Мургабский отряд и Кушкинский бой.

(По записям участника).

18-го марта 1910 года исполнится 25 лет со дня Кушкинского боя, в котором наш отряд, названный Мургабским, и состоявший из двух батальонов, 4-х орудий (вьючных), 3-х сотен казаков Кавказского полка и сотни Мервской милиции, разбил афганский отряд численностью до 5 тыс. человек с кавалерией и артиллерией.

После присоединения Мервского оазиса в 1884 году, кочевое население и земля, принадлежавшая Мервскому хану, отошли к России; но точных границ этих земель никто не знал, и они только приблизительно, по рассказам кочующих племен, определялись пунктами: Меручак, Кала и Васчи, Тарашек, Чунгурек, Кара-Тепе, Акрабат, Кунгрюели и Зюльфагар.

Границы эти оспаривались афганцами, и последние, пользуясь малочисленностью наших постов, отодвигали их, захватывая земли, принадлежащие кочевникам Мервского оазиса. Особенно энергичное движение афганцев было по долине pp. Кушка и Мургаба. В начале января 1885 года афганцами заняты уже были Айман-Джар и Сары-Язы. Наши разъезды, посланные начальником Мервского уезда, не могли уже проникнуть дальше Сары-Язы; а на подкрепление афганских передовых постов ожидалось еще 400 чел. всадников, с прибытием которых афганцы  предполагали занять Имам-Баба и, двигаясь, ближе к Иолотану, всеми средствами отстаивать занятую территорию.

В защиту наших интересов, до окончания переговоров по определению пограничной линии, было сделано распоряжение усилить наши передовые посты назначением отряда из трёх родов оружия.

Для приведения этого распоряжения в исполнение начальник области, генерал-лейтенант Комаров, 14-го января 1885 года в 10 ч. утра собрал военный совет, состоявший из командиров 3-го и 6-го стрелковых батальонов, командира горной батареи, областного интенданта и подполковника генерального штаба Закржевского, для обсуждения вопроса о передвижении отряда до Мерва и дальше до р. Кушки.

В заседании этого совета был выработан маршрут, определены подъемные средства, и установлены продовольственные пункты.

Отряд составлен был из сводного батальона — двух рот 3-го и двух рот 6-го батальонов, 4-хъ горных орудий (бронзовых), но с прибытием в Мерв к отряду должны были присоединиться казаки Кавказского полка в числе 2-хъ сотен.

Отрядом командовать был назначен командир 3-го Закаспийского стрелкового батальона полковник Никшич.

При отряде, в качестве начальника штаба, был назначен офицер для поручений генерального штаба капитан Прасалов.

22-го января отряд этот выступил уже из Ашхабада на Мерв. Переходы были усиленные. 30-ти верстный переход считался нормальным, а были переходы и в 56 вёрст (от Душака до Кары бента). Отборные люди от двух батальонов переходы эти делали легко, отсталых почти не было, за исключением случайно заболевших от разных причин во время похода и то на короткое время. Марш сильно задерживал верблюжий транспорт. При выступлении отряда с ночлега обоз приходилось отправлять вперёд на час и два раньше. Отряд скоро обгонял этот обоз и на привале вновь пропускал его вперед, и по приходе на ночлег отряду приходилось иногда очень долго ожидать прибытия обоза.

4-го февраля отряд прибыл в Мерв и стал биваком против крепости на левом берегу Мургаба. 7-го февраля отряд должен был двинуться вперед, но ввиду того, что намеченный к занятию пункт при слиянии Кушки с Мургабом был занят  значительным афганским отрядом, было решено присоединить к отряду еще и 3-й Туркестанский линейный батальон, стоявший в Мерве. 11-го февраля отряд, в прежнем составе, двинулся вперед, а 3-й Туркестанский батальон, собравшись, должен был выступить отдельным эшелоном после.

От Мерва до Имам-Баба переходы были короче и не так утомительны, как по однообразным пустынным такырам и пескам до Мерва. Дорога пролегала по орошенной и культурной долине Мургаба. Всюду встречались большие и полные водой арыки озера, камыши, заросли гребенчука по низинам вдоль берегов реки и большие рощи деревьев. Недостатка в воде уже не было; отряд шел весело, и песни не умолкали.

У озера Кара-Су, на ночлеге, люди отряда позабавились рыбной ловлей, но забава эта чуть не стоила жизни сотни людей.

Рыба в озере и в канавах оказалась ядовитой, и при появлении первых признаков отравления вся рыба была выброшена. Отравившиеся отделались лишь рвотой, резью в желудке и головокружением. Пострадал также и начальник отряда, пожелавший полакомиться свежей рыбкой и многие офицеры.

В Имам-Баба отряд прибыл только 17-го февраля; через несколько дней туда же прибыль и 3-й Туркестанский линейный батальон.

В Имам-баба отряду пришлось стоять довольно долго, и ждали пока наш авангард, состоявший из казаков и милиции оттеснит афганские посты до Кушки.

Благодаря долгой стоянке в Имам-Баба, бивак отряда принял вид постоянного лагеря. С первых же дней по прибытии отряда в Имам-Баба приступили к благоустройству лагеря. Обилие жжёных кирпичей у развалин мечети дало возможность устроить очаги, пекарню и даже дорожки на передней линейке, между палатками и до кухни с хлебопекарней. Из этого кирпича строились и небольшие помещения для офицеров. В самой мечети был устроен продовольственный складъ.

6-го марта отряд отдельными эшелонами двинулся снова вперед и 8-го марта стали биваком в Аймак-Джаре.

Простояв три дня, отряд снова двинулся вперед. Погода испортилась, пошел мелкий дождь с холодным ветром; туман застилал окрестность; все промокли. Пройдя вёрст 12, остановились биваком на грязной пахотной земле. Дождь лил не переставая; люди почти не спали всю ночь, продрогнув в мокрых  шинелях от холода и ветра. Дождавшись рассвета, двинулись дальше. Отряд почти бежал, желая согреться, но ввиду медленного отступления афганских постов отряду приходилось часто и долго останавливаться на привалах, и согревшиеся на походе люди снова начинали дрогнуть.

Перед выступлением с ночлега людям отряда была разъяснена возможность столкновения с афганцами, и отдано было приказание, чтобы без особого распоряжения начальника отряда огня ни в каком случае не открывать. Это распоряжение приподняло дух отряда. Чувствовалась близость неприятеля. Частые остановки на привалах, в ожидании донесений от разъездов, волновали людей. Люди отряда, как во время движения, так и на остановках взбегали на песчаные холмы и всматривались вдаль, с целью разглядеть противника; густой туман мешал их намерению, и дальше 200—300 шагов ничего нельзя было видеть.

Пройдя песчаные холмы, отряд повернул к Мургабу влево, где предполагался ночлег. По ту сторону Мургаба в тумане обрисовывались возвышенности; впереди тоже виднелись силуэты холмов и движение, каких то войск; говорили, что это позиция противника; все всматривались внимательно, и в этих тенях одни узнавали палатки лагеря, другие принимали их за окопы, но дождь и туман, застилая окрестность, мешали наблюдениям.

Отряд, остановившись, разбил палатки, в общем, каре; обозы в середине. К ночи цепь сторожевых постов была усилена. Правый фланг сторожевого охранения достигал песков, а левый упирался в берег Мургаба. Курган Кизил-Тепе входил в линию наших застав.

Утром 13-го марта дождь продолжал идти; обсохнуть не было возможности, только, благодаря обилию дров, зажжены были костры, около которых люди сушили свое мокрое облачение. По временам, когда дождь утихал, и туман рассеивался все выходили из палаток и осматривали окрестность. Впереди бивака на холмах видна была афганская позиция и войска их, по-видимому, были готовы дать отпор нашему дальнейшему наступлению. Кавалерия их стояла на левом фланге позиции и ясно была видна даже невооруженному глазу. Пехота рыла окопы. Сторожевые посты их стояли от наших постов шагах в 800. Лагерь их был разбит на возвышенности в углу между слиянием Кушки и Мургаба. Лагерные палатки представляли из себя двускатные шатры разных размеров и разбросаны были по всему плато  возвышенности. Моста через реку Кушку с бивака не было видно, но направление на него было известно по рассказам возвратившихся со сторожевой службы людей. К востоку от афганского лагеря был виден отдельный большой курган, значительно выше холмов, занятых афганским лагерем, на нем также были видны палатки и окопы, очевидно для артиллерии, так как обстрел с этого кургана был превосходный. Курган этот назывался Ак-Тепе. Влево от нашего бивака, по ту сторону Мургаба, на возвышенности расположилась афганская наблюдательная застава.

В этот же день были посланы офицеры для переговоров с афганцами, чтобы последние очистили от своих войск левый берег Кушки. Переговоры эти ничем не кончились, и афганцы еще усиленней стали окапываться на занятых позициях.

На другой день был сделан опыт переправы людей па плотах из водоносных баклаг. Солдаты несколько раз переправлялись на ту сторону для сбора сухого валежника на дрова. 15-го марта на этих плотах переправилась целая рота, под общим начальством генерального штаба капитана Прасалова, для рекогносцировки местности.

Афганские посты, увидев это, забили тревогу, и вскоре против нашей одной роты было выставлено афганцами около трех рот с одним орудием. Но это ничуть не смутило капитана Прасалова, и он, делая, что ему нужно, подошел почти вплотную к афганцам. Афганцы, как и всегда при близкой встрече с нашими разъездами, старались запугать их чем только можно было, но потом под благовидным предлогом отступали первыми, но тут случилось наоборот. Афганская пехота стала принимать какой-то необычайный строй, а пушкари забегали вокруг своей пушки, но капитан Прасалов, не обращая на это внимания, пошел прямо к ним с офицерами, предварительно остановив роту. После довольно бурных переговоров с афганцами в их рядах, капитан Прасалов, не желая неуместной стычки, под напором рассвирепевших афганцев, отошел к роте и, продолжая разведку, возвратился на переправу.

Бивак наш, свернутый в тесное каре, представлял из себя, издали небольшой квадратик по сравнению с широко раскинутым афганским лагерем, и никак нельзя было предположить, что он может вмещать в себе 2 батал. пехоты при 4-х орудиях. 

Отступление роты и мизерный вид лагеря подняли воинственный дух афганцев, и они стали смелее. Не взирая на присутствие нашего поста у переправы, на правом берегу Мургаба, афганские наблюдательные разъезды подвинулись к самой переправе и на окрик нашего часового, с той стороны, не подходить близко, афганцы с развязностью отвечали, что они посланы узнать, на чем русские переправляются через Мургаб.

Рекогносцировка, сделанная капитаном Прасаловым за Мургабом, очевидно, заставила афганцев задуматься над этим, и они усилили оборону правого берега, переведя туда часть войск с левого берега.

Таким образом, рекогносцировка эта приняла вид демонстрации.

16-го марта, генерал Комаров вновь послал к афганцам подполковника Закжевского с другими офицерами, с требованием очистить левый берег Кушки и высоты за Мургабом на линии нашего лагеря от наблюдательных заставь, дав им время на размышление.

17-го марта утром в воскресенье была отслужена обедня. Молитвенные слова, произносимые священником отцом Гачичеладзе, ясно были слышны даже в последних рядах отряда.

Тишина, коленопреклонение и глубокие вздохи показывали благоговейное настроение молящихся, не слыхавших почти два месяца слова Божия. Заброшенная в далекие степи горсточка людей, без всякой поддержки, перед лицом значительных сил противника, отлично понимала свое положение и при столкновении с противником могла только надеяться на себя и на помощь Божию. Вот этой-то помощи, молящиеся и просили у Бога, вспоминая и оставшихся, далеко на родине, дорогих сердцу родных.

После обеда генерал Комаров послал в афганский отряд снова своих офицеров за ответом на вчерашнее предложение очистить левый берег Кушки. Офицеры вернулись, а афганцы с большей энергией принялись рыть окопы, укрепляя свою позицию.

Погода не изменялась к лучшему, Докучливый мелкий дождь с ветром и туман портили в людях все настроение. Казалось, и конца не будет этим сырым и непроглядным дням; а тут ко всему этому распространился слух через местных жителей, что англичане ездят по аулам и нанимают жителей учувствовать в нападении на русский отряд и что жители окончательный ответ обещались дать 18-го марта после полудня. 

Но в 7 часов вечера того же дня была дана диспозиция отряду, суть которой заключалась в следующем; сводному батальону атаковать фронт афганской позиции по направлению к мосту; 3-му Туркестанскому линейному батальону и артиллерии обойти позицию противника с левого ее фланга и совместно атаковать. Кавалерии держаться правее сводного батальона. Для охраны бивака оставлены обозные нижние чины при одном офицере. По получении диспозиции роты стали приготовляться к выступлению при полной тишине. В два часа ночи была роздана пища, а в 4 ч. утра 18-га марта приказано построиться, и, по прочтении диспозиции, части начали расходиться по назначению.

3-й Туркестанский линейный батальон двинулся первым, а сводный батальон, обождав немного, тоже двинулся по направлению к кургану Кизил Тепе. Было еще очень темно. Двигаться было трудно, ноги вязли в грязи; через оросительные, хотя и безводные, канавы, люди переходили, карабкаясь на четвереньках по грязной и скользкой отлогости берегов. Двигались медленно и без всякого шума, только слышалось шлепанье ног по грязи.

Подойдя к кургану Кизил Тепе, сводный батальон остановился за ним, в ожидании дальнейших приказаний; Туркестанцы в песках, а казаки и милиция, постояв немного у кургана, отошли вправо и, подойдя к песчаным холмам, двигаясь тихо, вышли на левый фланг афганской позиции на холмы.

Светало довольно быстро; густого тумана не было, и с кургана. Кизил-Тепе стало видно, как афганцы, застигнутые врасплох, стали по одиночке сбегаться и съезжаться на позицию. Пехота вся была скрыта в окопах, а кавалерия, съезжаясь со всех сторон, сосредоточивалась на левом фланге своей позиции, против нашей кавалерии, успевшей уже стать во фланг афганцев.

Туркестанцы были еще в песках и не показывались. Вскоре полковник Никшич приказал сводному батальону выйти из за кургана и показаться. Батальон вышел и построился в две линии поротно. Цепь сторожевых постов двинулась было вперед, но была остановлена и присоединена к сводному батальону. Цепь афганских сторожевых постов тоже отошла и скрылась в окопах.

Казалось, что казаки и милиция, увидев движение сводного батальона, тоже двинулись. Афганская кавалерия заволновалась и беспорядочным строем пошла навстречу казакам. Казаки остановились, а афганская конница, покрутившись на месте, отошла назад,  но через некоторое время снова сделала попытку двинуться на казаков, но те стояли стеной как вкопанные, не трогаясь с места. Афганская конница снова вернулась на прежнее место, а казаки продвинулись вперед еще ближе.

По рассказам казаков, в это время афганская кавалерия подняла крик и шум, молилась ли она, ругалась ли, — понять было трудно, но между криками часто слышалось слово «Алла!».

Афганская конница, прижатая нашей кавалерией к обрыву берега Кушки, не стояла на месте, а все время маячила и крутилась на холме, то подвигаясь вперед на казаков, то снова отступая на прежнее место; а казаки каждый раз пользовались их отступлением и подвигались все ближе и ближе. Расстояние между двумя враждебными конницами, наконец, было настолько незначительно, что слышны было даже слова оратора, воодушевлявшего афганцев против гяуров. Вскоре грянул ружейный выстрел со стороны афганской конницы, который, по-видимому, не произвел никакого впечатления на спешившихся до этого времени казаков.

Вновь полилась речь оратора, после которой один из всадников, подавая личный пример, бросился на казаков, и со стороны афганской конницы вновь раздались два выстрела один за другим. После этого афганская конница группами рысью начала разъезжаться и охватывать нашу кавалерию. Произведенными двумя выстрелами бросившимся вперед афганским всадником был убит Алиелинский хан, бывший в строю милиции. Увидав убитого хана, милиционеры под натиском афганцев отступили и в беспорядке поскакали к кургану Кизил-Тепе.

Почти в то же время коноводы с коней дали залп по заходящей им в тыл части афганской кавалерии. В это же время с афганской стороны раздались сигналы, и последовал орудийный выстрел с кургана Ак-Тепе. После залпа, сделанного казаками по афганцам и после орудийного выстрела, казачьи лошади стали беситься и вырываться, удержать их было невозможно и разгоряченные кони вырвались у коноводов и ускакали в лагерь. Афганцы, заходившие в тыл казакам, отступили и спрятались за закрытие. Афганские орудия загремели из своих траншей. Ядра свистели и шипели над нашими головами, т. к. большинство выстрелов было направлено на курган Кизил-Тепе, на котором, по недоразумению, были оставлены две лазаретные двухколесные фуры, которые афганцы, вероятно, приняли за нашу батарею. Сводный батальон в это время стоял, рассыпав цепь перед курганом  Кизил-Тепе, и ждал приказания. Туркестанцев все еще не было видно. Афганская кавалерия, собравшаяся вновь за закрытием, увидев в беспорядочном бегстве казачьих коней и не видя рассыпавшихся в цепь спешенных казаков, вышла из-за закрытия, казаки воспользовались этим и почти в упор стали делать залп за залпом по афганской кавалерии. В это время сводный батальон получил приказание открыть огонь, и первые залпы наши направлены были, по маячившейся под казачьими выстрелами, афганской кавалерии; видно было — как после залпов стали падать лошади и всадники. В афганской коннице произошел страшный переполох, и последняя, рассеявшись, поскакала часть через мост, а другая часть вброд через Кушку и больше уже не показывалась.

Под градом шипящих ядер, не причинявших нам существенного вреда, цепь и резерв сводного батальона наступали, но указанному направлению, как на маневрах, соблюдая полную тишину и порядок.

Командовавший сводным батальоном полковник Никшич был на линии цепи верхом на вороном коне и в бурке, представляя из себя отличную цель не только для ружейного огня, но и для артиллерии, но после двух контузий слез с коня и, продолжая управлять батальоном, оставался все время в цепи. Весь огонь сводного батальона был направлен против неприятельских батарей.

Как с фронта, так и слева беспрестанно сверкало яркое пламя выстрелов за клубами желто-зеленого дыма, застилавшего собою от наших глаз траншеи и батареи, а ядра, шлепая по грязи, обдавали брызгами людей и, рикошетируя через головы, заставляли нас отвешивать им низкие поклоны. Отряд продолжал наступать в полном порядке. Гром неприятельских орудий усиливался. Зашедшая во фланг афганцам наша горная батарея пока не принимала участия, мы же все с нетерпением ждали ее поддержки и усиленно обстреливали батареи, осыпавшая нас ядрами на дистанции 300 сажень. Вскоре афганская батарея с фронта на время как бы смолкла; из окопов стали показываться чалмы афганской пехоты, куда наши и перенесли частый огонь.

Патронов у наших стрелков было достаточно: кроме 60 патронов в подсумках было еще 120 шт. в башлыке, надетом на каждом солдате, наподобие мешка через плечо. Казаки уже наседали на афганские окопы и продольно обстреливали прятавшихся  там афганцев. Из этих оков афганцы стали перебегать открыто дальше к правому своему флангу. Левый фланг цепи нашего сводного батальона попал под фланговый огонь афганцев, занявших оросительную канаву вдоль берега Мургаба, но вскоре посланная туда полурота выбила афганцев из канавы, и отряд начал продолжать наступление. Казаки вскоре атаковали ближние к ним окопы и заняли их. Эта атака казаков принята была и в наших цепях, которые также с криком ура бросились, было на афганские окопы; но были остановлены т. к. расстояние до окопов было еще больше 500 шагов. С правой стороны в песках раздался орудийный выстрел, это оказалась наша горная батарея. Шрапнель лопнула над окопами афганцев. Услышав поддержку наших пушек, люди воодушевились и рвались в атаку. Афганцы под шрапнельным огнем стали очищать окоп за окопом, а артиллерия с фронта позиции окончательно замолчала. Стоявшая же по ту сторону Кушки батарея продолжала осыпать нас картечью. Ружейные выстрелы из окопов стали реже. Сводный батальон пошел в атаку.

«Ура» цепи резервов прокатилось по всей боевой линии. Беспорядочные залпы афганцев были ответом на это ура, и стрелки наши перелезали уже неприятельские окопы, мимоходом поворачивая их орудия дулом в обратную сторону. Около орудий лежали вьючные лошади, убитые, как нашими пулями, так и артиллерийскими снарядами, лежала также тут и прислуга орудий.

Туркестанский батальон своевременно вышел из песков и залпами провожал отступающую пехоту. Сводный батальон, пройдя окопы афганцев, перед мостом занял канаву и частым огнем устилал трупами афганцев Кушкинский мост. В это время подъехал генер. Комаров и приказал второй роте 3-го батальона перейти мост и наступать на афганский лагерь. Рота, под командой капитана Бекмана, двинулась через мост, ожидая с минуты на минуту взрыва моста; но мост оказался не минированным. Валявшиеся в грязи друг на друге на мосту трупы афганцев мешали движению роты, и люди шли по краям моста, поодиночке. В мутных волнах Кушки то и дело показывались, то руки, то ноги, перекатывавшихся по течению реки трупов афганцев. По ту сторону моста все поле было также усеяно трупами и ранеными афганцами. Вслед за ротой по мосту перешел уже весь отряд. Милиция, галопом обгоняя отряд, устремилась в лагерь, и, когда отряд, шлепая по грязи, поднимался на холмы к лагерю,  милиционеры возвращались уже обратно с лошадьми, навьюченными всяким афганским добром, собранным из афганских палаток.

Заняв афганский лагерь, отряд выстроился в ожидании прибытия генерала Комарова. Казаки пустились преследовать отступающих афганцев, а 1 -я полурота 2 роты 3-го батальона, под командой подпрапорщика Карандакова была послана занять переправу на Мургабе.

По пути к переправе задержаны были три афганца и отправлены под конвоем двух стрелков в штаб отряда. Переправа состояла из двух баркасов, сбитых из стволов местных деревьев, вместимостью каждый до 10 человек. Оба баркаса ходили по канату, перекинутому с одного берега на другой. На той стороне Мургаба, в полуверсте от берега стояло 5 лагерных больших палаток, а у самой переправы стоял часовой с ружьем и не снятый своевременно разбежавшимся караулом, оставался на месте, верный своему долгу. Оставшийся на посту не смененный афганский часовой послужил нам живым примером доблестного исполнения долга караульной службы. Но так как часовой был вооружен и представлял для полуроты некоторую опасность, то проходящему сарыну приказали отобрать у него ружье и бросить в воду. Часовой не пожелал оставить поста и приготовился к обороне, тогда меткий выстрел нашего стрелка снял часового с поста.

В это время наш отряд, в афганском лагере, торжествовал победу. Начальство поздравляло солдат, солдаты поздравляли друг друга, неумолкаемое «ура», песни, марши и гимны сливались в общий торжествующий гул. Возвратившийся казачий разъезд привез от англичан, бывших в афганском лагере, предложение воспользоваться услугами их врача. Генерал Комаров приказал передать им благодарность за предложение и послал им забытые в лагере их ботфорты. Вскоре за этим англичане просили принять их под свое покровительство. Генерал Комаров тотчас же послал к ним конвой под начальством офицера, но их уже не могли найти.

Наголодавшиеся и намокшие солдаты полуроты, занявшей переправу, просили разрешения переправиться на ту сторону и снять две палатки для защиты от дождя. Хотя, по-видимому, афганцы и покинули свои палатки на той стороне Мургаба, но, для большей уверенности в безопасности, пришлось сделать насколько залпов  по палаткам, и действительно после залпов человек десять афганцев, согнувшись и скрываясь за местными предметами, бежали в пески. Переправившаяся команда с ружьями сняла две палатки и, заодно захватив с собой найденные там муку, карчагу масло, чай, сахар и дрова, переправилась обратно и, расставив палатки, принялись за выпечку блинов и варку чая. Скоро разложенные костры в палатках, густой пар чая и жареных блинов, заставили солдат забыть перенесенные ими холод, голод и все нужды солдатские. Туман немного рассеялся, но дождь временами продолжал идти.

Часов около 3-х к переправе пришла полурота 3-го Туркестанского линейного батальона на смену под командой подпоручика Закжевского.

Осмотрев афганский лагерь, войска отряда повернули назад и, перейдя мост стали биваком на левом берегу Кушки. В афганском же лагере был поставлен пост для охраны продовольственного склада и артиллерийских припасов. Под мостом в одной из закрытых арок, у левого берега Кушки солдаты натолкнулись на скрывшихся там афганцев, и первый, заглянувший туда, чуть не поплатился жизнью. Один из засевших там афганцев в упор выстрелил в любопытного, но пуля, к счастью пробив обе полы шинели, пролетела между ног, не причинив вреда. Рассвирепевшие солдаты сбегали за ружьями и стали выгонять афганцев из ниши, но когда афганцы стали отвечать на это выстрелами, то солдаты открыли огонь и перестреляли их. После того, как все ценные вещи и казну, найденные в афганском лагере, представили генералу Комарову, было разрешено войскам воспользоваться оставшимся в лагере имуществом. Весь этот день возили из афганского лагеря на верблюдах и фургонах палатки, ячмень, посуду, солому и проч. Медная посуда самых разнообразных форм появилась в ротном хозяйстве. Барабаны, побрякушки, медные доски, разные значки, как трофеи победы, были выставлены перед палатками на передних линейках рот.

Для уборки раненых, валявшихся между трупами в траншеях, была послана вооруженная команда. Раненых на носилках и на руках доставляли в общий намет, где им производили перевязку ран. Иногда из закрытых ниш траншей раздавались выстрелы уцелевших афганцев, тогда команда выстрелами добивала их и извлекала из ниш. 

На кургане Ак-Тепе, в одной из ниш траншей, скрывалось несколько афганцев, которые ни за что не хотели выйти оттуда на зов и при попытке проникнуть туда, кого либо, — стреляли; наши же выстрелы для них были безопасны, т. к. ниша имела боковые ходы, куда афганцы и засели. Только на вторую ночь афганцы эти оставили нишу и бежали. В этот же день генерал Комаров послал командующему войсками Кавказского военного округа телеграмму следующего содержания.

“Нахальство афганцев вынудило меня для поддержания чести и достоинства России атаковать 18-го марта сильно укрепленные позиции их на обоих берегах р. Кушки. Полная победа еще раз покрыла громкою славой войска Государя Императора в средней Азии. Афганский отряд регулярных войск, силою в 1 тысячи человек при 8 орудиях разбит и рассеян, потеряв до 500 чел. убитыми, всю артиллерию, два знамени, весь лагерь, обоз и запасы. Английские офицеры, руководившие действиями афганцев, но не принимавшие участия в бою, просили нашего покровительства; к сожалению посланный мною конвой не догнал их; они были увезены в Вала-Мургаб бежавшей афганской кавалерией. Афганцы сражались храбро, энергично и упорно; оставшиеся в крытых траншеях, даже по окончании боя, не сдавались; все начальники их ранены или убиты. У нас убит один офицер Туркмен Сеид Назар-Юзбаши; контужен двумя пулями полковник Никшич; ранен сотник Кобцев и поручик Хабалов; контужен в голову подпоручик Космин, нижних чинов, казаков и туркмен убито 10, ранено 29. Вся тяжесть боя выпала на долю 4-хъ рот 3-го и 6-го Закаспийских стрелковых батальонов, под командою полковника Никшича, трёх сотен Кавказского казачьего полка и временной сотни Мервской милиции, под общим начальством подполковника Алиханова, шедших в атаку на укрепления с фронта. Колонною полковника Никшича взяты знамя и одно орудие. Подполковником Алихановым — 6 орудий.

3-й Туркестанский линейный батальон и дивизион 6-й горной батареи, обошедшие левый фланг афганцев, метким огнем и своевременным переходом в наступление довершили победу. Хладнокровие, порядок и храбрость, выказанные войсками в бою, выше всякой похвалы. Милиция Мервского округа, вооруженная только одними саблями, геройски сражалась рядом с казаками в первой линии.”

К ночи все угомонилось. Люди отряда, утомленные физически и успокоенные нравственно полной победой над врагом, беззаботно и крепко спали. В лагере царила полная тишина, только изредка верблюды и груженые фургоны, опоздавшие возвратиться из лагеря с афганским имуществом, нарушали тишину и покой отдыхающих.

На другой день сделан был наряд от местных жителей окрестных аулов, с лопатами для зарывания афганских трупов. Задача была не из легких, т. к. трупами усеяна было не  только их главная позиция, но и большая площадь за мостом по пути их отступления. Число рабочих оказалось недостаточным и трупы, вследствие поспешности, во многих местах только сверху были присыпаны землей. Трупы стали разлагаться, и невыносимое зловоние заставило обратить на это внимание, и снова сделан наряд жителей для основательной засыпки трупов в землю.

20 марта с почестями похоронили наших бойцов. Местом братской могилы был избран курган Кизил-Тепе. Весь Мургабский отряд в полном составе, в присутствии генерала Комарова, построился на кургане вокруг братской могилы, где и отслужена была панихида по убиенным. После панихиды, роты, из которых убыли товарищи, подходили к могиле и, прощаясь, бросали горсти земли, а по рядам войск разносили кутью для поминовения. Скоро могила была засыпана, и на холме этой могилы водрузили белый крест, сплошь увешанный цветами дикого мака. С раннего утра в этот день проглянуло солнце, скрывавшееся в течение долгого времени за хмурыми туманами и облаками; но не упекли за это время просохнуть солдатские шинели, и к вечеру стал накрапывать дождь и снова заволокло туманом окрестность. Но теперь ни дождь, ни туман не страшил солдаты двойные афганские шатры отлично защищали людей от дождя и холода.

После боя, когда весть о поражении афганцев разлеталась повсюду, афганские посты, на линии наших владений, поспешили отодвинуться назад, а наши посты немедленно заняли Зюльфа-гар, Кунгрюели и Ак-рабат.

Приближался праздник Светлого Христова Воскресения. Предусмотрительные армяне, следовавшие по пятам за отрядом, в качестве маркитантов и торговцев, доставили из Мерва своевременно массу крашеных яиц, сыру, куличей и ветчины, так что недостатка в праздничных предметах первой необходимости не было.

24 марта, в первый день Пасхи, поутру, в походной церкви, была отслужена пасхальная литургия. При первом же возгласе священника «Христос Воскресе!» раздались залпы боевыми снарядами из всех афганских орудий, взятых во время боя.

Генерал Комаров обходил ряды войск, поздравлял с праздником и победою; ответом на это поздравление было неумолкаемое «ура» с раскатами грома залпов. 

Не смотря на ненастную погоду, всем было легко и весело. Люди отряда, натерпевшись невзгод походной жизни, уютно устроившись в афганских палатках, справляли пасху, угощаясь блинами и чаем из добытых в афганском лагере в большом количестве припасов.

В конце святой недели генерал Комаров уехал в Серахс, а полковник Никшич — в отпуск в Ашхабад, — хлопотать о пожаловании 3-му Закаспийскому стрелковому батальону знамени. Тогда же все отбитые у афганцев орудия были отправлены с поручиком Петровым в Ашхабад.

Лагерь отряда, разбитый после боя на низменной местности, вредно отзывался на здоровье людей, почему 1 апреля был перенесен на возвышенность у моста, где были главные афганские позиции.

4 апреля войска отряда были собраны по общему сигналу «сбор» между палатками батальонов, где им передано было «царское спасибо» от государя. Отпраздновав это милостивое приветствие государя, в последующие дни отряд приутих. Наступили однообразные дни, о каких либо занятиях никто и не думал. Офицеры по вечерам собирались у кого-нибудь из товарищей и в беседе делились своими впечатлениями прошлого, рассказывая различные эпизоды из боя.

Население Пенде снова возвратилось к своим мирным занятиям, к возделыванию полей и торговле. Бывшие до того времени два раза в неделю базары возобновились. По приказанию Евес хана, место для этих базаров перенесено было близко к нашему отряду на холмы, где располагался афганский лагерь; одним из развлечений отряда было посещение этих базаров. Местные жители вывозили на эти базары в большом количестве сухие фрукты, глиняные изделия, грубые шерстяные и бумажные ткани, сыр, масло и скот, а торговцы, преимущественно евреи и персы, торговали мануфактурой. Из монет, обращавшихся на базаре, были персидские кроны, индейские рупии, афганские деньги и мелкая медная монета — пулы.

Со дня боя до мая месяца наши передовые посты занимали правый берег Кушки, но в мае получено было распоряжение снять посты с правого берега, и Пендинский оазис был объявлен нейтральным, и наши войска больше уже не переходили моста, у которого на левом берегу был поставлен караул. По  слухам, в Бала - Мургабе в это время сосредоточен был отряд афганских войск до 6000 чел. Начальнику этого отряда было послано оповещение о нейтрализации Пенде, с предупреждением, что переход афганских войск через линию Шахли- Аулия до Тандур-Сенги будет считаться русскими за выражение неприязненных действий.

Наступившая жара, постоянные ветры с ураганом пыли, мутная и солоноватая вода Кушки, стоянка лагерем на месте где были зарыты трупы афганцев стали вредно отражаться на здоровье людей, и комиссия врачей ходатайствовала о перемене места лагеря. Скоро было получено разрешение выбрать другое место, и 26 мая лагерь перенесен к кургану Ярым-Тепе.

В начале июня распустили слух о смерти афганского эмира, слух этот почему то передавался друг другу по секрету, и смерти афганского эмира придавали большое политическое значение. В большинстве случаев слухи эти распускали торговцы и маркитанты, ездившие в дальние аулы Пендинского района. Они же уверяли, что афганцы будто бы двумя колоннами, тысяч по десяти каждая, двигаются на наш лагерь, и их палатки на большом пространстве разбросаны по берегу Мургаба, а в Меручане давно уже сосредоточился большой конный отряд. Этим слухам никто не стал бы придавать значения, если бы не распоряжение начальника отряда приступить немедленно к саперным работам по укреплению лагеря и рытью траншей на правом высоком берегу Мургаба, против Кургана Ярым-тепе. Работа закипела.

Очевидно, все эти слухи были сообщены в Ашхабад, т. к. 13-го июня последовал ответ «держаться до последней крайности, стянуть людей из Айман-Джары, запастись месячным довольствием и что из Ашхабада идет резерв. Это распоряжение окончательно заставило поверить ходившим слухам о наступлении афганцев. Начались приготовления. Верблюжьи караваны потянулись за продовольствием. Споры о выборе позиции продолжались, и в эту же ночь была сделала тревога, по которой собравшийся отряд был размещен по участкам позиции впереди лагеря на случай обороны.

15-го июня ждали приезда начальника штаба области и думали, что по прибытии он примет командование отрядом. К означенному дню начальник, штаба не приехал, а прибыл только к 18-му июня вечером. На другой день началось представление  офицеров и осмотр частей войск отряда. 23-го июня весь отряд был построен для церемониального марша, перед которым начальник штаба, объезжая роты, раздавал знаки отличия военного ордена отличившимся нижним чинам. На другой день начальник штаба уехал обратно в Ашхабад.

О наступлении афганцев слухов больше не было, и прежние не подтверждались, и только по прошествии нескольких дней, когда резерв подошёл уже к Мерву, узнали, что генерал Комаров послал в отряд такого рода телеграмму, только потому, что полковник Казанцев телеграфировал ему о наступлении афганцев.

23-го июля одна из рот отряда командирована была для разработки дороги в направлении к Мор-Кала. К роте была присоединена команда сапер.

Люди, за неимением других работ и занятий, с усердием принялись пересыпать лопатами сыпучий песок, встречающийся целыми буграми на пути к Мор-Кала. Когда оказалось, что эта работа была не под силу одной роте, то через неделю на смену этой роты прибыло две роты; но и эти две роты не могли бороться с одной лопатой против стихии, так как расчищенные, пять-шесть дней тому назад, места вновь заносились таким же количеством переносного песка. Результатом этих усиленных работ явилось заболевание людей, сначала среди сапер, а потом и среди рот, тифом. Работы были брошены, и роты с больными возвратились в лагерь. Занесен ли был тиф в лагерь возвратившимися с работ больными, или же на то были другие причины, только с этого времени в отряде начал свирепствовать тиф в довольно значительных размерах.

Для изоляции и лечения тифозных, на той стороне Мургаба, был разбит отдельный намет, куда и переправляли всех подозрительных по тифу заболевающих. Ко всему этому на людях отряда, не исключая и офицеров, по телу появились какие-то упорные прыщики, распадающиеся впоследствии в язвы, которые не поддавались никакому лечению и с течением времени становились все больше размером и многочисленнее.

10-го августа, ночью, войска подняты были по тревоге, и начальник отряда полковник Казанцев, объезжая войска объявил, что кроме наград знаками отличия военного ордена нижним чинам пожалованы наградные деньги по 3 р. каждому. Объявив  эту Высочайшую милость Государя Императора, полковник Казанцев провозгласил тост за здравие Его Величества, загремело «ура» и не умолкало даже после того, как отряд был распущен по палаткам, и там, между оживленными разговорами, часто слышались раскаты «ура». Полковник Казанцев послал генералу Комарову после этого телеграмму следующего содержания:

“Получил полночь. Отряд собран по тревоге. Милость Государя Императора объявлена. Могучее “ура” гремело до рассвета. Если Бог приведёт, Царь повелит, чины отряда до последнего готовы лечь за Батюшку-Царя и дорогое наше отечество, Ярым-Тепе. 10 августа”.

Утром и весь этот день среди отряда было полное оживление; чувствовалось праздничное настроение; офицеры собирались трупами, нижние чины толкались у палаток и, в ожидании наградных, занимая друг у друга, угощались. Спустя несколько дней наградные деньги были получены в отряде и розданы нижним чинам.

Настало затишье. О каких-либо занятиях с нижними чинами не было и речи, стрельба проходилась вяло, так как все люди отряда к концу сентября были поражены язвой.

В ротах, способных нести служебные наряды, оставалось не больше 10-ти человек. Язвы, разрастаясь, поражали лимфатические сосуды; вокруг поражённых мест появлялась сильная опухоль, и жгучая боль ран вызывала лихорадочное состояние. Число язв у каждого больного доходило до 50 штук и больше. Местные жители, когда их расспрашивали об этой язве, называли ее «пендэ-баши» и уверяли, что язвы эти не опасны и заживут с появлением первого снега. Врачи стали называть эту язву «пендинкой», и это название так и осталось за ней. В конце октября период цветения этих язв кончился, опухоль стала проходить, и люди стали двигаться свободней. В Ярым-тепе местность не имела лесной растительности, мелкие же кусты саксаула в песках были уничтожены отрядом на дрова, которые впоследствии доставлялись в отряд на верблюдах из Аймак-Джара.

С приближением холодного времени было сделано распоряжение перенести бивак в Аймак-Джар на зимнюю стоянку, и в последних числах октября отряд забинтованный, полу разутый, перешел в Аймак-Джар, где немедленно приступил к  постройке кибиток из камыша, обмазанных снаружи и внутри глиной.

В конце декабря Мургабский отряд расформирован. Две роты 3-го Закаспийского стрелкового батальона, получив телеграмму о пожалованном батальону знамени, были выделены из состава Мургабского отряда и вызваны в Ашхабад.