Чай

Когда я был совсем мелким, то родители отправляли меня в деревни, к моим бабушкам и дедушкам. Обе пары жили недалеко друг друга, в паре километров буквально, из чего мне уже во взрослости стало понятно, как, собственно, мои папа и мама познакомились друг с другом: да по-соседски же.

Поэтому меня перевозили, как мелкую тушку, тот от бабки с дедкой по матери к бабке с дедкой по отцу, то – наоборот. Родители строго выдерживали равенство отправления внука к «своим», чтобы оба корневых рода радовались внуку. Не помню, чтобы я живал у кого-нибудь дольше, чем у других.

Самому мне было хорошо и там, и там (везде же внуков любят), правда, в случае с отцовской  роднёй, я был внуком старшим, а в случае матушкиной – затесался где-то посередине, от того отношение ко мне слегка различалось. Не знаю, даже почему, потому что головастость мою не по годам признавали обе ветви.

У отцовской мамы, моей бабушки, была одна не очень меня радовавшая черта, она немного сюсюкала со мной, будто бы изливала свою нежность сверх обычной меры. Уже выросши до огромных размеров, я понял, почему: в 1966 году она потеряла сына (моего дядю), сгорел в пожаре, и переносила на меня то самое, что её опалило.

У маминой мамы, тоже бабушки, подобного отношения ко мне не было, она уже насмотрелась на кучу внуков и внучек до меня при ней выросших, поэтому появление в этой нескончаемой череде ещё одного внука ни особой радости, ни особой печали ей вовсе не добавляло. Мне кажется, она просто уже слегка прифигевала от такого количества (12 всего) внучья, которое, когда все приезжали одновременно, превращало её уютный деревенский дом в Содом и Гоморру.

А, надо сказать, приезжать все норовили как раз одновременно, поскольку лето, фрукты-овощи, искупаться, в лес по грибы сходить, ну и в саду-огороде размяться ближе к осени, да на зиму всяких банок заготовить с соленьями, да вареньями. Методом тыка бабушка определяла одного из внуков или внучек с утра, брала его с собой в магазин, оба ехали на велосипедах, обратно же «ехали» пешком, везя нагруженные сумками с едой велосипеды-ослы, ехать на таких было невозможно, орава родителей с их отпрысками сжирала в день килограмм по 20 всякой всячины.

Днём все как-то разбредались по своим делам, внучьё шарилось на великах по деревне, взрослые – кто во что горазд, кто на пруд купаться, кто по дому что-то делал, кто в саду лежал под кустом и крыжовник грыз, кто по соседям к друзьям отправлялся (выросли же вместе). А вот вечером все собирались, чтобы пить чай.

Действо это было священное, все очень его любили. Чай пили на веранде, она была застеклена, но окна открывались, если было жарко, в центре – огромный стол, по краям две скамьи и несколько стульев. У стены стоял самовар, самый настоящий, его топить разрешалось лишь старшему брату моей мамы, он делал это мастерски, поскольку был вообще рукастый такой.

Днём показывал всей детворе, как надо правильно самоварно щепить. Брал берёзовое поленце, взвешивал его в руке, показывал нам, что, если есть отростки сучьев по бокам, то будут мешать, поэтому поленце выбиралось ровное и гладкое. Затем он рубил это поленце лёгкими ударами топора на тонкие клинышки, обязательно собирал кору, говоря, в этой белой, сухой берёзовой кожице легче всего зачинается огонь. Всё это складывал в ведёрко, оно тоже называлось самоварным.

Вот примерно за час до наступления, собственно, самого стола с вареньями, печеньями, мёдом и кусковым сахаром, дядя начинал топить самовар. Бросал в трубу берёзовые стружки, запаливал их, затем аккуратно клал внутрь берёзовые палочки. Закрывал крышечкой, давал разгореться, затем брал сапог, ну, далее все и так знают. Все внуки по очереди хреначили этим сапогом, нагоняя ветру до углей.

Самовар затем ставился к стенке, женщины накрывали на стол, мы суетились под ногами, ну и садились, наконец. Надо сказать, что в те годы продавался кусковый сахар, который на нашем чаепитии играл важную роль. Продавались по него и специальные щипчики, чтобы колоть этот самый сахар. Вот все и хлебали затем чай из блюдечек с этим сахаром. Я – тоже, но меня процесс не очень устраивал, потому что я искренне, как городской, не понимал, а что здесь прикольного-то? Проще сахар растворить, да пить чай сладким.

Ну и однажды, в порыве детского откровения поделился со всеми присутствующими, что чай надо пить не так вовсе. За столом воцарилась тишина, все смотрели на меня, смелого до жути, учащего всех жизни. Я же взял кусочек сахара, опустил его себе в чашку и ложкой начал мешать, мешал пока он не растворился. Затем важно сказал: «Вот так надо!». Все засмеялись.

С тех пор любое подобное чаепитие не обходилось без беззлобного, но едкого такого деревенского вышучивания на тему, как правильно пить чай. Блин, даже годы спустя. На меня при этом не смотрели, но все тут же хихикали. Я уже и краснел, и бледнел, и убегал, и плакал даже, ничего не помогало. Все всё прекрасно помнили, даже мои братья с сёстрами нет-нет, да и вспоминали, если приходилось к слову, как НАДО пить чай.

Впрочем, суть чаепития составляло, конечно, вовсе не это, а обсуждения с прихлёбыванием чая с тарелки да хрустом ломкого сахарку всех проблем на свете: начиная от роста или учёбы мелких, которые возились рядом, иногда умащиваясь под столом, ползая там, и заканчивая текущими политическими событиями. Спиртного не пили никогда. Моему бате, которому без выпивки было скучновато за таким столом, чаепития эти не нравились категорически, он с них предпочитал сваливать куда-нибудь. Обычно к своим родителям, к своим братьям. Ну а все остальные – пивали жидкость из чайничка и самовара с видимым удовольствием.

Пили часами. Пили с бубликами и баранками. Пили под варенье и мёд. Под сгущённое молоко и с молоком топлёным. Пили под булочки и вареники. Пили даже под хлеб с маслом. Напивались этим чаем просто вусмерть, самовара по три-четыре, еле вставали из-за стола. Но напившись до одури всё же не расходились, а, убрав посуду играли в карты. Тоже допоздна. Иногда даже распихивали внуков и внучек по кроватям, а сами снова садились.

Однажды, когда бабушка пекла в печке очередные булочки, а я сидел рядом, за окном был дождик, все куда-то свалили, а меня заставили на лето читать какую-то книгу вслух, вот и посадили рядом с бабушкой, мол, ей читай, мне это дело надоело, я её спросил, мол, ба, а почему в деревне сахар кусками, а у нас в городе россыпью? Она усмехнулась, сказала мне, дык, сахар всегда только кусковым был, его даже так и не называли, а только сахар, да сахар.

Я говорю, а потом? Она говорит, а потом его стали на заводах мельницами дробить и в пакетики сыпать, ты же видел надписи на пакетах «Сахар-песок»? Я говорю, да, видел. Он говорит, а почему слово «песок» добавляют – не понимал? Я говорю, неа. Она говорит, вот поэтому самому, чтобы отличить сам сахар от его же, но в размолотом виде, я, когда сама маленькая была, сахара-песка отродясь и не видела, только куски или глыбы, мы их «сахарными головами» называли. Это только недавно его стали молоть, как зерно, зачем только?

Я спрашиваю, а как это молоть? Бабушка вытащила из-за печки медные ступу, пестик, на говорит. Смотри: кладём туда куски сахара и пестиком по ним бьём. И так до тех пор, пока все куски в пыль не превратятся. Ну и даёт мне. Я это дело истолок, восхитившись увлекательным процессом, облизав затем низ пестика, а бабушка всю пудру сахарную на булочки и засыпала. Схитрила, значит, а заодно и научила чему-то.

Села рядом, говорит, теперь ты знаешь, почему мы чай вприкуску пьём, почему так нравится нам. С детства ведь привыкли. А вот ты в городе своём привык сахар в чай ложкой бросать, так? Я говорю, ну да. Она говорит – а это уже ТВОЁ детство такое, немного иное. Ты, говорит, когда фильмы будешь смотреть по старые времена, до тебя которые были, обращай на это внимание, сам увидишь, не было тогда никакого песка, прости Господи, даже слово-то какое невкусное, были только сладкие кусочки.

Я говорю, ба, а почему вы, кроме чая ничего больше не пьёте? Она говорит, а вкусный он. Раньше мы пили другие чаи: из трав, корешков, да листьев из огорода. Раньше чаёв было больше, всех даже и не упомнишь, сами его делали, растения собирали и на чердаке сушили: пойдёшь туда, возьмёшь охапочку того, другого, вот тебе и чай. Ещё мы ягоды туда добавляли, очень вкусно было. Ну а сейчас проще его в магазине купить, да заварить. Так, иногда лепесток какой сушёный добавишь по старой памяти, чтобы вкус вспомнить, да и только. Мяты вот, или ещё чего.

Потом посмотрела она на меня долго, ладно, говорит, иди гуляй, дождик уже кончился. Приходи через часок, булочками тебя побалую.

А я затем рос, смотрел фильмы, обращая внимание на то, как пьют чай в разные годы, заметил лишь, что с уходом поколения моих бабушек и дедушек на вечный покой исчез из продаж и кусковый сахар. Хотя, наверно, где-то он ещё и есть, пьют, наверно, где-то чай и из блюдечек.