Демолиция

ДЕМОЛИЦИЯ и, ж. démolition f. един. Разрушение, сломка.

Несмотря на зимние шторма и непрерывный дождь, иногда всё-таки не спится, хотя в дождь спать так хорошо. Результатом того есть рой всяких ненужных размышлений.  Зачем нам этот мир и почему. Нет, не про смысл жизни. А более вещественно.

Вот откуда взялся этот мир, каким мы его видим. Для начала евреи придумали Бога. Бог в ответ тихо засмеялся и запретил им создавать что-либо вообще. Творить. И с тех пор ими ничего не было создано и не могло быть создано с их стороны. Со стороны Бога такой шаг вполне логичен - зачем создавать что-нибудь ещё  - тому, кто создал главное. Дальше, как это часто бывает, всё пошло не совсем по плану.

Бог оставил евреям энергию. Тоже несколько иронично. А что такое энергия при запрете создавать? Это злоба на несправедливость Бога и разрушение. Что есть творение без любви - это тот мир, про который мы и будем говорить. Наш мир и создан таким - мир войн, эпидемий, концлагерей и, конечно, денег. Собственно, всё остальное в этом мире есть производное денег. Деньги есть первоначало для тех, кто пришёл в мир сначала считать, а уже потом жить, а, значит, если первое это считать, то и обсчитывать, конечно, потому что злоба-то никуда не исчезла.

Но была создана и любовь как нечто главное. Она была создана наряду с человеком. Это то, чего никак не предусмотрели евреи, что может выйти вот такая вот неожиданность со стороны Бога. Она была, кстати, только первой. А второй неожиданностью оказалось то, что любовь никак нельзя отменить. Потому что и законы его, и сам Бог оказались сильнее, чем самые неожиданные и затейливые смыслы. Он таким и задумывался. В таких случаях говорят - поздняк метаться. Маху дали слегка евреи. Но кто же знал!

Мало того, Бог оказался первичен и по отношению к самим своим изобретателям. Он, будучи выдуманным какими-то посторонними евреями, которые вообще непонятно откуда и что за публика,  всё равно оказался первым совершенно к любому всему, и уж конечно по отношению к евреям.

Никуда не исчезнувшая энергия всё-таки подвигла евреев строить мир, каким они его видят своим теперь уже усечённым зрением. Им казалось даже, что у них что-то там получается. Но, когда выдумывать и творить ничего нельзя, просто не дано, то вышел мир, каким я его и назвал - войн, эпидемий и наличных денег. Слабо соответствующий человеку, но сильно соответствующий слабой его мысли.

Счётное понятие денег плохо соответствует человеку и его главному правилу - любовь посчитать нельзя. Детей, творения любви, посчитать можно, как деньги или алименты на детей и на глупых и жадных жён, если то понадобится, но вместо этого детей почему-то просто любят и не считают сколько любят.  А глупых жён - ну, тут лучше промолчать. Самое интересное, что это последнее занятие  - любить детей - люди не просто предпочитают, а считают самым для себя важным.

Нельзя посчитать красоту любимой девушки. Она выражена по-другому, чем наука и счёт.

Дружбу тоже нельзя посчитать. Сколько её? Я вот не знаю. Но  ведь это из мира человека, не так ли? О, да, разумеется! Но только сколько её - неизвестно. С кривой улыбкой можно сказать разве что банальность в данном случае - дружба или есть, или её нет.

Дружба и любовь из мира созданного Богом человека, но мы почему-то, зная о нем, о мире самого человека, тем не менее остаёмся в том мире, который я назвал миром войн, эпидемий и концлагерей. Насквозь выдуманном мире. Бог, позволив выдумать себя, не позволил выдумать больше ничего.

Один мент, Андрей Кивинов, высокий такой человек, худой, глядящий несколько исподлобья, в каком-то из своих интервью (а их у него мало) говорил про свою работу, когда он работал ментом "Да, было трудно. Особенно в то всем хорошо известное время, это было в конце 80-х, начале 90-х. Так уж вышло, что лучшие мои годы я отдал ментовскому делу.  Но я не жалею. Нет, знаете, совсем не жалею. Потому что... ну, ведь для справедливости же всё это было!".

Справедливость тоже нельзя посчитать. Сколько её? Знаю, хорошо, когда её много. А когда ещё больше, то ещё лучше. Но сколько это в конкретном выражении конкретного мира войн и тд? Наверное, столько, сколько денег, потому ничего другого в мире войн нету.

Другой мент говорил немного по-другому. "Работайте, братья". Коротко так сказал. "Работайте, не бойтесь".

В этом хорошо известном всем случае можно посчитать его жизнь - она сразу кончилась после этих слов. Измерить жизнь. Она вот была от сих и до сих. Известно когда началась и когда кончилась. А правду в его словах - измерить можно ли? Сколько её?

Благодарность. Тоже какая-то неловкая для понятия вещь. Наверное, в силу своей интимности. И потому человек всегда немного неуклюж в выражении этой самой благодарности. Потому что неизвестно, сколько и как отблагодарить. Надо заметить, что в западном мире благодарность чаще подвергается метричности, чем где-нибудь в России.

Там (то есть, на самом деле  здесь, я про Запад говорю) всегда чётко и точно можно сказать - вот такая благодарность уместна. А вот такая ни к чему. Подарок здесь подойдёт вот такой - а другой будет слишком. Или мал, или велик. Или просто не стоит себе морочить голову.

У России же, как известно, широкая душа, которая может вместить всё - а где широко в душе, там подчиняются не уместности, а чувству, к которому ещё не изобрели линейку.

Впрочем, иногда метричность даёт сбои по не зависящим от благодарного западного человека причинам.

Помню, как-то я играл. Дело было по службе, на Вербное Воскресенье. Весенний праздник - и сам день был очень хороший, солнечный и тёплый. Уместно было прозвучать чем-то мажорным, хотя эти слова отдают банальностью. Может быть и даже скорее всего.

Я закончил игру. Почему-то задержался, собираясь. На выходе зашёл в администраторскую попрощаться, сказать спасибо, ну, как это обычно бывает после рабочего дня. Возле самого выхода на меня надвинулся какой-то широкоплечий атлетического вида мужчина. Лет ему было около 40 или, может, меньше. Я  никогда его раньше не видел.

"Путенский выкормыш!" - мелькнуло у меня в голове . "Вот оно! Засада!". "Наверное, сейчас будет бить. Выследили!" успел я подумать. И вдруг я увидел, что он плачет.

Всё во мне сменилось недоумением. "Подождите. Что-то случилось? Вы расстроены?".

Он в первую секунду промолчал, а потом сказал "Ты знаешь... я редко плАчу... а сегодня заплакал. Ты очень хорошо играл. Спасибо тебе".

Он был благодарен. Если взглянуть со стороны мира войн, эпидемий и концлагерей, а также наличной прибыли, то всё, конечно, выглядит странно. Огромный мужик атлетической наружности оказывается на самом деле вовсе никаким не выкормышем и не разбойником, которому с такой-то внешностью кошельки в подворотнях отбирать, а  самым обыкновенным человеком, просто большим, и стоит перед ним какой-то на голову ниже дядя. И почему-то этот большой дядя плачет и благодарит дядю небольшого за что-то, и никакой угрозы нигде нет, да и быть не может, как-то это сразу становится понятно, а дядя небольшой стоит как дурак и не знает чего сказать, и уйти ему явно неловко. Почему-то.

Потому что, как я уже сказал, благодарность штука немного странная, несуразная, и чего с ней делать ни черта не понятно. Она сама по себе такая вещь, что ни в какие ворота не лезет с точки зрения чего-то привычного, особенно вот так вот, как в описываемой ситуации. А уж промерять её - так это отстаньте.

***

Шторм не утихает. Теперь со снегом...

Всем всего хорошего!