Парадокс стрелочника (Случайные Происшествия, ч1 гл8)

– Как-как? Кастель Погано? – переспрашивает Вадим у Кряжина, всматриваясь в карту Южной Италии.

Он сидит за Кряжинским компьютером и ловко орудует мышкой и клавиатурой, разбираясь в месиве линий, которые "накуролесил" Кряжин, расследуя какое-то дело на картах. Кряжин сидит в кресле, на котором каких-то пару часов назад сидел Вадим и пил виски. Он ищет в поисковиках информацию об упавшем в Италии вертолете, чтобы определить точное место его падения. 

– Кастель Па-га-но ди А-при-се-на, – проговаривает Кряжин по слогам. – Упал в 13 часов 30 минут, пятого ноября.

– А у них там какое время? – спрашивает Вадим машинально, пока рассматривает спутниковую фотографию местности вблизи городка Априсена, пытаясь отыскать что-нибудь Этакое, что бросалось бы в глаза и выбивалось из окружающего ландшафта.

– Гринвич, наверное, – пожимает плечами Кряжин. – Да ты в поиск забей, Кастельпагано. Можно без ди Априсена.

– Это не спортивно, – улыбается Вадим. – О, смотри, какие-то развалины! 

Он ставит метку на вершине небольшой горы, где спутниковая фотография запечатлела фундамент какого-то разрушенного строения, очертаниями своими похожего на небольшой рыцарский замок. Поставив свою метку, Вадим забивает в поиске Castelpagano di Aprisena , нажимает кнопку "искать". Поиск ставит на карту свою метку, которая точно совпадает с той меткой, которую Вадим поставил, ориентируясь на свое чутьё.

– Во! Видишь! – с нескрываемым удовольствием говорит Вадим. – Можно даже поиском не пользоваться. Все эти странности случаются там, где и на картах странности! Их сразу видно.

Кряжин уже давно “перерос” эти катарсисо-подобные ощущения, которые раньше испытывал, когда видел, что ландшафт и геометрия заранее сообщают о том, что произойдет какая-нибудь хрень, и что нужно просто уметь посмотреть в правильном свете на них и понять, что они сообщают.

Вадим же не занимался чтением карт так много, как занимался этим Кряжин, и ему все это было в новинку.

"Наверное вот так же радуется человек, который учил-учил иностранный язык, а потом вдруг раз, и понял, что ему говорили все время иностранцы на своем тарабарском языке," – думает Кряжин, глядя на Вадима. Тот протягивает линию от развалин замка, рядом с которым разбился накануне итальянский вертолет, до Костромы, где также грохнулся вертолет, перевозивший пациента из какого-то отдаленного района Костромской области в областной центр. 

– Что, получается, работает! – говорит Вадим, убедившись, что линия, проложенная им из Италии, от места крушения итальянского вертолета, до места крушения вертолета под Костромой проходит через смысловой центр города. 

– Ну, по крайней мере, наполовину работает, – Кряжина все же не удовлетворен результатом и поэтому пожимает плечами и не очень-то доволен. – Люди же все равно гибнут. Ну да, люди не наши, хотя вот под Костромой все равно погиб человек.

– Да. Пациент, которого везли и не довезли, – подтверждает Вадим. – Но ты же не знаешь, что там у него было. Наверняка что-то серьезное, раз его аж на санитарном вертолете повезли, ему, возможно, суждено было.

– А итальянцам? Им суждено было? – Кряжин прочитал уже несколько Итальянских заметок об их крушении и убедился, что смысловая связь между событием в Италии и событием в Костроме более чем устойчивая. На итальянском вертолете летел медик, и еще какая-то семья словацких туристов. Все они застряли на острове Тремити из-за плохой погоды, в какой-то момент прояснилось, хотя шторм не утих, и они решили, что на вертолете будет добираться до “Большой Земли” и комфортнее и безопасней. Но вот кто из них мог предположить, что в это время врубят свою шарманку какие-то неизвестные злодеи, следы деятельности которых он неожиданно обнаружил в ходе одного из своих историко-географических расследований!?

– Слушай, Кряжин, я все понимаю. Это типичный этический парадокс, – на этот раз Вадим пожимает плечами. – Спасти одного человека, который тебе ближе, которого ты знаешь, который может быть даже твой родственник, спасти его ценой большего количества жертв, или пожертвовать им и спасти большее количество людей…

– Да. Парадокс стрелочника, – кивает головой Кряжин.

– Почему стрелочника? – удивляется Вадим.

– Ну с этим этическим парадоксом я знаком в такой постановке: – начинает рассказывать Кряжин, – вы стрелочник, по долгу службы вы находитесь возле железнодорожной стрелки, которая переводит пути в тупик. К стрелке приближается пассажирский поезд. Вы видите, что на путях за стрелкой споткнулся и упал Некто, и он сто процентов не успеет с путей куда-нибудь деться, чтобы оказаться в безопасности, и у вас есть возможность перевести стрелку – это спасет этого Некто, но так как пути будут переведены в тупик, то приближающийся пассажирский поезд потерпит крушение, и, точно совершенно, погибнет много людей, и еще больше пострадает. Вот такой парадокс. В ходе его решения следует изменять степень этого самого Некто, от какого-нибудь злодея до какого-нибудь близкого вам человека.

– Да уж, в твоей постановке парадокс получается пожестче, – поёживается Вадим, поставив себя на место стрелочника в какую-то из числа совсем уж экстремальных позиций, например, когда и на рельсах, и в поезде оказались близкие люди.

Кряжин пожимает плечами. 

– Ещё интересно его рассматривать в ситуациях, когда стрелка переведена в сторону тупика, и если ничего не делать, то Некто на рельсах и не пострадает, а также, когда ты не стрелочник, а "мимопроходил", и о твоих манипуляциях со стрелкой никто и не узнает никогда кроме тебя самого.

– То есть ты хочешь сказать, что мы с тобой стрелочники в этой ситуации с вертолетами?! – доходит неожиданно до Вадима аллегория Кряжина... 

 

До этого они сидели-сидели у Кряжина, общались, смотрели карты, искали систему во всём происходящем и за пару часов нашли ее. Получалось у них, что какие-то пока еще неустановленные лица, не то с использованием своего служебного положения, не то по личной инициативе, организовали массовый всплеск происшествий в России и по всему миру. И вроде как выходило, что использовали эти неустановленные лица культовые постройки, часть из которых находится как раз в Италии.

– Слушай, ты вот зря посмеиваешься, – сказал тогда Кряжин Вадиму, когда картина только-только начала проявляться из всего того месива линий, что прорисовали они с ним за ночь на карте. Вот посмотри, собор имени Петра Ивановича Рыбакова…

– Петра Ивановича Рыбакова? – перебивает Вадим. Он к тому моменту прикончил уже графинчик виски, тот самый, что Кряжин традиционно готовит к его приходу, и до него не сразу доходили специфические шутки Кряжина.

Кряжин смеётся, довольный собой. Ему всегда нравилась такая реакция приятеля. Хотя конечно в его исполнении это смахивает на детский сад.

– Ну не поворачивается у меня язык называть это строение храмом Святого Петра. Все же как-то вот по-другому я чувствую христианство. По-другому верю. Имею право?

– Ой, ладно! Кряжин, мы же с тобой советские люди, чего ты тут вдруг преисполнился уважением к религиозным чувствам католиков. – Вадим пожал плечами. – Храм имени Рыбакова, значит так и запишем. 

– Ну он погиб ведь там, в Риме, за идею погиб! Святой. Надо бы уважать…

Вадим махнул рукой. 

– Уважать, так уважать, – сдался он. – Так почему Петр Иванович Рыбаков? А, понял. Пётр же сын рыбака Ионы. Локализовал, так сказать, святого Петра.

До него дошла Кряжинская игра слов. Кряжин кивнул и продолжил:

– Так вот Храм Петра стоит ровнёхонько на линии между Храмом Гроба Господнего в Иерусалиме и местом, где утонул Титаник.

– Так это ты думаешь они его? – Вадим аж присвистнул не то от удивления, не то от возмущения.

– Ничего я не думаю, – Кряжину не нравится так думать. Он старается так не думать. – Но вот то, что значение катастрофы Титаника очень уж сильно раздулось в части важности и трагичности данного события для человечества, я считаю, что как раз по той причине и произошло, что место крушения вот так вот расположено странно. Главный католический храм, место с которого обращается к пастве Понтифик, оказалось ровно между местом, где убили Христа и местом, где…

– Местом где убили Титаник, – продолжил Кряжинскую фразу Вадим.

– Заметь, это не я так сказал, – Кряжин собирался сказать иначе. Он собирался сказать просто “...где утонул Титаник”.

– Ну “по построению”, как ты говоришь, выходит, что Титаник все же убили, – Вадиму нравится логичность и категоричность, свойственные натуре Кряжина, и он не собирается позволять ему от них отступать, даже с целью не задеть чьи-то там религиозные чувства.

– Но они ведь могли оказаться всего-навсего слепым стрелочником, – Кряжин впервые тогда использовал термин “стрелочник” для описания ситуации, но Вадим, как выяснилось позже, не сталкивался с такой постановкой этического парадокса, и поэтому просто пропустил мимо ушей эту Кряжинскую фразу, точней он ее услышал, но чувство справедливого возмущения за потопленный Титаник, в комбинации с литром вискаря заглушили тогда в нём желание переспросить, кого же Кряжин имел ввиду под этим “слепым стрелочником”.

 

Но вот теперь Вадим вспомнил, конечно, что он слышал уже про "стрелочника" от Кряжина, и теперь разговор уже не про крушение абстрактного какого-то столетней давности Титаника, а про вертолет полный итальянских медиков, и на другой чаше весов другой вертолет, чуть менее полный, но уже русских медиков.

– То есть ты хочешь сказать, что мы с тобой стрелочники в этой ситуации с вертолетами? – повторяет он свой вопрос возмущенно.

– Почему мы? – удивляется Кряжин. – Мы то тут причем? Все что мы с тобой сделали, это выявили систему, которая возможно перестает работать, если она выявлена. Работает только тогда, когда о ней никто не знает.

Вадим смотрит на Кряжина, как будто ему не достаточно такого объяснения.

– Ну смотри, кто-то находится возле стрелки, мы пока не знаем кто, но предполагаем, что стрелка в Италии, ну и еще кое-где, надо посмотреть внимательнее еще, – Кряжин продолжает, понимая, что с полуслова Вадим после вискаря его уже не понимает. – Так вот этот стрелочник все время, пока он был невидимым, просто тупо каждый раз переводил стрелку в пользу более близких себе соотечественников. Экспортировал все свои случайности, которые обычно происходят более менее по миру равномерно, прочь из зоны своего влияния.

– А-а-а, – тянет Вадим, уловив наконец мысль Кряжина. – Вот сволочи!

– Да почему сразу сволочи-то! – Кряжин не настроен настолько же категорично, насколько Вадим. 

– Ну как! Это же абсолютно не этично. Вместо того, чтобы разобраться со своими инфраструктурами, починить дороги, электрические сети, разработать правила такие, чтобы предотвращать катастрофы, вот так вот просто взять, и перенести все за свои границы, – голос Вадима наполнен праведным возмущением. 

– Ну во-первых, можно просто всех назначить грешниками и еретиками, – смеется Кряжин, а во вторых, стрелочник может быть ТУПО СЛЕПЫМ. Стрелочник видит, что близкий ему человек в опасности и всякий раз переводит стрелку, спасая его, но он никогда не видит то, что каждый раз, когда он эту стрелку переводит, под откос улетает по целому пассажирскому поезду где-то вне зоны его видимости.

– Слушай, Кряжин, ну вот почему мне кажется, что этот стрелочник, которого мы временно отодвинули от стрелки – не слепой? - спрашивает Вадим.

Кряжин пожимает плечами. 

– Обвинять, Вадим, всегда проще чем оправдывать.

 

---

Вертолеты и клуб Полигон

---

Три крушения медицинских вертолетов в Эгейском море (по одному в год), два на линии с Вертолетом с замгенпрокурора и с клубом Полигон

Но это далеко не все..

Не дофига ли вертолетов упало в таком узком секторе??

А что в Костроме?