Путешествие по различным частям европы и азии. С описанием великой тартарии и различных народов её населяющих.

PHILIPPE AVRIL

(1687)

Филипп Авриль (1654 — 1698), французский иезуит, дважды являлся в Россию с целью добиться разрешения на проезд в Китай. Первый раз он прибыл в Москву в половине января 1687 года (G. Gaben в своей книге: Histoire des relations de la Russie avec la Chine sons Pierre le Grand. Paris, 1912, Bibliographie, p. CXL1X, — ошибочно утверждает, что первый раз в Москве Авриль был в 1685 — 86 гг.). П. Пирлинг так объясняет цель его приезда: "В конце XVII в. Общество Иисуса задалось мыслью отыскать сухопутное сообщение между Францией и Китаем. Цель была при этом практическая. Христианство вместе с европейской наукою проникло в небесную империю и распространялось в ней, а добраться до нее, при тогдашних условиях океанского плавания, было весьма затруднительно, и многие миссионеры погибали, не достигнув своего назначения. Можно было надеяться, что на суше путешествие подвергалось бы меньшим опасностям, чем на море. Вот почему орденское начальство поручило Филиппу Аврилю заняться этим вопросом" (П. Пирлинг. Французский иезуит в Москве в XVII ст. "Русская Старина". 1902, № 9, стр. 473 — 483; перепечатано в его сборнике: "Исторические статьи и заметки", Петр. 1913, стр. 125 — 139). Иезуиты стали пользоваться известным влиянием в Китае с половины XVII века. Иезуит Лимадзеу был первым представителем этого ордена, приехавшим в Кантон в 1581 г., а в 1601 г. в Пекин; в Пекине, задарив приближенных хана, он попал к нему в большую милость.. (Н. Бантыш-Каменский. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами, стр. 6 прим.) В 167 г. (1658 — 59) проехали в Китай сухим путем через Польшу и Московское государство 6 ученых иезуитов и богдыхан велел построить им костел и позволил проповедывать ("Сибирские летописи", изд. Археологич. Комиссии, СПб., 1907, стр. 393). В 1657 — 77 гг. с посольством Спафария также был отправлен в Китай иезуит Вербиест, в качестве драгомана, и "русское правительство особенно рассчитывало на него, зная, каким уважением пользовались при дворе  Кан-си иезуиты. Но эта надежда оказалась тщетной, — он даже вредил посланнику, который скоро заметил дружбу между своим драгоманом и резидентом иезуитов при Пекинском дворе" (Б. К у p ц. Очерк русско-китайских сношений в XVI, XVII и XVIII вв., Харьк. 1929, стр. 41, 44); несколько иначе рассказывает об этом Юрий Крижанич: "Проездом через Тобольск этот Спафарий рассказывал, что в Москве находились два члена общества Иисусова, посланные от папского престола; они ходатайствовали перед царем, чтоб им было дозвольно с вышеупомянутым посольством отправиться в Пекин. Но так как было сомнительно, какой исход ожидает это посольство (до того времени и дорога туда была еще неизвестна), то упомянутым отцам было отказано в исполнении их просьбы, а были они посланы через Астрахань в Персию. Однако, Спафарий говорил мне: "Государь дал приказ, что если при моем возвращении кто-либо из отцов общества Иисусова пожелает со мной возвратиться в Европу, то чтоб я принимал их, сколько бы их не было" (А. Титов. Сибирь в XVII веке. М. 1890, стр. 212 — 213). В связи с деятельностью иезуитов в Китае, французский король отправил "через Россию", как сообщает Б. Курц (Очерк русско-китайских сношений, стр. 51) на основании одного дела сибирского приказа, как "удобным безопасным и кратчайшим путем" "разумных и в математических науках искуснейших людей 6 человек... от братства иезуитска". "Вопрос о посылке этих иезуитов через Россию был поднят французским королем в 1687 г. в бытность во Франции посольства Долгорукова. На предложение русских послов король обещал содействовать торговле Франции в Архангельске и просил пропустить французских миссионеров в Китай через Сибирь с караванами, ходившими (как ошибочно думали во Франции) два раза в год из Тобольска в Пекин (Сбор. Русск. Ист. Общ., т. XXXIV, стр. 11 — 15); таким образом, Авриль был не первым иезуитом, добившимся этого проезда: вопрос об использовании сухопутной дороги в Китай через Сибирь, очевидно, стоял тогда в Европе в порядке дня.

Вместе со своим спутником, также иезуитом, Луи Барнабе Авриль отыскал в Москве "татарских" и "узбекских" купцов (tartares on yousbecks), родом из центральной Азии, которые хорошо знали интересовавшую его дорогу, т. к. сами не раз бывали в Китае; они убедили его, что сибирский путь в Китай — самый краткий и самый удобный; то же подтвердили ему и московские купцы. Однако, добиться разрешения на проезд в Китай Аврилю не удалось. Как явствует из сохранившегося в б. Гл. Арх. М. Ин. Дел "Дела о высылке из России приехавших из Персии двух иезуитов Барнабасова и Ф. Авриля", московское правительство отказало им в этом под тем предлогом, что "в грамоте короля Людовика XIV, адресованной на имя московских государей, в царском титуле были пропущены, слова: "великие государи" и потому также, что  русскому послу во Франции Я. Ф. Долгорукому были оказаны "упорство" и "бесчестие" (А. Е. Любимов. Путешественник по Востоку и Московии в н. XVII в. Ф. Авриль. "Зап. Вост. Отд. Русск. Арх. Общ.", т. XXII, 1915, протоколы, стр. XXVIII — XXIX), в действительности, однако, невыдача просимого разрешения объяснилась обычной подозрительностью Москвы к иезуитам и нежеланием допускать иностранцев в оберегаемые от посторонних взоров восточные окраины государства.

Другие иезуиты, вслед за Аврилем добивавшиеся подобного же разрешения, оказались не счастливее его. Миссионер Гаральд, писал иезуиту Франциску Дубскому 23 сентября 1698 г. из Москвы: "Отец генерал Вашего ордена писал к нашему господину послу, прося его похлопотать, чтобы дозволен был проезд Вашим отцам в Китай. На успех этого дела большая надежда, ибо добрый господин посол весьма предан Вам и для этого дела не жалеет никаких издержек, которые здесь составляют самый могущественный рычаг для достижения чего-либо. Сегодня я был в городе у одного из наиболее богатых купцов на обеде, на который был приглашен им. Он человек довольно большого ума и занимается охотно геометрией и пр. Он ведет торговлю в Китае и имеет там своего агента. От этого агента он получил письмо, в котором тот, между прочим, говорит, что находящихся там римских отцов начинают подвергать преследованию и препятствиям в деле крещения, но не. объясняет за что и как? Этот человек [купец] для меня весьма дорог, так как через него я могу проводить и получить то, что хочу; но все это я должен делать осторожно, чтоб он этого не заметил. В октябре придет оттуда другой караван и с ним люди этого купца. Я надеюсь, что они принесут какое-нибудь письмо от отцов иезуитов с известиями. В феврале в Китай отправятся другие купцы" (Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и нач. XVIII в. СПб. 1904, стр. 11). Это письмо показывает, что еще в 1698 г. надежда на просимое разрешение не была потеряна и что иезуиты всячески пользовались услугами сибирских купцов; но уже в следующем 1699 г. Франциск Эмилиан, императорский миссионер в Москве, сообщал оттуда самые безнадежные сведения: "Так как здешняя страна вступила в большие торговые сношения с голландцами, а теперь даже и с англичанами, то вельможи прилагают крайнее старание, чтобы здешний краткий путь из Европы в Китай не был доступен иезуитам, потому что русские согласились бы, чтобы их всех изгнали из Китая, нежели дать возможность хотя бы одному иезуиту проникнуть к китайцам. Они говорят, что где иезуиты, там нет над их делами божьего благословения, а только несчастья. Когда же в разговоре затрагивалась та мысль, что неужели никакой купец не мог бы взять с собою по крайней мере иного католического священника, то мне дан такой ответ, что всякий (латинский священник), который бы покусился пройти туда через Сибирь  непременно будет заподозрен, что он иезуит, и что тогда такой купец будет в опасности подвергнуться смертной казни и лишению всего своего имущества. Это мне подтвердил и славнейший г. посол. Он сказал, что русские считают тайными иезуитами тех отцов францисканцев, которые весьма недавно пытались пробраться в Китай через Сибирь, и еще недавно русские спрашивали посла, ушли ли уже его иезуиты" (Письма и донесения иезуитов, стр. 38). Далее, в том же письме из Москвы 1699 г. Франциск Эмилиан очень, характерно рассказывает о том, какие все же меры принимал он для того чтобы, несмотря на все препятствия, исследовать и открыть для собратьев по ордену искомую дорогу: несомненно теми же самыми способами, десять лет назад, изучал этот вопрос и Авриль. "Здесь (в Москве), — пишет Эмилиан, — я познакомился с неким армянским купцом, который мне разъяснил, что есть другая дорога в Китай, более краткая, чем через Тобольск и Сибирь, но так как принципал этого купца вдруг решил уехать, то я и не мог с ним больше видеться и получить более полные сведения об этой дороге. Я желал бы переслать вам те сведения, какие уже получил, но у меня неверная карта. Бог даст другой удобный случай. Конечно, я мог бы узнать и побольше, но неудобно было, потому что нужно выведывать, как бы мимоходом, и как бы сетью вылавливать, чтобы не обратить внимания. Однажды в разговоре было сделано такое заявление: так как иезуиты богаты, то, принося подарки, быть может могли бы открыть себе дорогу серебряным или золотым ключом. На это один человек из здешних, хорошо знающий дело, ответил: "Конечно, их провели бы до Тобольска, но дальше нужно было бы опасаться, что их убьют частным образом и распространят слух, что они или убиты варварами или погибли от болезни, потому что для русских сделать та к — пустяки" (Письма и донесения иезуитов, стр. 39 — 40).

В конце февраля 1687 года Авриля и его спутника выслали из Москвы. Путешественники отправились в Варшаву, где Аврилю, благодаря покровительству французского посла в Польше Бетюна, удалось получить аудиенцию у короля Яна Собесского. Через посредство того же французского посла Аврилю удалось узнать при дворе о Китае все, что там было известно от московского думного дьяка Протасия Никифорова, бывшего недавно в Варшаве, а перед тем посещавшего Китай. Кроме того, Ян Собесский позволил Аврилю снять копию с карты китайских дорог, составленной д'Аблан-куром по указаниям Никифорова (Пирлинг op. cit., стр. 133). второй раз Авриль был в Москве в конце 1688 года в качестве капеллана польского посла Иосифа Лядинского (Н. Бантыш-Каменский. Обзор сношений России, ч. III, стр. 159; G. Ganch, op. cit. p. 174). В пропуске ему и на этот раз было отказано.

Собранные им в Москве и Польше данные Авриль обработал в книге: "Voyage en divers etats d'Europe et d'Asie. Avec une description de la  grande Tartarie et des differens peuples qui l'habitent", Paris, 1692): В ней говорится об Азиатской Турции, Армении, Персии, Поволжье, Сибири и о путях из Москвы в Китай; европейской России в книге уделено мало внимания, так как он готовил о ней специальную работу. Названный труд быстро приобрел известность; через два года он был переведен на голландский язык: "Reize door verschiedene Staten von Europa en Azie... gedaen zedert den Jaare 1684 — 1692. Uyt het Fransch door H. v. Quellenburgh, (Utrecht, 1694). Cp. Fr. Mueller, Essai d'une bibliographie Neerlando-Russe, Amsterdam. 1859, p. 9, № 31: позднее она была переведена и на немецкий язык L, Fr. Vischer'oм (Hamburg, 1705). См. Веckmann, Literatur der aelteren Reisebeschreibungen. Bd 11, Goettingen, 1809, S. 286 — 294. Кроме того, отрывки из сочинения Авриля в переводе на немецкий язык помещены были в книге: "Der Neue-Weltbott mit allerhand Nachrichten der Missionariorum Soc. Jesu... von Joseph Stoecklein", Augspurg und Graz, Vol. XVII № 383-387, S. 41-96. (Заимствую это указание из книги P.Auguste Саrауоn. Bibliographie historique de la Compagnie de Jesus. Paris 1864, III, p. 145) В голландском или немецком переводе книга попала и в Москву, где очень взволновала генерала Гордона и обидела царя Петра I (Posselt, Tagebuch d. Generals Patrick Gordon, Bd. II, 443); вновь заговорили о ней в России в 1698 — 99 гг., когда она была даже переведена на русский , язык (Пирлинг, op. cit., стр. 189). "Прибавилась еще одна новая причина ненависти к Вашему ордену, - писал миссионер Гаральд из Москвы иезуиту Ф. Дубскому: — вышла в свет на французском языке книга, в которой он описывает свое путешествие в Китай и высказывает весьма дерзкие суждения о московитянах... Эта книга была сейчас переведена женевскими еретиками на русский язык. Г. посол защищал Ваш орден и говорил, что это подложное сочинение, потому что на нем нет одобрения иезуитских властей. Мы с католиками удерживаемся давать свое мнение, и молча удивляемся: если это так, то каким образом могла быть издана эта книга членом столь осторожного ордена как Ваш" (Письма и донесения иезуитов, стр. 3).

Книга Авриля представляет для нас двоякий интерес: по мнению А. Е. Любимова, особенно интересна приложенная к книге карта, составленная по оригиналу, хранившемуся в Посольском приказе и затем, якобы, утерянному. Однако, анализ этой карты, произведенный G. Cahen. (Les cartes de la Siberie au XVIII s. Essai de bibliographie critique. Nouvelles archives des missions scientifiques, fasc. 1, Paris 1911, p. 81 — 83)убедил его, что карта Авриля является копией карты Ник. Спафария, русского посла в Китай в 1676 г. Данные о путях в Китай, в частности о Сибири, помещенные в книге Авриля, с нашей точки зрения, заслуживают не меньшего внимания. Авриль несомненно проявил большую настойчивость, собирая в Москве интересующие его сведения; он расспросил не только купцов, но нашел доступ также к сановникам (ряд сведений сообщил ему Мусин-Пушкин, смоленский воевода) и к архивам приказов; так, из одной  "канцелярии" ему доставили записки Николая Спафария, переводчика посольского приказа, ездившего с официальным поручением в Китай в 1675 — 77 гг.; здесь он нашел сведения о народах, живущих в пограничных с Китаем областях, а также подробное описание шести дорог из Москвы в Китай; "все это, — замечает Пирлинг (op. cit., стр 131), — по московским понятиям должно было оставаться государственной тайной. Сам Спафарий, когда его назначили приставом к де ла-Невиллю, в 1689 г., охотно рассказывал про Китай, но точных данных не давал, якобы из опасения батогов" (Relation curieuse et nouvelle de Moscovie, Paris 1698, p. 206, 225). Тем удивительнее, что Аврилю, в общем, удалось раздобыть сведения довольно подробные и разносторонние. Сведения эти очень ценились современниками, на что указывают уже переводы книги; ею широко пользовался Витсен и различные компиляторы начала XVIII века. Об Авриле см. еще Adelung, op. cit. Bd. I, № 26, Bd. II, № 139, S. 377; H. Cordier Bibl. Sinica 2 III, col. 2088 — 2089. Нижеследующий перевод принадлежит H. A. Полевому: "Сведения о Сибири и о пути в. Китай, собранные миссионером Ф. Аврилем в Москве в 1686 (sic!) году" — "Русский Вестник" 1842, № 4, стр. 69 — 73 (первый отрывок) и 94 — 103 (второй отрывок); он, однако, не вполне точен, почему и исправлен во многих местах согласно с подлинником по изданию 1692 года (livre troisieme, p. 165 — 170 — первый отрывок и р. 203 — 218 — второй отрывок).

Как тщательно ни старались древние географы передать нам сведения об обширном пространстве между Обью и Великою Стеною Китайскою, надобно признаться, что они весьма мало в том успели. Одни не говорят почти ничего, а другие, желая сказать многое, сообщают нам догадки и предположения в качестве положительных истин. Новейшие описатели были не более счастливы, ибо, дополняя сведения своих предшественников, они ничего к ним не прибавили, кроме упоминания о дремучих и бесконечных лесах и множестве ужасных пустынь, наполняющих будто бы эти обширные и необитаемые пространства.

Казакам запорожским ¹, т. е. обитающим ниже днепровских порогов (аu dela des sauts du Borysthene), всего более обязаны мы подробными сведениями о землях, которые прежде почитались недоступными пустынями, куда невозможно пуститься страннику, не подвергаясь очевидной опасности погибнуть. Ныне все эти страны столь уже известны, что в них путешествуют так же легко и удобно, как в европейских землях.

Когда москвитяне победили запорожцев, то последние, не желая подчиниться победителям, решились лучше оставить свою отчизну, которой не могли защитить. В великом числе ушли они за Волгу, по коей дошли до Казани, а отсюда легко уже было достигнуть  им до Иртыша (l'Irtilis). Они продолжали потом путь свой до слияния Иртыша с Тоболом, где и основали город, получивший имя от сей реки [Тобольск]. Здесь распространились они и заняли, наконец, все земли в окрестностях Оби, которые составляют собственно Сибирь, получившую это название от славянского слова сибир ² (septentrion), значащего север.

Недостаток удобств для жизни и средств для продажи мехов (et pour le debit des peaux), особенно соболей (Martres — Zibellines) принудили потом сибирских казаков примириться с москвитянами, и даже поддаться им, хотя горы и реки, окружавшие их и перерезывающие всю сибирскую страну, делали их безопасными для всяких оскорблений, на которые могли бы отважиться москвитяне. Сибирь постепенно заселялась москвитянами, с тех пор, когда они начали обладать ею, ибо они усердно посылали туда своих яшучиков или соболиных промышленников ³ (Jachutchiki ou des chasseurs de Zibellines), беспрерывно умножая число их препровождением в места, где соболей ловят, не только государственных преступников, но и офицеров и бояр, которыми были недовольны, или которые казались им подозрительны.

Так как именно звероловство заставляло москвитян подвигаться далее и далее, в надежде отыскать наилучших соболей, то и нашли они наконец полное удовлетворение желанию своему на острове, который образует река Амур (Yamour), и которым завладели они несколько лет назад, построив там крепость ⁴, сделавшуюся причиной начатой ими войны с китайцами.

Что касается самого звероловства, то оно производится следующим образом: посылают в места, где находятся драгоценные звери, полк солдат, обыкновенно проживающий на месте семь лет. Полковник еженедельно отряжает несколько охотников, и они ищут добычи на мелких островках, куда укрываются звери. Убивают их оружием в роде самострела (arbalete), из опасения, что, употребляя огнестрельное оружие, они могут испортить шкуру. Так как успех звероловства требует большой тщательности, то офицерам позволяют, для привлечения к тому солдат, разделять с ними весь излишек, который окажется сверх количества, какое обязаны охотники добывать еженедельно на царя. Такие излишки составляют доход весьма значительный, ибо полковник может получить в течение семи лет службы до 4000 экю, а подчиненные его — по соразмерности. Что касается до солдат, то их доход никогда не превосходит 600 или 700 экю, хотя на них лежит весь труд.

Кроме соболей, добываемых на всем пространстве обширных земель, находящихся между Московией и Китаем, есть еще род зверей, не менее драгоценных и не менее превосходных; таковы, напр., черные лисицы, (les depouilles de certains Renards noirs), которых нигде более не находят, кроме Сибири и Китая. Их стараются добывать с тем большим усердием, что сбыт их всегда верный,  а цена весьма большая. Не знаю, редкость ли сего зверя или необыкновенный цвет его шкуры заставляет так дорожить им; но если бы кто вздумал купить черную лисицу, то он может сделать это только со следующим условием: дать столько денег, сколько поместится в шкуре лисицы ⁵.

Хотя уже с давнего времени торговля сего рода товарами установилась в Московии, но многого ей не доставало прежде для того, чтобы она могла быть в такой степени обширною, как ныне. До открытия соболей в Сибири и во всем государстве довольствовались мехами обыкновенными, и кроме горностаев, каких употребляли только знатнейшие люди, почти не знали других дорогих зверей. Но со времени открытия, более случайно нежели искусством, зверей, столь требуемых всюду, москвитяне прилагают такое старание удовольствовать свою жадность обогащения на счет тех, кто тщеславится украшением драгоценными мехами, что не взирая ни на какие опасности пускаются они в дикие северные страны, одушевляемые надеждою прибылей.

Посредством своих, хотя и весьма беспорядочных странствований, проложили они множество новых путей, которые незаметно довели их до самого Китая. Все ведущие туда известные дороги ⁶ совершенно различествуют одна от другой, однако же мы узнали, каких именно надобно придерживаться, дабы безопаснее и скорее совершить путь.

Кроме тех родов татар, о которых я говорил, есть еще другие, называемые: остяки, братские, якуты и тунгусы ⁷ (Ostiaki, Bratski, Jakuli et Tongusi), рассеянные по рекам и озерам, находящимся на пространстве земель от Сибири до земли монгольской. Но как у всех сих народов одинаковая физиономия и один язык с калмыками, то и должно полагать, что они суть разные отделившиеся орды от калмыков, и что, привыкнувши постепенно к москвитянам, они покорились наконец им. Все сии народы цвета смуглого, более оливкового, нежели черного. Лицо у них необыкновенно широко, углублено книзу, выставилось кверху; глаза маленькие, но исполненные огня, нос короткий и совершенно сплюснутый; губы и подбородок не обильны волосами; ростом они немного выше среднего, складны, ловки и вид у них смелый, хотя ничего нет в них свирепого и слишком дикого. Платье у всех почти одинаковое и состоит из нескольких овчин, сшитых вместе, составляющих род куртки самой простой формы, которую подпоясывают они веревкою, на коей висят у них колчан и лук, которыми они всегда вооружены. Голову бреют они до самой верхушки, где оставляют пучок волос, довольно густой, так что из него заплетаются две косы, и одна висит спереди, другая сзади. Прикрывают они голову круглым колпаком, сшитым также из овчин, и на верхушке его пришивают кисть из  красного или другого какого-нибудь цветного шелка. По такому значку можно узнать различие орд, ибо каждое племя выбирает себе особый цвет для отличия от других. Но живущие в тех местах, где добывают соболей, употребляют шкурки этих животных на одежду и с тем вместе шкуры собак, которых содержат они в большом количестве. Обыкновенно те и другие шкуры сшивают они вместе так, что одна служит подкладкой другой. Собольи меха, хотя и красивее, но составляют подкладку, а собачьи верх. "Справедливость требует, — говорят они, — чтобы собака, которая поймала и изловила соболя, всегда была предпочитаема, и после смерти своей имела преимущество над неприятелем, побежденным ею при жизни".

Из описания различных татар, обитающих в стране между Обью и Китаем, мною изложенного, можно легко понять, что москвитянам, поддерживаемым казаками, не трудно было проложить себе путь от Сибири до великой империи Китайской, ибо не находили они никого, кто бы мог или хотел оспаривать у них власть над землею, и так как первые, покоренные ими кротостью или оружием сибирские народы имели сношения со всеми ордами, рассеянными далее, то посредством их производили они свои открытия, и различными дорогами приблизились, наконец, к пределам Китая, где построили даже несколько крепостей, дабы вернее упрочить свои завоевания.

Самая отдаленная из этих крепостей называется Албазин ⁸. Она отстоит от Пекина не далее трех недель пути, а от Москвы до нее путь продолжается более трех месяцев. Находится она на реке Амуре, подавшей повод к войне, которую ныне ведут москвитяне с китайцами. Те и другие присваивают себе право добывать жемчуг в упомянутой реке и ловить соболей, находящихся в величайшем множестве на острове, образуемом этой рекою. Так как великое расстояние этого пограничного места от Москвы препятствует москвитянам посылать достаточное количество войска для поддержания войны, которую близость Китая делает легкою татарам, там властвующим, то цари московские рассудили, что лучше предложить мирные условия ⁹, нежели подвергать войско всяким опасностям, которые необходимо испытать ему, проходя до границ Китайской империи. Китайцы не отвергли сделанных им предложений. Они выслали посольство далеко за Великую Стену, разделяющую владения их от земель западных татар, и присоединили к этому посольству даже двух французских иезуитов ¹⁰ из числа тех, которых его христианнейшее величество послал, шесть лет тому назад, в эти отдаленные страны, дабы они служили толмачами (trucheman), уведомя притом москвитян, чтобы и они прислали человека, знающего латинский язык. Неизвестно до сих пор доподлинно, успешны ли были начатые переговоры. 

После всех этих изъяснений, о которых я счел необходимым особенно распространиться, не сомневаюсь, что оставят, наконец, ложные понятия, какие составляют себе у нас в настоящее время касательно расстояния между Европою и Китаем, и убедятся, что из всех путей для достижения этой цветущей империи дорога, по коей ездят москвитяне, несомненно, самая краткая и самая верная из всех существующих. Но кроме такой выгоды, весьма значительной, удобство экипажей способствует еще более облегчить тягость, нераздельную с путешествиями этого рода. Обыкновенно выезжают из Москвы в конце февраля, и так как в то время снега бывают более крепки и хорошо укатаны проездом множества саней, которых едет тогда гораздо более, нежели в начале зимы, то путешественники менее трех недель употребляют для достижения столицы Сибири ¹¹, хотя она отстоит от Москвы более нежели на 1800 верст (Wersts), что составляет до 350 французских лье.

Здесь несколько времени ожидают оттепели, чтобы взять суда (sudais ) или корабли, на коих плывут по рекам, по сю и по ту сторону впадающим в Обь. Если вскрытие рек задерживается долее обыкновенного, продолжают путешествие сухопутно до татарской орды, называемой остяки (Ostiaki), которая подчинена москвитянам. Там переменяют экипаж и берут особенный род саней, легче и удобнее прежних, которые отсылают в Тобольск. Сани, обыкновенно употребляемые в Московии, везет лошадь, прокорм которой мог бы затруднить, а в остяцкие сани запрягают особенного рода оленей, кажется тех самых, на которых ездят самоеды. Для поспешного хода и облегчения припрягают к оленю большую собаку, и она отчасти помогая везти, отчасти поощряя своим лаем, заставляет его бежать столь скоро, что в одни сутки проезжают иногда по 40 лье.

Всего удивительнее в сибирских санях то, что они движутся ветром по земле, покрытой снегом, или по льду рек, точно так, как будто какая-нибудь лодка по воде. Земли за Сибирью довольно открыты и чрезвычайно ровны, даже до самых Кавказских гор, и жители сих стран, пользуясь местным удобством, приучились делать сани свои таким образом, что, облегчая животных, можно их кроме обыкновенной упряжи, пускать под парусом ¹², если только ветер благоприятный и попутный. Такой образ езды тем удобнее, что путешествие притом не прерывается, ибо, как в лодке, употребляют греблю при недостатке ветра и перестают грести, если есть ветер, в сани запрягают оленя и собаку, когда настает безветрие, и вводят их в сани, когда ветер хорош и можно употреблять его для езды под парусом. Так путешествуют, пока есть еще зимняя дорога, до реки, называемой Енисей (Genessai), где москвитяне построили город этого имени ¹³ для удобства проезжающих. Здесь берут лодки для плавания по двум огромным рекам, из коих одна называется Тунгуска (Tniigusi), a другая Ангара; вторая вытекает  из озера Байкала ¹⁴ (Baikala), простирающегося на 500 верст в длину и на 40 в ширину. Сказывают, что вода в этом озере чрезвычайно прозрачна, так что на всякой глубине легко можно различить камешки, находящиеся на дне. Озеро окружено многими высокими горами, на коих снег сохраняется среди самых сильных летних жаров, как будто зимою, и потому-то, вероятно, путешественники употребляют иногда более семи и восьми дней на переезд озера ¹⁵, хотя весь переезд через него едва составляет восемь лье. Здесь, можно сказать, бывает место столкновения всех ветров, перелетающих по огромным утесам нагорным, окружающим озеро, и ветры, пересекаясь одни другими, затрудняют плавание и препятствуют ходу судов, так что потребна большая ловкость или счастье не быть задержанным несколько лишнего времени.

Переплыв озеро, входят, если кому угодно, в реку, называемую Селенга (Sclelinga), на которой, почти в 50-ти лье от ее устья, находится город того же имени, устроенный москвитянами для облегчения проезда караванов. Но кто захочет ехать от Байкала немедленно сухим путем, тот, переплыв озеро, обращается в селения монгольские, находящиеся на южном берегу, покупает здесь мулов и верблюдов, и едет прямо до первого китайского города, которого достигают через две недели пути.

Так путешествуют ныне большею частью московитские купцы, торгующие с китайцами. Из этого можно видеть, что все эти земли, прежде известные в общем под именем Великой Татарии, не суть ни степи, ни пустыни, как доныне воображали. Весьма жаль, что ими не пользуются, ибо они орошены большим количеством прекрасных рек, и доставляют множество драгоценных товаров, беспрерывно все более и более умножающихся.

Не говоря о ревене, ляпис-лазури, бобрах ¹⁶, находимых у монголов и узбеков, соболях и черных лисицах, коих ловят по течению Оби, Тунгуски и Ангары, корне женьшене (Ginseng), жемчуге и бадьяне (Badian) , доставляемых Амуром, серебряных и свинцовых рудах на Аргуни (Argus), москвитяне нашли, особенно в странах далее к северу, много драгоценных редкостей, которыми ведут выгодный торг.

Кроме мехов всякого рода, оттуда вывозимых, добыча коих бывает столь велика, что один город Енисейск (Ville de Genessia) платит ежегодно пошлины в царскую казну 80 000 рублей, то - есть почти 120.000 экю на наши деньги, там открыт еще особенный род кости, белее и глаже слоновой, получаемой из Индии.

Кость эту доставляют не слоны, ибо северные страны слишком холодны для этого рода животных, любящих тепло, но особенный род водоземных зверей, которых называют "бегемот" ¹⁷ (behemot) и обыкновенно находят в реке Лене или на берегах Татарского моря. Нам показывали в Москве много зубов этого чудовища, которые были 10 дюймов в длину и 2 дюйма и ширину, в корне. Слоновые [92] клыки не сравнятся с ними ни крепостью, ни белизною, когда притом бегемотовые зубы, при других качествах, имеют еще свойство останавливать кровотечение, если иметь их при себе. Персияне и турки весьма охотно покупают их, и так дорожат ими, что саблю или кинжал с рукоятью из бегемотовой кости предпочитают сабле и кинжалу с серебряною и даже золотою рукоятью.

Надобно было угадать ценность этого товара тем людям, которые пустили его в ход, ибо много надобно было им иметь отваги, чтобы решиться на бой с животным, доставляющим его, бой опасный, не менее, чем ловля крокодилов.

Открытие бегемотовой кости сделано было жителями острова, откуда вышли, по словам москвитян, первые колонии, населившие Америку. Вот что узнали мы о том от смоленского воеводы Мусина-Пушкина ¹⁸ (Vaivode de Smolensko Mouchim-Pouchkim), одного из умнейших людей, каких только я видел, в совершенстве знающего все земли за Обью, ибо он долго был интендантом в канцелярии Сибирского Департамента ( Intendant du le Chancellerie: du departement de la Siberie ).

Спросивши нас в разговоре, какой мы с ним имели, каким образом, по мнению нашему, населилась Америка, когда мы сказали ему все, что обыкновенно о том думают, он отмечал нам, что по его мнению есть догадка, правдоподобнее нашей.

"За Обью, — продолжал он — находится огромная река, называемая Кавойна ¹⁹ (Kawoina), в которую впадает другая, именуемая Лена (Lena). В устье первой из них, впадающей в Ледовитое море, есть большой и весьма населенный острой, весьма замечательный ловлею бегемотов, животного водоземного (behemon, qui est un animal Amphibie), зубы коего весьма дорого ценятся. Островитяне часто приезжают к берегам моря за ловлею бегемотов, и так как ловля их требует много труда и времени, то обыкновенно привозят они с собой свои семейства. Часто случается, что захватывает их здесь вскрытие моря и бедняков уносит неизвестно куда, на огромных кусках льду, отделяющихся один от другого.

Не сомневаюсь, что многие из охотников, таким образом захваченных, доплывают на льдинах к северному мысу Америки ²⁰, весьма недалекому от этой части Азии, оканчивающейся Татарским морем. Меня убеждает в мнении моем то, что американцы, обитающие на выдавшейся далее других в море в сей стороне части Америки, одинакового вида с островитянами, которых ненасытная жадность прибытка подвергает погибели или опасному переезду в чужую сторону".

К тому, что говорил нам воевода, можно прибавить еще и то, что на американском берегу находят многих животных, которые также водятся и в Московии, особенно бобров, которые могли перейти туда по льду. Такая догадка кажется мне тем основательнее, что в Польше видел я, как огромные куски льду целиком  плывут от Варшавы и уплывают далеко в Балтийское море. Надобно бы, для удостоверения в деле столь важном, разведать об языках, коими говорят два упомянутые, похожие один на другой народы, живущие один в Азии, другой в Америке, ибо если бы открылось сходство в языке, то и сомнения в сходстве их более никакого не оставалось бы.

Весьма много любопытного могли бы мы узнать от упомянутого смоленского воеводы, который, без сомнения, может быть назван одним из самых просвещенных москвитян, но мы боялись вопросами навлечь на себя подозрение. Заметив из ответов его, что он опасается причинить себе откровенностью какие-нибудь неприятности при дворе, где и без того его редкие достоинства навлекли ему много врагов, мы не смели докучать ему нашим любопытством.

Может быть удивятся, вспоминая о множестве превосходных рек, текущих столь близко от Китая, почему москвитяне не извлекают себе из них выгод, по-видимому, представляемых ими, и не заведут торговли с китайцами, и даже с японцами, вернее и легче производимой ими сухим путем. Но мне кажется нельзя винить москвитян, что они поступают иначе, ибо кроме того, что они имеют малые сведения в мореплавании, самые реки, имена коих едва известны в Европе, представляют для плавания непреодолимые препятствия.

Чтобы понять это надобно знать, что в стране, лежащей за Сибирью, находятся четыре главные реки, текущие в море, которое мы называли Ледовитым или Татарским и в море Японское, не говоря о множестве других, которые можно видеть на карте Сибири, верно списанной с той, которую сохраняют в московской канцелярии. Самая западная из упомянутых больших рек есть река Обь; после нее одну за другою встречают, идя к востоку: Енисей, Лену, Амур. Но как ни велики эти реки, судя но обилию вод и по длине их течения, столько неудобств испытывают в плавании по ним и столько опасностей при выходе из их устьев, что купцы предпочитают путь в Китай по земле опасному водяному пути. Говоря отдельно о. каждой из этих рек, должно заметить, что Обь весьма опасна для плавания в устье по причине ужасных льдин, которыми бывает она загромождена почти целый год. Москвитяне помнят о бедствии голландцев, когда они, слишком далеко пустившись в Ледовитое море, потеряли много своих кораблей близ Новой Земли.

Река Енисей, кроме этого, общего у нее с Обью неудобства, представляет еще особенное, состоящее в девяти подводных утесах или падениях воды, что называют москвитяне порогами (porohi ou poroges). Сии пороги отдалены один от другого по нескольку лье и как необходимо столько раз разгружать суда, сколько должно перейти порогов, понятно, почему купцы, стараясь избежать затруднений перегрузки, предпочитают избирать сухопутный проезд. 

Течение Лены удобнее для плавания обеих упомянутых мною рек, но устье этой реки представляет опасностей и затруднений не менее Обского и Енисейского. Хотя льдов здесь встречают менее, но множество подводных камней препятствовало доныне проходу в море самых малых судов. Отваживаются плавать здесь только плоскодонные гондолы ²¹, отправляемые для сбора белых и черных рыбьих костей, которых находят по прибрежным морским утесам и употребляют на разные изделия. Хотя река Амур, самая восточная из всех, впадающих в Японское море, не представляет неудобств, встречаемых по другим рекам, но и в ней находится затруднение не менее значительное, а именно то, что в том месте, где она сливается с морем, растет величайшее множество морского тростника ²², так что устье реки, кажется, как будто заросло лесом. Такое препятствие легко можно бы уничтожить, если бы тростник походил на растущий обыкновенно в наших реках, но меня уверяли, что амурский тростник вырастает необыкновенной величины, так что человек едва может обхватить тростину руками. По этому можно судить, какую тяжкую работу составит очищение прохода в море, если для того надобно вырубить или, лучше сказать, с корнем вырвать необозримый лес толстых деревьев.

Как ни странны кажутся по свойствам своим все эти реки, они однако же служат москвитянам большим пособием для удобнейшего переезда через обширные земли, простирающиеся от Сибири до Китайской империи, ибо кроме того, что когда они замерзнут, по льду, их покрывающему, ехать легче и удобнее, нежели на земле, где дорога не может быть столь гладка; они гораздо судоходнее к вершинам их, нежели к устью, и если, плывя по ним, встречают иногда пороги, они не столь высоки и не столь опасны, как находящиеся выше.

Самое замечательное в порогах то, что воздух кругом их благоухает, и в нем распространяется столь приятный запах, что кажется, как будто жгут в этих местах самые драгоценные ароматы. Если этот рассказ путешественников, от которых мы слышали его, справедлив, не трудно объяснить такое явление. Говорят, что по вершинам утесов, образующих падения вод, растут и величайшим обилии пахучие цветы. Понятно, что так как великий аромат сильнее дает чувствовать силу и прелесть свою если помять его или приблизить к огню, то и воздух, напоенный благовонием, должен быть пахучее, если его движет и разгорячает падение быстро текущих вод. Здесь прилично было бы поговорить вообще о Сибири, если бы я мог сказать о ней что-нибудь особенное, но Сибирь не отличается от других областей Московии ничем, кроме сильного холода. Впрочем, судя по множеству городов и селений в этой отдаленной области, легко убедиться, что она не так дика и не так безлюдна, как обыкновенно о ней думают.