Observador (Португалия): представления России о международном праве устарели

В споре по поводу инцидента в Черном море и Россия, и Украина ссылаются на нарушение противником норм международного права. Обе по-своему правы. Но Москва и Киев говорят о разных вещах, заявляет португальский журналист. И снисходительно поучает: международное право, как его понимает Россия, носит имперский характер. И именно поэтому она, например, вторглась в Грузию... Далее по списку.

Россия и Украина вновь оказались на грани вооруженного конфликта. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что после присоединения Крыма на границе сохраняется довольно тревожная обстановка. И мы видим, как изо дня в день это напряжение растет. Киев на 30 дней объявил в регионе военное положение; Москва стягивает к морской границе корабли, а к сухопутной — танки. Запад, включая США, поначалу решительно осудил инцидент, приведший к эскалации конфликта — имеется в виду захват трех украинских судов и арест их экипажей — но теперь несколько смягчил риторику и призывает Москву вести себя более сдержанно, по-видимому, опасаясь новой войны. Складываются все условия для возникновения серьезных проблем.

Перед нами довольно любопытный, на первый взгляд, парадокс. Как Россия, так и Украина приводят в качестве основного аргумента своей защиты (или оправдания агрессии) нарушение противником норм международного права. Обе по-своему правы. Но когда Киев и Москва говорят о единых для всех народов правах, они имеют в виду совершенно разные вещи.

Украина ссылается на положения Вестфальского договора, которые после надлежащих корректировок вошли в Устав ООН. Тогда как Россия в своем понимании международного права склоняется скорее к принципам, закрепленным на Венском конгрессе 1815 года.

Вестфальский вариант подразумевает набор хорошо знакомых нам правил. Суверенные государства обладают одинаковым нормативным статусом независимо от их возможностей. Все они без исключения имеют право на территориальную целостность (то есть право не подвергаться вторжению) и невмешательство в их внутренние дела. Когда одно государство злоупотребляет превосходством своей власти и отказывается соблюдать эти правила, оно нарушает международное право.

Вариант международных правил, предлагаемый Системой Европейского концерта (или Венской системой), охватывал вестфальские принципы, правда с одной оговоркой: крупнейшие державы (их было пять, включая Российскую Империю) наделялись правами и обязанностями, которые ставили их выше всех остальных государств. Они должны были обеспечивать защиту более слабым и бдительно следить за тем, чтобы ни одна из держав не поддалась наполеоновским искушениям. Это давало им право иметь собственные сферы влияния: соседние регионы находились под покровительством центральной державы, которая таким образом обеспечивала себе геополитически безопасную зону вокруг своей территории. Для того, чтобы эти зоны функционировали исправно, доминирующее государство диктовало им правила (которые само и определяло) и наказывало тех, кто их не соблюдал. Как мы предположили выше, именно таким образом Москва по-прежнему (или снова) позиционирует себя на международной арене.

Доводы, скажете вы? Тогда взгляните на «Доктрину Медведева», которая была провозглашена в 2008 году и до сих пор находится в силе. Первые два принципа (из пяти) говорят о том, что Россия стремится внести свой вклад в международную многополярную систему (необходимую для того, чтобы Москва оставалась одной из держав), где царит верховенство международного права. Если бы Россия придерживалась вестфальского варианта, то никаких недоразумений с Эстонией ввиду решения Таллинна убрать бронзовую статую (русского) солдата не возникло бы. В конце концов вопрос национальных символов находится в компетенции каждого отдельно взятого суверенного государства. То же самое касается вторжений в Грузию (2008) и на Украину (2014). Если бы центральным принципом был суверенитет, этих войн никогда бы не было.

А вот два последних принципа той же самой доктрины — защита жизни и достоинства российских граждан, где бы они ни находились, и признание того, что у крупных держав есть «зоны, представляющие особый интерес» — не только подтверждают сказанное выше, но и сами по себе легитимизируют распространение власти России на сферы влияния.

Говоря коротко: существует концепция российского международного права и концепция общемирового международного права.

Предвижу, что мне скажут. Мол, Россия все равно бы построила мост через Керченский пролив — он был завершен в мае этого года и открыт самим Владимиром Путиным, проехавшим по нему на большом оранжевом грузовике — независимо от международных условий, нарушающих право Украины на территориальную целостность. И что после этого срежиссировать конфликт нетрудно, это было только вопросом времени (неважно, какая из сторон выступила бы его зачинщиком). Однако принципы организации отношений между государствами имеют значение, и большое. Именно они определяют границы законного и противозаконного. Именно они способны развеять сомнения относительно того, кто является конструктивным членом международной системы, а кто нет.

Российское международное право, применявшееся на практике в девятнадцатом веке пятью великими державами — и сегодня Владимиром Путиным — носит имперский характер. А поскольку современный мир не благоволит либерализму, и ввиду упадка Соединенных Штатов и возвышения Китая мы наблюдаем смещение полюсов власти, следует обратить внимание на то, что предлагает нам рынок международных идей. Если мы не сделаем этого сегодня, им заинтересуются другие, например, Пекин. Если мы не дадим отпор притязаниям России, в один прекрасный день мы рискуем проснуться в мире, где царит новый тип легитимности. И для тех, кто ценит свободу и независимость небольших государств, такая перемена явно не к лучшему.