Предки 6й роты ВДВ - уральская казачья сотня.

На картине Верещагина запечатлен самый драматичный момент сражения, завершившегося в эти дни 3 (18) декабря 1864 года близ селения Икан, что ныне находится на территории Казахстана.

Там три дня казачья сотня есаула Серова сражалась с 10-тысячной кокандской армией — и вышла к своим. Один уральский казак против ста кокандцев!

Эта война началась очень давно, с XVII века. Шли постоянные нападения кочевников на Южный Урал,  на Сибирь. В XVIII веке в подданство России добровольно перешли казахи и сразу начались постоянные набеги. Они происходили не сами по себе,  за ними стояли властители Средней Азии – это ханы Хивы, Коканда и эмир Бухары, а их, в свою очередь, бережно направляли руки "наших западных партнеров" - англосаксов. 

1864 - это менее 10 лет  после окончания Крымской войны. Англичане  уже тогда боролись за независимость Азии (от России)  и усиленно поставляли в регион оружие, новейшие нарезные винтовки и артиллерийские орудия. "Порабощённые великороссами народы", чувствуя поддержку Британии, наглели также, как наглеют сегодня бывшие "братские",  ставшие в одночасье небратьями. 

Комендант крепости Туркестан подполковник Жемчужников,  командовавший небольшим гарнизоном - две с половиной роты солдат и сотня казаков - узнал, что в степи появились какие-то банды и выслал четвёртую сотню второго Уральского полка под командованием есаула Серова.  В отряде  насчитывалось 98 казаков, два обер-офицера, пять урядников, четыре артиллериста, фельдшер, фурштат и трое киргизов – погонщиков верблюдов. Всей артиллерии у сотни имелся один горный единорог и к нему 42 заряда.

 Возле селения Икан они столкнулись с армией  регента мулы Алимкула, под его командованием  было 12 000 хорошо вооружённых человек и 13 орудий. Он считал, что легко разгромит крепость Туркестан, а потом пойдёт на Чимкент, где находилась главная база генерала Черняева, но в голой степи встретился с сотней русских казаков…

Сотня подошла к Икану, когда уже темнело. Место было ровное, от Икана, находившегося на возвышенности, было видно на далекое расстояние, и движение сотни кокандцами было замечено давно, а уральцы заметили огни около Икана только подойдя к нему ближе. Серов остановился, послал киргиза Ахмета вперед узнать, что это за огни. Вернувшись, Ахмет сообщил, что «неприятеля так же много, как камыша в озере». Получив подтверждение о значительных силах противника, есаул Серов отошел несколько назад и остановился у небольшой ложбинки. В этот момент сотня была окружена. Казаки только и успели оградить себя завалом из мешков с провиантом и фуражом. При этом, коней поместили в средине круга, а сами залегли за мешками.

Первые три натиска конных воинов были остановлены картечью и метким огнем из ружей. Нужно понимать, какое психологическое воздействие на людей, а тем более на лошадей, производит выстрел картечью в упор.  По некоторым данным в это время было уже довольно холодно и снежно, что еще больше затрудняло конные атаки. После нескольких нападений  у позиции навалило столько трупов людей и лошадей, что это создало еще одну дополнительную линию обороны.

Не добившись успеха с налета, кокандцы подтащили  три своих пушки и начали обстрел русских позиций. По людям, залегшим за укрытиями, такие атаки не давали большого результата. А вот лошадям и верблюдам не повезло — почти все они были перебиты.

Чтобы обмануть неприятеля, казаки передвигали единорог с одного фаса на другой и делали выстрелы, показывая этим, что орудие у них не одно, а утром 5-го не стреляли вовсе, чтобы поберечь заряды. Весь этот день Серов, ободряя казаков, говорил им, чтобы не тратили зря патронов и держались стойко, что скоро вышлют к ним выручку. Кокандцы между тем начали подвозить из-под Икана камыш и мелкий лес для устройства мантелетов (щит больших размеров, за которым прятались пехотинцы) и щитов на арбах.

Казаки активно использовали преимущество в точности и дальности боя своих нарезных ружей — они убивали военачальников кокандцев,  отличая их по дорогим халатам и вооружению, и даже подстрелили лошадь под самим Алимкулом. При этом многие казаки не понимали всего масштаба подступившей армии и предлагали Серову самим пойти в атаку.  Но более дальновидный есаул запретил самоубийственную операцию.

С помощью не срослось...

Всю ночь  со стен крепости  были видны сполохи ружейной и артиллерийской стрельбы. Стало понятно, что сотня Серова столкнулась с большим отрядом неприятеля и ведёт неравный бой.

Утром в помощь собрали отряд «охотников»-добровольцев: 152 человека из числа лучших стрелков. Командиром этого отряда назначили подпоручика Сукорко. Отряд получил два единорога и спешно выступил из крепости – выручать товарищей.

Тем временем подполковника Жемчужникова «обуревали тяжкие думы». В крепости осталось 300 солдат, а слухи ходят, будто правитель Коканда намерен объединиться с эмиром Бухарским и совместно атаковать Чимкент и Туркестан. Вдруг враги узнают, что лучших солдат Жемчужников из крепости отправил,  и нападут прямо сейчас? Что делать-то?

Пометавшись какое-то время, Жемчужников не нашёл ничего лучше, как излить свои чувства в записке к Сукорко: «П. Л. [Петр Логинович], ежели увидите огромные силы, то, не выручая сотни, возвращайтесь назад, дабы дать средства здешнему гарнизону».

Обнаружив подкрепление на марше конница султана Садыка, внезапно выскочив из-за холмов, окружила отряд Сукорко и, попугав выстрелами, обошла его и двинулись по дороге на Туркестан. По просьбе Садыка, мулла Алимкул послал ещё около 5000 конницы, которая повторила манёвр Садыка. Сукорко сделал логичный вывод: крепость Туркестан подвергается большой опасности, враг многочислен, приказание от начальства – не ввязываться в бой, ежели встретятся «полчища», – в кармане. И подпоручик отдал приказ отходить к Туркестану. 

Отогнав подкрепление, мулла Алимкул послал казакам ультиматум:

«Куда теперь уйдёшь от меня? Отряд, высланный из Азрета (так кокандцы называли Туркестан) – разбит и прогнан назад. Из тысячи твоего отряда не останется ни одного! Сдайся и прими нашу веру! Никого не обижу…».

 Непродолжительную тишину, воцарившуюся после прочтения  последней фразы послания Алимкула, нарушил простуженный голос Павла Мизинова, который перезарядил винтовку и решительно выдохнул:

- Не любо! Ох, не любо, братцы!

- Ужо басурманам дорого наши головы обойдутся, - вторил ему урядник Александр Железнов, самый авторитетный  казак, обладавший   недюжинной силой и боевой доблестью. - Ой, дорого они заплатят! Эх, зададим карачун Алимкулу!

Все казаки воодушевленно загудели, заряжая ружья и готовясь огнем ответить на позорные предложения врага. Есаул Серов поднялся со своего места, и все на минуту притихли: - Спасибо, казаки! Иного ответа от вас я и не ожидал! Вишь, как Алимкула вы напугали: вместо сотни ему тысяча мерещится!

С 7-ми часов утра вновь закипел бой. Ожесточенный неприятель стрелял часто и метко, постепенно подходя к казакам с трех сторон. Отряд, попал в очень тяжёлое положение. 

Расчёт единорога был выбит полностью - кто тяжело ранен, кто убит. А толпы кокандцев, укрываясь за мантелетами, были уже близко... И тогда Терентий Толкачёв, помогавший артиллеристам и присматривавшийся к их действиям, сам зарядил единорог, навёл его и произвёл выстрел. Да так удачно, что разбил в щепы ближайший щит и разметал укрывавшихся за ним врагов, а ободрённые меткостью Терентия казаки залповым огнём обратили кокандцев в бегство.

Но атаки продолжались и были всё яростнее и яростнее. К часу дня все лошади были перебиты, казаки потеряли 37 человек убитыми, почти все из оставшихся были ранены. Четыре отчаянных попытки кокандцев броситься в рукопашную были отбиты, а помощи все нет, хотя, если-бы она вышла утром, то уже дошла бы до сотни...

И вот, не видя никакой поддержки и не находя сил сдержать своим огнем все ближе и ближе подходящего противника, храбрецы решаются на отчаянную попытку: пробиться к городу, или же пасть в открытом бою. Кроме того, нельзя было медлить — зимний день короток, а до города было около 16-ти вёрст; пройти их надо было засветло, пока видно и пока можно сдерживать напор кокандцев ружейным огнем.

Прорыв!

Казаки заклепали орудие, переломали ненужные ружья, сняли с себя всё лишнее, многие в том числе сняли и полушубки, чтобы было легче идти, оставшись лишь в белых рубахах. Выстроив их в подобие каре, Серов повёл уральцев на отчаянный прорыв...

Каждый шаг стоил отряду убитых и раненых.

Кокандцы были просто ошеломлены, когда горсть героев с криками «ура» выскочила из-за своих завалов. И только теперь они поняли, что вместо сотен людей, которые они насчитывали у русских, на самом деле оказались лишь десятки... С дикими криками ринулся противник за кучкой храбрецов. Сначала казаки отступали тесной толпой, но потом увидели, что так неудобно, мешая друг другу  стрелять и обороняться. Тогда сам собою образовался строй в виде лавы, но в три шеренги. Чем далее шли, тем более строй этот редел и растягивался в длину.

В виду отряда, кокандцы, как звери, кидались на упавших раненых, кололи их пиками и рубили шашками, снимая головы; некоторые из казаков, будучи еще в силах, защищаясь, бросали в глаза неприятеля горсти снега...

 Прошел час, прошел и другой. Бойцов становилось все меньше и меньше; чем далее, тем число раненых становилось больше; многие получили по две, по три раны, многих вели под руки, другие же держались за товарищей. Про голод и жажду, про усталость от бессонных ночей — забыли; была одна только забота — идти вперед и  как можно дороже, продать свою жизнь. Движение все более и более замедлялось, нельзя было двигаться скорее, многие еле передвигали ноги; отступая три часа, казаки отошли всего 8 верст.

Одною из последних жертв был сотник Абрамичев. Первая пуля попала в висок, но он шел под руку; вторая пуля ударила в бок, но  он продолжал идти, пока пули разом не хватили в обе ноги, и он упал. «Рубите скорее голову, не могу идти», были его последние слова. Погубило его то, что он не хотел снять офицерскую шинель и папаху, обращая на себя внимание кокандцев. Проходившие мимо него Серов и казаки простились с ним, как с мертвым, — говоря: «прости нас, Христа ради». «Не отошли мы, рассказывал Иканец, и 15 шагов, как кокандцы тучей насели на сотника Абрамичева и дорезали его, уже мертвого, у нас на глазах». 

Начинало уже темнеть, было около 4 часов пополудни; отряд Серова шёл из последних сил... Но вот послышалась ружейная стрельба; скоро толпы кокандцев со стороны города отхлынули прочь в разные стороны и на пригорке, в полуверсте, показались бегущие на встречу русские солдаты, послышалось родное «Ура!»...

Итоги:

Три дня спустя выслали отряд собрать тела убитых: привезли 57 человек — голых, изрубленных, безголовых и в разных положениях: у одного рука, сложенная крестом, замерла на плече, другой как будто защищается, третий наносит удар...

По собранным сведениям, кокандцев убито и ранено до 2-х тысяч. Под Алимкулом ранена лошадь. Неприятель убрался в Ташкент и на 40 арбах повез своих раненых.

 

Послесловие

К огромному моему сожалению, сейчас опять пришло время, когда это событие, как и большое количество других битв в истории России разные группы современного населения понимают по-разному. 

Вместолевая тусовка, в полном соответствии с заветами Ленина и пророка его - историка-академика Покровского, видит на  картине Верещагина угнетателей-великороссов, которых окружили героические войска порабощённых Россией азиатских дехкан, сражающиеся за независимость и право наций на самоопределение. 

Остальные - нормальные люди - видят подвиг русского народа, который, повинуясь геополитической логике существования государства, занимался тем же, чем и сегодня вынуждены заниматься их потомки - ликвидировать угрозу, постоянно нависающую над страной по всей протяженности границ Отечества.

Использованная литература: