Продолжаем публиковать главы из печатной рукописи Евгения Константиновича Мелентьева, который в годы Великой Отечественной войны служил в 390 ночном легко-бомбардировочном авиационном полку в должности инженера полка по вооружению. Курсивом нами выделены дополнения и некоторые правки в оригинальный текст.
Глава 2. "Подвиг комиссара"
В декабре 1943 года 390-й авиаполк ночных бомбардировщиков ПО-2 базировался в Белоруссии в районе города Городок и наносил удары по прифронтовым объектам врага. Наши тихоходные ПО-2 в ночное время были неуязвимы для врага, и мы почти не имели боевых потерь. Зато вреда фашистам делали много и не давали им покоя ни одну ночь.
Но однажды полку было поручено необычное для нас боевое задание.
В конце декабря войска нашего фронта, прорвав мощную оборону врага, значительно продвинулись на запад. Однако, на одном участке фронта, где были сплошные леса и болота, в результате контратак противника попал в окружение стрелковый корпус. Попытки войск фронта освободить этот корпус из окружения на первых порах успеха не имели, так как враг крепко держал оборону среди лесов и болот. Наши войска начали готовиться к прорыву окружения. Но требовалось срочно наладить снабжение продовольствием и боеприпасами. Это можно было сделать лишь переброской грузов самолетами.
В районе окружения не было ни одного подходящего аэродрома, поэтому командование фронтом поручило производить переброску грузов нашему полку в ночное время и сбрасывать грузы с самолетов на небольшой высоте.
Вскоре на наш аэродром были доставлены мешки с продовольствием и ящики с боеприпасами. Наши оружейники перевязали их тросами и подвесили под самолеты на бомбодержатели. А с наступлением темноты самолеты с этим грузов вылетели в район окружения.
Все самолеты с боевого задания благополучно возвратились. Летчики доложили командиру полка, что они сбросили грузы по заданным ориентирам-кострам, которые были разведены в районе окружения. Командир немедленно доложил об этом в штаб Воздушной армии, а личный состав полка принялся готовить самолеты к следующему вылету. Но вскоре из штаба пришел приказ прекратить полеты до утра. Нам сообщили, что сброшенные с самолетов грузы не удалось найти, так как ночью не было возможности увидеть, куда упали ящики и мешки.
Утром было найдено лишь несколько ящиков и мешков, а остальные так и затерялись в лесу в глубоких сугробах снега. Корпус в окружении оставался без продовольствия и боеприпасов. И тогда командование фронтом для спасения стрелкового корпуса вынуждено было отдать приказ нашему полку производить переброску грузов в район окружения в дневное время.
В первый рейс наши самолеты вылетели часов в десять утра. Все, кто в это время находился на аэродроме с тревогой провожали своих товарищей в этот опасный полет, ведь ПО-2 при полете в дневное время над вражеской территорией был почти беззащитным от вражеских истребителей и зениток.
С нетерпением мы ожидали возвращения самолетов с боевого задания. Прошло более часа и вот, самолеты один за другим стали возвращаться. Три самолета не вернулись, два из них были сбиты мессершмидтами, а третий был подбит зенитками у линии фронта. Это печальное известие взволновало всех нас, ведь шесть наших боевых товарищей погибло. А впереди предстоял следующий рейс.
С невеселыми думами мы готовились к нему.
Командир полка подполковник Суров собрал на командном пункте всех летчиков и штурманов, которым опять предстояло лететь в район окружения, и дал им ряд советов, как скрытно перелететь линию фронта и как уходить от вражеских истребителей. Он постарался ободрить летчиков, но по их лицам было видно, что настроение у них неважное. Затем командир обратился к комиссару нашего полка майору Воробьеву – желает ли он что-то сказать.
- Говорить тут нечего, нужно выполнять задание, - ответил комиссар и продолжил: - Товарищ подполковник, разрешите мне туда повести полк. Я все же летал на истребителях и повадки мессеров знаю.
При этих словах комиссара летчики оживились.
- Я не возражаю, - ответил, немного подумав, командир. – Но разрешат ли в штабе армии лететь туда тебе? Ты же знаешь, что командиру и комиссару полка летать на боевое задание можно только с разрешения [штаба] армии.
- Конечно разрешат! Я сейчас сам позвоню в штаб! – воскликнул Воробьев. Он тут же сел за телефон и соединился со штабом [Третьей] Воздушной армии. И в виду большой важности выполняемого задания ему разрешили лететь в район окружения.
Известие о том, что с ними летит комиссар полка, ободрило летчиков и штурманов. Некоторые из них, направляясь к своим самолетам, даже шутили и смеялись.
Вскоре самолеты поднялись в воздух и взяли курс к линии фронта. Их вел наш комиссар. И это был его последний полет. Самолет комиссара был сбит мессершмидтом, когда Воробьев, маневрируя над районом окружения, отвлекал от наших ПО-2 вражеские истребители.
Гибель комиссара взволновала весь личный состав полка. Мы потеряли верного друга и товарища. Его благородный геройский поступок был не случаен. Вся его жизнь была примером беззаветного служения Советской Родине и делу коммунизма.
Воробьев в Гражданскую войну семилетним мальчонкой, потерял родителей, беспризорничал, а потом попал в детдом. Там он получил образование и втупил в комсомол. По комсомольскому призыву уехал на строительство Магнитогорского комбината. Работая на стройке, Воробьев учился на рабфаке. А потом, опять же по путевке комсомола он поступил в летную школу и, окончив ее, служил на Дальнем Востоке.
А когда началась война с Германией, он добился перевода в действующую армию и до весны сорок третьего года воевал на истребителях. В одном из воздушных боев он был тяжело ранен, но довел самолет до своего аэродрома. После излечения в госпитале ему по состоянию здоровья не разрешили летать на истребителях, и он был назначен комиссаром в наш полк.
Об этой замечательной жизни нашего комиссара рассказал в своей речи командир полка на траурном митинге личного состава, посвященного памяти наших погибших товарищей, который был проведен поздно вечером на аэродроме после того, как наш полк еще совершил два вылета в район окружения.
А через несколько дней войска нашего фронта мощным ударом высвободили стрелковый корпус из окружения. И тогда наш полк опять занялся своим обычным делом – стал наносить в ночное время бомбовые удары по врагу.
Анонс главы 3 "Мой первый полет на самолете": нужно ли технику-инженеру садиться в кабину самолета?
Комментарии
Летчики не умирают, они просто улетают и не возвращаются.....
Сам на сайте недавно, и пока не нашёл раздел мемуары, проза... Полагаю, что подобные материалы интересны, познавательны и заслуживают внимания... Удач вам.))
Сам на сайте недавно, и пока не нашёл раздел мемуары, проза... Полагаю, что подобные материалы интересны, познавательны и заслуживают внимания... Удач вам.))
Декабрь 1943... Не было возможности прикрыть истребителями? ... не 41 же год, чтобы комиссар полка работал ложной целью для мессеров...
Несмотря на всё моё глубочайшее уважение к ветеранам, представляемые мемуары не интересны и не информативны.
Более того - написаны стандартным, официозным языком.
Почему большинство рядовых работников прошедшей войны пишут так, не прибегая к живому языку?
Эту писанину невозможно читать.
Есть множество мемуаров, написанных для людей, а не для корзины.
Проигрывают информационную войну?)))
Как по мне-именно такой вот сухой слог гораздо лучше.
Тогда прочитайте любые мемуары высшего военачальника (кроме Голованова) и больше не берите в руки ничего из такой писанины.
Всё остальное написано под копирку.
Мемуары должны "цеплять", они обязаны быть живыми и интересными.
Человеческими, если угодно.
Была мысль немного изменить текст оригинала, но "оживлять" текст не стали. Тем более пока это только начальные главы. А "рядовые работники" писали так, как писали. Или, как могли писать в рамках условиях своего времени. Ну не работали на них коллективы "добровольных помощников". Главы этой рукописи - это небольшие очерки, написанные когда-то для фронтовых газет, позднее - для региональных СМИ. Не назвал бы их мемуарами.
Не в Ваш огород камень прилетел.
Понятно, что Вы лишь транслятор.
Не соглашусь, все находились в одинаковых условиях, однако есть мемуары, написанные с "огоньком", в них описаны живые мысли и чувства и вот их действительно очень интересно читать.
В конце концов, в них описывается целая прожитая жизнь!
А тут "туда пошёл, оттуда пришёл", "командование поставило задачу" и прочий бред.
Литературные негры трудились только на Брежнева.
Ну, есть ещё и типажи, наподобие Марии Жуковой, которая жизнь положила на то, чтобы дополнить "Воспоминания и размышления" своего великого отца, в итоге от настоящих мемуаров осталась лишь откровенная коньюктурная фигня.
Не вижу тогда смысла критики. Одно дело если бы публикацией занимался сам автор, тогда можно было бы что то высказывать. Евгения Константиновича нет уже давно, о подробностях и каких то прочих красках спросить , увы, тоже нет возможности. Цель оцифровки книги не заключается не в том, чтобы сделать её каким то литературным шедевром или чем то подобным. Цель оцифровки - это сохранение памяти. Сохранение памяти обыкновенного человека, может не столь одаренного в литературном плане. Если судить по рассказам моей бабушки, он и в жизни был таким "пресным". Уж не все рождаются литераторами, чтобы даже в своем, на тот момент считайте, личном дневнике разворачиваться до детальных описаний, переживаний и прочего. Это именно воспоминания, многие из которых он писал уже много после произошедших событий, когда из памяти уже выелось что то из рода "с какой скоростью падал снег"
+ и сам он не метил на какую то прям Книгу для широкой общественности. Эти воспоминания - подарок для его внучки (к первой главе прикреплено изображение первых страниц, где можно увидеть это посвящение) , и главной целью самой книги было, думаю, оставить память о себе и о своей жизни в страшное время Великой Отечественной войны
Сравните сами, вот тоже очерки и одновременно мемуары.
...В Лихоборах мы простояли около часа. Кто-то разрешил выпустить солдат на платформу, чтобы они истратили деньги, которые были у них с собой. В ларьках брали всё: кто печенье и конфеты, а кто, естественно, бутылки с водкой и вином. Тот, кто разрешил, сделал большую ошибку. Через каких-то полчаса в вагонах уже гудело хмельное веселье, а кое-где затянули и песняка.
Я был молод, и в житейских делах и вопросах, особенно не разбирался. Не усмотрел я, и не смог заметить, как в Лихоборах мои солдаты протащили в вагон бутылок десять водки и вина. Как они ловко совали бабам деньги, и как те, за минуту обернувшись, передавали им из сумок бутылки со "святой водой". Я не сразу заметил покрасневшие рожи своих солдат. Они помалкивали и потягивали из бутылок, забравшись подальше на нары. Потом нашёлся один храбрый и шустрый, он подозвал меня и предложил мне выпить, для настроения немного красненького вина.
— Выпейте, товарищ лейтенант! Мы расстарались для вас красненького, церковного кагора! Наши ребята все вас просят! Вон, посмотрите, даже и старшина!
Я посмотрел в сторону старшины, у него от удовольствия расплылась физиономия. Я взглянул ещё раз на своего помкомвзвода, обвёл внимательным взглядом сидевших на нарах солдат и отвернулся, ничего не сказав. Моё молчание для старшины было, как оплеуха.
Все сразу поняли, что выпивку я не одобряю. Что всё это надо немедленно прекратить, пока командир роты об этом не дознался. Выговаривать старшине и солдатам я не стал, но на одной из остановок, выпрыгнув на землю из вагона, я увидел, как в соседнем взводе лейтенант Луконин чокался со своими солдатами. А потом, на ходу, когда я стоял у открытой двери вагона, опираясь на поперечную доску, заложенную в качестве перекладины в железные скобы дверного проёма, я увидел, как из идущего сзади вагона, через такую же доску перегнулись солдаты — их рвало...
А. Шумилин. "Ванька - ротный".
Ванька-ротный с высокой долей вероятности был переписан в 90-е. Сообразно веяниям времени.
Разговор вообще не об этом.