Достоевский. Путь к пониманию. ("Идиот") (I)

В статье транслитерация получаса замечательной лекции Татьяна Александровны Касаткиной. "«Идиот» как роман о двух природах человека и о присутствии Христа в истории". Которую дополню ссылками, дающими достаточное представление об этом замечательном романе. Достаточное для практического использования. В учёбе, преподавании и публицистике. Что позволяет мне заявить, что черновик первого урока моего первого курса готов. И представить его почтенной публике с эпиграфом из Александра Сергеевича. "Догони-ка моего меньшого брата". Отвечая этим эпиграфом уверенным в том, что диплом заменяет им отсутствие мозгов. И потому не допускающими, что можно не только воспроизводить усвоенное, но и думать самостоятельно.

 Претензия к русской литературе - не даёт образы для подражания, паттерны поведения.

https://youtu.be/_i6IQZdto_4?t=41 

 В интернете от учителей литературы, как правило не филологов изначально и очень многих психологов, давно довольно ходит такая претензия к русской литературе, что она  абсолютно не дает поведенческих паттернов (примеров для подражания) для человека. 
В чём, собственно, и суть задачи писателя. Но когда смотришь на эту русскую литературу вообще,  и на тот роман, в частности, о котором будем говорить сегодня и можно сказать - поведенческие паттерны героев "Идиота" совершенно точно должны быть под грифом "не пытайтесь повторить в домашних условиях".

Можно задаться вопросом, а зачем тогда нам все это? Я хочу здесь обратить внимание ваше на слово паттерн. Разросшееся племя психологов пытается приспособить литературу в качестве виртуального тренажёра, на котором мы отрабатываем себя перед жизнью. И это это вполне законное её использование. Литература это концентрация общего опыта, который любой читающий может получить, если у него этого опыта нет.
Но в русской литературе это, очевидно, не так. Она не о паттернах,  не о схемах, которые мы можем взять готовыми и использовать. Она не о том, что мы можем воспроизводить автоматически, бездумно. Она касается именно тех наших базовых установок, которые воспроизводят себя в наших поведенческих стереотипах. То есть русская литература работает не с нашими способами поведения в мире, а с нашими основными принципами. Из которых это поведение вытекает.
 И поэтому Достоевский, давая нам, казалось бы совершенно не подходящий для утилитарного использования мир людей, которых очень многие читатели воспринимают, как находящихся на грани сумасшествия, на самом деле, сдвигает в нас некоторые усвоенные нами принципы. 
Для того, чтобы что-то с нами сделать. О том, что с нами собирался сделать Достоевский мы и будем сегодня разговаривать. И я хочу начать с мест которые покажут нам прямо в тексте, что собственно Достоевский пытается с нами  проделать. И куда пытается сместить наши базовые принципы, основы нашей общей жизнедеятельности.

История написания. Совершенная композиция романа 

https://youtu.be/_i6IQZdto_4?t=310

 Роман писался в условиях совершенно невыносимых. Автор был вынужден отправлять главы не просто до завершения произведения, а даже до завершения его плана. Потому что, Достоевский заключил договор с "Русским вестником". И написав уже 16 авторских листов романа, уничтожил их. А это, вообще-то, уже готовый приличный роман. Которым Фёдор Михайлович вполне мог бы расплатиться за свои долги перед журналом. 
И начинает писать совершенно другую линию, совершенно другой текст. 
И в этой ситуации особенно странной кажется совершенно уникальная композиционная завершенность романа "Идиот". 
И мы сейчас посмотрим в чём заключается совершенство его структуры.
Все большие романы Достоевского начинаются, так или иначе, с представления героя. Причем этот герой один. "Преступление и Наказание" - Раскольников. "Бесы" с представления Степана Трофимовича, который на самом-то деле и является главным героем. Так же и "Подросток"."Братья Карамазовы", хотя и братья, но тоже начинаются с настойчивой рекомендации Достоевского читателю принять во внимание, что главный герой у него один. И это Алёша.

Теперь посмотрим как начинается "Идиот".  Опускаю начало про летящий в желтом тумане поезд и перехожу к появлению героев. 

"В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира, - оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор."

Вместо одного героя у нас вдруг появляются оба, и это "оба" там повторено страшное количество раз. Теперь давайте вспомним последнюю сцену "Идиота" до эпилога. Всё заканчивается тем, что князь Мышкин и Рогожин лежат друг с другом рядом, оба на подушках, которые они специально стащили для того, чтобы рядом  с Настасьей Филипповной, и чтобы лечь и непременно обоим.

"Потому что я хочу, чтобы мы вместе" - говорит Рогожин. И слезы князя Мышкина текут по щекам Рогожина.

Зримое соединение героев, которые в самом начале появляются вместе со словом "оба". А "оба", не семантически, конечно, но как минимум, поэтически заключает в себе объятия. "Оба" двойственное число. То, что соединяет разрозненное в некое новое единство.

Таким образом, как мы видим, роман совершенно уникально структурирован. Он начинается с явления героя. Который есть "оба". И задач, которые перед этим героем ставятся. И заканчивается вот этим-то самым, как бы соединенным окончательно  героем.

Мало того, в самом начале Рогожин рассказывает о третьем лице, которое тоже совершенно необходимо. Первую встречу с князем Мышкина он заканчивает такими словами: 

"- Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил. Может, оттого, что в эдакую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он указал на Лебедева), а ведь не полюбил же. Приходи ко мне, князь. Мы эти штиблетишки-то с тебя поснимаем, одену тебя в кунью шубу в первейшую; фрак тебе сошью первейший, жилетку белую, али какую хошь, денег полны карманы набью и.. поедем к Настасье Филипповне! Придешь, али нет?"

Что мы здесь видим? Что вам это напоминает? Всё надо новейшее первейшее, богатейшее. Это одевание жениха к свадьбе. То есть, оказывается, Рогожин с самого начала видит в качестве жениха Настасьи Филипповны не себя, а так сказать, обоих. 
Что и совершается в последней сцене, когда они оба ложатся около того одра, на котором лежит теперь Настасья Филипповна.

Воскрешение Анастасии. 
https://youtu.be/_i6IQZdto_4?t=855
 И кстати, говорят, что роман мрачный, тяжелый, все погибают, нет ни одного воскресения. Как минимум, одно воскресение в романе есть. И это воскресение нам заявлено буквально в первых строках романа, в имени. Я вам сейчас тоже прочитаю эту сцену, чтобы вы меня не могли заподозрить в каких-то натяжках и передергиваниях. Вот эта сцена.

"Между тем совсем рассвело; наконец он прилег на подушку, как бы совсем уже в бессилии и в отчаянии, и прижался своим лицом к бледному и неподвижному лицу Рогожина; слезы текли из его глаз на щеки Рогожина, но, может быть, он уж и не слыхал тогда своих собственных слез и уже не знал ничего о них…"

А дальше смотрите, совершенно потрясающий абзац. Прочитаем.

"По крайней мере, когда, уже после многих часов, отворилась дверь и вошли люди, то они застали убийцу в полном беспамятстве и горячке. Князь сидел подле него неподвижно на подстилке и тихо, каждый раз при взрывах крика или бреда больного, спешил провесть дрожащею рукой по его волосам и щекам, как бы лаская и унимая его. Но он уже ничего не понимал, о чем его спрашивали, и не узнавал вошедших и окруживших его людей. И если бы сам Шнейдер явился теперь из Швейцарии взглянуть на своего бывшего ученика и пациента, то и он, припомнив то состояние, в котором бывал иногда князь в первый год лечения своего в Швейцарии, махнул бы теперь рукой и сказал бы, как тогда: "Идиот!""

Вот собственно всё. Как вы понимаете, там лежит труп, и вообще-то вошедшие люди как бы не могли этого трупа миновать. Тем не менее, о нём не сказано вообще ни слова. А еще в середине сцены разыгрывается вот такой интересный диалог. Рогожин все время пугается того, что дух пойдет. И вдруг говорит: 

"- Стой, слышишь? - быстро перебил вдруг Рогожин и испуганно присел на подстилке: - слышишь?
- Нет! - так же быстро и испуганно выговорил князь, смотря на Рогожина.
- Ходит! Слышишь? В зале…
Оба стали слушать.
- Слышу, - твердо прошептал князь.
- Ходит?
- Ходит.
- Затворить, али нет дверь?
- Затворить…
Двери затворили, и оба опять улеглись. Долго молчали."

Вот, собственно, сцена, когда оба они остались в этом зале, а тот, кто начал ходить, ушёл. 
А Анастасия, как вы понимаете, как раз и означает воскресение. Достоевский нам все с чрезвычайной очевидностью показывает. В тексте, если мы только умеем следить за тем, что  он в тексте делает. Всё есть.
Он нам рассказывает историю о совершенно другом состоянии человека, о другом принципе человеческого бытия.

Письма Анастасии Аглае. Представление о ней и Аглае, как о едином, наряду с Мышкиным и Рогожиным. Аллюзии с "Братьями Карамазовыми".
https://youtu.be/_i6IQZdto_4?t=1109

 В пару к этим сценам стоило бы нам вспомнить письма, которые Настасья Филипповна пишет Аглае. Очень важное письма. Письма, к которым князь долго не решается приступить, для того чтобы, наконец, прочесть. И которые Достоевский очень тщательно выделяет из общего текста романа, чтобы мы их, ни в коем случае, не пропустили. После этих писем или в процессе сообщается об ощущениях князя Мышкина. Там говорится, что эти письма были полны бреда и безумия. Но одновременно в них было что-то до того истинное, что просто невозможно было их их выпустить из сердца.   
А что там, собственно, было? Там было острое ощущение Настасьи Филипповны, что она и Аглая это одно, и Аглая это лучшая она. "Я вас люблю, вы моя, я уже теперь все время буду с вами" - это пишет одна из соперниц другой сопернице. Таким образом мы видим, что Достоевский собирается нам рассказывать не об одном персонаже, а о персонаже, который есть "оба". Который как бы заключает в себе сразу двух человек. 

И одновременно собирается нам рассказывать еще о любовной истории, истории соперничества. Которая есть, на самом деле, что-то совсем другое. Давайте прочтем, как Достоевский описывает этих "оба". Князя Мышкина и Рогожина. 

"Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное, а теперь даже до-синя иззябшее. В руках его болтался тощий узелок из старого, полинялого фуляра, заключавший, кажется, все его дорожное достояние. На ногах его были толстоподошвенные башмаки с штиблетами, - все не по-русски. Черноволосый сосед в крытом тулупе все это разглядел, частию от нечего делать, и, наконец, спросил с тою неделикатною усмешкой, в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего:
- Зябко?"

Этот самый черноволосый сосед описан следующим образом чуть раньше.

"Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми, маленькими, но огненными глазами. Нос его был широки сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица. Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом." 

Можно, конечно, сказать, и так регулярно и делают, что Достоевский описывает две противоположности. Но это не так. Достоевский описывает черты одного существа, разделенные странным образом на две части. Где одному не хватает того, что у другого есть. У одного горящие глаза, у другого глаза бледные, задумчивые. Рогожин огонь жизни, которого явно не хватает в Мышкине. Одновременно в Рогожине не хватает оформленности, усмирённости, благообразия. Черт, которые должны соединиться для того, чтобы перестать быть односторонними и незавершенными. 

Черты каждого из этого "оба" могут уравновесить и гармонизировать черты другого. Мы опять видим обоих. Они составляют некоего цельного человека. Единственная черта, которая им обоим свойственна, бледность, бледность даже прямо до синевы.

То есть, они, как бы, в этом состоянии еще и неживые, если мы внимательно смотримся. В описании Мышкина это будет довольно очевидно. С самого начала  бледность до синевы. Почти описание мёртвого Христа. А у Рогожина огонь, который сияет в недрах черноты. "Черномазый" потом будет постоянно упоминаться. Как бы в  недрах и становится слишком слишком сильным огнем. Огнём, которому нечего согревать. 

А "черномазый" это ведь будущий Карамазов (братья Карамазовы). Это слово, которое совершенно очевидно отсылает нас к чёрной земле, к почве, как бы. И мы видим, что перед нами здесь представлены две природы человека, которые должны соединиться. Для того чтобы человек восполнился: природа природная и природа иноприродная. Природа природная Рогожин, природа природная  Аглая - помните как она будет описываться?

Сёстры Епанчины. Разобщённость людей.
https://youtu.be/_i6IQZdto_4

 Девицы Епанчины совершенно однозначно описаны как три грации. Мощные плечи, высокие груди, мощь тела, которое прямо выпирает на читателя. И, еще в связи с этим, очень любили покушать. Это все предисловие к тому что сейчас будет завтрак, который очень похож на обед. В этом смысле почти Гоголевский. Торжество плоти, эти три грации перед нами встают мощные, цветущие и занятые всякими искусствами. 

Достоевский с самого начала романа даёт видение того, как человек в современном мире разъединился. 

Человек как бы разошелся, человек пытается жить один, уединенно. В то время как он сам существо не законченное. В то время как нам для завершения себя как некой целостности требуется еще кто-то. 
И если мы вспомним сцену соперниц, то там как раз собирается целая невеста из Аглаи и Настасьи Филипповны и целого жениха из Мышкина и Рогожина. Но которые так и не собираются это целое. Собственно, всё, что происходит дальше, это результат того, что они не смогли соединиться. 
Здесь опять надо вспомнить центр философского творчества Достоевского. Это дневниковая запись - "Маша лежит на столе, увижусь ли с Машей"   (5-я цитата по ссылке)

Где Достоевский и определяет вот это вот конечное состояние человека, его природу сверхприродную. "Как мы будем литься, не переставая сливаться совсем". Мы сохраняем свое лицо, но одновременно мы входим в некое целое человечество. И тогда иноприродная природа, наконец, и торжествует.
"Маша лежит на столе" раз написано о противопоставлении  природной, которая человеку свойственна на Земле, и которая есть одиночество я и уединения пары. 
Потому что он говорит не только о том, что закон личности на Земле связывает я и мешает человеку любить другого как самого себя. Он говорит что и пара это тоже страшное уединение. Потому что это уединение пары от всех. Мало остается для всех. То есть "я один" и "пара" это не та иноприродная природа, к которой человек устремлен. И "двое" это та природа, которая здесь,которая настаивает на своей отдельности. 

Помните, что говорит Аглая Настасья Филипповне? "Зачем вы к нам мешаетесь? Зачем вы пытаетесь к нам вмешаться? Зачем? Уйдите просто, очистите пространство и дайте состояться земной здешней паре."
И Рогожин тоже со своей ревностью постоянной. Хочет Настасью в свое владение и сам в самом начале понимает, что к ней ему нельзя явиться без князя.

Получается что любовная история, которая рассказана нам в романе "Идиот" эта история о победившей земной природе. Но одновременно о природе иноприродной попытавшейся. Попытавшейся жить здесь так, как жить здесь почти невозможно.

Вот, собственно, что я имею в виду, когда говорю, что Достоевский перестраивает наше сознание. Потому что мы все  привыкли жить и чувствовать как Рогожин и Аглая. Мы все собственники, мы все как бы заперты внутри своих оболочек и мы пытаемся как бы внутрь своих оболочек затащить и все что нам дорого. 

***

Сделаю перерыв. И из дидактических соображений и для того, чтобы представить мультфильм Александра Петрова "Сон смешного человека". Который помогает раскрыть ту иноприродность, к которой мы должны стремиться по Фёдору Михайловичу, если пользоваться термином Татьяны Александровны. 

Кстати, развращение людей в мире без греха человеком из петербургского подполья тоже с женщин началось.

Замечательно, что в “Сне смешного чело­века” ложь начинается с кокетства, с любовной игры — т. е. с желания нравиться (казаться, представляться) в очень искреннем и невинном для этих людей и высочайшем деле — в любви. “Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, началось невин­но, с шутки, с кокетства, с любовной игры, в самом деле, может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им. Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность — жестокость... О, не знаю, не помню, но скоро, очень скоро брызнула пер­вая кровь: они удивились и ужаснулись, и стали расходить­ся, разъединяться”

Замечательная аудиокнига (50 мин), увы, с минутной лакуной. Здесь более классическая и скучная часовая.

PS. "Сон смешного человека" был вынужден посмотреть после того, как встретился с ним в сурово гуманитарной  книге Касаткиной Т.А. Характерология Достоевского. Типология эмоциально-ценностно ориентаций. djvu. Которую после прочтения вступления и первой главы могу рекомендовать, если приспичит критиком стать или литературоведом. Но читать надо не торопясь. С Гуглем. Как закончу, дополню аннотацию рецензией.