Интурист II

Начало здесь.

------------------------------------

После завтрака у всех было свободное время до вечера, мы с Майком отправились гулять по улицам Одессы, нашли какое-то подвальное кафе, взяли кофе, вышли на улицу, сели на ступеньки и стали его вкушать. Тут-то Майк мне и признался за каким дьяволом он припёрся на край Земли.

Он сказал, что хочет иммигрировать в СССР, как политический. Я кофе натурально подавился, говорю, ты ничего в этой жизни не перепутал? Он говорит, нет, я долго над этим думал.

В общем, на поездку он занял сумму денег, сказал, что кредит в США достаточно легко получить, если есть постоянная работа. А она у него не то чтобы есть постоянная, но ему её достаточно легко найти, дело в том, что Майк был… маляром. На этой фразе он замолчал, чтобы я что-то там заценил. Я ни хрена ничего не заценил, потому что банально не понял, чем таким особенным отличаются маляры в США от маляров, допустим, в СССР. Те и те красят, блин. И что?

Но Майк мне объяснил, что он не простой маляр, а высококвалифицированный, то бишь, он может красить ВНЕШНИЕ стороны зданий, крыши, у него и лицензия есть какая-то. Ну, монтажник-высотник, в общем. Ну тогда другое дело, это, наверно, покруче будет чем просто кистью и валиком по стенам елозить.

Я говорю, и как же к такой глубоко выстраданной мысли-то пришёл, бедолага? Что тебе в СССР, мёдом, что ли, намазано? Он говорит, а меня в Штатах уже все затрахали вусмерть, и начал рассказать, кто, как именно, на каких основаниях и т. д.

Первой его обидой было государство, которое давало ему мало пенсии после службы в армии (он отслужил там не помню сколько лет, выгнали за пьянку, разумеется), второй, что государство оплатило ему обучение маляром-монтажником, а работу ни хрена не дало, отправив на «вольные хлеба» (он добавил, у вас в СССР такие люди, как я – на вес золота, я слышал, а с работой – вообще никаких проблем, ну я покивал, да, наверно, с работой точно никаких проблем нет), третье, что его затрахали еврейские банкиры, итальянская мафия, ирландская всякая шваль, негры эти, узкоглазая всякая скотина, пуэрториканцы с мексами проходу не дают… В общем, не жизнь, а каторга. Как вишенка на торте, его начальник потребовал от него минет (blow job), я говорю, а ты что – он, а я ему ногой по яйцам саданул, да так, что он в больницу попал, я ему там разорвал что-то. Я говорю, т. е. ты ещё и слинял типа? Он засмеялся, ну типа того.

Я сидел и офигевал. Смотрел на Майка, но он был настроен серьёзно: говорит, пошли в гостиницу, или куда там, будем КГБ сдаваться, пусть меня проверяет, и гражданство потом даёт, я даже на телевидении готов выступить с обличениями всех мерзостей капиталистической жизни. Я подумал, эк куда тебя потянуло-то… Но делать нечего, надо помочь мужику.

Пришли мы с ним в гостиницу, я говорю, дайте мне местный КГБ, поговорить надо. Девица тоже прифигела, но слегка так лишь, видно всякое у ней случалось по службе. Позвонил я туда, представился дежурному офицеру, говорю, так, мол, и так у меня один американец просит в СССР политического убежища. На другом конце трубки ничего не прокомментировали, сказали, ждите, сейчас к вам подъедут.

Часа через полтора действительно приехали два парня. Мы с ними сели в холле гостиницы, взяли по кофе, сидим-пьём. Один с Майком отсел в сторонку, примерно на метр, а второй начала мне нести всякую пургу, типа анекдотов, да всё со смешками всякими, с одесским таким колоритом, и смотрит на меня постоянно. А мне же интересно, что второй с Майком говорит, но они так тихо говорили что-то, да ещё и по-английски, поэтому я ничего не разобрал. В общем, минут через 15 они попрощались и ушли.

Я смотрю вопросительно на Майка. Тот посерьёзнел, сидит, голову чешет. Говорю, ну что – можно поздравить с новым гражданством или не всё так вышло, как думается? Майк говорит, вот второе – вот оно правильное. В общем, ему сказали, его вопрос будет рассматриваться, а пока пусть он ездит по стране, тур ведь куплен, вот и катайся Майк Батькович до самого конца, ни о чём не безпокойся, всё, что надо будет сделано. И с вами свяжутся.

Я говорю, ну вот видишь, всё решится как-нибудь. Затем я его спросил, а вот скажи мне, Майк, а вот вчера ночью это что было? Показательное выступление, что, мол, я нормальный человек, могу и по бабам прошвырнуться? Он так посмотрел на меня, говорит, а что – у вас это преступление с бабами перепихиваться? В общем, поржали мы с ним, да и пошли… вы правильно догадались, куда и, главное, зачем, ибо башка ещё гудела.

Где-то около шести вечера нас, всю группу, привезли на пирс, погрузили на катерок, и мы отправились. Вместе с нами была какая-то молодёжь, как потом выяснилось, это были ребятки из танцевального какого-то то ли кружка, то ли техникума, их нам дали, чтобы пенсов на танцы разогреть в танцполе зала (и разогрели ведь, мои старички лихо так отплясывали потом!). А мы с Майком взяли по пиву и пошли на верхнюю палубу, сели там, да и смотрели на огни вечерней Одессы. Вскоре вышли несколько мужиков из группы, встали рядом, начали вспоминать войну. И мне, и Майку было очень интересно это слушать.

Один из мужиков служил во время войны в ПВО Нью-Йорка, другой – в береговой охране там же, третий – сидел где-то в штабе всю войну, но уже после дня Победы поехал готовить Нюрнбергский трибунал, поскольку был юристом (тогда ещё помощником юриста, знал немецкий). Вот они это всё между собой выяснили, начали затем разные истории рассказывать. Тот, что из береговой охраны, рассказывал про немецкие подлодки, как за ними они гонялись, из ПВО который, про то, как он дежурил в порту целыми днями на пушке зенитной… Ну всякую такую небывальщину.

Затем они пошли доплясывать, потому что наши танцевальные девчонки внизу конкретно всех пенсов завели. Любопытно, что танцевали мы под нашу, русскую музыку, американцы восприняли это как само собой разумеющееся, никто не просил поставить им своего. Вообще, они люди были очень скромные и непритязательные. Я ведь их стал постепенно всё больше и больше узнавать.

При погрузке в поезд я сказал Майку, что я больше пить не хочу и не буду, он же взоржал, а где же говорит русский дух, куда он спрятался, почему съёжился, чего трусит? Я ему говорю, не могу больше, уже не лезет ничего. Надо хоть пару дней отдохнуть. Ну, Майк всё понял.

В Кишинёве же у Майка разболелся желудок, вся группа уехала дегустировать молдавские вина с коньяками, а я повёз Майка в местную больницу на «Скорой». Поместили его в палату прямо с нашими, я врачам всё объяснил, они сказали, не волнуйся, языками тут владеем, если что, без проблем. Майк же мне всучил свой паспорт, кошелёк, все свои личные вещи. Подмигнул, сказал, если КГБ захочет проверить мои документы – всё при тебе пару дней, я даже не узнаю.

КГБ же на Майка было наплевать, никто не позвонил, никто им не интересовался. Майку промыли желудок, он что-то умудрился всё же сожрать опасное, через два дня я его привёз на общественном транспорте в отель. Вся группа Майка встречала, хлопала по плечу, желала здоровья. Меня это удивило, честно говоря, потому что к нему относились все с опаской, но презрительно так. А в Кишинёве так ничего и не посмотрел (да и есть ли там, что смотреть, однако?).

Вечером мы прошлись по улицам, Майк был трезв, зол, и ругался прямо на небо: тыкал в него пальцем, говорил, я всех вас там вижу, всех вас знаю: и тебя, Горби, и тебя, Рейган, и тебя (кого-то ещё называл), все вы мiровая власть над нами, но я, Майк, хрена с два вам подчиняюсь. Я его спросил, ты с кем это разговариваешь? Он говорит, да так, просто, чтобы уроды эти знали, что и мы про них всё знаем. Напомню, что дело было летом 1987 года. Никаких конспирологий в СССР мы ещё не проходили, как в начале 90-х. Я слушал Майка в полной прострации. Дивился несказанно.

Затем мы рванули на самолёте в Минск, где посмотреть тоже было нечего, в принципе, но там жил мой закадычный армейский дружок (я с ним созвонился), и мы намеревались взять Майка, да хорошо так гульнуть (я Майку всё рассказал). В один день группу повёз местный Интурист по обзорной экскурсии по городу, с заездом в какой-то супер-пупер подминский ресторан на берегу чего-то там, весь из себя инвалютный, а я с Майком пошёл шастать по городу. Мы ходили спокойно по улицам, навещали магазины разные, я Майку всё показывал и рассказывал (из того, что знал), ну а вечером, мой армейский друган Мишка пришёл с работы, мы к нему и завалились домой (он адрес дал). Прямо в семью, за широкий белорусский стол. Мишка жил с мамой и младшим братом, отец его уже умер, а сам он ещё не женился.

Ну посидели так хорошо, затем пошли гулять по вечернему Минску. Лето, тёплая погода, красотища.

На следующее утро ко мне подкатила моя «мама» из группы, сказала, что хочет попросить меня об одной любезности. Я говорю, весь внимание. Она сказала, что её родители родом из Белоруссии, из одной местной деревни, 200 км от Минска, вот она хочет взять такси и сгонять туда, посмотреть. Просит меня поехать с ними (с ней и её мужем). Я говорю, ОК, поехали. Заказали мы такси и через два часа были в этой деревне.

Плоская равнина с мелкими кустиками, где-то вдали какой-то лес, обычные такие деревенские дома через улицу шириной метров в 100, и друг от друга дома тоже отстоят далеко, никаких заборов нет и в помине, мы вышли из такси. «Мама» была очень взволнована, увидела какую-то девчонку, проходящую мимо, как завопит, ПО-РУССКИ: «А где живьёт Белькович?» Девчонка не испугалась, махнула рукой, мол, туда идти, ну, я подошёл, объяснил ситуацию, она подробно рассказала, где именно искать.

Мы туда отправились, нашли этот дом, стучим. Вышли люди, офонарели (буквально) от того, что мы им сказали, мол, из США приехала та самая дочь Бельковича, который жил когда-то здесь. Это оказалось потомки брата отца моей «мамы». Как все бросились обниматься, целоваться, затащили нас в дом, начали собирать на стол. Одна девица, внучка что ли, я не понял, сразу, сразу начала ластиться к «тёте», та и рада до смерти, гладит её. Затем мы пошли смотреть место, где раньше стоял дом её отца. Это было рядом, на том месте ничего не было, одна трава с кустами, только сарай старый сохранился, полуразрушенный. «Мама» бросилась на колени перед сараем, начала плакать. Рыдать, можно сказать. Девица эта рядом, тётя, тётя, не плачь, тётя, моя тётя… В общем, у меня у самого в горле пересохло.

Потом были долгие проводы, обмены адресами, телефонами, «мама» клятвенно пообещала девице, своей только что найденной племяннице, что обязательно пришлёт ей приглашение, вывезет в Штаты, бла-бла-бла. Я смотрел на эту хитрованку деревенскую, думаю, вот свезло же девахе, вот свезло: бац и родня в США, которая по крайней мере пока всё готова для них сделать.

В такси «мама» мне рассказала, что она работает тоже гидом, как и я, но немного другим: вертолётным гидом вдоль Гранд-Каньона, т. е. туриста на вертолёт и она там по пути всё и рассказывает… Я думаю, вот это класс!!! А муж говорю, случаем, не вертолётчик? Они оба засмеялись, ты угадал, говорят. А вообще у нас своя фирма туристическая, вот как раз по этому делу, у нас около 15 вертолётов и лётчики есть, и гиды ещё. Я присвистнул, ого. Они говорят, но мы сами ещё летаем, даже на пенсии. Делать-то особо нечего дома. Я вспомнил про её сына, спросил, а дети ещё у вас есть. Она погрустнела, говорит, нет, больше детей у нас нет.

В Минске меня ожидал тревожный, как месяц вересень, Майк, начал мне долбить макушку: где твоё КГБ, почему со мной никто не встречается, когда меня возьмут на телевидение рассказывать про ужасы капиталистического существования. Я ему говорю, отстань, откуда я знаю. Он – ну мы уже в Ленинград завтра летим, там ещё три дня и всё, мне надо будет улетать обратно. А вопрос ещё не решён. Я ему говорю, Майк, ты вообще подумай ещё раз, во что ты ввязываешься, ведь ты жизни-то здешней совсем не знаешь, опять же русский язык у тебя на нуле, ну и вообще… Он, язык я выучу, профессия у меня есть, в беде русские люди меня не бросят. Не то, что у нас, педики одни, да мразота чёрная бегает… В общем, сумбурные такие разговоры шли, да и напрягать он начал меня уже совершенно конкретно.

В Питер, т. е. в Ленинград, мы прилетели в плохую погоду, в дождик. Экскурсии по Эрмитажу и прочим Петродворцам были уже группе пенсов немного в тягость даже. Но они стоически всё переносили, продолжая по-прежнему подшучивать надо мной. Я же уже выяснил, что к чему в этой группе, почему она такая странная была. Её собрали под бывших выходцев из России – все они, их родители, тем или иным боком были из России в своё время. И, хотя фамилии у них у всех были не наши, кто поменял её, какая замуж вышла – тоже поменяла на мужнюю, но все были условно «нашими»: ходячая история эмиграции. Вот прямо перед носом – наяву. Если бы не Майк, который присел мне на хвост, то я бы, конечно, больше бы разузнал, поговорив с ними, но он мешал конкретно.

Ну и в Питере он меня достал (осталось пара дней, а КГБ с ним так и не связалось), говорит, пошли сами их искать будем. Ну пошли снова к стойке отеля, я снова говорю, дайте мне контакты местного КГБ, звоню туда, говорю про то же самое, добавляю про одесских ребят.

Мне говорят, объясни, пожалуйста, своему Майку или как его там, что так дела в СССР не делаются: приехал, возбудился и на тебе паспорт краснокожий. Нет. Пусть возвращается домой и подаёт заявление в наше посольство. Там есть специальная процедура. Я спрашиваю, а нельзя как-то иначе, ведь он уже тут, хочет в СССР, прямо копытами бьёт. Мне ответили, перебьётся американец твой. И повесили трубку.

Ну, я как мог, пояснил Майку, что бухариков и маляров у нас и своих хватает. Как и бабников тоже. Поэтому в плане какой-то особой ценности, хотя бы из пропагандистских целей, ты, говорю, из себя ничего не представляешь. Ну сам посуди. Майк насупился, как дитё прям, но всё понял. Да, говорит, наверно. А я так надеялся. Так мне всё на Родине обрыдло, хоть волком вой. Ну я начал утешать его, говорю, ну попробуй там затем по официальным каналам, через посольство… Он махнул рукой. Говорит, пошли напиваться, раз такое дело, ведь именно так должно быть у русских?

Я говорю, ну примерно так, пошли. Ну и напились, конечно. На следующий день группа улетала, меня одарили хрен знает каким количеством книг, шмоток, майки хоккеистов один мужик дал, говорит, у меня сын играет, жвачки, ну и не без денег. Два тугих свёртка баксов, каждый с кулак. 650 долларей, как с куста. А Майк мне подарил свой кошелёк, говорит, я человек небогатый, у меня ничего нет. Даже денег. Поэтому вот возьми на память.

Кошелёк был чёрный, кожаный, обыкновенный. Тогда в СССР у нас таких не было. Там были отделения для банковских карт.

Вся группа улетела. Я вернулся на поезде в Москву. Жена (а я весной только женился) была от 650 баксов в полном восторге. С Майком мы периодически созванивались, он докладывал мне свои новости, я рассказывал ему свои. Затем я уехал в Африку, приехал, СССР развалился, я открыл фирму, там был факс, позвонил Майку, он обрадовался, мы стали писать друг другу письма по факсу. Он продолжал работать всё тем же, всё так же ругался на евреев, на власть, на жизнь эту проклятущую…

К 2004 году, когда я приехал, наконец, в Чикаго, я не общался с Майком несколько лет, пробовал звонить ему – никто не отвечает, спросил своих ребят, как мне друга здесь найти, они сказали, обращайся к частному детективу, он поможет. Шутка такая. В общем, они выяснили, что Майк мой года два как свалил куда-то из Чикаго в неизвестном направлении. Ищи теперь ветра в поле.