Конспект диалога Платона «Евтидем» (обличение софистов) – 2

Вторая, завершающая часть конспекта «Евтидема». Братья-софисты Дионисодор и Евтидем демонстрируют свою непобедимость в любом споре, Сократ же даёт резко отрицательную оценку их приёмам ведения дискуссии.

Братья пытаются убедить Сократа в том, что все всегда знали и знают всё

Евтидем спросил Сократа – должен ли я научить тебя этому знанию или показать, что ты им уже обладаешь? Сократ попросил второе. Тогда Евтидем повёл рассуждение – ты знаешь многие вещи, и по-твоему невозможно, чтобы что-то не было тем, что оно есть. И раз ты человек знающий, то ты необходимо должен знать всё, иначе если ты чего-то не знаешь, ты будешь человеком незнающим. А ты сказал, что ты знающий человек, поэтому ты одновременно и знающий, и незнающий, то есть одновременно и существуешь, и не существуешь в отношении к знанию. Сократ – хорошо, но как это поможет найти знание, которое мы ищем? Может ли статься так, что если я знаю что-либо одно, то тем самым я знаю всё; ведь я не могу быть одновременно знающим, и не знающим? Евтидем говорит – Сократ, ты сейчас сам себя уличил, ведь мы считаем необходимым знать всё и знаем всё. Ктесипп попросил Дионисодора подтвердить это примером и сказать, сколько зубов у Евтидема; затем Евтидем должен сказать, сколько зубов у Дионисодора. Те не уступили. Затем Ктесипп начал спрашивать их обо всём на свете, и наконец сам Сократ не выдержал и спросил Дионисодора, умеет ли тот плясать. Тот отвечает: да, нам всегда и всё было известно. Сократ: это невероятно. Евтидем говорит – я покажу, что и тебе свойственно признаваться во всех этих чудесах.

Евтидем начинает – ты человек знающий, благодаря тому, что познаёшь познаваемое тобой всегда посредством одного и того же (Сократ всё время добавлял – души), а не чем-то то одним, то другим, когда бы ты ни познавал. Сократ говорит – да, одним и тем же я познаю в целом всё, что я познаю. Евтидем требует исключить добавление «то, что я познаю». Сократ слушается. Далее, говорит Евтидем, познавать «всё в целом» невозможно, если не познаешь всего, а значит ты признаёшься в том, что знаешь всё. Сократ: ну если «то, что я познаю» не имеет никакого значения, то да, я знаю всё. Евтидем: верно, ты всегда всё знал. Сократ: хорошо, допустим, я настаиваю на том, что достойные люди несправедливы, получается, я это знаю? Евтидем: конечно, да. Сократ: но откуда я взял, что достойные люди – несправедливы? Вмешивается Дионисодор: ниоткуда. Сократ: значит я этого не знаю. Евтидем Дионисодору: ты разрушаешь все рассуждение, ведь тогда у нас окажется, что он чего-то не знает, и выйдет, что он одновременно и знающий, и незнающий. Тот покраснел.

Сократ продолжает – пусть Евтидем покажет мне, что я знаю, будто достойные люди – несправедливы. Евтидем: ты увиливаешь и не желаешь отвечать. Сократ: конечно, я как Геракл, который сражался с софисткой гидрой, которая, когда снимали одну голову с её рассуждения, выпускала вместо неё, пользуясь своей мудростью, много новых, а также с софистом раком, который то и дело наносил укусы слева. Но Геракл тогда позвал на помощь своего племянника Иолая, мой же Иолай, говорит Сократ, только испортит дело.

Братья спорят с Сократом и Ктесиппом по разным мелочным вопросам, чтобы любой ценой демонстрировать свою непобедимость

Далее Дионисодор с Евтидемом доказывают Сократу, что у него нет отца, т.к. его отец (Софрониск) отличается от отца его брата (Хэредема); однако отец вообще не может отличаться от отца. Затем вмешивается Ктесипп – но мой отец отличается от вашего отца. Евтидем отрицает это. Ктесипп: значит он с моим отцом – одно и то же? Евтидем говорит «да», ведь один и тот же человек, будучи отцом, не может не быть отцом. Ктесипп: так что же, твой отец есть отец всем людям? Евтидем: да, не только людям, но и всем животным, а также и моя мать. Ктесипп: значит ты также брат телят, щенят, поросят, и отцом твоим будет также кабан или пёс? Дионисодор Ктесиппу: смотри – у тебя есть пёс, он отец своим щенятам, и раз он отец, то он твой отец, а ты сам – брат щенятам. Далее, не дав Ктесиппу опомниться, Дионисодор продолжает: раз ты бьёшь своего пса, значит ты бьёшь своего отца. Ктесипп: было бы гораздо справедливее, если бы я прибил вашего отца, взрастившего таких мудрецов-сыновей, они же щенята; а ведь он попользовался немалыми благами от этой вашей мудрости, верно? Евтидем отвечает: он не нуждается во многих благах, как и ты сам; ведь лекарство в большой дозе вредит человеку, а воину в сражении вредно иметь больше одного щита и одного копья. Подключается Дионисодор: если блага нужно иметь всегда и везде, и если золото – это благо, значит самым счастливым был бы человек, который имел бы золото в разных частях своего тела. Ктесипп: да, как и родители-псы, такие люди ещё и пьют из своих собственных позолоченных черепов, держа свои головы в руках и заглядывая им внутрь (обычай золотить черепа умерших отцов и приносить им жертвы существовал у исседонов – соседей скифов). Евтидем: просто люди смотрят на то, что им доступно видеть; ты видишь наши плащи, значит им доступно видеть. Ктесипп: ты простак, раз не веришь, будто плащи видят; похоже ты вообще спишь наяву, и коли возможно, чтобы говорящий не говорил, так ты именно это и делаешь. Дионисодор Ктесиппу: если ты соглашаешься, что невозможно молчащему говорить, а говорящему молчать, то когда ты говоришь о камнях, о дереве, о железе, разве ты говоришь не о молчащем? Ктесипп: нет, железо издаёт громкие звуки, когда по нему бьют в кузнице, а ты со своей премудростью этого не знал и сказал ерунду. Евтидем Ктесиппу: но когда ты молчишь, твоё молчание относится ко всему, верно? Ктесипп: всё не молчит, значит всё говорит. Дионисодор Ктесиппу: ни то ни другое, а вместе с тем и то и другое; уверен, что ты не извлечешь ничего для себя из этого ответа. Ктесипп, громко захохотав, говорит Евтидему: твой братец, внеся двусмысленность в рассуждение, поражён насмерть!

Братья обманом показывают, что Сократ неправ ни в каких своих суждениях – о прекрасном, о душе, о богах. Сократ в ответ произносит обличительную речь.

Вместе с Ктесиппом смеялся и Клиний. Сократ Клинию: что же ты смеёшься над столь важными и прекрасными вещами? Дионисодор Сократу: значит тебе известна какая-то прекрасная вещь? Сократ: да, и не одна, а многие. Дионисодор: а все эти вещи отличны от прекрасного или они – то же самое, что прекрасное? Сократ: прекрасные вещи отличны от прекрасного самого по себе, но в каждой из них присутствует нечто прекрасное. Дионисодор: значит, если около тебя присутствует бык, то ты и будешь быком, а коль скоро я нахожусь около тебя, то ты – Дионисодор? Каким же образом одно, присутствуя в другом, делает другое другим? Сократ, подражая этим братьям, спрашивает – это тебя затрудняет? Дионисодор: как можно затрудняться в том, чего нет? Сократ: значит прекрасное не прекрасно и безобразное не безобразно; т.е. одно и то же – это одно и то же, а другое – это другое. Я понял, говорит Сократ, ты это упустил, чтобы отработать искусство рассуждения, подобно тому, как мастера колдуют над тем, что им положено обработать. Дионисодор: кузнецу подобает ковать, гончару – заниматься гончарным делом, а повару – забивать скот, свежевать, разрезать и жарить мясо. Ты признаёшь, что делающий то, что ему надлежит, поступает правильно, и что повару надлежит убой и свежевание. Значит если кто, зарезав и зарубив повара, сварит его и поджарит, он будет делать то, что ему подобает; и если кто перекуёт кузнеца или вылепит сосуд из горшечника, то он будет делать лишь надлежащее.

Сократ спрашивает – ты увенчал свою мудрость, но станет ли она когда-нибудь моею собственной? Дионисодор: знаешь ли ты, что такое «своё»? Наверно, ты считаешь, что своё – это то, что тебе подвластно и чем ты можешь пользоваться, как тебе угодно. Например, тебе принадлежит вол или мелкий скот, который ты можешь продать, подарить или принести в жертву любому из богов по выбору; а чем ты не можешь распорядиться подобным образом, ты не считаешь своим. Сократ: безусловно верно. Дионисодор: тогда раз животные имеют душу, а из животных лишь те твои, в отношении которых тебе позволено делать всё то, что я сейчас перечислил, значит у тебя есть родовой Зевс? Сократ: нету. Дионисодор: тогда ты злополучный человек и не похож на афинянина, коли у тебя нет ни родовых богов, ни святынь, ни чего-либо другого прекрасного и достойного. Сократ: у меня есть святыни, так же, как у других афинян. Дионисодор: значит у афинян нет родового Зевса? Сократ: ни у кого из ионян нет такого бога-покровителя. Хорошо, говорит Дионисодор, похоже, что у тебя есть и Аполлон, и Зевс, и Афина – это что, не твои боги; ведь ты признал, что они принадлежат тебе? Сократ вынужден согласиться. Дионисодор: ты также признал живыми существами всех, кто имеет душу, а у этих богов также есть душа, значит они животные. А с животными, как ты сказал, ты можешь делать всё, что заблагорассудится. Сократ не нашёлся, что ответить. Ктесипп также признал, что эти мужи непобедимы в споре. В завершение Сократ произносит речь, как бы восхваляющую, но на самом деле обличающую грязное искусство этих софистов, которым они привлекают толпу и за обучение которому они берут деньги.

Краткое содержание речи Сократа: в ваших речах много прекрасного, но великолепнее всего то, что вы думаете здесь не о многих уважаемых людях, а только о себе самих. Речи вроде ваших по душе тем немногим людям, что похожи на вас; другим же было бы более стыдно опровергать ваши речи, чем самим быть опровергнутыми. Когда вы говорите, что нет прекрасного и достойного, да и вообще различий между вещами, вы попросту зашиваете людям рты (что сами и признаёте). Вашим рассуждениям легко научиться подражать – это прекрасная черта, но такие рассуждения не годятся для публичных выступлений; вам лучше общаться так между собой, ибо те, кто научится вашим приёмам, не будут испытывать к вам благодарности. И когда вы это поймёте, посоветуйте это своим ученикам.

Критон и Сократ рассуждают о людях, средних между философами и политиками

Критон рассказывает Сократу, как один из его знакомых после этого нелестно отозвался о Сократе из-за того, что тот пошёл в обучение к таким безответственным мужам, имеющим на всё готовые возражения. Однако Критон добавляет, что само это дело порицать ошибочно, но верно порицать стремление рассуждать с такими людьми перед лицом целой толпы. Сократ: тогда тот, кто порицает философию, наверно, принадлежит к ораторам или сочинителям речей? Знаю, говорит он – это те, кого Продик называет людьми пограничными между философом и политиком. Они пользуются славой у всех, кроме философов, и думают, что если ославят философов как людей никчёмных, то станут в глазах всех самыми великими мудрецами. Критон: в словах таких людей всё-таки есть некая видимость истины. Сократ: тут больше видимости, чем истины. Такие люди находятся как посередине между благом и злом, т.е. злее блага, но добрее зла. Речи их ниже и философии, и политики; они ни там, ни там не достигают полной определённости, но, занимая третье место, они однако претендуют на первое. Критон: но я тогда не знаю, к кому мне вести воспитывать моих сыновей. Сократ: серьёзных и стоящих людей мало в любом искусстве, но из-за этого не стоит бросать такие попытки. Нужно каждый раз проверять на пригодность того, кому отдаёшь сыновей, и если он покажет непригодность, то отвращать от него надо не только сыновей, но и любого другого человека. Если же он покажет достойное дело, то можно смело за это приниматься, завершает беседу Сократ.