или иных групп позволит лучше понять, в каком направлении развивается Россия.

Путинская элита: латентные тренды и распространенные заблуждения

За 20 лет нахождения Владимира Путина у власти были самые разные попытки систематизировать и классифицировать правящую элиту с точки зрения распределения власти или внутренних идеологических/политических конфликтов. В первые годы после избрания Путина политические процессы часто описывались с точки зрения противостояния ельцинской «семьи» и новых «питерских». Тогда по сути шло постепенное вытеснение из системы власти ставленников бывшего президента. Затем началось все более выраженное размежевание уже между «своими» ― «питерскими чекистами» и «питерскими либералами»¹, а по мере взросления режима конфликтных линий становилось все больше. Власть регулярно имеет дело с «войнами силовиков», бесконечными конфликтами между друзьями Путина («Роснефть» против «Транснефти», «Роснефть» против «Газпрома» и т. д.), конкуренцией внутри вертикали (яркий пример последнего времени — вражда между Сергеем Кириенко и Вячеславом Володиным).

Описание внутриэлитных процессов часто происходит с использованием избитых и очень условных (что не означает обязательно ложных, но часто запутывающих) ярлыков. Например, «системные либералы»², «силовики» или «путинские друзья и соратники». При этом вся элита стала выглядеть одинаково путинской, а разделение на «своих» и «чужих» утратило всякий смысл.

То, что в 2000 году считалось «путинской элитой», расширило свои границы настолько, что сегодня охватывает практически весь правящий истеблишмент. Именно поэтому так трудно объяснить вещи, которые в первые годы правления Путина казались невозможными: обыски у соратников президента или отток его друзей из властной системы при одновременном притоке молодых технократов на все уровни власти. Одновременно резко повысилась внутренняя конфликтность. Между собой, кажется, воюют все — соратники, друзья и министры, администрация президента и силовики. При этом и сажать стали без разбора: губернаторов, крупных бизнесменов, приближенных к власти, и даже высокопоставленных «чекистов». Такая картина рушит общее представление о том, что своих Путин не сдает, а сор из избы не выносит.

Достаточно выраженным мейнстримом сегодня является попытка объяснить едва ли не все происходящее в России ростом влияния силовиков. При этом мало кто понимает, что далеко не все силовики, например, реально обладают силовым ресурсом, а сами они представляют собой разрозненные фракции, которые бесконечно воюют между собой и имеют часто очень конкурентные отношения (даже, например, внутри ФСБ России) и разные интересы в вопросах внешней и внутренней политики. В то же время у тех, кого мы привыкли называть силовиками, есть общее — силовая идеология, влияние которой на общие внутриполитические тренды, действительно, значительно выросло. Это создает ощущение доминирования силовой части элиты в принятии политических решений, формировании «нового дворянства» (термин, который еще в 2007 году использовал некогда супервлиятельный соратник Путина Виктор Черкесов). Однако приводимая ниже классификация позволяет понять, что реальное влияние силовой части имеет гораздо более комплексную природу и свои существенные ограничители.

Главную сторону, противоборствующую силовикам, часто обозначают как «системных либералов», которые выглядят иногда как едва ли не сопоставимая сила. Но реальное влияние системных либералов значительно снизилось и стало скорее эпизодическим. Большинство из них утратили всякое влияние на политическую сферу, сфокусировавшись на своей профессиональной деятельности. В то же время в определенные моменты они могут оказываться востребованными. Об этом говорит, в частности, особая роль Алексея Кудрина: к его оценкам проблем нацпроектов, по словам одного источника, Путин прислушался, принимая решение о смене правительства. Однако общий тренд заключается в выдавливании всего либерального из власти.

Еще одна труднообъяснимая особенность последних лет — рост числа «посадок» влиятельных, близких к власти фигур — бизнесменов, назначенных Путиным губернаторов, федеральных чиновников и даже высокопоставленных «чекистов». Эти внутрирежимные чистки сопровождаются и резко возросшим давлением на оппозицию: ей чаще запрещают митинговать, блокируют от участия в выборах; в ее организациях проводят обыски, активистов уголовно преследуют. Еще никогда в России после кризиса 1993 года не было столь массового давления на все сегменты политической и общественной жизни, в той или иной степени критичные по отношению к власти. А разгром московских протестов летом 2019 года и затем массовые преследования их участников заставили говорить о «восстании силовиков» и новой, более консервативной реальности. Государство выглядит более репрессивным и менее толерантным по отношению даже к умеренным формам несогласия. Ротация в СПЧ в ноябре 2019 года — яркое тому подтверждение.

Однако какими бы всемогущими ни казались сами силовики, и они неожиданно, но часто оказываются жертвами собственной экспансии. Их не обходят стороной ни громкие уголовные дела, ни персональная критика президента, ни провалы в расследовании громких уголовных дел. Какова их реальная миссия в режиме Путина? Не боится ли президент их безграничной экспансии и могут ли они решиться на путч? Ответить на эти вопросы невозможно без четкого понимания природы силовой власти в России.

На этом фоне все более заметной становится тенденция к приходу на значимые позиции молодых технократов ― серых, неприметных функционеров без политического цвета и запаха, без собственных амбиций и повесток, готовых работать на ответственных должностях, не стесняясь нагрузки или ответственности. Это хорошо подтверждается и новым составом правительства, где и премьер, и почти все новые вице-премьеры и министры представляют именно эту категорию обновляемой власти. Технократы приходят на смену близким путинским соратникам или опытным политикам, занимая высокие позиции по всей вертикали, от администрации президента до губернаторов. Одни начинают видеть в них едва ли не будущих преемников Путина, другие политически игнорируют этот класс как слишком обесцененный и бесперспективный. Но нельзя не признать, что именно этот эшелон становится кадровой опорой режима в принятии и реализации государственных решений.

В последние годы наблюдаются важные, но не столь публичные процессы. Во-первых, близкое путинское окружение стало дистанцироваться от государственной службы. Работать внутри государства становится и опасно ― из-за рисков уголовного преследования, и дискомфортно — слишком много ответственности в условиях сложных задач (например, повышение экономического роста) и снижения рейтингов. Принцип «своих не сдаем» уже не имеет для Путина прежнего значения. А значит, любой федеральный или региональный служащий рискует однажды оказаться на скамье подсудимых ― просто в силу неразборчивости и хаотичности уголовных преследований, инициированных силовыми органами власти. Путинским соратникам проще решать свои вопросы, не занимая официальных высоких постов, выстраивая особые отношения с госчиновниками или участвуя в качестве частного лица в реализации государственной политики.

Во-вторых, сам Путин стал чаще делать ставку на тех, кто изначально не был к нему близок. Это новое поколение относительно молодых ставленников президента, с которыми ему проще и комфортнее работать. И именно оно может сыграть ключевую роль в формировании высшего руководства страны после транзита.

В-третьих, образовалась особая категория очень влиятельных фигур, которые взяли на себя важнейшие, политически значимые миссии и служат Путину на критично значимых участках, но не являются давними президентскими соратниками: с ними он не был близко знаком до избрания главой государства. Президент окружает себя исполнителями, которые с годами, приобретая опыт и связи, становятся новым костяком позднего периода путинского правления.

Для того чтобы лучше понять состав российской политической элиты, мы будем использовать три ключевых критерия.

1. Близость к Путину в рабочем процессе ― критерий, позволяющий оценить, в какой степени эта фигура непосредственно взаимодействует с президентом в рамках ежедневной рутины.
2. Политический функционал ― миссия, или особая зона ответственности, которая имеет значимость для президента с точки зрения государственного развития. Это самый важный критерий, при анализе которого необходимо учитывать, что функционал можно легко утратить, а вместе с ним и реальное влияние, как это было хорошо видно на примере главы РЖД Владимира Якунина, исчезнувшего из политического поля после отставки в 2015 году. То, что Путину представляется важной государственной задачей, становится для него существеннее судьбы даже самых близких его товарищей, а значит, и жертвовать ими без особых колебаний становится проще.
3. Персональная значимость для президента ― критерий, учитывающий, входит ли данная персона в набор фигур, изначально лично близких президенту, к которым Путин особенно прислушивается и с кем часто советуется.

Эти три критерия важны для того, чтобы понять, кто в действительности имеет значительный потенциал для реализации транзита. Близость к Путину еще не означает большое влияние, равно как и наличие значительных ресурсов ― силовых или финансовых ― не гарантирует безопасности и политического долголетия.

Пять эшелонов путинской элиты

«Свита» — персональное сопровождение Путина

В российском экспертном сообществе популярна шутка: будьте особенно вежливы с путинскими охранниками, любой из них завтра может стать губернатором. В этой шутке есть доля правды, во всяком случае четыре выходца из ФСО России, служивших путинскими адъютантами, становились губернаторами. Два таких опыта были относительно неудачными: Евгений Зиничев, проработавший всего четыре месяца главой Калининградской области, и спешно снятый в прошлом году всего за пару месяцев до выборов губернатор Астраханской области Сергей Морозов. Первый, однако, продолжил карьерный рост ― успел поработать заместителем директора ФСБ России, а затем стал главой МЧС России.

«Свита» ― ядро кадрового ресурса Путина ― состоит из фигур, близких к телу президента и находящихся с ним в постоянном контакте. Это окружение за 20 лет кардинально поменялось: друзей и соратников президента, пришедших вместе с ним к власти в 2000 году, сменили более «технические» и гораздо более молодые люди, которые служат Путину. Именно из них стало формироваться ядро его кадрового ресурса, причем в большинстве случаев это фигуры, которые не служили больше никогда и никому. Однако уникальность данного ресурса не только в том, что эти фигуры обслуживают ежедневные потребности президента, но и в том, что они стали получать путевку в жизнь из рук самого президента, что как раз подтверждается продвижением четырех выходцев из ФСО России на гражданские позиции в публичной политике.

«Свита» оперативно поддерживает деятельность главы государства в ежедневном режиме: занимается графиком, протоколом, подготовкой и организацией встреч, а также обеспечением безопасности. Наиболее значимые и видные фигуры тут, безусловно, руководители ФСО России и Совета Безопасности Президента Российской Федерации, Руководитель Администрации Президента Российской Федерации Антон Вайно, пресс-секретарь Президента Российской Федерации Дмитрий Песков и другие. Это действительно особая категория, которая не столько руководит отдельными проектами, сколько обслуживает в оперативном режиме президента. «Свита» ориентирована исключительно на удовлетворение рабочих потребностей Путина и, что особенно важно, на его психологический комфорт ― это означает доставку только той информации, которая соответствует президентской картине мира. Как правило, фигуры из этого эшелона не являются публичными (не считая Пескова, что объяснимо его должностью), не имеют никакого политического или публичного опыта, но при этом особенно глубоко погружены в реально значимую для Путина повестку. Один из ярких примеров фигуры из «свиты» ― начальник Референтуры Президента Российской Федерации Дмитрий Калимулин, подготовивший, по данным издания «Проект», текст Послания Президента Российской Федерации Федеральному собранию Российской Федерации, где и были раскрыты детали конституционной реформы. Между тем подавляющее большинство официальных лиц были отодвинуты от обсуждения ключевых вопросов послания вплоть до дня его оглашения. Для справки: Калимулину 49 лет, и почти всю свою жизнь, с 1997 года, он работает в президентской референтуре.

Президентская «свита» в последние годы значительно обновилась. Прошла глубокая ротация в руководстве ФСО России и Совета Безопасности Президента Российской Федерации, а также в руководстве Администрации Президента Российской Федерации — всюду стали приходить относительно молодые, ранее практически не светившиеся фигуры, задача которых — четко улавливать и точно исполнять поручения главы государства. Психологический комфорт президента — главная неофициальная задача, от выполнения которой зависит их непосредственное будущее. Именно поэтому все то, что способно омрачить настроение президента, тут же встречает его резкую реакцию. Достаточно вспомнить громкий и неожиданный арест известного независимого журналиста Ивана Голунова. Событие, произошедшее в завершающий день Петербургского экономического форума и заметно подпортившее красивую картинку успешного мероприятия, никак не вписывалось в планы путинской администрации. На арест последовала мгновенная реакция: руководство Администрации Президента Российской Федерации потребовало от МВД России подробного рапорта, виновных отстранили от работы, а самого журналиста вскоре выпустили. Однако, как только тема ушла из публичной сферы, администрация банально забросила дело, вернувшись к нему только в преддверии большой путинской пресс-конференции в декабре прошлого года. Тут же выяснилось, что уголовное дело против пяти полицейских активно расследуется, вскоре последовали и аресты.

Несмотря на публичную неопытность, представители этого эшелона быстро набирают особый политический вес, что связано с растущей дистанцией между Путиным и бюрократией, Путиным и политическим классом. Президент склонен к повышенной секретности при обсуждении всех важных вопросов, и значит, круг лиц, с которыми он их обсуждает, сужается, а роль «свиты» в такой ситуации неизбежно растет. Большинство рутинных вопросов социально-экономической и экономической, бюджетной и финансовой политики делегируются правительству. Достаточно вспомнить, насколько явно Путин отстранился от спора между Игорем Сечиным и кабинетом министров в 2016 году. Тогда глава «Роснефти» пытался добиться, чтобы президент поддержал идею продажи «Башнефти» именно его компании. Вопреки мифам о всемогуществе главы «Роснефти» он не заручился однозначной поддержкой президента и был послан решать свои проблемы с правительством, что в итоге привело к уголовному делу против министра Алексея Улюкаева, откровенно выступавшего против продажи «Башнефти» госкомпании. На усмотрение правительства оставлял Путин и длительный спор о льготах для арктических проектов, которых активно добивался Игорь Сечин.

Путин сокращает общение не только с правительственными бюрократами, но и с более весомыми фигурами в иерархии власти, включая его собственных старых соратников, ведь они всегда что-то просят, отвлекают от более важных задач или на что-то жалуются. «Свита», в отличие от всех остальных, молчалива, исполнительна, самоотверженна и лучше других понимает, о чем можно, а о чем нельзя говорить с президентом.

Такая комфортность для Путина автоматически ведет к тому, что свита играет все более заметную роль в государственной политике. Как на практике происходит политизация «свиты»? Хорошим примером служит подготовка в 2019 году обмена пленными между Россией и Украиной. Ключевую роль в этом сыграл не российский МИД и не ответственный на тот момент за Донбасс Владислав Сурков. Все переговоры изначально были замкнуты на Руководителя Администрации Президента Российской Федерации Антона Вайно, который, в свою очередь, курировал действия других органов власти и работал в связке с Дмитрием Козаком. Организационная роль легко превращается в инструмент влияния, даже когда у тебя нет мандата на определение содержательной части курса. Именно поэтому складывается парадоксальная ситуация, при которой политический тяжеловес Сергей Иванов, как руководитель администрации, был менее вовлечен в ежедневную работу Кремля и более отстранен от работы, чем «технический» Вайно, который всегда наготове.

В течение первого срока Путина наблюдатели пытались сформировать кадровый резерв будущих назначенцев из работавших с ним в мэрии Санкт-Петербурга или в КГБ. Сейчас стоит внимательнее приглядеться к путинской свите. Это те, кто организует работу президента, обеспечивает его безопасность и информирует о текущих делах в ежедневном режиме. Те, кто, скорее всего, последует за Путиным на любой другой пост, который он может занять после формального ухода с поста президента. Именно эти фигуры, ориентированные на президента, лишенные персональных политических амбиций, могут в дальнейшем оказаться на значимых государственных позициях. Некоторых из них Путин может тестировать с прицелом на более значимые посты в будущей конфигурации власти ― судя по его опыту продвижения охранников на публичные должности (губернатор Тульской области Алексей Дюмин или бывший замминистра внутренних дел и губернатор Ярославской области Дмитрий Миронов). О других, возможно, нам еще предстоит узнать. Однако важно понимать, что в отличие от любого публичного политика выходцы из путинской «свиты» — это всегда темные лошадки, приученные скрывать свою индивидуальность, запрещающие себе проявлять излишнюю инициативу и привыкшие служить, а не править. Им будет трудно в публичном пространстве, особенно с учетом крайне консервативной кадровой политики президента в условиях растущего запроса общества на оживление политической жизни.

«Друзья и соратники» Путина: три вида, три функции

В отличие от «свиты», которая находится в тени политического анализа, «друзья и соратники» пользуются пристальным вниманием аналитиков и часто демонизируются. Принято считать, что именно они и «рулят» государством, став ключевой опорой путинской власти. Им приписывают всемогущество, крупные ресурсы и активы, влияние на силовиков и едва ли не возможности диктовать решения самому Путину. Эти же фигуры становились главными объектами для западных санкций как неформальное лицо путинского режима. В действительности влияние «друзей и соратников» на государственную политику не только снижается, но и становится более «канализированным», менее масштабным. Путин реже встречается с ними, реже советуется, хотя, безусловно, продолжает доверять многим из тех, кого знает уже не одно десятилетие. Это его коллеги по работе в ГДР, в петербургской мэрии, спарринг-партнеры по дзюдо, партнеры по бизнесу (пресловутый кооператив «Озеро»). Условно эшелон соратников можно разделить на три больших, несопоставимых по своим ролям категории — государственные олигархи, государственные менеджеры и путинские предприниматели.

Государственные олигархи — служба в бизнесе

«Государственными олигархами» мы назовем тех, кто в результате первой волны путинской кадровой экспансии (с 2000-го по 2008 годы) получил в управление крупные активы государственной (или ставшей государственной) собственности. Крайне важно подчеркнуть, что это не собственники, а управленцы крупных компаний или корпораций, находящихся в той или иной степени под контролем государства. Среди них уже хорошо известные Игорь Сечин («Роснефть»), Сергей Чемезов («Ростех»), Алексей Миллер («Газпром»), Герман Греф (Сбербанк), Николай Токарев («Транснефть»), Анатолий Чубайс («Роснано»). Государственные олигархи не только управляют, но и получают из рук президента вполне определенную миссию, часто связанную с государственными задачами. Например, Чемезов — это спасение ВПК после разорительных 1990-х годов, Миллер — контроль над газовым ресурсом, особенно важным в геополитическом смысле, Греф — стабильность и эффективность главного банка страны, а также работа с большими данными, Чубайс — высокие технологии.

Из всей этой категории особо выделяется Игорь Сечин, который позволяет себе гораздо больше других. Сечин стоит за разгромом крупнейшей частной нефтяной компании «ЮКОС», с его подачи был осужден министр экономического развития (из-за негативной позиции по вопросу, принципиально значимому для «Роснефти»). Он известен попытками, пусть и не всегда удачными, лоббирования интересов компании в правительстве и через президента, беспрецедентными амбициями не только в нефтяной, но и в газовой сфере. Однако именно поэтому контакты Сечина с Путиным стали не только более редкими, но и более прохладными. Президента раздражал рост долгов компании, постоянные требования льгот и господдержки, корпоративные конфликты (например, с «Транснефтью») и периодически проявляющееся стремление Сечина выпячивать корпоративные интересы, не всегда совпадающие с государственными. Это становится все более выраженным трендом позднего путинского периода правления — дистанцирование «соратников» от власти и охлаждение Путина к близким фигурам, получившим активы и влияние.

Преобладает мнение о всемогуществе путинских друзей и доминировании их в системе власти. Однако реальность говорит об их растущей уязвимости. Путину проще работать с исполнителями, не имеющими собственных приоритетов и амбиций. Увлеченность же историческими и геополитическими миссиями обесценивает персональные отношения и заставляет Путина смотреть на бывших коллег/партнеров свысока. Госолигарх — статус, дарованный государством, а значит, он может быть утрачен при самых разных обстоятельствах и потенциально привести к резкому краху политической карьеры. Эта категория также наиболее уязвима с точки зрения предстоящей ротации власти: будущий преемник наверняка получит некую, пусть на первых порах ограниченную, автономию при реализации своей кадровой политики, а следовательно, и возможность расставлять своих людей в сфере государственного бизнеса.

Судьба бывшего главы РЖД Владимира Якунина убедительно показывает, насколько велика уязвимость госолигархов. Некогда мощная на политическом олимпе фигура исчезла с него сразу же после увольнения с занимаемой позиции в 2015 году. При этом и возможностей для карьерного роста у этих людей очень мало. Никто из них уже не захочет возвращаться в систему официальной власти, где ресурсов для сопоставимого уровня жизни нет и быть не может, а персональные риски ответственности и провала значительнее. Это дает крайне важное понимание, что никто из таких персонажей, как Чемезов или Сечин, ни за что не захочет руководить правительством или тем более администрацией президента, что делает все спекуляции на эти темы бессмысленными.

Госолигархи все еще пользуются особым личным доверием Путина и продолжают выполнять свои миссии, остающиеся в понимании президента государственническими. Эти люди пришли к власти вместе с Путиным и помогали ему «строить вертикаль», восстанавливать единство государственной власти, бороться с олигархами ― и в итоге фактически заняли их места уже в качестве государственных олигархов, но одновременно отодвигаясь от реальной каждодневной государственной жизни.

Однако госолигархам, влиятельным в своих «доменах», будь то нефть, газ, банки или ВПК, крайне сложно влиять на политику за пределами этих сфер. Положение «соратников» Путина в системе власти значительно мифологизировано. В реальности Игорь Сечин, например, все последние годы безуспешно лоббировал либерализацию рынка газа и реформу «Газпрома». Он в значительной степени утратил влияние в ФСБ после осуждения Улюкаева. Уволенный из спецслужбы генерал Олег Феоктистов, который фактически работал на Сечина и вел дело, не смог вернуться на высокую должность и был пристроен в карманный роснефтевский банк «Пересвет». Не удавалось Сечину получить и финансовую поддержку из ФНБ на инвестиционные проекты «Роснефти».

Другим примером может служить Сергей Чемезов — еще один товарищ Путина, с которым президент знаком еще по работе в ГДР. В отличие от многих иных фигур из этой категории, Чемезов имеет (и сохранил после ротации) серьезное влияние в правительстве, где близкими к нему фигурами считаются министр промышленности и торговли Денис Мантуров и вице-премьер Юрий Борисов. У него также тесные связи с Руководителем Администрации Президента Российской Федерации Антоном Вайно, отец которого уже давно входит в число ключевых фигур госкорпорации. Однако при возникновении политической проблемы Чемезов оказывается бессилен. Пример тому — неожиданное заявление главы «Ростеха» в августе прошлого года по поводу московских протестов. Чемезов тогда не только осудил недопуск оппозиции к выборам депутатов Мосгордумы, но и предупредил Кремль, что игнорировать растущее раздражение опасно. Эти слова кардинально расходились с кремлевской линией на жесткое подавление протестов, и сам Чемезов казался по отношению к ней едва ли не внутриэлитной оппозицией.

Это позволяет предположить, что реальное влияние «соратников» на транзит, стартующий уже в этом году, будет более ограниченным, чем могут ожидать наблюдатели. Путин не позволяет им выходить за рамки своих зон ответственности и предпочитает прислушиваться к профессиональным, а не дружеским советам. Более того, друзья-госолигархи все чаще приходят к Путину не столько для соучастия в проводимой политике, сколько с просьбами о помощи: выделить финансовые ресурсы, принять выгодный закон, добиться льгот. Корпоративные интересы «соратников» все чаще, в понимании Путина, расходятся с государственными. А значит, и их лоббистов постепенно отодвигают от обсуждения стратегически значимых государственных вопросов.

Но главная интрига, связанная с госолигархами, — в их мотивации и намерениях. Вопреки распространенному мнению это далеко не самые консервативные круги. Напротив, даже несмотря на свою зависимость от государства и Путина лично, госолигархи представляют собой крупный бизнес, причем часто международного масштаба, с транснациональными корпорациями среди партнеров. И следовательно, именно эта группа меньше всего заинтересована в конфронтации с Западом, новых санкциях и очередных витках противостояния. Как ни парадоксально, именно путинские госолигархи невольно оказываются в роли системных либералов, которые в наибольшей степени опасаются консервативного, изоляционистского тренда развития страны.

Государственные менеджеры — бюрократическая опора Путина

Вторая категория путинских многолетних «друзей и соратников» — государственные менеджеры. Они не занимаются бизнесом, но продолжают удерживать высокие позиции в системе государственной власти. Среди них Дмитрий Медведев, Сергей Иванов, Дмитрий Козак, Алексей Кудрин, которые работали с Путиным до его избрания президентом и продолжают оставаться рядом, несмотря на возможности преуспеть за пределами государственной службы. Кстати, интересно, что оба кандидата в преемники 2007 года — Медведев и Иванов — были именно из этой категории.

Так же как и «государственные олигархи», фигуры из этой категории постепенно дистанцируются от официальной власти в силу тех или иных причин. Сергей Иванов ушел в 2016 году с поста Руководителя Администрации Президента Российской Федерации (хотя и занял при этом статусный пост при президенте³). Работа Руководителя Администрации Президента Российской Федерации оказалась слишком рутинной, требовала большого погружения и предусматривала большую нагрузку без серьезных персональных привилегий и свободы действий. Кудрин был уволен Медведевым, на тот момент президентом, после острого конфликта с ним, но так и не вернулся ни в правительство, ни в Администрацию Президента Российской Федерации. Он был неожиданно назначен в 2018 году главой маловлиятельной Счетной палаты Российской Федерации, что, по сути, остается местом временного кадрового резерва. В то же время этот статус позволяет ему сохранять прямой доступ к главе государства, возможность продвигать политически значимую повестку (эффективность органов государственной власти) и быть одним из главных «контролеров» правительства.

Последняя ротация в правительстве полностью подтвердила линию на выведение «друзей» из системы официальной власти: в кабинете министров не осталось ни одного старого соратника Путина. Дмитрий Медведев занял пост Заместителя Председателя Совета Безопасности Российской Федерации, бывший вице-премьер Виталий Мутко стал главой корпорации «Дом.рф», то есть фактически перешел в статус госолигарха. Дмитрий Козак, серьезно набравший влияния за последние годы, перешел на пост заместителя Руководителя Администрации Президента Российской Федерации. В новом статусе он получит некоторые полномочия «подвисшего» пока Владислава Суркова, но будет курировать и более широкое поле — отношения со странами ЕАЭС, а значит, Украину и Белоруссию. Козак, как бывший коллега Путина по питерской мэрии, отвечавший сначала за подготовку к Олимпиаде 2014 года, затем за Крым, частично за Донбасс и ТЭК, теперь становится одной из важнейших фигур в администрации президента.

Таким образом, на сегодня внутри вертикали остались, по сути, четыре ключевые фигуры: Дмитрий Медведев, Сергей Иванов, Алексей Кудрин и Дмитрий Козак, но лишь последний находится на подъеме. Все остальные были в последние годы на нисходящем карьерном треке. Дмитрий Медведев отодвигается от системы исполнительной власти и в качестве заместителя Путина закрепляет свои позиции в институционально слабом Совете Безопасности Российской Федерации, остающемся консультативным органом. Президент, очевидно, стремится держать бывшего преемника при себе, не оставляя ему поля для самостоятельной деятельности (сферы безопасности и обороны полностью замкнуты только на Путина). Сергей Иванов, как бывший Руководитель Администрации Президента Российской Федерации, сохраняет статус спецпредставителя президента, но его основная работа сейчас концентрируется вокруг совместных с «Ростехом» проектов. Кудрин, сохраняя неформальную близость к Путину, тем не менее политически ограничен функционалом Счетной палаты Российской Федерации. Все эти фигуры вне зависимости от эволюции личных отношений с Путиным в глазах президента имеют особенные политические заслуги, такие как «служение Отечеству», готовность брать на себя ответственность и добровольный отказ уйти в бизнес. Путин ценит лояльность и жертвенность. Безропотное прохождение Медведева через все унижения, пережитые им после ухода с поста президента, безусловно, стало для Путина главным доказательством преданности и надежности, что также позволяло долго закрывать глаза на промахи и низкую эффективность кабинета министров в реализации национальных проектов или стимулировании экономического роста. Все эти фигуры из числа государственных менеджеров, несомненно, будут лучшим образом пристроены при любом раскладе власти после 2024 года.

В то же время проблема для этой категории заключается в том, что им становится слишком тесно в коридоре своих фактических возможностей. Медведев, если не будет снова выбран преемником, уперся в потолок своей карьеры. Кудрин слишком либерален, чтобы подняться в условиях консервативного тренда. Иванов, кажется, тоже утратил всякий интерес к госслужбе. Это фигуры в определенном смысле подневольные: они никогда не пойдут против Путина, но и у Путина становится все меньше возможностей, да и желания для их карьерного продвижения в условиях, когда намного проще ставить на менее опытных и неамбициозных технократов.

Частный бизнес и политические услуги

Особенно интересна в условиях транзита третья категория «друзей и соратников» Путина — частный бизнес. Имена многих ее представителей стали относительно хорошо известны только в 2010-е годы. Но именно эти персоны сегодня находятся в определенной степени на подъеме, и их роль будет расти.

Братья Ротенберги, братья Ковальчуки, Геннадий Тимченко, отец и сын Шамаловы, Евгений Пригожин ― все они, в отличие от госолигархов и госменеджеров, изначально не были напрямую связаны с государством, хотя нарастили свои активы во многом за счет близости к власти и госкорпорациям, чаще всего путем доступа к госконтрактам. Как правило, они выходцы из Санкт-Петербурга, где сблизились с Путиным не в силу совместной службы, а за пределами рабочих отношений. Это и участники пресловутого кооператива «Озеро», и совладельцы банка «Россия», который называют «кошельком Путина», и спарринг-партнеры Путина по дзюдо.

Главным вызовом для этой категории всегда была проблема институциональной отстраненности от власти: никто из них не занимал серьезных должностей и не сопровождал Путина в выстраивании вертикали в начале его правления. Капитализация их близких отношений с президентом происходила в частной сфере, но всегда была тесно связана с интересами государства, особенно с доступом к государственным или окологосударственным заказам. Через это выстраивались коалиции — например, Ротенбергов с «Газпромом», Тимченко с нефтяными госкомпаниями. Но главный секрет их продвижения в другом. Стремясь оказать услугу Путину, они берут на себя политически значимые обязательства, чем усиливают свою востребованность со стороны власти. Аркадий Ротенберг, например, вопреки серьезным санкционным рискам строил Крымский мост. Евгений Пригожин «продает» Путину услуги по кибервойнам, экспорту политических технологий (в Африку), а также частные военные кампании.

Отдельно в связи с этим стоит упомнить Ковальчуков. В частности, Юрий Ковальчук не только считается бенефициаром банка «Россия», но и стоит за крупнейшим медийным холдингом — «Национальная Медиа Группа», куда входят центральные телеканалы, печатные СМИ и другие активы. Учитывая, что информационная политика крупнейших СМИ курируется из администрации президента, Ковальчук получает «склейку» с Кремлем и возможность поддерживать тесную связь с государством.

Однако Ковальчуки — это не только медиаактивы и банк «Россия», а еще и «Росатом» — крупнейшая госкорпорация, ответственная за атомную энергетику, участвующая в разработке новейших атомных вооружений, а также в арктической политике. С «Росатомом» тесно сотрудничает глава Курчатовского института Михаил Ковальчук, старший брат Юрия Ковальчука и близкий друг Путина, часто консультирующий президента по самым разным вопросам ― в частности, по генной инженерии или биологическому оружию, чем Путин сильно увлечен в последние годы. Сын Юрия Ковальчука Борис Ковальчук работал заместителем директора «Росатома», а в конце 2009 года был назначен главой государственной компании «Интер РАО» — монопольного оператора экспорта-импорта электроэнергии.

Бывший глава «Росатома», а ныне куратор внутренней политики в администрации президента Сергей Кириенко продолжает тесно взаимодействовать с Юрием Ковальчуком и близкими к нему политтехнологами, в том числе и в вопросах организации и проведения региональных выборов.

Особенность данной категории в том, что ее представители обладают собственными крупными финансовыми, медийными или иными ресурсами, и государство не стесняется ими пользоваться. Тут выгодный симбиоз интересов: Кремль предоставляет политический патронаж, а взамен путинские частные бизнесмены позволяют власти использовать их активы в политических целях. В силу своей ресурсообеспеченности они в меньшей степени зависят от государства. Мало того, в отличие от госолигархов, которые приходят к Путину просить о помощи и поддержке, путинские бизнесмены помогают президенту, предлагая эксклюзивные услуги. Такая модель отношений позволяет предположить, что именно частный путинский бизнес будет наращивать влияние в период транзита и после него. Помимо значительного сближения с кураторами внутренней политики (после прихода Кириенко), эта группа усиливает свое влияние и на правительство. Так, новый министр цифрового развития и связи Максут Шадаев близок к Юрию Ковальчуку (через «Ростелеком», где он занимал пост вице-президента).

Нетрудно предположить, что именно частный путинский бизнес в итоге может оказаться на подъеме в случае ослабления власти. Чем больше государство будет нуждаться в ресурсах и услугах, тем более востребованными будут привилегированные путинские предприниматели, получившие доступ к власти за счет доверия, но накопившие за последние годы достаточный «жир», чтобы выступать уже более самостоятельными акторами.

Еще одна важная особенность. Госолигархи строят в основном международный крупный бизнес. Частные путинские предприниматели не так интегрированы в мировую экономику и гораздо более консервативны, чем их коллеги по госбизнесу. Более того, спрос на их услуги может вырасти в случае осложнения отношений и усиления конфликта России с Западом. А значит, далеко не все они будут противиться новым волнам закручивания гаек или агрессивной риторике в адрес Запада. Кроме того, это категория, особенно близкая к силовикам ― Службе внешней разведки Российской Федерации и Минобороны России (Михаил Ковальчук), ГРУ (Евгений Пригожин), ФСО России (Тимченко, Ковальчуки), ― что делает ее консервативным, но ресурсным партнером власти в условиях транзита.

Технократы с политическими функциями и их особая ответственность

Наблюдатели привыкли ассоциировать режим Путина с его идеологами, олигархами, силовиками. Но при этом из поля зрения практически выпадает особая категория, политическая значимость которой в последние годы значительно выросла, ― так называемые технократы, которые с годами превратились в бюрократическую опору путинского режима.

Элита в целом может быть грубо разделена на политическую и технократическую части. Первая задает направление развития, формулирует политические смыслы и идеологическую рамку решений, определяет архитектуру и участвует в выработке решений. Вторая исполняет решения первой. Технократы — это бюрократия, которая обслуживает политическую часть элиты и реализует ее решения, но не участвует в определении курса. Например, «друзья и соратники» Путина — политическая часть элиты, а «свита» — технократы со статусом приближенных и особенно доверенных лиц, посвященные в часто сокровенные нюансы путинской жизни. При этом режим становится все менее политизированным, то есть технократы вытесняют политические фигуры, а президента все больше раздражает политическая амбициозность или излишняя инициативность. Яркий тому пример — избавление президента от бывшего куратора внутренней политики Вячеслава Володина, «сосланного» за чрезмерную увлеченность политическим творчеством в Госдуму. На смену ему пришел «администратор» ― начисто отрекшийся от своего былого политического прошлого Сергей Кириенко, предпочитающий не творить, а управлять, администрировать политическое поле.

Такие, как Кириенко, и формируют другую категорию особых технократов — технократов с политическими миссиями. В отличие от «друзей и соратников», политические технократы (как и любые другие технократы) не были близки к Путину до того, как он стал президентом. Многие из них поднимались по карьерной лестнице в период ельцинского правления, но совершили рывок уже при Путине, встроившись в новую политическую реальность. Это крайне важный момент: они не были изначально «своими» для Путина, но приобрели особое доверие уже в период, когда тот был президентом.

Вопреки распространенной мифологии, ни силовики, ни «путинские друзья» не являются сегодня главной опорой власти. В практическом плане такой опорой служат именно политические технократы — те, кто берет на себя реализацию политически значимых для Путина задач. В отличие от обычных технократов тут есть и поле для умеренной автономии, и возможность проявить себя, что открывает пути для реализации амбиций. Главный тренд последних трех лет — рост числа и влияния таких фигур на всех важных участках функционирования государственной машины.

В администрации президента это в первую очередь Сергей Кириенко, Алексей Громов, в правительстве — Андрей Белоусов, Юрий Трутнев, Антон Силуанов, Сергей Лавров, Сергей Шойгу. К ним также следует добавить Председателя Центрального банка Российской Федерации Эльвиру Набиуллину, а также мэра Москвы Сергея Собянина. До недавнего времени к политическим технократам, безусловно, стоило бы отнести и Владислава Суркова — куратора Донбасса. Каждый из них либо достался Путину еще от ельцинского наследства (Громов, Сурков, Шойгу, Лавров), либо был «подобран» и «выращен» в процессе становления путинского режима (Собянин, Набиуллина, Трутнев, Белоусов). Как видно, это достаточно мобильная и востребованная часть элиты. Динамика карьерного пути ее представителей напрямую зависит от успешности выполнения ими полученной миссии, при этом сами миссии могут меняться.

Каждый из политических технократов управляет важнейшим, с точки зрения Путина, участком работы с особой политической ответственностью. Так, Набиуллина отвечает за стабильность банковской системы, Белоусов — за экономический рост, Силуанов — за бюджетную стабильность. В ведении Лаврова внешняя политика, у Кириенко вся внутренняя политика, выборы и губернаторы. Собянин отвечает за столицу, Шойгу — за военные кампании и модернизацию вооружений и т. д. Для Путина это профессионалы, люди-функции, которые добились успехов и приобрели заслуги. Влияние политических технократов в рамках вверенного им участка работы остается доминирующим. Кроме того, их психологически сложнее всего увольнять: слишком много с ними связано государственных дел, и это влечет за собой порой мягкое отношение президента к ошибкам или недочетам.

За последние годы эшелон политических технократов значительно расширился. Он и дальше будет расширяться, делая правящую элиту в целом менее «путинской», то есть ее ключевые представители все реже смогут похвастаться близким знакомством с Путиным до того, как он поднялся на федеральный уровень своей карьеры.

Иными словами, все чаще важные решения в вопросах развития страны принимаются людьми, которые не являются давними друзьями главы государства. Это тоже крайне важный момент. Считается, что Путин продвигает только тех, кого давно и хорошо знает. Однако практика показывает обратное: ставка часто делается на хорошо себя проявивших, даже если такая фигура никогда не была близкой.

Политические технократы, как и все технократы, лишены возможности проявлять серьезную политическую инициативу. Не стоит ждать от них реформ или политического творчества ― это исполнители. Однако получение от президента особой миссии политизирует их статус. Стоит ли удивляться тому, как трудно Путину психологически заменить подуставшего министра иностранных дел Сергея Лаврова или куратора Донбасса Владислава Суркова, об уходе которого говорили уже на протяжении последних двух лет. Показательно, что после того как об отставке Суркова объявил близкий к нему эксперт Алексей Чеснаков, президент думал почти месяц, пока не принял окончательное решение уволить своего помощника.

У политических технократов есть важное преимущество: они готовы действовать жестко и четко в контексте заданного Путиным курса. Учитывая, что степень их успешности будет оцениваться по результатам, особое значение приобретает способ измерения этого успеха. Отсюда все более выраженная зацикленность на показателях и цифрах: рейтинги, коэффициенты, самые разные индикаторы, которые имеют сегодня гораздо большее политическое значение, чем прежде. Красиво нарисованная картинка становится более востребованной, чем реальная ситуация. На этом фоне стоит ли удивляться все более сомнительным действиям Росстата с методиками расчета ключевых показателей социально-экономического развития или манипуляциям государственных социологических центров с оценками рейтингов Путина? Такой механический подход к решению управленческих задач вполне соответствует стилистике политических технократов.

Новый премьер-министр России Михаил Мишустин тоже из их числа. В этом плане стоит специально оговориться: технический премьер — не синоним политической слабости. Мишутин в отличие от Медведева сумел добиться назначения четырех из девяти «своих» заместителей, он получил персональное путинское благословение на решение политически значимых задач. Его правительство выглядит более консолидированным и дееспособным. Однако Мишустина нельзя считать политическим премьером: отсутствие опыта в публичной политике, собственной повестки, амбиций и идеологического «окраса» не позволяют переводить его в категорию политиков. Косвенным подтверждением этого является и тот факт, что Путин не пришел на рассмотрение его кандидатуры в Госдуме — вряд ли это имело бы место при желании президента «утяжелить» своего премьера.

В руководстве правительства сохраняется немало политических технократов. Это уже упомянутые Лавров, Трутнев, Шойгу, Белоусов и Силуанов (сохранивший, несмотря на утрату статуса вице-премьера, автономность: Минфин будет подчиняться напрямую премьеру, а не профильному вице-премьеру Белоусову), а также Юрий Борисов и Татьяна Голикова. Как видно, Путин крайне неохотно занимается ротацией политических технократов, хотя и они рано или поздно становятся заметными.

Одна из главных интриг: готов ли Путин рассматривать политических технократов как ресурс для выращивания будущего преемника? Понятно, что дать однозначный ответ мы не сможем, но эта категория как минимум заслуживает самого пристального внимания. Несмотря на отсутствие изначальной близости к Путину, политические технократы продолжают сопровождать президента в реализации всех важнейших направлений государственной политики, в то время как «друзья и соратники» все больше фокусируются на корпоративных или частных проектах.

Охранители ― новое дворянство?

Главный тренд последних нескольких лет — консервативный. Действия заметной части элиты направлены на защиту системы от любых несанкционированных воздействий, извне или изнутри. Эта часть элиты — «охранители», чье влияние и на внешнюю, и на внутреннюю политику становится все более выраженным.

Чтобы можно было понять природу формирования охранителей, важно напомнить, что путинский режим до 2012 года был практически нейтральным с идеологической точки зрения. Несмотря на определенную ущербность строящейся демократии (которую называли управляемой, потом суверенной), ставка в целом делалась на рыночную экономику, открытость мировому сообществу и относительно одинаковые ценности «цивилизованного мира». Иными словами, страна пыталась добиться такой же «развитости», как и на Западе, но своим путем. Перелом начал происходить в 2012 году, когда Путин вернулся на пост президента. После первых для Путина сильнейших массовых акций протеста, сильно «просевшего» рейтинга и разобщенности элиты, внутри которой была сильна поддержка второго срока Медведева, в декабре 2012 года президент объявляет о важности «духовных скреп» и традиционных ценностей. Это был в определенном смысле поворотный момент, когда верховный правитель сформировал мощный политический спрос на консервативную идеологию. Именно тогда режим впервые начал ценностно противопоставлять себя «загнивающему» Западу. Спустя несколько лет, начиная с 2016 года, к этому добавится новый элемент — позиционирование «путинизма» не только как альтернативы для России, но и как модели на экспорт.

Проблема заключается в том, что путинизм как набор неких ценностей и идеологических рамок начинает жить сам по себе, независимо от желаний Путина. Это проявление инстинкта самосохранения системы, которая ищет обоснования для своего бесконечного самовоспроизводства. Происходит культивирование охранительной идеологии, в чем-то совпадающей с путинизмом, но часто гораздо более радикальной.

Охранительная, или силовая, идеология — на сегодня крайне важный элемент современной политики путинского режима. Как правило, такая идеология включает в себя набор тезисов, часто основанных на теории заговора и носящих ярко выраженный антизападный и антилиберальный характер. Носители ее склоны объяснять текущие неудачи внешним вмешательством, зациклены на необходимости патриотической мобилизации общества для противостояния внешним угрозам, ставят государственные приоритеты выше частных, требуют более жесткого контроля над частной и политической жизнью, активного вмешательства государства во все сферы публичной и частной деятельности. Наиболее яркие представители этой категории — руководители силовых органов власти: Председатель Следственного комитета Российской Федерации и бывший путинский однокашник Александр Бастрыкин, Директор Службы внешней разведки Российской Федерации Сергей Нарышкин, а также Секретарь Совета Безопасности Российской Федерации Николай Патрушев. Все трое активно и публично продвигают, по сути, вариант государственнической идеологии, основные идеи которой периодически излагаются в их авторских колонках в прокремлевских СМИ.

В отличие от Нарышкина и Бастрыкина Патрушев в нынешнем виде не является главой силового ведомства, у него нет своего силового ресурса. Однако он стал редким исключением на посту Секретаря Совета Безопасности Российской Федерации, превратив эту изначально консультативную и слабую площадку в единственный комфортный для Путина механизм обсуждения государственных решений. Совет Безопасности Российской Федерации не только проводит еженедельные совещания под председательством президента, но и готовит практически все значимые концепции государственной политики: экологическая и климатическая доктрины, доктрина продовольственный безопасности, энергетическая и транспортная стратегии, а также военная доктрина и концепция внешней политики России. Еще никогда за все годы существования современной России Совет Безопасности Российской Федерации не влиял столь активно на выработку концептуальных документов, причем не только в узких вопросах безопасности, но и в широком контексте экономической и социальной политики. При этом важно оговориться: такая активность не всегда означает реальное участие в выработке проводимого курса, однако она оказывает идеологическое влияние на политическую дискуссию вокруг него.

Несколько более примитивным на фоне Патрушева и Нарышкина выглядит директор Федеральной службы войск национальной гвардии Российской Федерации Виктор Золотов, который также хорошо известен своими антизападными и антилиберальными взглядами, что особенно заметно проявилось в ходе его персонального конфликта с Алексеем Навальным. Именно Золотов отвечает за пресечение массовых протестов, а его прямые угрозы Навальному не оставляют сомнений, что глава Росгвардии выступает за наиболее жесткое подавление любого несогласия с проводимым курсом.

Антизападные и антилиберальные взгляды, или, условно, охранительная позиция, нацелены на консервацию режима и его защиту от внешних и внутренних вызовов. Это имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Так, именно Патрушев и Бортников докладывали Путину о внешних силах, якобы организовавших массовые акции протестов в Москве летом 2019 года. Такое объяснение стало основанием для жесткого подавления акций и массового уголовного преследования участников. Патрушев считается идеологом многих законодательных инициатив, усиливающих контроль над Интернетом и онлайн-коммуникациями. ФСБ России, в свою очередь, продвигала пакет антитеррористических и антиэкстремистских законов, которые позволяли контролировать мобильную связь и интернет-общение.

Владимир Путин всегда с особым почтением относился к этой категории элиты, для него нет более преданных, более жертвенных служащих, чем охранители. В последние годы их политические возможности существенно расширились, что связано прежде всего с падающей личной вовлеченностью Путина во внутренние дела страны. Проще делегировать важные функции профессионалам, которые, как Путину представляется, могут поддерживать порядок и стабильность, пока глава государства занят более серьезными, в основном внешнеполитическими делами.

Еще одна причина роста влияния охранителей на внутреннюю политику — функциональная ограниченность возможностей остальной части элиты. Сергей Кириенко, который относится к числу политических технократов, предпочитает не проявлять инициативу и работать с теми институтами, что уже созданы. Без специального поручения со стороны Путина никто в администрации президента не будет выдвигать собственные идеи или ставить политические эксперименты, обновлять политическую архитектуру. Поэтому, когда появляется политическая проблема, такая как протесты или очередное громкое антикоррупционное расследование Алексея Навального, в ход идут силовые приемы ― просто в силу того, что гражданские кураторы внутренней политики парализованы в возможностях вести диалог, маневрировать или кооптировать своих оппонентов. Фактически все системное политическое поле «выстроено» и подконтрольно (парламентские партии), тут не остается места для политического оживления. А все, что за пределами этого поля, оказывается в зоне ответственности силовой части элиты.

Несколько лет назад мы уже рассуждали о кристаллизации внутри российской элиты трех особых категорий: «воинов», «купцов» и «духовников». Первые — силовики, вторые — крупный бизнес, третьи — пропагандисты, которые раскручивают дискурс вокруг духовных скреп, православия, традиционных ценностей. Сегодня можно с уверенностью сказать, что «духовники» превратились в особую политическую силу, которая легитимирует консервативный тренд и репрессивные действия силовиков. Репрессивный аппарат государства вместе с идеологически обслуживающими его консерваторами и образуют охранителей.

В связи с этим к традиционным силовикам важно добавить и представителей парламентского корпуса, прежде всего спикера Госдумы Вячеслава Володина. За последние четыре года Володин превратился в несилового охранителя, проводника более жесткой политики. Как и политические технократы, он никогда не был «своим» для Путина, однако на протяжении четырех лет с 2012-го по 2016 год был востребован как куратор внутренней политики в рамках администрации президента. Переход Володина в Госдуму стал значительным понижением, что во многом содействовало радикализации его риторики в пользу более агрессивной и антизападной. Именно Володин не только активно поддерживал многие законопроекты, сужающие свободы и усиливающие контроль, но и участвовал в их разработке. Часто и тесно взаимодействующий с Патрушевым, Володин был также главным организатором работы думской комиссии по расследованию фактов внешнего вмешательства в региональные выборы.

Статус охранителя дает особые привилегии. Пока такие путинские предприниматели, как Евгений Пригожин или Юрий Ковальчук, оказывают государству информационные или иные услуги за счет медийных или финансовых ресурсов, охранители пытаются взять на себя роль стражей режима, защищая его идеологически. Демонстрация приверженности силовой идеологии позволяет напрямую апеллировать к Путину и присягать ему на верность. Именно поэтому так быстро растет и конкуренция среди консерваторов, стремящихся доказать президенту, что именно они в наилучшей степени понимают национальные интересы страны и механизмы их защиты, в отличие, например, от гражданских кураторов внутренней политики. Отсюда и потоки законодательных инициатив, призванных обезопасить режим от нестабильности и беспорядков, а по сути ― от любой реальной оппозиции. И такая инициативность практически не встречает внутри системы серьезного сопротивления. Просто некому взять на себя ответственность и поставить под сомнение действия охранителей, чья инициативность, как это ни парадоксально, остается единственно возможной и ненаказуемой в системе власти.

В то же время и охранители не являются всемогущими — почти все они в той или иной степени имеют уязвимые места. Виктор Золотов так и не сумел превратить Росгвардию в полноценную спецслужбу ― не получил оперативно-разыскные функции. Он вызвал сильнейшее раздражение Кремля из-за публичной стычки с Навальным, а в 2019 году пережил сильнейшую кадровую встряску, потеряв значительную часть своей команды. Бортников вынужден иметь дело с бесконечными конфликтами в системе ФСБ России, что постоянно ведет к громким уголовным делам и разоблачениям «коррупционеров» или «предателей». Бастрыкин ― из всей этой компании самый слабый игрок. Помимо массовых антикоррупционных дел Следственный комитет Российской Федерации имеет серьезные репутационные проблемы (низкая эффективность и непрофессионализм), а сам глава комитета фактически был подмят «чекистами» и утратил самостоятельность. Показательно, что Путин в прошлом году не посетил традиционную расширенную коллегию Следственного комитета Российской Федерации, хотя в отношении других силовых структур он это делает регулярно.

Выраженный радикализм и антизападничество охранителей — следствие скорее слабости, чем политической силы. На протяжении практически всего путинского правления силовики были отодвинуты от важнейших государственных решений, их роль была подчеркнуто исполнительной, подчиненной близким Путину соратникам. За последние пять лет ситуация поменялась радикально. По мере того как Россия втягивалась в горячие и гибридные войны, охранители тоже расширяли свои политические функции ― за счет возможности проявлять инициативу, действовать на опережение, причем не всегда ставя в известность Путина (например, об аресте Майкла Калви Путин узнал только через два дня), а иногда и прямо формируя его отношение к происходящему. Практически все публичные оценки президента, касающиеся громких дел, будь то дело «Нового величия», «Сети» или злоупотреблений в отношении участников акций протестов, отражают точку зрения ФСБ России, Росгвардии или Совета Безопасности Российской Федерации.

Охранители ― очень разношерстная категория, которую объединяет прежде всего антизападная и антилиберальная идеология с опорой на «традиционные ценности». Однако было бы ошибочно видеть в этой категории единый фронт. Охранители часто конкурируют между собой, но в этой конкуренции, в этом постоянном соревновании репрессивных идей и происходит усиление консервативного тренда, его регулярная подпитка.

В то же время общий тренд на сегодня кажется противоречивым.

С одной стороны, голос охранителей во внутренней повестке становится все более громким. Кстати, это было очень хорошо видно и по первым результатам рабочей группы, созданной Путиным для обсуждения поправок в Конституцию: подавляющее большинство идей отдает махровым консерватизмом и даже советизмом. Консерватизм становится мейнстримом в российской политике, и любой, кто желает продвижения, будет встраиваться в этот тренд. При этом все, даже отдалено напоминающее либерализм, модернизм или прогрессивное мышление, выдавливается на периферию.

С другой стороны, этот тренд начал жить своей собственной жизнью. Он не задается искусственно из Кремля (хотя там ему скорее потакают), где сделана ставка на деполитизацию, технократизацию власти, что вполне может отразиться и на будущей ротации состава Госдумы. Путину дискомфортно иметь дело с политиками, пусть даже и консервативными. Проблема тут, как уже говорилось, в том, что консервативный тренд вышел из-под контроля. Жесткая ориентация охранителей на Путина и поддержку режима со временем может стать серьезным препятствием для любых попыток инициировать оттепель или нормализовать отношения с Западом. Фактически сформировался идеологический раскол элиты, которая всегда была прагматична, на прогрессистов и консерваторов. Такое положение может провоцировать политические конфликты и создавать риски нового путча, что вполне вероятно, если ― или когда ― режим попытается снова вернуться к прогрессивной повестке, а его глава, например тот же преемник, окажется недостаточно сильным, чтобы гарантировать стабильность.

Наступление исполнителей

Исполнители ― самая многочисленная, но при этом самая политически слабая и техническая категория ― особенно важна для нашего исследования, так как позволяет прочертить разделительную линию между теми, кто приобрел особый политический статус, и теми, кто остается на уровне легко заменимых технических фигур.

Исполнителей легко отличить по двум критериям. Они а) не представляют особой личной ценности для Путина и б) не создают серьезных проблем и достаточно комфортны, если нет крупных провалов. К исполнителям относились большинство российских вице-премьеров старого медведевского правительства: Ольга Голодец, Максим Акимов, Алексей Гордеев. В новом правительстве среди вице-премьеров исполнителями являются все четыре ставленника Мишустина: Дмитрий Григоренко, Виктория Абрамченко, Алексей Оверчук и Дмитрий Чернышенко, а также бывший заместитель Собянина Марат Хуснуллин. Все новые министры — также простые исполнители. Исключения составляют лишь некоторые из них: глава МЧС России Евгений Зиничев (выходец из свиты), а также упомянутые выше Лавров и Шойгу. Глава МВД России Владимир Колокольцев — чистый исполнитель, несмотря на формальный статус силовика: он политически слаб, не является носителем силовой идеологии (и в этом плане скорее прогрессивен), лишен каких-либо серьезных политических миссий. Кстати, и силовик Юрий Чайка, теперь уже бывший генпрокурор, всегда был лишь исполнителем, несмотря на свои попытки выпрыгнуть из этой категории ― за счет нападок на внесистемную оппозицию, что было скорее формой защиты от разоблачений со стороны ФБК Алексея Навального, или раскручивания себя в качестве главной правозащитной структуры, что, понятно, не очень получалось. Новый генпрокурор пока скорее исполнитель — он достаточно молод и еще не отличился собственными амбициями или попытками вступать в идеологический дискурс.

Говоря о министрах-исполнителях, имеет смысл отдельно назвать тех, кто выделяется принадлежностью к той или иной группе влияния: Константин Чуйченко ― креатура Медведева, Дмитрий Патрушев ― сын Николая Патрушева, Денис Мантуров ― ставленник Сергея Чемезова, Дмитрий Кобылкин — человек «Новатэка» и т. д.

У исполнителей нет особой миссии. Как правило, они отвечают за рутинные государственные задачи, где пересекается множество интересов гораздо более влиятельных игроков, чем они сами. Тот же министр энергетики, например, политически слабее Сечина или Миллера; новый министр цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Шадаев слабее любого крупного игрока в сфере IT, не говоря уже о силовиках, сохраняющих в коммуникационной сфере, да и в министерстве тоже, значительные позиции. Новый министр экономического развития Решетников, как и все его предшественники, будет скорее выполнять экспертно-прогнозные, аналитические функции, чем формировать курс. К исполнителям следует отнести и бывшего министра экономического развития Максима Орешкина, которого одно время даже называли возможным преемником Путина; в итоге он стал помощником Путина, заняв место Андрея Белоусова. Это повышение, однако, новым Белоусовым его не делает: центр принятия экономических решений перемещается из администрации президента в кабинет министров. Все реальные вопросы, связанные с выработкой экономического курса, решаются на уровне Белоусова, Силуанова и Набиуллиной, а также неформальными консультантами ad-hoc Кудриным и Грефом.

Тем не менее исполнители — лучшие кандидаты в эшелон политических технократов, один из главных источников его формирования. Они также составляют ту базу, которая менее других подвержена политическим пертурбациям и может в определенной степени сохраниться при любом варианте транзита власти. Интересно, что все бывшие министры были аккуратно пристроены Путиным на новые должности, никого не выгнали и не заклеймили позором. Это также наиболее технократическая, то есть деидеологизированная часть элиты, которая крайне настороженно наблюдает и за консервативными тенденциями, и за экспансией силовиков. И чем сильнее станет проявляться репрессивный тренд, тем глубже будет идеологическое противоречие между охранителями и технократической частью путинской бюрократии.

Транзит и большой элитный раскол. Заключение

Россия издалека может казаться страной с мощной консолидированной элитой, тесно сплоченной вокруг своего лидера Владимира Путина. Однако реальность совсем другая: элита становится все более фрагментированной и конфликтной. Причем конфликтной не только по вопросам влияния или собственности, но и идеологически. А это очень серьезный вызов для Путина. Ведь именно он привел свой режим к такой ситуации, когда наиболее активная и громкоголосая часть элиты оказывается радикальнее его самого.

Разобщенность и фрагментация ведут к тому, что в элите практически не образуется коалиций и каждый игрок действует исходя из собственных корпоративных или политических приоритетов. Мы описали пять ключевых эшелонов, формирующих путинскую элиту. Но лишь один из них приобретает роль главного внутреннего раздражителя, источника системных и идеологических конфликтов, которых в таких масштабах не было внутри государственной вертикали с кризисного 1993 года. Охранители ― особая категория, экспансия и идеологическое доминирование которой (особенно на фоне известной фразы Путина об изжившей себя либеральной идее) пугает практически все группы влияния ― от путинских соратников, таких как Сергей Чемезов, до главных столпов проводимой государственной политики, как Дмитрий Медведев или Эльвира Набиуллина.

Образуется главная линия большого внутриэлитного раскола между все более технократической гражданской частью элиты, то есть теми, кто вынужден оставаться политически нейтральными, но продолжает отвечать за модернизацию государства, ― и консервативно, антизападно настроенными охранителями, занимающими вакуум выжженной публичной политики. С усилением противоречий ― между консервацией и прогрессом, репрессиями и либерализацией, давлением и диалогом, агрессией и примирением ― режиму придется иметь дело при реализации любого сценария транзита власти. Останется ли Путин главным игроком или позволит править преемнику ― в обоих случаях усиление раскола неизбежно. Общие действия власти становятся менее скоординированными, разобщенными.

Внешнеполитический фон тут будет и дальше играть важную роль, влияя на внутриполитические изменения в России. Чем конфликтнее внешняя среда и непримиримее отношения с Западом, тем больше политических преимуществ получат охранители вместе с моральным правом требовать ужесточения режима, борьбы с внешними и внутренними угрозами. В то же время даже в случае гипотетического улучшения отношений с Западом рассчитывать на внутриполитическую оттепель не приходится. Снижение восприятия внешней угрозы вряд ли изменит вектор на консервацию и ужесточение режима, хотя и может замедлить этот процесс. Россия вступает в фазу развития, когда политическая инерция может быть нарушена только в случае внутренних катаклизмов — при ошибках в управлении, игнорировании реальных проблем, усугублении отчужденности власти от общества. Но именно такие конфликты будут неизбежно вести к формированию изначально слабо выраженной, но постепенно все более четко оформляющейся непутинской элиты, источником которой, скорее всего, в итоге и окажется тот самый класс технократов-модернизаторов, разочаровавшихся в нынешнем курсе.

Публикация подготовлена при финансовой поддержке Carnegie Corporation of New York. Фотографии © ТАСС.

Примечания

¹ В 2000-е годы очень популярно было рассуждать о конфликте между «газпромовской» группой во главе с Дмитрием Медведевым и «питерскими чекистами», возглавляемыми Игорем Сечиным, а также между приверженцами рыночных реформ, запущенных в 2000–2003 годах и затухших к 2005 году, и сторонниками усиления государства в экономике.