Армейщина в натуре

Начало здесь.

Не знаю, кому как – а мне служить было в кайф. Тогда ещё среди пацанов двора существовало твёрдое убеждение, что тот, кто не отслужил, тот и не мужик вовсе, поэтому все в армию шли с охотой, хотя и с опаской. У меня во дворе отслужили все мои ровесники.
Рассказами об армии до самой армии нас всех накормили досыти более старшие товарищи, а также отцы, которые служили после войны, где-то в 50-60-х гг и деды, почти все воевавшие. Да, их рассказы отличались друг от друга, но общий вывод оставался прежним – там из тебя, обормота, человека-то сделают, там не забалуешь! Уши от этих напоминаний сворачивались сами собой в трубочку, виделось что-то не очень приятное.

Однако чёрт оказался вовсе не так страшен, как его нам малевали. А у меня так вообще даже смешно. Дело в том, что в нашей роте первый старшина был мой знакомый ещё по техникуму, на год старше. Мы с ним пару раз бухали вместе в компании на гражданке, да по девкам шустрили. Он сразу меня поставил ответственным за сарай с лопатами и мётлами, сказал, что потом поймёшь и поблагодаришь. Я сначала не понял, что в этом сарае такого, но меня быстро просветила сама жизнь: всех отправляли работать, а я в это время сидел в сарае, сторожил добро, выдавал-принимал инструмент. Т. е. я мгновенно стал «блатным», из той категории штабных писарей, поваров всяких, лекарей и прочих служащих, но служащих своеобразно.

Честно говоря, мне это не понравилось, поэтому, когда командир роты стал отбирать желающих стать сержантом, я вызвался. Мой товарищ, старшина, покрутил пальцем у виска, сказал, ты чего, блин, офонарел что ли? Я вот сержант и без всякой учебки, нафига тебе это надо? Но я сказал, что не хочу быть ответственным за инвентарь, пусть этим занимается кто другой. Так и закончилась моя карьера «блатного».

И в конце мая, после принятия присяги, укатил в учебку. Благословенная одесско-молдавская земля, вдоль дорог, как чертополох, растут дерева с грецкими орехами (к осени вся земля будет ими усыпана – а мы в России, блин, кило на Новый Год покупали за бешеные деньги и были этим счастливы!), народ богатый, щедрый, какой-то развесёлый такой. Ну, в учебке нас учили чудесам командирства, кои все сводились к одному: чтобы сержант был в прекрасной физической форме (10-15 раз подтянуться, 5 раз подъём переворотом, на брусьях бравый соскок после кручения ногами туда-сюда), и чтоб солдаты слушались – называть их на «Вы». Даже своих ровесников, даже свой призыв. Ну и самим ничего не нарушать, Уставы в смысле, иначе солдат резонно укажет, ты, хрен с бугра, ты чего требуешь-то, если сам этого же не делаешь?!

Занятия были ненапряжные, кроме разве плаца строевого, но, опять же, стояла дикая жара, а кому из начальства охота долго париться? Вот и у нас также, всем в тенёк, курить на скамейках. В общем, такой дом отдыха с лёгкими обязанностями. Чипок (это лавка со сластями за деньги при столовой, такие были в каждой части) был вообще гениальным: там продавалось шикарное мороженое, пирожные всех видов и сортов, и всё это по разумным советским ценам (нашей зарплаты в 3 рубля в месяц хватало на пару разгрузочных дней в чипке, а сигареты нам родня слала).

Привыкли мы к тамошней жизни сразу же, местные ребята рассказывали нам о приближающейся осени и облизывались. Глаза их влажнели. Мы спрашивали, что здесь такого осенью-то происходит? А те говорили, а вот погодите, сами увидите.

А осенью случился, как обычно в это время, сбор урожая. И рук рабочих не хватало. Поэтому примерно на месяц нас стал ежедневно забирать в Молдавию какой-то колхоз – на уборку того, что у них там росло. А росло дохренища чего и росло так, что весь свет застилало от прущей из земли и деревьев всякой всячины: овощей и фруктов, злаков и всяких растений. Не нас одних, всю учебку припахали, вместе с офицерами. Вот тогда мы поняли, что это такое.

Работали мы в полях, в основном убирая свёклу, картошку, морковку, капусту и ещё что-то, не помню уж. Колхоз иногда ставил нас на сбор яблок, груш, малины, клубники, каких-то других диковинных фруктов, типа громадных слив. Мы просто обжирались всей этой фигнёй, тем более, что сами колхозники прямо нам и говорили, бедняжки-солдатики, наши ребята вот тоже где-то служат, и их ваши мамы, наверно, там подкармливают, так вы за них уминайте себе вволю, что хотите. Мы и уминали. До кровавых поносов.

В селе мы как-то познакомились с одним дедом-молдаванином, плохо говорящим по-русски, чинили ему плотину на пруду, он был за неё ответственным. Дед пил только вино в своей жизни, даже неразбавленное, и нам его давал. Никакой воды в Молдавии. Ещё чего! За день мы налакались до такого состояния, что еле приползли в часть. Вкусное, язык проглотишь.

Однажды, работая в поле, а поле было на взгорке, мы услышали откуда-то снизу звуки духового оркестра (в селе!), разухабистые молдавские переливы, танцевальные. У местных спрашиваем, а что там. Те говорят, а сегодня свадьбы начались у нас. Вот – первая пошла. Осень же. Ну, свадьба, так свадьба. Но ближе к концу рабочего дня, мы увидели, как к нам приближается с села некая процессия, слегка шатающаяся, из баб и мужиков, все с корзинками, укрытыми белыми платками. Они все замахали, мол, собирайтесь в кучку. Мы собрались.

Оказывается, селяне, знавшие, что тут наверху трудятся солдаты в поле, собрали со стола с пяток бутылей самогона (каждая бутыль литров по пять), варёных яиц, варёной картошки, луковиц, моркови, мяса какого-то, варёных курей, не забыли взять и солонку, и перечницу, и молоко в глиняных кувшинах. Вина почему-то не принесли – а чего воду-то их обычную приносить???!!!

В общем, пожелали мы щастьев всем молодым в их селе, и накушались до отвала. И это буквально, потому что в часть нас вернули на автобусе – никаких. Потом мне рассказывали, что дух от нашего взвода стоял такой, что запах развеивался от КПП до нашей казармы часа два, все просто хренели, откуда идёт такая густая самогонная вонь. Утром половина из нас даже не помнила, как мы добрались. Такой щедрости и доброты к нам, обычным парням, я больше не помню в своей жизни.

Ну а затем мы отучились, сдали «экзамены» на сержантов, присвоили нам звания, выдали лычки, мы их пришили, да и всех отправили обратно – в стылое Подмосковье с замороженной картоплей в хозблоке, да с перловкой на искусственном жире. Погода в России в ноябре всегда оставляет желать лучшего, а тут – как назло, после солнечного отдыха с ешь вволю чего душа пожелает – окунулись мы сразу в караульную службу.

Меня направили в мою же роту, к моим же ровесникам, которые встретили меня хмуро – они уже находились в эти караулы до остервенения, а тут мы, нажравшие щёки на югах. Но я виду не подавал, вёл себя, как обычно, лишь сказал, что кто захочет проблем, тот их и получит, поэтому либо слушаемся меня, либо… Все всё поняли, всё ж таки отслужили уже полгода, немного узнали что почём.

Самое хреновое чувство обычно возникает, когда отслужишь год примерно, особенно это касается весеннего призыва: вот наступает весна, все чувства просыпаются, природа подмигивает со всех сторон, девчонки обнажаются на глазах, а тебе служить ЕЩЁ ГОД. Ну, неприятно немного. Так и с нами было. Весной было хреново, потому что мы вступили в очередные два месяца «караулы через сутки», и понеслась… Дни сливались с ночами, ночи с утрами, ничего не разберёшь. По утрам, меняя смену в шесть утра, мы слушали соловьёв, которые в тот год распелись просто дальше некуда. Пели весь май и июнь. Я их наслушался на всю оставшуюся жизнь.

То лето прошло вообще-то красиво: нас несколько раз снимали для телевидения, я был в первом ряду, крайним, красовался на всю СССР (не знаю, кто там смотрел «Служу Советскому Союзу!», но вот так), меня даже родня увидела, прислала восторженные письма.

Летом же наша рота пошла немного в разнос: отслужившие год – это как раз те, кому больше всего по весне и лету хочется домой, на всякие пляжи и гулянки, а тут, как серпом по… ещё год. Ну и крыша едет конкретно. Начались самоходы каждый день, банально народу не спалось, на посты зачастили захаживать всякого рода девицы, чуть ли не у караулов дежурили. Я видел их несколько раз – это был интересный феномен. Обычно у каждой войсковой части (по рассказам моих товарищей, служивших в разных местах), отиралось с пяток таких оторв, лет по 13-15 обычно. Страшные, как атомная война, пахнущие чем-то, живущие чёрт знает где и в семье ли – эти девицы стали ну если не кошмаром для наших командиров, то проблемой точно. Пара человек залетела с триппером, командир части был вынужден на построении объявить, что, если кого поймают с этими ТБМлядями, то он лично отрежет ножницами все причиндалы провинившимся: вы здесь для того, чтобы Родине служить, а не с шлюхами якшаться по ночам.

Начались также и пьянки, не без этого. Лично мне это всё было скучно: и страшные девки, и пьянство в подсобках, да в банях, на кухне, да среди грязного белья где-нибудь в старшинском складе. Я не понимал этого времяпрепровождения, потому что уже очень хотел учиться, и стал даже заниматься. Достал в местной библиотеке учебники английского языка за 9 и 10 классы, и ну офигевать от того, что всё забыл. Дембель с каждым прожитым днём был всё ощутимее: осталось 10 месяцев, 9, 8…

К концу лета у нас в роте появились первые ласточки-зазывники: менты и прапорская служба всея СССР. Суть их предложений была следующей: дембель скоро, мужики, поэтому вам пора задумываться о будущем – предлагаем вам уже сейчас вступить в славные ряды ментов города Москвы. Общежитие, форма, контракт на три года, перспективы роста, поступление в институты (вечерние) по льготам, ну и т. д. Для нас, сплошь иногородних, одна зацепка в Москве по тем временам была достаточно завлекательна, про службу же ментов мы ничего не знали. Прапорщики же предлагали совершенно другое: после окончания службы солдатиком, присвоение очередного звания прапорщика и служба либо здесь, либо… тут делалась пауза, в таком-то управлении города Москвы или Подмосковья.

Прапорщиков мы все знали, службу их видели: это сплошь хозяйственники, сидящие на потоках армейского добра, перераспределяющие его. Мне лично это было просто противно.

С десяток человек у нас в роте в менты всё же записалось. И в прапоры тоже с пяток. Я лет через десять встретил в Москве одного своего сослуживца, он был ментом-лейтенантом, окончил уже юридический, рвался по карьере вверх, но, увы, это уже был 1993 год, поэтому у него пока ничего и никак не сращивалось. В общем, бедствовал так, мягко говоря.

А осенью 1982 года стало нам всем совсем хреново, мы остались дедами уже совершенно конкретно, старше нас в батальоне никого не было, а щастья… вот как-то не прибавлялось: всё те же постылые караулы, в которых всё, буквально всё было знакомо до каждой царапинки, всё те же построения, вечерние эти, мля, поверки, выворачивающие душу. Ну и в ноябре случился казус.

Я был дежурным по роте, а в обязанности оного входит слежение за оружейной комнатой: моя рота вернулась с караула, сдавала оружие и штык-ножи. Когда все всё сдали, командир роты обнаружил, что одного штык-ножа на месте нет. Для неслуживших сообщу – это сразу дисбат, дисциплинарный батальон, ещё на два года, а затем ещё дослуживать оставшееся.

Весь батальон был немедленно поднят на уши: ежу понятно, что какой-то дембель, мудак полный, решил увести домой сувенир – армейский штык-нож, подставив одновременно того, кто в этот момент отвечает за сохранность оружия, так вышло, что меня. Шарили везде где могли, проклиная этого пидора и гондона, но ничего не нашли. Меня заставили лазать руками по всем очкам всех рот, всей казармы. Где-то к утру командир части сказал мне, если к 08.00 утра не найдём, то, увы, я должен доложить о случившемся, так что – готовься.

Примерно в 07.45 этот штык-нож был обнаружен в поленнице дров, которую всю просто раскурочили сверху-донизу в поисках, на самом дне, в углу. Так я спасся от неминуемого, блин. Пидора, разумеется, не нашли, а из дембелей, а их на тот момент было ещё человек 30 – никто в содеянном не признался. Я понимаю, почему. До дома бы сука эта не доехала.

Вот такие были порядки в армии СССР. Не знаю, как сейчас. Наверно, кое в чём даже построже.

Зима с 1982 на 1983 гг прошла так тоскливо, что в памяти остались лишь холода и караулы. Больше ничего. Лишь весной как-то вздохнулось, тем более, что первые дембеля с нашей роты, нашего призыва пошли уже в апреле, в самой середине. Все жили одной надеждой, но провинившиеся по разным винам были распределены командованием (по степени вины) на более поздние сроки отправки домой. Я-то ещё куда ни шло, отправился домой в конце мая, а вот один крендель, который с губы не вылезал последний год за самоволки и пьянку, пришёл домой лишь в июле. Ну каждый сам выбирает, конечно, что ему и как.

На самую последнюю неделю пришёлся ещё один случай. Мы уже откровенно дурели от скуки, потому что даже в караулы не ходили, делать нам было банально нечего, не считая так называемых «дембельских аккордов» (какая-то тяжёлая физическая работа, после завершения которой служащего отправляли, наконец, на дембель), но их ещё нам не успели назначить. Ну и шлялись целыми днями по части и городку. Втихаря, разумеется, потому что вообще-то это было нельзя.

Поскольку все тропинки, входы и выходы нам были прекрасно известны, мы вышли как-то из городка и отправились на один из окрестных прудов, даже не помню, зачем именно. Ну не рыбу же ловить, блин. Там мы встретили пьянствующую компанию совсем ещё детей, одна девица праздновала со своими сверстниками своё 16-летие, упилась в хлам, валялась под кустами, а её товарищи: пара парней и ещё две такие же девицы были не в лучшем состоянии. Парни молодые чего-то захорохорились, увидев нас, мы-то хотели пройти стороной. Но, слово за слово, один из них получил в пятак за свой язык, второй – тут же слинял куда-то, девицы, кроме именинницы, тоже куда-то уползли.

А мои товарищи стали глядеть на именинницу и один из них произнёс, что неплохо бы её отодрать. Остальные как-то тоже возбудились. Я им говорю, вы, что, очумели вконец, вам до дембеля осталось может неделя с небольшим, а вы в дисбат, а то и в тюрьму захотели? Но, вижу, как-то мои доводы не убедили их. Один стал приближаться к девчонке. Та же ни ухом, ни рылом, ничего не соображает, сидит, слюни пускает. Ну я снял ремень, сделал захват на руке, говорю, мужики, извините, но только когда через меня перешагнёте, а девку трогать не надо. Не надо быть полным мудаком. Не надо.

В общем, образумил я их как-то, ушли мы. Спустя примерно два месяца, когда мы, дембеля саратовские, встретились у местного цирка, чтобы повспоминать службу, приехал и один из тех парней (он был из области), подошёл ко мне, сказал спасибо, что удержал я его тогда. Говорит, сижу сейчас, ужасаюсь, а что было бы, если бы мы тебя всё-таки прибили, а девку эту отодрали! Господи, да девок этих у меня сейчас вагон и маленькая тележка, и все добровольцы-комсомолки, ёлки-палки… Ну, мы посмеялись немного.

Вот такая была служба.