– А чего это ты такие большие глаза сделал? – Спрашивает Кряжин Вадима, дивясь такой странной реакции на упоминание Бакинских комиссаров.
– Понимаешь, Игорь, я немного изучал этот вопрос и пришел к выводу, что расстрел комиссаров был ритуальным убийством и явным случаем футуроцида – Вадим словно оправдывается. И правда, чего это он так возбудился – мало ли что ли они видели случаев, похожих на ритуальные убийства? Да вон хотя бы тот случай со священником в Домодедово. Да и казнь Марии Стюарт тоже смахивает на совершение какого-то ритуала.
– Футуро-чего? – не понимает Кряжин. Похоже он не сталкивался с таким термином. – Это что, как гено-цид, только по отношению к вариантам будущего?
“Сообразительный, все-таки у меня товарищ!” – думает Вадим и кивает утвердительно.
– Я не разобрался, правда, кто из двадцати шести казненных был носителем иных вариантов будущего для того момента, – Вадим начинает делиться своей идеей. – На первый взгляд кажется, что это Шаумян. Он философ все-таки, был близок к Ленину и Троцкому, путешествовал много по Европам. Но вполне может быть, что какой-нибудь дашнак был носителем, все-таки они на тот момент весьма грандиозный план собирались реализовать. Армения от моря до моря, и все такое. Реализовали бы, и история в Закавказье точно по другому маршруту бы пошла.
– А там дашнаки тоже были среди расстрелянных? – Кряжина предложенная Вадимом версия заинтересовала.
– Один. Не помню, правда как его звали, – Вадим тянется за смартфоном, чтобы погуглить, но решает, что не к спеху, и интересней узнать, как же комиссары, расстрелянные аж в 1918 году помогли Кряжину что-то там выявить спустя сто четыре года.
– Так как они, комиссары, тебе помогли то? – возвращает он тему к Британской “батарее”.
.
– Да там ничего особенного, просто случайность! – Кряжин убирает с монитора линии “ирландской арфы”, которые они смотрели до этого, и начинает с чистой карты. – Помнишь, в сентябре в Донецке обстреляли площадь Бакинских Комиссаров?
Вадим кивает. Этот случай он запомнил на фоне всех случаев обстрела Донецка, коих было такое огромное количество, что казалось, что от города ни одного живого места остаться уже не должно. Запомнил, так как там странно совпало: тринадцать человек погибло на площади комиссаров, которых было двадцать шесть. Это же все ритуальные числа.
– В общем, у меня триггер сработал тогда на количество жертв, – продолжает Кряжин, – я начал смотреть, а какие линии формируются, и получилось, что если проложить линию через площадь в Баку, где Комиссары были захоронены, и площадь в Донецке, где тринадцать человек погибло, то попадаем на место Ютландского боя. Ровно туда, где затонул крейсер Непогрешимый.
..
– Неуязвимый, ты хотел сказать? – поправляет Кряжина Вадим, который хорошо помнит детали Ютландского боя. Всякие чудесные события, типа попаданий одним снарядом в пороховой погреб, он всегда изучал внимательно, да и Ютландское морское сражение было знаковым для истории Европы, которой он очень интересовался.
– Ой, да, конечно Неуязвимый. Инвинсибл. Все время меня тянет его назвать то Невидимым, то Непогрешимым, то Неуловимым, – разводит руками Кряжин. – Что-то в этих оговорках, наверное, есть, но не пойму, что.
– Да, странный корабль, – с пониманием кивает Вадим, – он не только в этой инкарнации странный, но и во всех предыдущих.
– Инкарнациях? – удивляется Кряжин.
– Ну, да. Кораблям же название одно и то же дают, корабль за кораблем. Как только заканчивает жизнь какой-нибудь крейсер, по старости или по гибели, его именем называют следующий, – объясняет Вадим Кряжину.
– А, ты это имеешь ввиду! – Кряжин слышал об этой традиции, но не сразу сообразил, что Вадим имеет ввиду именно ее, думал может мистика еще какая связана с этими кораблями, в которых он не очень-то разбирался.
– Так вот, Англичане захватили в плен французский корабль и назвали его Неуязвимым, через какое-то время он затонул, сев на мель, они взяли и назвали так еще один, и он разбился – четыреста человек погибло, и вот этот, герой Ютландской битвы, тоже, видишь, неудачно карьеру закончил – тысяча двадцать шесть погибших за девяносто минут от одного единственного неудачного снаряда.
– Ого! Опять двадцать шесть, – Кряжин отмечает закономерность. – Ну вот я, выходит, правильно чувствовал, что там линия устойчивая сформировалась между Баку и Ютландским Боем. Вообще, через Ютландский Бой много чего проходит.
– А что еще? – интересуется Вадим.
– Ну во-первых, место боя как раз на Большом Круге Чингисхана находится. Помнишь про такой? – Кряжин смотрит на Вадима с улыбкой.
– Ну ты меня за склеротика-то не держи! – Вадим смеется. – Мы же только вчера его вспоминали. Ну то, что на нем Комсомолец наш затонул в 1989-м.
– Не, Вадик, Комсомолец затонул на Большом Пекинском Круге, – поправляет Вадима Кряжин. – Это его мы с тобой вчера обсуждали. И познакомились мы с тобой благодаря Пекинскому Кругу.
История их с Вадимом знакомства отдельная большая история и Кряжин опасается, что сейчас они, как обычно, погрузятся в воспоминания о том, как он, Кряжин, опытный уже на тот момент кладоискатель, поехал на “рекогносцировку” в поселок Черная Лахта в Ленинградской области и “нацеплял там энергетических хвостов”, да таких, что его потом пришлось спасать организации, в которой состоял тогда, да и состоит до сих пор Вадим. Правда, там получилось, что в итоге не Вадим спасал Кряжина, а Кряжин Вадима… и все это случилось как раз на Пекинском Большом Круге, воображаемой линии равноудаленной на 6127 километров от Тайного Дворца в Пекине. К счастью, Вадим сейчас заинтересован деталями обнаружения Британской батареи сильнее, чем теми давними событиями, а еще его интересует тема Ютландского Боя. Он считает то морское сражение поворотным в истории Европы. Пройди он по-другому, и жили бы они сейчас в совершенно другом мире.
– Ну-ка покажи-ка его! – просит Вадим Кряжина включить на карте Большой Круг Чингисхана. – Что, правда? Да ладно! Хочешь сказать, что англичане немцев остановили на том же расстоянии от Каракорума, что и Сам Чингисхан остановился, когда до Западной Европы докочевал?
– Ну не Чингисхан, а его внук, – говорит Кряжин, включая на карте Большой Чингисханов Круг, окружность с радиусом 6127 км, с центром в первой столице Чингизхана Каракоруме. История Азии его интересовала больше, чем история Европы и он разбирался в ней явно лучше Вадима. – Вот смотри, Батый дошел до Эльбы и самая западная точка его похода в городе Майсен. Это в четырнадцати километрах не доезжая до Каракорумского Круга. Но вот южнее, в Венгрии, после того, как войска Батыя захватили Буду и позже Пешт, они сожгли еще Загреб и добрались аж до крепости Клис, а это почти триста километров за Кругом, так что...
– Слушай, а напомни мне, что за смысловая основа стоит за этим расстоянием в 6127 километров? – Вадим, вроде и помнит, что это что-то связанное не-то с математикой, не то с геологией, но до конца не уверен, что помнит правильно. – Шесть один два семь – и ни туды, и ни сюды! Вот три-один-два-пять – это я понимаю! Красиво, символично! Пять в пятой степени. А шесть один два семь...
Последний раз теорию Кругов Кряжин рассказывал Вадиму чуть ли не тогда, когда они еще "рубились" со всякой нечистью после Черно-Лахтинской истории.
– Да все просто, – начинает Кряжин освежать воспоминания Вадима, – Земля – это вращающийся геоид, почти шар, только чуть сплюснутый по полюсам.
– Ага, это понятно – кивает Вадим.
– Любая вращающаяся с ускорением, близкая к шару фигура будет испытывать сдвиговые напряжения.
– Погоди, а мы с ускорением разве вращаемся? – Вадим растягивает лоб, сдвигая брови в сомнении.
– Конечно, – кивает Кряжин.
– А, ну да! Сутки же то короче, то длиннее, – Вадим слегка стукает себя по лбу, – Вот я тормоз. Извини, продолжай.
– Да ладно, все нормально, – Кряжин улыбается. – Там в долю секунды ускорения-замедления. На глаз не заметно.
– Ладно, ладно. Издевайся! – Вадим знает манеру Кряжина “подкалывать”, – На шесть секстиллионов тонн массы, да на площадь сечения, хватит и доли секунды.
– Вот именно! – Кряжин уже рассказывал это Вадиму и узнает свои собственные слова, которые тогда использовал. – Так вот критические напряжения возникают на двух широтах.
– Ага, все! Вспомнил! – подхватывает Вадим. – Большой Круг - это 6127 кэмэ от полюсов вращения, тридцать пятые параллели, а Малый – 3125 от полюсов, шестьдесят вторые параллели.
– Да, да, – кивает Кряжин. – Ну и получается, что на поверхности любого вращающегося шарообразного тела, все точки имеют одинаковый смысл, но некоторые точки чуть более осмыслены, чем остальные.
– О как ты завернул, – удивляется Вадим. – Прошлый раз ты что-то про геологические разломы говорил, про деформации и так далее.
– Слушай, ну информацию приходится передавать время от времени в его мир, а там сейчас такая парадигма главенствует, что географические полюса не меняются, лишь только магнитные дрейфуют, что континенты “плавают”, что ускорение вращения Земли на тектонические напряжения почти не влияют, ну и прочая ерунда! – Кряжин говорит не то с сарказмом не то с иронией.
– А, ну да, да, – тут пробить догмы будет почти не реально, – Вадим кивает.
– Вот и приходится через теорию информации объяснения находить, – продолжает Кряжин. – Так вот, на вращающемся с ускорением шаре особым смыслом наделены во-первых полюса вращения, во-вторых линии, соединяющие три точки с одинаковым или близким смысловым наполнением, а в-третьих, точки равноудаленные на критические расстояние от смысловой точки.
– Мне кажется, что вот это объяснение еще меньше шансов имеет, чтобы быть у него принятым – смеется Вадим.
– Ну тем не менее, я оцениваю, что у такого объяснения все же больше шансов пробиться, – Кряжин пожимает плечами. – Теория статичных континентов и меняющихся полюсов вращения, сейчас там у Него приравнены к теориям плоской Земли. Как ты там говоришь? Футуроцид?
Вадим кивает, а Кряжин, начинает показывать на карте Большой Чингисханов Круг.
– Кстати, тебе, наверное должно быть интересно, что там еще на нем?
– О, да! Раз там Ютландский Бой случился, значит стоит посмотреть на него внимательно.
– На нем Прага, Вена, озеро Балатон, Афонский полуостров, Родос, Медина недалеко... – начинает показывать на карте пункт за пунктом Кряжин.
– Стоп, Стоп! – останавливает Кряжина Вадим. – Сейчас ты мой мозг взорвешь! Столько событийных связей! Мы же до утра тут все это будем рассматривать. И Медина, и Афон, и Прага с Веной!
У Вадима кажется даже появилось физическое ощущение, как вспыхивают нейронные связи в его голове, и как тянутся нити от его головы к голове Кряжина, и ко всему этому множеству объектов во времени и пространстве.
– Я так подозреваю, если ты сейчас включишь у себя тут на глобусе своем все объекты, которые с Чингисхановым Кругом связаны, все станет на плотный клубок похоже, – Вадим уже видел нечто такое спутанное и разноцветное у Кряжина на экране. – Но мы же так к Британским замкам так и не подобрались!
– Да с британскими замками там совсем было просто, – Кряжин отключает Чингисханов большой Круг, и включает всего одну красную линию.
– А это что за… – начинает вопрос Вадим
– А эта линия идет с места покушения на Дашу Дугину, через место под Юрмалой, где разбился Цой и далее в Шотландию, в область, где несколько замков, века с пятнадцатого, а то и раньше, принадлежавших семье Кеннеди.
– Да ладно! – Восклицает Вадим. – И опять через Ютландский Бой!
– И опять, как ты это называешь, футуроцид.
– Стоп, стоп, – тревожные нейроны не дают Вадиму промчаться мимо семьи Кеннеди и не усомниться в том, что их замкам место в Шотландии. – Кеннеди, же ирландцы и католики.
– Вот именно! И их отец-основатель был из вот этого городишка. Кряжин показывает Вадиму городок Нью-Росс и скромный домик, откуда пошел американский "клан Кеннеди" – Переехал в Бостон босяком-ирландцем, а потом поднялся на подковерной политической борьбе.
Домик, конечно же не идет ни в какое сравнение с теми монументальными замками шотландских аристокатов, однофамильцев Джей Эф Кей.
– Ну а дальше – дело техники, – продолжает Кряжин, и тянет линию от домика, в котором родился предок президента Кеннеди, через область, где громоздились замки его именитых однофамильцев, до Балморала. – Вот так я и узнал, что при желании "эктоплазменные батареи" могут не только уничтожать те варианты будущего, которые не нравятся, но и способны создавать те варианты, которые им нужны.
– А это что за здоровячок? – тыкает Вадим в один из замков в группе, который обозначен у Кряжина по-особому, и выглядит гораздо респектабельнее остальных .
– А этот, как ты говоришь, здоровячок, с четырнадцатого года принадлежит Трампу.
--
---
---
---
---
---
---
---
---
---
Комментарии
Да шо ж за поветрие такое середь мальчонок да девчонок - кругами по геоиду ворочают, а ударные гласные опосля шипящих хрен зна во што превращают.
Этот абзац свежачок, исключительно для ценителей с афтершок.
Ну, дай бох, дай бох