Крестьянство и революция. Декрет о земле.

Окончание. Начало тут:

Крестьянство и революция. Столыпин и его "кампф"

Крестьянство и революция. Размер булки и сила хруста.

Крестьянство и революция. Вводная часть.

Декрет о земле, как не  странно это слышать, был компромиссной компиляцией нескольких аграрных проектов, что и предопределило его  крайне скромные практические результаты, о которых все знают, но очень мало говорят.

Однако до Декрета о земле был крайне неожиданный результат столыпинских реформ. 

В основном он описан в прошлой заметке, однако есть нюансы:

Основное содержание столыпинской аграрной реформы заключалось в разрешении крестьянам выхода из общины, в проведении землеустройства для ликвидации чересполосицы, «насаждении» частной крестьянской земельной собственности путем предоставления крестьянам льготного государственного ипотечного кредита через Крестьянский поземельный банк, переселении крестьян при поддержке государства на окраины империи.

Однако с собственность на землю всё было не так просто.

В указе не случайно употребляется термин «личная собственность», а не «частная собственность», так как крестьяне могли продать свои наделы лишь лицам, приписанным к какому-либо сельскому обществу, которые могли купить не более шести полных наделов (т.е. шести норм для душ мужского пола). По Столыпину надельная земля не может быть отчуждена лицу иного сословия; надельная земля не может быть заложена иначе, как в Крестьянский банк; она не может быть продана за личные долги, она не может быть завещана иначе как по обычаю.

По мнению В.П. Данилова, столыпинская реформа была направлена на сохранение помещичьего землевладения и расчистку крестьянских земель от «слабых» для «сильных». При этом » десятки и сотни тысяч обездоленных выбрасывались из деревни в город, который не мог их принять, или отправлялись столыпинскими переселенцами в далекие края, где слишком многие оказывались еще в худшем положении, возвращались «обратниками» вконец разоренными и отчаявшимися»

«К 1915 г. из общины вышло 3084 тыс. дворов (32,5% к числу общинников) по данным на 1905 г., а с учетом продолжавшегося дробления хозяйств — 26%» (История России от древнейших времен до начала XX в. 2001, 153). Но если число выходцев из общин по официальным данным было велико в новороссийских губерниях (до 60%), на территории правобережной Украины (до половины) и в ряде центральных губерний (Самарской (49%), Курской (44%), Орловской (39%), Московской (31%), Саратовской (28%)), то в остальных губерниях черноземного центра вышло из общины около четверти дворов. По этим же данным в большинстве нечерноземных губерний доля «выделенцев» была небольшой (в среднем 10%), а в северных и приуральских губерниях она составляла всего четыре-шесть процентов. 

 Два миллиона личных собственников не обозначают собой разрушение общины в той мере, в какой это кажется с первого взгляда… преобладающим типом этих личных собственников оказывается чересполосник, “собственность” которого следует считать больше фразой, нежели реальным фактом» (писала «Речь» в 1911))

В ходе исследования Вольного экономического общества было установлено, что некоторые обладатели наследственных прав на землю воспользовались получением дополнительных полос при последующих переделах земли в их родной общине. .. Как сообщалось в обзоре Вольного экономического общества, крестьяне иногда оставались в неведении относительно того, что они стали собственниками своих наделов и — хотя это было незаконно — продолжали проводить переделы земли» 

Что касается хуторов, то они практически не прижились, хотя реформа делала ставку именно на них: «Невозможно оценить, сколько хуторов, созданных землеустроительными комиссиями и Крестьянским банком, остались не обустроенными к 1917 году. Однако же нет сомнений в том, что возникло гораздо меньше “подлинных” хуторов, нежели указывалось в официальных публикациях того времени. 

Это явление было признано в проведенном Вольным экономическим обществом исследовании общин после 1906 года; ответственный за Орловскую губернию, например, сообщил, что формирование хуторов на земле Крестьянского банка было “номинальным”, поскольку крестьяне полагали, что достаточно построить на укрепленной земле “хижину без окон”, чтобы считать исполненными все данные обещания о переселении. 

Другой корреспондент из той же губернии заметил, что хуторяне, воспользовавшиеся услугами Крестьянского поземельного банка, продолжали жить в своих крупных деревнях, держась за свои наделы и пася скот, как прежде. В статье в “Речи” о разверстании в Воронежской губернии дано следующее описание хуторов Крестьянского поземельного банка: “На некоторых дворах оборудованы, на других выстроены одни избы, на третьих одни дворовые постройки, на четвертых свезен материал или идет постройка, и, наконец, в большинстве случаев к переселению еще не приступали… 

 Хутора Крестьянского банка могли иметь не больше, чем “скверную” хижину и “намек” на будущие строения… Если некоторые “хутора” оставались неустроенными, то на других, где были сооружены постройки, хуторяне жили только несколько месяцев, в период летних полевых работ. В Петровском уезде Саратовской губернии крестьяне жили на хуторах в течение лета, но возвращались в родные деревни зимой, чтобы не замерзнуть, “как кроты”. В Орловской губернии местные крестьяне, которые купили хутора в Ливенском уезде, также не проявили большой склонности жить на них постоянно. Только на 160 хуторах из 600 хозяева жили круглый год”» 

Исследования А.В. Чаянова, проведенные в разных губерниях в период осуществления столыпинской реформы, показывают, что мотивацией русских крестьян были не всемерное повышение благосостояния семьи и уж тем более не обогащение, а удовлетворение ее минимальных потребностей, ее выживание, отсюда невосприимчивость русского крестьянина к перспективам, к которым его ориентировала реформа.

 Одним словом, реформа  не шла, во всяком случае она не шла, так как планировал её автор. Измеряемые результаты её выглядели следующим образом:

 

Альтернативные проекты аграрной реформы, как источники положений "Декрета о земле"

Гучков, лидер октябристов, высказал мнение о необходимости поднятия производительности земледелия, рекомендовал усилить регулирование мелкой аренды, преобразовать Крестьянский банк, обратить большее внимание на расселение и переселение, признать государственные и удельные земли фондом для наделения нуждающихся в земле крестьян, принять меры к разверстанию чересполосных крестьянских и помещичьих земель, а также допустить (в случаях государственной важности) отчуждение частновладельческих земель на справедливых условиях вознаграждения, устанавливаемых законодательной властью. 

Проект 42-х депутатов (кадетов) предлагал скупку помещичьих земель через Крестьянский банк или их принудительное отчуждение (особенно тех, которые сдавались в аренду или велись на полуфеодальных методах), но за “справедливое вознаграждение” с последующим наделением безземельных и малоземельных крестьян землей за выкуп (Не на правах собственности, а в пожизненное наследственное владение).

«Промежуточное» положение между кадетами и октябристами занимала сформировавшаяся в июле 1906 г. из «правых» кадетов и «левых» октябристов Партия мирного обновления. Партии мирного обновлении, в которой подчеркивалось, что она, с одной стороны, принадлежит к самым решительным противникам переустройства нашего экономического быта на основах социализма, так как считала невозможным установить какой-то особенный деревенский, полевой социализм при сохранении капиталистического строя для всех остальных видов собственности. 

Лидеры трудовой группы: (слева направо) А. Ф. Аладьин; И. В. Жилкин; С. В. Аникин  (весна 1906)

Трудовики предлагали свое решение: разделить помещичьи, монастырские, удельные, казённые и иные превышающие трудовую норму земли с передачей в общенародный земельный фонд. Землю нужно перераспределить между крестьянами по уравнительной трудовой стоимости. Земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает, но она должна затем постепенно переходить в общенародную собственность. Государство же вознаграждает владельцев отчуждаемой земли. Трудовики выступали против сохранения общины, но ратовали за вольные крестьянские товарищества. 

Внесенный несколько позже в Думу проект эсеров (33-х депутатов) вообще предлагал национализацию всей земли и передачу ее тем, кто ее обрабатывает на основе уравнительного землепользования по единой трудовой норме.

Все эти проекты были категорически отвергнуты правительством. Хотя в октябре 1905 г., когда угроза силового захвата помещичьих земель крестьянами представлялась правящим кругам реальной и страшной, сам царь и его окружение согласны были отдать половину помещичьих земель крестьянам, лишь бы сохранить другую половину. В подготовленном в Главном управлении землеустройства и земледелия под руководством его начальника Н.Н. Кутлера проекте закона предполагался принудительный выкуп около 25 млн. десятин помещичьих земель, пустовавших и сдававшихся в аренду (т.е. тех, где хозяйство велось полуфеодальными методами).

Конечно, 25 млн. десятин было мало, чтобы удовлетворить крестьянскую нужду в земле, но характерно, что в октябре 1905 г. правительство готово было идти на принудительное отчуждение помещичьих земель. А летом 1906 г., когда угроза крестьянской революции отступила, правительство категорически отказалось даже обсуждать кадетский проект закона, хотя он, видимо, мог бы стать основой для какого-то компромисса...

Единственной партией, не имевшей собственной аграрной программы была РСДРП, если не считать изданную в 1903 году в Женеве брошюру Ленина под названием «К деревенской бедноте. Объяснение для крестьян, чего хотят социал-демократы».

В ней он объясняет бедным крестьянам причины их бедности и как нужно с ней покончить: «Происходит это прежде всего от того, что громадная масса земли, а также фабрики, заводы, мастерские, машины, здания, пароходы — принадлежат в собственность небольшому числу богачей <…>Ленин указывает, что «крестьяне есть разные: одни бедствуют и голодают, другие богатеют. Стало быть, все больше становится таких богатых крестьян, которые тянут к помещикам, которые будут держать сторону богатых против рабочих» 

Он подчеркивает, что община (мир, общество) не есть союз, который нужен сельской бедноте, так как он объединяет крестьян как бедных, так и богатых, причем именно последние в нем главенствуют. Беднякам «нужен союз для борьбы с богатеями», а значит, «мирской союз» им не годится. Ленин объясняет, что богатый крестьянин не может быть союзником бедного так как «подобно помещикам богатые крестьяне тоже живут чужим трудом. Подобно помещикам, они богатеют потому, что разоряется и нищает масса крестьянства. Подобно помещикам, они стараются выжать как можно больше работы из своих батраков и заплатить им как можно меньше».

Социалистическое будущее сельского хозяйства и место в нем единоличного крестьянина Ленин видел следующим образом: «Когда рабочий класс победит всю буржуазию, тогда он отнимет землю у крупных хозяев, тогда он устроит на крупных экономиях товарищеское хозяйство, чтобы землю обрабатывали рабочие вместе, сообща, выбирая свободно доверенных людей в распорядители, имея всякие машины для облегчения труда, работая посменно не более восьми (а то и шести) часов в день каждый.

 Идеи этой брошюры  оказалась не так привлекательна для крестьян, как, например идеи  трудовиков и эсеров, поэтому Ильич в нужный момент просто и незамысловато позаимствовал  аграрную программу у политических конкурентов, естественно без указания авторства. 

Скажу сразу - никакого другого выхода у Ленина просто не было. Всё, что его правительство продекларировало в Декрете о земле, к Октябрю 1917  на селе уже фактически произошло. Однако:

"Социализация", то есть всеобщая конфискация земельной собственности и "уравнительное", (якобы) распределение земли между "трудящимися" была произведена крестьянами в явочном порядке еще весной 1918 и дала жалкие результаты, ибо перед революцией свыше 80% пахотных земель уже находилось в руках крестьянства. О результатах этой "социализации" имеется весьма компетентное свидетельство управляющего статистическим отделом Наркомзема (который руководил земельной революцией) Б. Н. Книповича:

"Между февралем и октябрем 1917 г. крестьянские выступления развертывались в тех же направлениях и формах, как в 1905–1907 гг., «однако масштабы и темпы событий, их организованность и сила возросли в огромной степени. Захваты помещичьих земель и разгромы усадеб начались в марте-апреле, местами (например, в Ранненбургском уезде Рязанской губернии) к началу полевых работ основная масса помещичьих имений была сметена. Фактическим захватом части помещичьих земель было прекращение выплаты крестьянами арендной платы, осуществленное и повсеместно» (Данилов 1996, 13).

"Поместья разграбили, инвентарь растащили по домам, машины и технику, что не увезти - раскрутили, поломали… - жаловался однопартийцам первый нарком земледелия - эсер Коллегаев,- эти машины могли бы всё село прокормить, а они их в огонь! Дикость! Варварство! Ни себе, ни людям! Разрушены и разграблены самые крупные и самые работоспособные латифундии, которые в хороший год давали четыре пятых зерна в губернии. Сначала отобрали и поделили землю у помещиков, потом дошли до зажиточных и даже до середняков, и всё равно крестьянские наделы увеличились лишь на понюшку - где на две, а где и только на 0.2 десятины…-И вот весна. Пахать нечем и не на чем. Семенной фонд отсутствует… Товарищи! Уже осенью будет голод!!... Что делать? "

"Громадное количество земель, разделенных между многомиллионной массой крестьянства, дало ничтожные результаты. Специальная анкета Центрального Отдела Землеустройства позволила установить, что увеличение площади на едока выразится в ничтожных величинах: десятых и даже сотых десятин на душу. В громадном большинстве губерний увеличение это не превышало полудесятины; лишь в немногих оно достигло одной десятины.

Таким образом, положительные итоги раздела для малоземельных и безземельных слоев крестьянства были ничтожны. Отрицательные же были чрезвычайно ощутительны. Крупные земледельческие хозяйства, дававшие высокие урожаи, представлявшие собой большую ценность, снабжавшие рынок большим количеством продуктов, были "разорваны на части", были уничтожены. Исторически это было неизбежно. Иной лозунг не мог бы иметь успеха среди крестьянства" (Б. Н. Книпович: "Очерк деятельности Народного Комиссариата Земледелия за три года (1917-1920)". Москва, Госиздат, 1920, с. 9.).

Введение передела «на уравнительно-трудовом принципе по едокам», по данным Наркомзема на 1 ноября 1918 года, в результате отчуждения всех помещичьих и монастырских земель дало «на одного едока в среднем ничтожную долю земли, выражающуюся в десятых и сотых долях десятины», – писал наркомзем Середа

Конфискованная помещичья земля, таким образом, не пошла на укрепление крестьянской собственности и даже не явилась в целом фондом для создания новых хозяйств для безземельного или малоземельного крестьянства, а была прирезана к общинным землям, в том числе и там, где община уже распалась или распадалась.

Интереснейшие материалы по этому вопросу из архива Курской области приводит Е. А. Луцкий, у которого мы их частично и заимствовали. См. «Вопросы истории» № 9, 1956 г

Крестьянин Новодеревенской волости Курской губернии В. Д. Мухин купил через Крестьянский поземельный банк в 1913 году у помещика 32 десятины земли и завел отрубное хозяйство на хуторе Черная Грязь[8]. Семья Мухина состояла из 7 душ, и к 1917 году у Мухина было 9 лошадей, 3 дойных коровы и 4 нетели. Во время войны Мухин нанимал одного работника, так как старший сын воевал на фронте. Хозяйство, уже сильное, продолжало расти и становилось все более и более товарным. Мухин арендовал у помещика еще 16 десятин. Несмотря на войну, хозяйство велось передовыми методами, и к 1917 году Мухин имел культиватор, молотилку, сеялку, косилку, 8 плугов и другие машины.

Весь этот удивительно быстрый рост хозяйства и огромный труд, вложенный Мухиным и его семьей, был уничтожен в 1918 году. Земля у Мухина была отобрана, и он был загнан обратно в общину. В порядке уравнительной нормы по едокам, он получил на 7 душ 9 десятин передельной земли. Весь его инвентарь стал, естественно, мертвым.

В связи с тем, что семья Мухина уменьшилась до 5 душ (видимо, старшие сыновья погибли на фронте), в следующем 1919 году Мухину было выделено всего лишь 6,5 десятин. Кроме того, комбед отобрал у него большую часть скота. К началу нэпа у Мухина осталось лишь 2 лошади, 2 коровы и 1 нетель. Мертвый инвентарь продолжал стоять. Никакой возможности снова поднять хозяйство, при ежегодном переделе земель в общине и поравнении земель между волостями и селениями, у Мухина, конечно, не было.

По словам  Молотова, делавшего доклад об аграрной политике на 15 съезде партии, настолько нищи, что даже содержания лошади в них экономически неоправданно.

Действительно, невозможно не отметить активизацию деятельности общины в эпоху «военного коммунизма». По итогам аграрной революции, по данным В.П. Данилова, в Тамбовской губернии земельная обеспеченность бедняцких хозяйств (стоимость средств производства до 200 р.) по сравнению с дореволюционным временем к 1924 г. возросла на 30 %, середняцких (стоимость средств производства от 201 до 800 р.) возросла на 12,8%, зажиточных (стоимость средств производства от 800 до 1400 р.) уменьшилась на 5%, кулацких (стоимость средств производства свыше 1400 р.) – уменьшилась на 45%. Деревня осереднячилась за счет уменьшения количества бедняцких и кулацких, в меньшей степени зажиточных хозяйств. Прежде всего, увеличилась земельная обеспеченность мелкопосевных крестьянских хозяйств.

"Хотя сельское хозяйство в целом и перевалило через довоенный уровень, валовая продукция его главной отрасли — зернового хозяйства — составляла лишь 91 процент довоенного уровня, а товарная часть зерновой продукции, продаваемая на сторону для снабжения городов, едва доходила до 37 процентов довоенного уровня, причем все данные говорили о том, что есть опасность дальнейшего падения товарной продукции зерна

Это означало, что дробление крупных товарных хозяйств в деревне на мелкие хозяйства, а мелких на мельчавшие, начавшееся в 1918 году, все еще продолжается, что мелкое и мельчайшее крестьянское хозяйство становится полунатуральным хозяйством, способным дать лишь минимум товарного зерна… Не подлежало сомнению, что при таком состоянии зернового хозяйства армия и города СССР должны были очутиться перед лицом хронического голода." А это Сталин " пишет в "Кратком курсе истории ВКП(б). 

В. Г. Короленко, много лет проживший в деревне, бывавший в начале 1890-х годах в других голодавших районах и организовываший там столовые для голодающих и раздачу продовольственных ссуд оставил очень характерые свидетельства государственных служащих о царском времени: «Вы свежий человек, натыкаетесь на деревню с десятками тифозных больных, видите как больная мать склоняется над колыбелью больного ребенка, чтобы покормить его, теряет сознание и лежит над ним, а помочь некому, потому что муж на полу бормочет в бессвязном бреду. И вы приходите в ужас. А «старый служака» привык. Он уже пережил это, он уже ужаснулся двадцать лет назад, переболел, перекипел, успокоился... Тиф? Да ведь это у нас всегда! Лебеда? Да у нас этой каждый год!..».

Так вот этого самый Короленко летом 1921 г., незадолго до смерти, избрали почетным председателем Всероссийского комитета помощи голодающим, и он написал Горькому, что «у нас голод не стихийный, а искусственный». Он успел не только ощутить себя в новой системе ценностей, но и высказать свое к ней отношение – к ярости Ленина, кстати...

То есть Декрет о Земле, отдав крестьянам вожделенную землю, так и не решил главную проблему - проблему насыщения рынка товарным зерном.  Огромная крестьянская страна не могла прокормить сама себя. Мелкоземелье производителей хлеба делала экономически невыгодным использование техники. Поэтому следующий шаг новой власти был предопределён:

9 мая 1918 г. декретом ВЦИК «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Декрет требовал от каждого крестьянина отдать хлеб государственным органам «сверх количества, необходимого для обсеменения полей и личного потребления по установленным нормам до нового урожая». Этим было положено начало тем обыскам в амбарах, которые нескончаемой чередой охватили всю эпоху военного коммунизма и стали его главной приметой.

Про коллективизацию писать не буду. Материала много, даже слишком много - на книгу хватит, однако эта не та тема, где ищут истину. Эта тема, где ищут своих и топчут чужих. Скажу только, что все решения, которые были предприняты и которые Сталин потом назовет самыми трудными, были приняты под давлением объективных обстоятельств, на которое наложилось эхо гражданской войны с её братоубийственной жестокостью. Но следующий - заключительный пост на агротему будет очень личным и уже про настоящее.