Не так давно на ресурсе была размещена беседа двух социалистических агитаторов, Клима Жукова и Реми Майснера, которые в своем выступлении, в основном, занимались попыткой оправдать в общественном сознании Ягоду и Ежова (осужденных советской властью - примечание для Реми Майснера и его "соратников"). В качестве противовеса хочу разместить на ресурсе другую публикацию, которую позаимствовал не в каком-нибудь The New Times, а на сайте ФСБ (в историческом разделе). Также текст доступен на сайте газеты "Красная Звезда" (1, 2). Конечно, "верный ягодинец-ежовец" должен сразу заявить, что это ложь и перестроечная чушь, а правду знает только Реми Майснер (не шпион ли немецкий часом, с такой-то фамилией?). Но переубедить таких персонажей не стоит и надеяться, а вот читателям думающим, да и всем, кто не читал газеты "Красная Звезда" в 2002 г., может быть, будет любопытно.

Борис Игнатьевич ГУДЗЬ родился в августе 1902 года. В 1919-м стал красноармейцем, в 1922-м пришел в органы ВЧК - ОГПУ. Работал в контрразведывательном отделе, Секретно-оперативном управлении, Особом отделе, два года в Восточной Сибири - по линии Иностранного отдела. В 1934-м направлен резидентом ИНО в Токио. В 1936-м перешел на службу в Разведывательное управление РККА.

В 1937 году уволен из Вооруженных Сил в связи с арестом сестры и исключен из рядов ВКП(б) за связь с врагами народа.

Разведчик превратился в водителя московского автобуса. Дорос до начальника автоколонны; во время Великой Отечественной войны работал по линии военизированного транспорта; затем стал директором автотранспортного предприятия и работал до пенсии - до 1962 года. Был полностью реабилитирован, что дало ему возможность с начала 1970-х годов работать в архивах КГБ и ЦК КПСС. В настоящее время живет в Москве, занимается литературной и общественной деятельностью, являлся консультантом ряда художественных и телевизионных фильмов - в том числе знаменитого сериала "Операция "Трест".

Хотя два или три раза пресса уже писала о Борисе Игнатьевиче, но каждый из авторов пытался вместить его вековую жизнь в рамки одного очерка или интервью. "Красная звезда" подготовила к публикации летом-осенью с.г. серию бесед - не только о судьбе самого полковника Гудзя, но и о многих малоизвестных событиях истории нашего государства.

- Борис Игнатьевич, вы, очевидно, последний из тех, кто не образно, а с полным основанием именует себя чекистом. До недавнего времени в нашей стране к этим людям было самое уважительное отношение: "солдаты Дзержинского", "щит и меч революции"... Потом определенные силы начали кампанию по дискредитации органов госбезопасности, перекладывая на них всю вину в организации и проведении террора в 1930-е годы, борьбе с инакомыслием - в 1970-е... Тем самым не только зачеркивалась многогранная деятельность органов по борьбе с иностранными спецслужбами, но также из-под критики выводилось высшее партийное и государственное руководство.

Чтобы сразу расставить точки над "i" и должным образом сориентировать читателей, я хотел бы начать разговор именно с вопроса о репрессиях - как это все начиналось, вы знаете не только на собственном опыте, но и по архивным материалам...

- Нужно все-таки учесть, что это были очень непростые времена: "год великого перелома", "сплошная коллективизация", "ликвидация кулака как класса". Вот тогда-то, в 1930-х годах, в нашей системе стали проявляться злокачественные явления, которые официально трактовались как "разумное повышение бдительности". Вы знаете лозунг Сталина, что по мере усиления социализма обострение классовой борьбы будет продолжаться до предела. Сталин давал теоретическое обоснование этого лозунга, а практическим примером сказанного стало знаменитое "Шахтинское дело"...

- Из "Советского энциклопедического словаря", изданного в конце "перестройки", можно узнать, что это - "судебный процесс 18.5. 6.7.1928 г. в Москве над участниками контрреволюционной вредительской организации. Действовала в Шахтинском и других районах Донбасса с 1923 года по заданиям белоэмигрантского "Парижского центра". Участники - инженеры и техники, связанные с бывшими владельцами шахт. 5 человек приговорены к расстрелу, остальные - к различным срокам заключения".

- На самом деле, "Шахтинский процесс" был просто создан в провинции - создан нечестными, нечистоплотными методами. Уровень кадров в провинции был на две головы, на два порядка ниже, чем в центре, а потому там-то и нашлись люди, которые стали физическим способом выколачивать показания у арестованных. Однако "Шахтинский процесс" получил высокую оценку руководства партии, стал неким эталоном борьбы с вредителями в народном хозяйстве. Сталин в своем докладе признал, что это - естественно, что так же, очевидно, должно быть и в таком-то ведомстве, и в таком-то, и в промышленности, и у военных... Началась напряженная работа по розыску вредителей, везде стали искать террористов.

В этом отношении особо отличилась Украина. После "Шахтинского процесса" там был произведен арест "организации" в составе более пятисот человек - в основном командиров Красной Армии и пограничных органов. "Создали" эту "организацию" под названием "Весна" полномочный представитель ОГПУ на Украине Балицкий и начальник Особого отдела Украины Леплевский...

- Известные палачи! Они вскоре выдвинулись. Всеволод Аполлонович Балицкий возглавил НКВД Украины, затем стал зампредом ОГПУ, а Григорий Моисеевич Леплевский дорос до начальника Особого отдела, стал потом заместителем прокурора СССР... Первого из них расстреляли в 1937-м, второго - в 1939-м. А как отнеслись к "розыску вредителей" те настоящие чекистыдзержинцы, с которыми вы работали, кого знали лично?

- Мой непосредственный начальник Ян Калистович Ольский, начальник Особого отдела и член Коллегии ОГПУ, затребовал это дело - по регламенту полагалось, чтобы мы наблюдали за всеми делами периферии. Были допрошены и некоторые арестованные... Подвергнув материалы тщательному анализу, Ольский и его помощники установили, что все это - "липа", очковтирательство. И Ян Калистович заподозрил, что поощряет это дело сам Ягода...

- Генрих Григорьевич Ягода, он же Енон Гершонович Иегода, "человек Свердлова", как бы сейчас сказали. Его отец двоюродный брат отца Якова Михайловича, а он сам был женат на племяннице Свердлова. С 1919 года совмещал членство в коллегии Наркомата внешней торговли с должностью секретаря президиума ВЧК и управделами Особого отдела. В 1926-м - первый заместитель тяжелобольного председателя ОГПУ Менжинского...

- Будучи человеком принципиальным и смелым, Ольский доложил о своих выводах Ягоде, которому это очень не понравилось: "Вы не доверяете органам, товарищам на Украине?! Сейчас обострение классовой борьбы, это вполне естественно! У вас потеряно чувство классовой борьбы! "

Но Ольский не стал уступать. Его поддержали член коллегии Иван Александрович Воронцов, заместитель председателя ОГПУ Станислав Адамович Мессинг, начальник Иностранного отдела Меер Абрамович Трилиссер - и получилась целая группа оппозиционеров против Ягоды.

- То есть, можно сказать, что "верхушка" ОГПУ не поддержала своего начальника... Впрочем, был ведь еще и Менжинский председатель. А что он?

- Менжинский был очень авторитетный человек, ближайший соратник Дзержинского, эрудированный, умница, с большим политическим стажем. Но он был очень серьезно болен астмой и работал с большими перерывами: две недели поработает - месяц-два его нет... Когда он председательствовал на коллегии, то в кресле не мог сидеть - лежал на диване. Лежа задавал вопросы докладчикам, вносил какие-то предложения, а секретарь коллегии их записывал. Фактически Менжинского заменял Ягода, и чекисты чувствовали, что он начинает потакать ягодинскому курсу.

- Кажется, в СССР это было дурной традицией: руководитель болеет, а управляют разные проходимцы...

- Кстати, Менжинский неоднократно просил освободить его от занимаемой должности по болезни, однако Сталина вполне устраивало это положение дел...

- Тогда вернемся к "оппозиции" в руководстве ОГПУ...

- Ягода быстренько дал об этом тенденциозную информацию в ЦК ВКП(б): мол, у нас тут развелись такие либеральные интеллигенты - да, они действительно были интеллигенты и, как настоящие интеллигенты-революционеры, действительно были либеральны - и вообще тут заговор, а этого терпеть нельзя, потому что сейчас "борьба в обострившихся условиях", "год великого перелома", "наступление на кулака", "ликвидация кулака как класса". Так что всякие "критические разговорчики" следует считать нездоровым явлением - особенно среди чекистов.

Центральный Комитет принял решение поддержать Ягоду, который в своих карьеристских целях подавал материалы "липовых" дел, подтверждающие политические взгляды и установки высшего партийного руководства, и изгнать из ОГПУ сотрудников, проявивших "классовую слепоту и либерализм", как непригодных для такого острого политического органа.

Воронцова назначили что-то вроде управляющего Мосглаврестораном. Ольского - его помощником по ресторанной работе. А ведь это был подпольщик-революционер, боевой командир, четыре ромба носил на петлицах - как командарм! Убрали и Мессинга, и других. Но некоторых, пониже, "повысили" на периферию...

- Борис Игнатьевич, а как вы и ваши сослуживцы отнеслись к такому решению?

- Для нас, молодых чекистов, Ольский был авторитетнейший человек - и в партийном отношении, и в служебном. Поэтому такое решение казалось совершенно неясным... Мы ведь знали, что дело "липовое". У нас с моим другом Сашей Агаянцем возник тогда вопрос - как же мы будем в таких условиях работать? Куда нам деваться? Решили - пойдем к Ольскому, скажем: "Ян Калистович, хотим работать в ваших ресторанах, под вашим руководством".

Пошли. Он нас очень хорошо принял, а на нашу просьбу сказал: "Ни в коем случае! Продолжайте честно работать, как учил Дзержинский. А как вы сможете удержаться на этом - это уже дело будет от вас не зависеть".

И я предложил Саше: поедем в Забайкалье, в Восточную Сибирь. Там был Алексей Михайлович Борисов, ученик Артузова - я с ним встречался, когда он был в отпуске...

"Гудзь Борис Игнатьевич, член ВКП(б) с 1925 года... Показал себя знающим дело работником, в создавшейся обстановке ориентируется быстро, решения в жизнь проводит активно и энергично, политически грамотен, в партработе отдела принимал участие. Товарищ Гудзь был доверенным, близким человеком врагов народа Артузова и Карина. ...Уволен за невозможностью использования. Его работа на секретных объектах нежелательна".

(Из характеристики, данной полковому комиссару Гудзю, уволенному из РККА.)

- Ольского, Воронцова и других ждал трагический конец: в 1937-м и чуть позже они все до одного были расстреляны... Лучшие чекистские кадры, наиболее принципиальные и честные, а на их место пришли "липачи".

- Это ненормально, если люди, облеченные высшей властью, боятся своей же службы госбезопасности, своей армии и, чтобы удержаться на престоле, уничтожают их сотрудников. На кого же в итоге они работают?! Кстати, вы ничего не говорите про человека, который, можно сказать, привел вас на работу в ОГПУ - Артура Христиановича Артузова. Какую позицию занимал он в те смутные дни?

- Артузова я очень уважал и уважаю по сей день... Хотя позицию он занял не такую, как Ольский. Ведь он всегда был очень дисциплинированным, законопослушным человеком. Для него ЦК партии - это все! Председатель Менжинский - главный авторитет. Если Менжинский так думает, наверное, что-то такое и есть. И действовать так организованно, так выступать против руководства, созывать какой-то форум - это ненормально.

Когда Ягода решил приобщить Артузова к делам по линии создания "липовых" процессов, в частности по линии "Промпартии", он подчинился. Однако все-таки его принципиальность была непоколебима. Артуру Христиановичу поручили вести дело непосредственных помощников Рамзина как соучастников этой "Промпартии"...

- Профессор Леонид Константинович Рамзин, которого высоко ценил Владимир Ильич Ленин, - участник разработки плана ГОЭЛРО, "электрификации всей страны", организатор и первый директор Всесоюзного теплотехнического института и впоследствии лауреат Сталинской премии 1943 года - был обвинен как один из руководителей "Промпартии". Кстати, тот же "Энциклопедический словарь" "горбачевского" времени трактует ее как "антисоветская подпольная вредительская организация, в 1925- 1930 гг. действовавшая в промышленности и на транспорте. Объединяла часть верхушки буржуазно-технической интеллигенции. Опиралась на помощь из-за границы и поддержку других контрреволюционных организаций..."

- Но когда Артузов взял эти дела - а он был опытный следователь! - то увидел какие-то определенные неувязки, натяжки, несуразные обвинения. Пошел к Ягоде, стал ему рассказывать об этом. Тот на дыбы: "Как, вы подкапываетесь под генеральную линию наших органов?!" Ягода заподозревает, что Артузов, зарекомендовавший себя крупнейшими делами, делает под него "подкоп", и тут же докладывает Менжинскому, что Артур Христианович в заговоре с теми, которые уволены.

И хотя Менжинский в ту пору был уже надломлен, он решил, что Артузова надо сохранить - вывести из этого дела и оставить для работы целиком по иностранной разведке. Ягода сопротивлялся, хотел изгнать Артузова из органов. На этот раз не вышло.

Когда Менжинский уже оформлял Артузова начальником ИНО, он сделал ему упрек: "Артур Христианович, у вас в прошлом немножко ослабло чувство классовой борьбы. Вы не понимали генеральной линии партии, а партия, как вы знаете, руководит нами".

- Простите, но из вашего рассказа у меня складывается впечатление, что центральный аппарат ОГПУ, кроме самой его "верхушки", не имеет к фабрикации "липовых" дел никакого отношения. Ни разведка, ни контрразведка на том самом первом этапе к ним были непричастны...

- Действительно, ни Особый, ни Секретный отдел, ни тем более ИНО этим не занимались, потому как дела по всем этим процессам вело Экономическое управление. Даже по ложным обвинениям меньшевиков - а меньшевиками занимался Секретный отдел, было там для этого специальное отделение - дело вело Экономическое управление. Именно в нем зародились дела этих процессов, и все его руководство было причастно к этим фальсификациям.

- Но почему там?! Ведь у каждого отдела и управления была своя сфера деятельности и вторжение в чужие сферы было чревато многими ошибками и недоразумениями...

- В Экономическом управлении аппарат и, соответственно, руководство оказались самыми неустойчивыми - вот они и лепили эти дела, которые действительно были очень далеки от правдоподобия. Например, сотрудники этого управления не были в курсе нашей работы по зарубежным организациям - и получались совершенно нелепейшие вещи. Они добивались показаний под свою диктовку от обвиняемых - фантастические вещи были показаны! Назывались фамилии - слышали, что определенные деятели существуют, ну и - "я с ними встречался там-то, получал деньги..." А на самом деле наша иностранная разведка прекрасно знала и этих людей, и их возможности. Получалось несоответствие. Экономическое управление дает в ЦК и Сталину показание, что вот, "лидеры контрреволюции" установили связь с "зарубежными центрами", а в ИНО все эти сведения опровергаются.

А так как мы, работники контрразведки, работали по материалам Иностранного отдела и прекрасно знали, что за границей делается, то возникал вопрос: что это за показания и как такие показания, которые не соответствуют реальной действительности, дают обвиняемые?

- Неужели не было даже элементарного следствия, никаких проверок? Если действительно кто-то связан с контрреволюцией...

- Вот вам пример того, как это делалось. В обвинительном заключении было сказано, что Рамзин, который ездил за границу лечиться и в командировки, встречался там с С.Н. Третьяковым, получал от него деньги, инструкции...

- Третьяков - председатель экономического совета при Временном правительстве, член правительства Колчака, активный деятель белой эмиграции, заместитель председателя "Торгпрома" "Российского торгово-промышленного и финансового союза"?

- Да. А в 1929 году он был завербован нашей резидентурой в Париже, стал нашим секретным сотрудником. Но почему же, работая на Советскую власть за границей, он давал Рамзину деньги и директивы, а нам ничего не сказал? Дали указание резидентуре допросить его как следует. Может, он один из главных вредителей и действительно встречался с Рамзиным?

Третьякова вызвали на конспиративную встречу, спросили: "Вы читали в газетах показания Рамзина?" - "Читал. Но я его в глаза не видел! И какие у меня деньги, когда я у вас попросил 500 франков, чтобы выйти из трудного положения?! У нас тут денег нет, по крайней мере, пять лет!" Действительно, "Торгпром" к этому времени совершенно выдохся. Сотрудник, резидентуры, однако, действовал по инструкции: "Мы верим рамзинским показаниям, а вам - не доверяем. Мы свяжемся по вашему поводу с руководством..." А руководство уже дало указание, чтобы его запугать, - мол, если он не будет давать нам таких показаний, как Рамзин, то мы объявим за границей, что он наш секретный сотрудник, и тогда эмиграция с ним расправится.

- Просто поверить трудно!..

- На следующей встрече Третьяков в ответ на новый нажим вытащил из кармана чистый лист бумаги, расписался на нем и говорит: "Если вы мне не верите - пишите сюда все, что хотите. Только заранее меня предупредите, чтобы я мог скрыться". Когда он такой форс-мажор выкинул, то представитель резидентуры доложил, что сведения о том, что Третьяков неправ, не подтверждаются. Он идет на все - мол, что хотите делайте, но я вам врать не буду...

Кому верить? Показаниям Экономического управления или своему источнику? Руководитель ИНО Артузов настоял, чтобы поверили источнику и продолжали с ним работу...

Хорошо, что в это время в Москве уже процесс закончился и про него уже начали забывать. В общем, дело Третьякова было прекращено...

- И что, даже после всего случившегося он продолжал успешно работать на советскую разведку?

- Да, он в течение десяти лет давал нам ценнейшую информацию о деятельности самой сильной монархической организации Российского общевоинского союза. В принадлежавшем ему доме комнату в первом этаже занимал штаб генерала Кутепова, а сам Третьяков жил как раз над этой комнатой и устроил подслушивающий аппарат... Таким образом, мы были предупреждены примерно о тридцати террористических командировках - раньше, чем они осуществились. Третьяков также спас нашего агента генерала Скоблина, который осуществил в Париже похищение и вывоз в СССР генерала Миллера, сменившего Кутепова на посту руководителя РОВС...

Жизнь Третьякова оборвалась в 1943 году, когда он был арестован в оккупированном Париже, отправлен в Германию и расстрелян. Патриот со сложной судьбой, принесший громадную пользу Родине. Не думаю, что в этой обстановке Артур Христианович просто "принял информацию к сведению" и продолжал, абстрагируясь от всего происходящего, делать свое дело...

- В следственном деле Артузова - это страшное дело, в котором есть только отпечатанные на машинке признания: "я - шпион японский, английский, шпион немецкий" и каракули, совсем не похожие на его обычную четкую подпись - в нем чудом сохранились письма Артузова, написанные до ареста: одно - Менжинскому, одно - Ежову. Сказано там также про письмо Сталину, но его не оказалось...

"Вячеслав Рудольфович! - писал Артузов Менжинскому. - Я не понял смысла вашего замечания, сделанного мне в момент моего последнего назначения". Это то, о чем я уже говорил - при назначении Артура Христиановича начальником ИНО. И далее: "...Итак, моя лояльность к вашей линии, к вам лично взята под сомнение. Вы для меня не только председатель, олицетворяющий линию партии и нашей борьбы, но еще и Вячеслав Рудольфович, любимый руководитель, первый мастер нашего дела. С вашим именем связаны совместные прекрасные работы. В ваших словах я узнал черты моей характеристики, составленной Ягодой. Когда я был привлечен к участию в следствии над сопроцессником Рамзина, я всеми силами старался путем допроса вскрыть отдельные противоречия в материалах следствия. По отдельным фактам у меня возникали сомнения. Но я вас спрашиваю: есть ли хоть один факт, который бы показывал, что я сознательно подбираю материалы для критики линии Ягоды в нашей работе, проистекающие чаще всего от недостаточности подготовленности нашего рядового следователя, призванного решать очень сложные вопросы следствия? Это вовсе не значит, что я когда-либо сомневался в вашей линии, Вячеслав Рудольфович. Наоборот, я считаю всякую критику... разрушением ГПУ в наиболее ответственный момент... Мне кажется, я не должен доказывать, что у меня нет никаких карьеристских стремлений, никогда этого рода стимулы мной не руководили, поэтому мне так дороги традиции Дзержинского оставаться на верности дружной работе, отсутствие каких бы то ни было внутренних раздоров и недоверия. Боюсь, из меня не будет работника в условиях, когда нужно доказывать свою лояльность. Очень вас прошу, дорогой Вячеслав Рудольфович, отпустите меня на другую работу. Во всяком случае, я считаю совершенно для себя невозможным оставаться в Коллегии при наличии малейшего сомнения с вашей стороны в моей лояльности или преданности вам, как нашему руководителю".

- Человеку другого поколения очень сложно понять такую воистину фанатичную веру в партию и ее вождей. Хотя, наверное, именно эти вера и верность позволили большевикам взять власть в 1917-м, победить в гражданскую и Великую Отечественную, дважды поднимать страну из разрухи... Думаю, что и просьба "отпустить на другую работу" продиктована именно этими высшими идеалами...

- Артузов был человеком бескорыстной честности, принципиальный.

Он, как и все честные чекисты, считал, что вина в происходящем лежит на Ягоде, отчасти - на Менжинском, который потакает ему, на тех руководящих кадрах, которые слепо выполняют указания Ягоды. Что это карьеристские, разложенческие явления в руководстве. У них и в мыслях не было, что это идет сверху. Конечно, если бы они это знали... Что тогда было бы? Думаю, тогда бы люди не стрелялись, не уходили из органов. Во всяком случае, было бы что-то другое... Трудно сказать, что.

- Вы говорите, что все шло "сверху". А может, это версия последующих историков?

- Известно ведь, какие директивы давались Менжинскому и Ягоде. Я познакомился с письмами Сталина, находившегося в отпуске, - даже на отдыхе он ставил задачи своим соратникам, задавал им вопросы, отдавал распоряжения...

Вот письмо Молотову: "Совершенно секретно. Только лично. 6 августа 1930 года. Вячеслав! Я думаю, что следствие по делу Кондратьева, Громана, Садырина нужно вести со всей основательностью, не торопясь. Это дело очень важное. Все документы по этому делу нужно раздавать членам ЦК. Не сомневаюсь, что вскрыта прямая связь через Сокольникова и Теодоровича, между этими господами и правыми - Бухариным, Рыковым и Томским. Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять..."

Вместо приговора суда - указание Генсека. Нужны ли еще доказательства?

- Может, здесь как-то можно оправдать Сталина тем, что вопрос ему казался важным, принципиальным.

- Хорошо, а как вам такая резолюция из решения Политбюро "по факту пожара, возникшего в квартире тов. Л.М. КАГАНОВИЧА". Это - апрель 1937 года:

"Поручить Ежову организовать в специальном порядке строжайшее расследовать дело о пожаре у тов. Кагановича, имея ввиду, что ЦК рассматривает этот пожар не как случайное явление, а как организованное врагами". "ЦК рассматривает"!

Впрочем, сказанное можно подтвердить и тем, что Ягода и его "сподвижники" были для Сталина всего лишь "оружием", "расходным материалом". В 1936 году из отпуска Иосиф Виссарионович прислал следующее распоряжение: "Мы здесь посоветовались с Ждановым, и решили, что Ягоду нужно снять с работы и заменить его Ежовым. А заместителем председателя оставить Агранова".

В 1936 году всемогущий нарком внутренних дел Ягода превратился в наркома связи СССР. Через полгода его арестовали и 13 марта 1938 года приговорили к расстрелу на процессе по "антисоветскому правотроцкистскому блоку". Разумеется, никакого отношения к троцкизму Ягода не имел, да и сам процесс был инспирирован его же, ягодинскими, "наследниками" и учениками во главе с Ежовым. Впрочем, и их вскорости ждала та же участь...

- Но вас, по счастью, репрессии, обрушившиеся на сотрудников НКВД - и виноватых, и правых, миновали...

- Скажу, что произошло чудо, просто какая-то счастливая случайность. Я ведь познакомился - фактически в наше время - со следственным делом моего бывшего помощника в Японии, который был репрессирован. В этом деле я обнаружил его признание, что он был завербован японцами. "А Гинце, - спрашивал у него следователь, который был резидентом, - он что, тоже был шпионом?" "Да, Гинце тоже был шпионом". "Гинце" - мой оперативный псевдоним! И когда я это дело рассматривал, у меня появилось такое волнение...

"Борис Игнатьевич, вы родились в рубашке!" - сказали мне современные чекисты.

Впрочем, подробнее о моей работе в Японии мы будем говорить в следующий раз...

Записал Александр БОНДАРЕНКО.