К вопросу о том, что будет нашей завтрашней победой

Алекс, Маммомот и ряд других авторов рассматривали данный вопрос в стратегическом масштабе, пытались выявить будущую структуру Нового Чудного Мира.

Ресурсный голод является основным мотивом в подходах авторов. И правда, как показали работы Алексея Анпилогова (aka AlreadyYet), пик всевозможных ресурсов пройден или близок к тому. Вторит ему и циничный Луис Альберто – основатель теории нового чудномирианства.

Вопрос о пике ресурсов спорен: на данном технологическом этапе, действительно, всё вкусное съедено, праздник кончился. К сожалению, к окончанию банкета не все оказались готовы. Осваивать запасы Арктики, Антарктики, дна Мирового океана, ближнего космоса практически никто не может.

В работах многих авторов сквозит странно оптимистическая мысль, что де Россия является фаворитом в этом зачёте специальной олимпиады. Это имеет много оснований: работы по освоению Севера, БН-800, пущенный на полную мощность дают некоторые надежды на светлое будущее в «тёмных веках». Но концепция ковчега, на мой взгляд, иллюзорна. И иллюзия эта обусловлена не обилием наших земель, но крайней малочисленностью нашей цивилизации.

В настоящей работе я попытаюсь подсветить противостояние с несколько иной позиции. Да, речь идёт о ресурсном голоде, но голоде демографическом. Для начала предложу гипотезу: демографический переход, испытываемый многими развитыми государствами, оставляет их демографически дефицитными.

Обратимся к истории. Выкладки Авантюриста наглядно отражают, что концу 1960-х США проели все свои накопления. СССР в это же время были на пике, но по какой-то причине в 1970-х свалились в застой. Причин тому много, они обсуждались неоднократно. Но я предлагаю взглянуть на этот процесс с немного другой стороны.

Быстрый рост 1950-60-х годов по обе стороны океана создал иллюзии о светлом ядерно-космическом будущем. Первые успехи окрылили население, но серьёзно озадачили научно-технический персонал. Проблема в том, что развитие общества состоит в бесконечном ветвлении специализации его членов. С самых ранних пор, начиная с отделения ремесла от сельского хозяйства, общество шло по пути усложнения. А уж для развития передовых направлений науки и техники требовалась специализация не то что отдельных людей, но целых НИИ и отраслей промышленности.

Здесь в дело вступает простая арифметика: в обществе в 300 000 000 единиц не может быть ни 500 млн, не 50 млн специалистов. А сложность решаемых задач как бы требует от нас вложения миллиардов человеко-лет.

Обе стороны столкнулись с этой проблемой. Имея примерно одинаковую численность населения, они соревновались в самых перспективных отраслях. Однако поддерживая паритет в стратегических отраслях, и СССР и США столкнулись с деградацией промышленности в потребительских секторах.

Кто помнит последний американский телевизор? Американская промышленность деградировала, замещаясь поделиями Японии и Германии (лишённых, кстати, военпрома), а советская стагнировала, намеренно упрощалась. Все мы видим УАЗ-452, стоящий на конвейере с середины 60-х. Надо ли что-то менять, если сразу всё придумано хорошо? Или достижения американского автопрома – Мустанги 1968-го. Потом их медленно, но верно стали сжирать японцы, немцы, а после корейцы с китайцами.

Стоит отметить, что сложность потребительских товаров стремительно усложнялась. Возьмите молоко или те же автомобили. Теперь в их производство втянуты многие отрасли. Подразумевает ли горняк, что часть добываемого угля пойдёт на краски для печати рисунков на коробке молока. Сравните с тем, что было 40 лет назад: всем наливали в бидончик одним черпаком. Ну а уж автомобили давно не собирают из 5-ти сортов стали. Теперь сорт свой для каждой детали.

Системы СССР и США кардинально различались. США опирались на промышленно развитых союзников и обеспечивали своё население современными товарами потребления. СССР же, замкнутый в своём технологическом секторе такой возможности не имел. Но деиндустриализация потребительских отраслей шла и там, и там.

В отличие от советского, американское ВПР осознало суть проблемы. И нашло концептуальный выход – глобализацию. Уже с 1973-го, со становления Ямайской системы, с замены золотого доллара на нефтедоллар американцы пошли этим путём. Не имея демографических ресурсов для обеспечения собственных потребностей внутри страны, они возложили некоторые функции на остальной мир. Провоцируя и поддерживая при этом международное колониальное разделение труда.

Именно благодаря этому этапу глобализации мы имеем прогресс в области полупроводников, например. Общедоступные процессоры оказались возможными только в условиях, когда голландцы производят литографическое оборудование, поставляют его на Тайвань и т.д.

Второй завод литографического оборудования для нашей планеты явно излишен, равно как и второй Тайвань. И не только потому, что энергии на всех не хватит. Проблематично (если не сказать невозможно) собрать столь многочисленную производственную цепочку ещё раз. А придётся.

Как на этот вызов ответил СССР? Никак. Судя по всему, Политбюро проблемы не заметило или притворилось, что её нет. Вместо расширения своего технологического домена горби добровольно сдал его части под контроль противнику. В результате имеем, что имеем: 150 000 000 юнитов – объём, принципиально закрывающий нам доступ к решению многих актуальных задач.

Ещё разок: задачу, требующую для решения миллиарды человеко-лет, мы решим на протяжении порядка сотни лет, что явно неприемлемо.

С этой позиции посмотрим на современность. Как бы ни были нам противны глобалисты, но они отражают совершенно адекватную точку зрения. Глобализация – часть процесса специализации, развития цивилизации. Это необходимый и неизбежный процесс. Бананы в Магадане не растут, а нефть не залегает под Берлином. Другой вопрос, что эти глобализаторы нам не нравятся. Для нас они неприемлемы.

С этой точки зрения старания Трампа – путь к регрессу. Восстановив былую индустриальную мощь, американцы обескровят свои лидирующие пока сектора и направления. Нет на то демографического ресурса. Невозможно успеть тут и здесь одновременно.

С этой позиции становится понятна политика подрыва усилий России по интеграции бывшего советского пространства, взаимодействия с Европой. Они вполне резонно считают нас битой картой: нашего населения не хватит, чтобы тянуть масштабные проекты в перспективе следующих десятилетий, когда задел, оставшийся от СССР, кончится. Они естественным образом пытаются (пока безуспешно) отрезать нас от остального мира, ибо для нас это смерть. Они в безнадёге подрывают Европу, ибо всем очевидно, что Европа от Лиссабона до Владивостока (на самом деле Токио) вопрос времени, процесс этот объективен и неотвратим. И никакие самоубийцы тут ничего не изменят.

Сегодня наше ВПР ведёт масштабную битву за Европу, начатую в далёких 00-х. Битву за свой технологический домен, который должен вовлекать в себя что-нибудь порядка миллиарда человеческих единиц.

Это даёт возможность понять «мягкость» дяди Вовы в отношении укров, терпимость к выкрутасам Эрдогана, еврошавок и прочей швали. Нам нужны людские ресурсы, нужны прямо теперь. Как ни печально, но решить эту задачу внутренними ресурсами нам не светит. Но это тема отдельной дискуссии.

Соответственно, и вопрос нашей Победы решается тем, какие осколки сегодняшнего мира мы сможем интегрировать в себя. Какой сложности задачи мы сможем решать нашим человеческим потенциалом к исходу настоящего этапа противостояния.