ЗВЧ-2 наступает

После чая перешли в больничный корпус. Сопровождали нас туда двое мужчин из местной самообороны: Сан Саныч, который нас первым встретил, и ещё один дядечка средних лет. Оба с ружьями. Тимофей свой «Моссберг» тоже на грудь повесил, а мой Иван «Бенельку» нёс наготове. К тому, что мы с оружием – местные с пониманием отнеслись.
- Ограждение территории у нас тут не самое надёжное, к сожалению, – сказала Ульяна Санна. – Поэтому ходим с опаской, группой и при оружии. Забредали уже к нам… пациенты. Стрелять приходилось.

Однако дошли мы без проблем эти двести метров. Хотя идти по открытому пространству было не очень уютно. Но вот за нами закрылась дверь больничного корпуса, нас встретили и провели на второй этаж. «Отделение хирургии» - гласила табличка.
Здесь были даже пациенты в палатах: кто с костылями, кто в бинтах. Но атмосфера спокойная. Просто больница, где всё как обычно. Словно и не случилось никакого зомби-апокалипсиса.

Два приятных мужчины-врача присоединились к нашему разговору. Представились Игорем и Андреем – вот так запросто.
- Андрей Геннадьевич у нас заведует хирургическим отделением. Врач-хирург высшей категории, Доктор медицинских наук. Думаю, у нас в больнице он наиболее информирован по теме…
- По теме зомби, Ульяна Санна. Я предлагаю для простоты и удобства называть данный феномен именно так, как это повелось в массовой культуре. Зомби. Коротко и ясно.
- Хорошо, будь по-вашему. Но я всё никак не привыкну к этому слову, уж простите. У меня оно как раз с масс-культурой и вяжется, но только не с медициной.
- Согласен. Ещё несколько дней назад место этому слову было исключительно в книжках и фильмах определенного жанра. Но что же поделать, если мы теперь и в нашей работе с этим встречаемся?

- В народе их называют ещё «синяками», - вставил Тимофей.
- Да, приходилось слышать. Это народное название – результат синюшности, или цианоза. А цианоз очень характерен для всех зомби, без исключения. Причём, здесь надо отметить один интересный факт.
- Какой? – спросила я.
- Вы в курсе, что цианоз почти не проявляется, если смерть произошла в результате массивной кровопотери?
- Конечно. Ведь цианоз – это в данном случае ни что иное, как трупные пятна, вызванные остановкой кровообращения. Я, конечно, не патанатом и не судмед, но знаю, что по livor mortis достоверно определяется сам факт смерти. Но при смерти от кровопотери в трупе почти нет крови, отсюда нет и пятен.
- Это верно. Но вы не задумывались над тем, что большинство жертв зомби погибают именно от кровопотери, вызванной укусами? Ведь зомби при нападении метят укусить именно в область шеи, рук – везде, где крупные сосуды. У нас даже выдвигалась версия, что зомби кусают ради того, чтобы напиться крови жертвы. Этакий вампиризм. Как у Ричарда Мэтисона в той книжке, по которой был фильм.
- «Я – легенда». И как? Подтвердилось про вампиризм?
- Трудно сказать наверняка. Но пожалуй, что нет. Зомби кусают, но кровь не сосут. Разве что случайно… Но я хочу вернуться к важной мысли: если жертвы зомби погибают от кровопотери, то выраженного цианоза у них быть не должно. Так?
- Выходит, что так, – уклончиво сказала я. Приходилось признать, что до такого простого вывода никто из нас не додумался.
- Однако же он есть! И это наводит на мысль, что синюшность зомби – это не трупные пятна, а что-то другое.
- Что же? – я догадывалась, что раз этот симпатичный доктор медицинских наук заговорил об этом, значит и объяснение у него уже имеется.
- Задам встречный вопрос. Вы замечали запах? Чем пахнут зомби?
- Ацетоном, – ответил за меня Тимофей.
- Да уж. Они не просто пахнут – они, уж простите, просто воняют ацетоном! – добавил Иван. – Аж выворачивает от этого запаха. Ещё раз извините.
- Извиняю. Но только замечу, что это не ацетон. Запах похож, а вот химическое соединение другое. Кетоны, кетоновые тела¹. Знаете, что это?
- Почти нет. Увы, я от биохимии далека.
- Тогда в двух словах поясню: кетоны даже название получили от слова «ацетон» (по-немецки звучит Aketon) – за этот самый запах. И ацетон – это простейший из кетонов. Эти органические соединения есть в организме, синтезируются в печени, но у здорового человека их концентрация очень невелика. Все кетоны, кстати, нейротоксичны. Но при некоторых заболеваниях обмена веществ – например, при диабете, их концентрация в крови повышается, возникает кетоацидоз. И вот тогда вы можете ощутить запах ацетона, исходящий от пацента.
- Я вспомнила – у детей бывает ацетонемический синдром. У него тот же симптом – запах ацетона.
- Совершенно верно. Но знаете ли вы, что кетоновые тела могут участвовать в энергетическом балансе организма в качестве топлива? Да, топлива - для мышечной ткани, почек и даже для мозга – не смотря на их токсичность. Отсюда можно предположить, что в плане биохимии и энергетики зомби кардинально отличается от здорового человека. И кетоновые тела играют в этой биохимии основную роль!
- Судя по запаху – так и есть. Но в общем логично. Зомби не дышат, кровотока нет… Организм работает, но иначе, на других принципах обмена. Кетоны, значит…

- Мы также сделали лабораторные пробы крови и тканей, взятых у зомби.
- Уже «упокоенного»?
- Да, конечно. Но мы сделали это достаточно оперативно, и результатам можно доверять.
- И что же показали тесты?
- Прибор просто зашкалил. У него двухзначный дисплей – показал просто «Hi», и всё. То есть явно за сотню. При норме 1-2…
- А что за прибор такой, если не секрет?
- Да не секрет, конечно. Просто глюкометр, только продвинутый, может помимо глюкозы и кетоны в крови определять, если «полоски» специальные использовать.
- Хорошо. Можно считать, что по биохимии и энергетике зомби мы теперь имеем даже не гипотезу, а вполне рабочую теорию, – снова вступил в разговор Тимофей. – Но есть ли какие-то предположения о причинах? Что вызывает эти изменения в организме? Вирус?
- А вот тут сложнее… Тимофей – я верно запомнил ваше имя?
- Можно даже просто Тим.
- Хорошо… Понимаете, Тим, я ведь не инфекционист и не вирусолог. Я вообще хирург. Ну что-то знаю о биохимии – куда же без этого? Но вот в вирусологии не могу считать себя специалистом. Да и оборудования необходимого мы не имеем. Даже электронного микроскопа у нас нет! Ох, извините, Ульяна Санна, идиотская шутка. Вырвалось!
- Да шутите на здоровье, Андрей Геннадьевич, что уж…
- Но всё-таки, какие-то идеи у вас есть? – продолжил допытываться Тим.
- А вот знаете, Тимофей, есть! Но предупреждаю сразу, что идея из области… ну, не совсем фантастики, но из области догадок… Вы в курсе, что такое прионы?²
- Ну… слышал, но очень мало. «Коровье бешенство» вот почему-то вспоминается.
- И это правильно, поскольку губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота – это именно прионное заболевание. То самое «коровье бешенство». А ещё менее известная болезнь Крейтцфельдта – Якоба, а ещё «фатальная семейная бессонница»… Ну и наконец – уже более известная «болезнь каннибалов», «Куру», среди аборигенов Новой Гвинеи.
- Про «Куру» что-то слышал. Дикари заражались через ритуальный каннибализм, когда поедали мозги больного.
- Да, причём интересно, что исследователь «Куру», Гайдузек, хотя и получил Нобелевку за открытие этой инфекции, сам в прионную теорию не верил. Считал, что это «медленный вирус» - ну конечно, медленный! Инкубационный период до тридцати лет! А за прионную теорию получил Нобелевку уже другой ученый, Прюзинер, спустя дет двадцать… Но суть не в том.
- А в чем?
- В том, что прионы – очень интересный инфекционный агент. Это даже не вирус, у приона нет ДНК или РНК. Ему нечем передавать свой код, нечем заражать. Он, по сути своей – просто молекула белка… Дефектный такой, неправильный белок. Но! Если молекулы прионного белка попадают в организм – они умеют каким-то образом «портить» нормальные белки. Превращая их в такие же патологические прионы. Но этот процесс требует больше времени, чем размножение бактерий или вирусов – потому и длинный инкубационный период, который измеряется годами.
- Но… Годами же. Не минутами, как мы видим при «обращении» зомби!
- А вот это заставляет нас предположить, что мы имеем дело не с обычными прионами. А с какими-то совершенно новыми. 
- Созданными искусственно? В биолаборатории? Как оружие?
- Вот видите, Тим, вы первый высказали эту мысль. Раньше, чем я успел её озвучить. Это не говорит в пользу данной гипотезы, просто означает, что люди к ней готовы. И вполне могли до такого додуматься.
- Позвольте, теперь я спрошу, – мне не терпелось задать самый важный, практический вопрос. - Если это не вирусное заболевание, а прионное, от него есть способы лечения или защиты?
- Увы, но порадовать нечем. К сожалению, в настоящее время все прионные болезни неизлечимы. Прионы, в отличие от вирусов, ещё более живучи. Слишком простые. Они даже при кипячении не погибают, холод до -40° тоже выдерживают. Не чувствительны к ультрафиолету и солнечной радиации, к обработке формалином…
- Доктор, вы не шутите?
- Какие уж шутки. Я вам скажу ещё более грустную новость: иммунная система организма прионы просто не замечает. Не продуцирует антитела, не атакует лимфоцитами. Просто – никогда, за всю эволюцию, похоже, не сталкивалась с такой проблемой.