В качестве предварительного замечания напомню вывод одного хорошо известного в узких кругах рыжего-полосатого пользователя Сети Интернет:
У учебников до 60-70-х годов есть одно волшебное свойство: они куда понятнее. Хоть алгебра, хоть физика с химией.
С уже локальным (Сообществом АШ) дополнением-объяснением в виде напоминания об очень большом и вкусном гешевте на замене «устаревших» учебников в эпизоде перехода с «устаревшей» метрической системы СГСЕ на новую модно-прогрессивную СИ.
И в продолжение темы статьи «В Госдуме заявили о готовности принять русскоязычных беженцев из Израиля»:
У нас поначалу почти все доктора были евреи, потом заместились с потерей качества неевреями.
Полагаю необходимым вспоминить рассказ старшей родственницы о лечении зубов одноклассницей, свалившей в землю обетованную (качественно-квалифицированные соплеменники удалили шесть зубов сразу, вскоре после чего не сильно молодая пациентка… скончалась).
Такая вот… знакокачественная медицина.
Ну а теперь к теме статьи. Слово академику Л.С. Понтрягину:
С большими трудностями группа встретилась при рассмотрении книги Я. Б. Зельдовича «Высшая математика для начинающих». Преодолевать эти трудности пришлось уже вне группы и секции. Трудности возникли из-за того, что Зельдович был академиком, трижды Героем Социалистического труда, поддерживается Президентом АН СССР А. П. Александровым, а также физиками. Без этого мы не имели бы никаких трудностей, так как книга очевидно плохая, хуже я не встречал, и бессмысленная. Несмотря на это в 1973 году была сделана заявка на новое 5-е или 6-е издание, а в предыдущих нескольких изданиях она уже была выпущена общим тиражом 725 тысяч экземпляров[51].
Заявка поступила в мою группу и была послана на рецензию профессору А. А. Свешникову. В конце 1974 года мы ознакомились с этой рецензией на заседании группы. Хотя по содержанию она была отрицательной, в конце всё же было сказано, что книгу можно переиздать. Это была дань высоким чинам Зельдовича. На основании этой рецензии мы решили отклонить переиздание книжки, но секция не согласилась с нами и решила переиздать, хотя тут и председатель секции Седов был резко против переиздания.
На это заседание было приведено много физиков, членов секции, которые, как правило, на заседаниях не бывали, а были приведены специально для поддержки Зельдовича. Ввиду расхождения во мнениях группы и секции дело снова пошло в группу. Мы заново тщательно рассмотрели книжку. На это заседание группы пришёл к нам Седов и принёс новый отзыв от своего сотрудника, кажется, Куликовского. Отзыв был уже чётко отрицательный, группа вновь отвергла предложение о переиздании книги, и секция это решение уже поддержала. На пленум РИСО — где решение окончательно утверждалось — физики принесли положительный отзыв от Абрикосова и вновь потребовали переиздания. Пленум РИСО решил переиздавать Зельдовича. Тогда Седов добился публикации в печати отрицательного отзыва о книге, подписанного Дородницыным, мною и им.
Так как отзыв появился в печати, то с этим руководству РИСО пришлось считаться. Оно направило вопрос в Отделение математики на консультацию. Академик-секретарь Отделения Н. Н. Боголюбов передал это дело в математический институт с просьбой рассмотреть книгу. Математический институт просил Л. Д. Фаддеева дать отзыв. Но Фаддеев, известное дело, отзыва на книжку Зельдовича так и не дал. Председатель РИСО Федосеев просил не спешить с отзывом, так как, возможно, скоро поступит переработанная версия книги Зельдовича в виде рукописи. Однако в начале июня 1976 года до нас стали доходить слухи, что книгу собираются переиздавать. Тогда я вновь пришёл к Федосееву и спросил его, что же нам рецензировать? Он просил рецензировать последнее опубликованное издание.
Руководство Стекловского института решило обсудить соответствующее издание книги Зельдовича на открытом заседании Учёного Совета. Об этом заседании были широко оповещены многие научные организации, был специально приглашён Зельдович. Готовясь к своему выступлению по поводу книги, я уже сам очень тщательно ознакомился с ней и пришёл к выводу, что все известные мне отрицательные рецензии на неё ни в какой степени не дают представления о её полной бессмысленности и безграмотности. С книгой внимательно ознакомились также академики В. С. Владимиров и С. М. Никольский. Зельдович на наше заседание не пришёл, но его интересы представляли два молодых человека из Курчатовского института, где директором А. П. Александров. С резкой критикой книги выступили ряд математиков. Помню, что кроме меня выступали Седов, Владимиров, Никольский, вероятно, и другие. Молодые люди из Курчатовского института представили письменные выступления с незначительным содержанием.
После открытого заседания произошло закрытое заседание учёного Совета. Совет признал, что книга не только не годна в настоящем её виде, но и не может быть основой для переработки. В своём выступлении на открытом заседании Совета института я использовал приём, который стал употребляться и в дальнейшем. В свою речь я вставлял цитаты из книжки, которые зачитывал мой сотрудник Благодатских, а я давал их разбор. При этом я старался выявить всю бессмысленность подхода автора к анализу, имеющегося в книге, а также его невежество, путем демонстрации грубых ошибок, содержащихся в книге.
Несмотря на то, что книга Зельдовича подверглась такой разгромной критике, позже мы, обедая в столовой Академии наук, обнаружили, что его сторонники торжествуют и чему-то радуются. Разгадка этой радости пришла очень скоро. Я и ряд других математиков через некоторое время были приглашены на заседание уже секции Президиума АН СССР, на котором заново рассматривали книгу Зельдовича. Председателем заседания секции тогда был А. А. Логунов. Надо думать, что это заседание секции произошло по распоряжению Президента АН СССР Александрова. А. А. Логунов открыл заседание секции Президиума своим предложением прийти к компромиссу и согласиться на переиздание книги после редактирования её хорошим математиком С. П. Новиковым, который дал письменное согласие провести эту работу. Но мы, критиковавшие книгу раньше, не согласились с этим предложением, и дискуссия развернулась с новой силой.
С критикой выступили все академики, выступавшие раньше на совете Стекловского института. К нам присоединились ещё такие видные учёные, как бывший Президент АН СССР М. В. Келдыш и академик Челомей, который руководит в Советском Союзе важной отраслью современной техники. Очень впечатляющим было выступление Келдыша. Он начал так: «Мне неловко выступать здесь с критикой книги, так как раньше, как директор института, я подписал на неё положительный отзыв. Но тогда я был введён в заблуждение рецензентами». Далее он разбирал конкретные недостатки книги. Конкретным было выступление Челомея. Он сказал, что книга плохая. «Зачем же издано 725 тысяч экземпляров вашей книги?» — спросил он Зельдовича. Окончил своё выступление Челомей так: «В конце книги академика Зельдовича сказано: „Я надеюсь, что читатель получит от моей книги удовольствие и пользу и закроет её с удовольствием“. Я также закрываю эту книгу с большим удовольствием, — сказал Челомей, — но с тем, чтобы к ней больше никто не возвращался».
Первым на этой дискуссии выступал я. Жена, присутствовавшая на заседании, заметила, что Зельдович был встревожен эмоциональным напором моего выступления и его содержанием. Он сразу же обратился с запиской с просьбой выступать к своим сторонникам, которые как-то помалкивали. Сам Зельдович также выступал, но ничего убедительного он не сказал, а только выражал возмущение по поводу того, что в своём выступлении я отметил большие денежные доходы, которые он получил от книжки. Стороннки Зельдовича, выступавшие в дискуссии, признались, что они даже не читали книжки, а говорили о ней в общих словах без всяких мотивировок. Особенно жалким было выступление члена-корреспондента Окуня (кстати, он стал позже академиком). Он многократно повторял, что книгу Зельдовича надо рассматривать как букварь математики, где одно и то же повторяется на разные лады, как это делается в букварях. Например, «мама моет раму, раму моет мама» и тому подобное. Он приводил ещё некоторые фразы, взятые им якобы из букварей.
Я сидел рядом с Келдышем и во время выступления Зельдовича спросил Келдыша: «Действительно он это не понимает или дурака валяет?» Он ответил мне, что конечно валяет дурака. Но, боюсь, Келдыш был не прав. Дискуссия транслировалась по трансляционной сети Президиума АН СССР. Многие могли слушать её. С точки зрения некоторых кругов не важно, прав я был или нет, важно то, что я затронул их интересы. А этого уже достаточно, чтобы считать меня врагом и клеить ярлыки.
Далее я решил опубликовать содержание дискуссии Стекловского института в журнале «Математический сборник», главным редактором которого я являюсь. Другие академики, принимавшие участие в дискуссии согласились с моим предложением. Я взял у них письменные материалы, и мы с Седовым летом 76-го года, будучи на даче, занимались составлением сводки дискуссии. Была составлена большая статья. В начале статьи было приведено решение Совета института, а затем излагалось содержание дискуссии. Свою часть я написал довольно подробно. Заключение писал Л. И. Седов. Я показал статью Виноградову, поскольку речь шла об изложении дискуссии, произошедшей в его институте, и просил его подписать статью, как директора института. Но Виноградов отказался. Он сказал: «Я подпишу только ту часть, где формулируется решение совета». Я ответил: «Зачем же вам подписывать её, когда вы уже подписали эту часть как председатель совета». Мы с Седовым уговаривали Виноградова вместе, но ушли ни с чем. Посидев с Седовым вместе в моей институтской комнате, я решил всё-таки оказать нажим на Виноградова, и мы вместе вернулись к нему. Я сказал Виноградову: «Если не подпишете Вы, я обращусь к Келдышу, и мы, как члены редколлегии „Математического сборника“, подпишем статью сами». Виноградову очень не понравилось, что Келдыш будет подписывать статью, а он нет, и он согласился. По-видимому, Виноградов боялся подписать резкое выступление против Зельдовича. Он был отчасти прав, так как предстояли его перевыборы как директора института на Общем собрании АН СССР. На этих перевыборах против Виноградова было подано что-то больше 70 голосов из 210 присутствовавших. Кроме того, перед голосованием против Виноградова были произведены грубые, резкие выпады. Виноградов не напрасно считал, что выступать против Зельдовича рискованно.
Очевидно, А. А. Логунов объективно доложил Президенту А. П. Александрову о состоявшейся на секции Президиума дискуссии. Во всяком случае, на одном из заседаний Президиума, когда физики подняли вопрос о выделении их в отдельную секцию из секции Седова, дабы избавиться от давления математиков, А. П. Александров сказал: «Сейчас не время это делать. Вот вы пришли на заседание секции Президиума совершенно неподготовленными, а математики подготовились, так что вы не смогли отстоять свою точку зрения».
Книга Зельдовича так и не была переиздана тогда. Правда, теперь, в 1982 году, говорят, что она переиздается издательством «Наука», но уже не по секции Седова, а по другой, кажется, по специальному распоряжению Президента А. П. Александрова.
С книгой Зельдовича у меня связано ещё одно воспоминание. На русский язык была переведена книга Липмана Берса (США) «Математический анализ» под редакцией И. М. Яглома[52]. В предисловии к русскому изданию своей книги Липман Берс выражает одобрение по адресу книги Зельдовича. С его стороны это является недобросовестным действием. Если он не знает книги Зельдовича, то незачем её одобрять, а если знает, то должен понимать, как она безграмотна, ведь Липман Берс — квалифицированный математик.
Я отвёл много места описанию случая с книжкой Зельдовича. Но этот случай является типичным. На нём я убедился в том, что даже небольшая группа добросовестных людей может противостоять злу, если возьмется за дело с упорством и настойчивостью. Кроме того, случай этот послужил тем рычажком, который подцепил меня и потащил к новому разделу моей работы — написанию популярных книг по математике. А эта работа подтолкнула меня близко к проблеме школьного преподавания математики, которая теперь меня очень волнует и мучает. [И-23: …]
51 Первое издание книги Я. Б. Зельдовича «Высшая математика для начинающих» было опубликовано в 1960 г., пятое — в 1970-м.
Уместно привести отрывок из предисловия Я. Б. Зельдовича к пятому изданию книги:
«Уже в заглавии книги выражена задача — дать читателю первое представление о дифференциальном и интегральном исчислении и, применяя эти методы к важнейшим разделам физики, показать значение и силу высшей математики…
За годы, прошедшие после первого издания (1960 г.), отшумели дискуссии, в которых автора обвиняли в математической нестрогости и чуть ли не в развращении молодёжи приблизительным, легкомысленным.
В сущности сталкивались два различных подхода к обучению.
Во многих учебниках изложение ведётся в форме, напоминающей диспут двух учёных. Учащийся представляется как противник, выискивающий всевозможные возражения. Педагог последовательно, строго логически разбирает эти возражения одно за другим и неопровержимо доказывает правильность своих положений.
В предлагаемой книге учащийся рассматривается как друг и союзник, который готов поверить педагогу или учебнику и хочет применить к природе, к технике те математические приёмы, которые ему предлагают. Понимание приходит в результате анализа примеров и применений. В строго логическом подходе вопрос о значении и пользе изучаемых теорем остается в тени. В предлагаемой книге на переднем плане показаны именно математические идеи и связь их с изучением природы.
Может быть, недостаточное внимание к строгим доказательствам есть проявление потребительного подхода к математике со стороны автора-физика? Мне кажется, что это не так; продвижение математики вперёд совершается также с помощью интуиции, в терминах общих идей, попросту говоря — с помощью вдохновения, а не холодного расчёта. Только потом работа обращается в броню формул и цепь строгих доказательств; в учебниках часто оказываются запрятанными, затушеванными идеи, вдохновлявшие творцов.
Восьмидесятилетний патриарх современной математики Рихард Курант писал в 1964 году, что очень долго математики принимали геометрию Евклида за образец строгого аксиоматического подхода, строгой логической дедукции (вывода). Но вот что пишет дальше Курант:
„Упор на этот [аксиоматический, логический] аспект полностью дезориентирует того, кто предположит, что созидание, воображение, сопоставление и интуиция играют только вспомогательную роль в математическом творчестве и в настоящем понимании.
В математическом образовании действительно дедуктивный способ, начинающий с догматических аксиом, позволяет быстрее обозреть большую территорию. Но конструктивный способ, идущий от частного к общему и избегающий догматического принуждения, надёжнее ведёт к самостоятельному творческому мышлению“.
Итак, воображение и интуицию Курант ставит на первое место!
Пресловутое противопоставление лириков и физиков (а заодно и математиков) придумано поэтом Б. Слуцким, т. е. „лириком“. В математике, как и в других естественных науках, больше поэзии, чем думают профессионалы-лирики. История науки показывает, что хорошая математика имеет пророческий дар: математический анализ известного открывает путь дальше, в новые неизвестные области, ведёт к созданию новых физических понятий.
В „Высшей математике для начинающих“ я стремился к конструктивному подходу, к выявлению смысла и цели математических понятий, стремился хотя бы отчасти передать дух того героического периода, когда эти понятия рождались.»
52 См. Берс Л. Математический анализ. Т. 1, 2. — М.: Высшая школа, 1975.
Комментарии
"Высшую математику для начинающих" не читал, а "Элементы прикладной математики" (Зельдович, Мышкис) читал с удовольствием. Помнится, мне подарили на республиканской олимпиаде по математике в 9 классе.
Вопросы:
Что там от Зельдовича, а что — от соавтора?
И в достаточности критерия «понятности» (доступности верификации).
Понтрягин - математик. А результат замены учебников Киселева учебниками из-под выдающегося математика Колмогорова многие помнят.
Годный срач. Ахтунг - пахнет трольчатиной! Автор, нет ли в обсуждении упырей? Сим повелеваю - внести запись в реестр самых обсуждаемых за день.
Добавил в закладки, а это мой комментарий:
Не всё в науке ради науки.
Наверно потому что имеет в голове две системы описания мира(языка) немного ненормально, шизофренично. И да классно-урочную систему придумал и внедрил учитель латинского языка.
Не теряйте самую вкусную часть вопроса: про области целесообразности и допустимости дегрессии «классно-урочной системы».
Ковидные ограничения и онлайн-уроки ощутимо расширили области дегрессии КУС.И это при невыставлении отметок в начальных классах.
Ну да посчитали всеобщее образование избыточным и теперь деньги на нём экономят. Я про то что КУС именно на обучение инязу поднялась. Выпускники школ не знаю второй язык? Значит цели такой и не было.
Наверное не так.Просто пример:масса молдаван,для которых родной-молдавский,свободно говорит и думает по-русски.Это как переключить язык на клавиатуре,и никакой шизофрении.Из двух систем,одна все равно доминирует.Переключение на выбор,в критических случаях автоматом включается доминирующая.
Владение исключительно одним языком не гарантирует застрахованность от шизофрении.
У нас две идентичные руки, тем не менее одна ведущая. Так как физиологически они одинаковые скорей всего это связано с работой мозга. Накой иметь две манеры изъясняется в однородной окружении? Тебе ж не сломали ведущую или табуировали левую. Ваш молдавский опыт из серии захочешь жить и не так разкорячешься.
Я бы сказал по-другому,ласковое теля две матки сосет.
Это ведь не сейчас началось.Сейчас корячатся в направлении английского(немецкого,иврита,диалектов народной латыни).Моя тетка по покойному дяде овладела итальянским(года за три),ухаживая за старой итальянкой,хотя сама уже в р-не 75.По телефону оттуда говорит-сбивается с суржика на итальянский.
Приятель автослесарь проработал во Франции с полгода,приехал и задолбал своим силь ву пле,вуле ву куше авек муа и прочая франкофоническая хрень.Сам свободно говорит по-молдавски(родной),по-русски,по-украински(местный диалект).Простой автослесарь,держит хозяйство,поросят.
Возможности мозга в этом направлении имеют неизученный потенциал.
Мы ж про школьное обучение говорим. Без знаний арифметики, письма и чтения будет тяжело освоит к примеру курс физики. Обучение каких предметов заметно облегчит второй язык?
не понял посыла ТС, но мне книга Зельдовича в своё время ”зашла на ура” и стала откровением в высшую математику... правда читал я её в средней школе) т.е. в качестве научпопа
«Зашла» она в той фазе онтогенеза, когда ещё у
извините объекта суггестивного воздействиячитателя не были сформированы навыки идеальной верификации и не было возможности поверки методами натур.философии.В данном качестве ничем качественно не отличаясь от сочинений академика Фоменко.
Впрочем, там на периферии можно наблюдать такую прелесть, как научный метод оценки свидетельств (эх, его бы да зашить в ядро какого-нибудь имитатора интеллекта…).
ЗЫ: Вы бы зачитали анализ товарищем Понтрягиным модной технологии привлечения студентов к научной работе.
Страницы