Прекариат – новый революционный класс информационной эпохи: глобальная трансформация рынка труда и её социально-экономические и политические последствия (рецензия на книгу)

Книга британского специалиста в области трудовых отношений Гая Стэндинга "Прекариат: новый опасный класс" вышла в свет на английском языке в 2011 г. В России она была опубликована в 2014 г., однако, несмотря на стремительные изменения современной жизни, её актуальность с каждым годом только растёт. Концепция Г. Стэндинга постепенно входит в отечественный научный оборот, помогая осмыслить происходящие в мире социально-экономические и политические трансформации.

Книга этого исследователя чрезвычайно актуальна не только в социально-экономической плоскости, она имеет большое значение для политологического осмысления происходящих в мире социально-экономических трансформаций. Проанализированные автором тенденции развития современного общества будут, судя по всему, развиваться в нарастающем темпе и потребуют от правительств стран мира соответствующих решений, в том числе и для того, чтобы сохранить политическую стабильность. Одним из наиболее явных доказательств практического значения работы Г. Стэндинга и прозорливости его оценок негативных тенденций развития современной информационной экономики стал тот факт, что выход книги практически совпал с прокатившимися по странам Ближнего Востока событиями "арабской весны", ключевую роль в которых сыграли представители того нового класса, который был описан им в монографии.

Термин "прекариат", концепция которого сегодня связывается с именем Г. Стэндинга, возник до того, как британский исследователь решил придать ему качественно новое, теоретически проработанное звучание. Обычно его изобретение приписывается французскому социологу Пьеру Бурдье, который ввёл его в научный оборот для обозначения класса общества, отличающегося нестабильностью и незащищённостью социальноэкономического положения. Достаточно часто прекариат выступает синонимом креативного класса, однако "креативный класс" – понятие более узкое. Прекариат же роднят с ним общие проблемы занятости, которые возникают у людей, ставших жертвами оптимизации бизнес-процессов сетевой экономики. Г. Стэндинг противопоставляет прекариат салариату – государственным служащим и сотрудникам крупных корпораций, имеющим долгосрочные контракты, социальные страховки и понятные перспективы карьерного роста в будущем.

Сегодня достаточно часто феномен прекариата принято рассматривать как совершенно новое явление. Однако, анализируя книгу этого британского специалиста, важно отметить, что выявленный им феномен возникающего, по его мнению, класса не так нов, как это может показаться. Новое в прекариате – беспрецедентное до сих пор число его представителей в условиях развития информационных технологий и распространения образования. Между тем с аналогичными проблемами адаптации к жизни в обществе сталкивались в прошлом представители так называемых свободных профессий (фрилансеры). В истории России такими людьми были разночинцы интеллигенты – юридически не вполне оформленная категория населения Российской империи, "люди разного чина и звания", не принадлежавшие ни к одному из установленных сословий государства – дворянству, купечеству, мещанству, крестьянству или цеховым ремесленникам, не имевшие ни личного дворянства, ни духовного звания. Разночинцами в повседневном обиходе назывались лица, получившие образование и исключённые из непривилегированного податного сословия, но не состоявшие на действительной государственной службе, в результате чего разночинцы были оторваны от социальной среды большей части общества и были вынуждены существовать на доходы от своих личных занятий, как правило умственного труда. В результате в XIX столетии разночинцы и интеллигенция стали во многом синонимичными понятиями. В это время значительно увеличивался слой образованных разночинцев – "лишних людей", которые, обладая знаниями и талантами, не имели возможностей для самореализации в значимых областях практической деятельности. В русской художественной литературе и публицистике тех лет разночинные интеллигенты рассматривались как представители прогрессивной, либеральной, демократической, революционной, социалистической или нигилистической общественной силы, которая противопоставлялась дворянству и более традиционным стабильным социальным институтам.

Как и представители прекариата XXI столетия, разночинцы часто становились сторонниками радикальных политических преобразований. Примечательно в этой связи, что В. И. Ленин, анализируя этапы "освободительного движения в России", писал, что с 1861 по 1895 г. в России проходил этап "разночинский, или буржуазно-демократический", который затем, по его мнению, сменился собственно пролетарским революционным движением.

Анализ книги Г. Стэндинга через призму исторического опыта социальной эволюции общества говорит о том, что отмеченные автором тенденции действительно опасны, имеют исторические прецеденты, но в эпоху сетевой информационной экономики приобрели новое качество и потенциально разрушительную силу. Автор последовательно развенчивает многие мифы современного постиндустриального общества, среди которых – культ образования, свободомыслия и свободы творчества, культурного многообразия и социальной мобильности. Все эти свойства, приписываемые современной динамичной сетевой экономике, по его мнению, не соответствуют действительности, а являются идеологической фикцией, содействующей распространению мифа о том, что все указанные черты нестабильности современного мира – залог востребованности человека, а значит, и его успеха. Г. Стэндинг считает, что культ постоянных изменений и "креативности" призван заретушировать реальное далёкое от социальной идиллии положение современной экономики.

Он убедительно доказывает, что под прикрытием возвышенной риторики об инновациях и востребованности креативных личностей в действительности в условиях современной экономики личные качества потенциальных работников вытесняются ключевыми соображениями повышения эффективности и снижения общих издержек производства и ведения бизнеса за счёт автоматизации и сокращения рабочих мест. В этих условиях все декларации о востребованности образованных, креативных и инновационных, которые распространяют представители кадровых агентств, служб по работе с персоналом предприятий, менеджмент и отделы рекламы и PR образовательных структур, являются фикцией. На практике современные соискатели рабочих мест сталкиваются с жёсткой реальностью повсеместно расширяющейся практики аутсорсинга и работы по краткосрочным трудовым соглашениям, в правовом русле которых работает всё большее число сотрудников транснациональных корпораций. Г. Стэндинг считает, что аутсорсинг стал сегодня основным механизмом, позволяющим компаниям прибегать к использованию гибкого графика занятости сотрудников:

"Ведущие компании большую часть работы передают на контракты, сохраняя при себе небольшую часть салариата (корпоративных граждан), ценя их верность и разделяя с ними свой ключевой актив – знания, как это свойственно рентоориентированным фирмам третичного сектора экономики. Если знания распространятся слишком широко, компании утратят контроль над своими активами" 

Автор приводит многочисленные конкретные примеры того, как работает современная сетевая экономика информационной эпохи. Так, он отмечает бум аутсорсинга в юриспруденции Великобритании и США:

"Индийская фирма Pangea 3 за год увеличила свои доходы вдвое. В то время как в Великобритании и США юридические фирмы боролись за выживание, прекратив набор персонала и увольняя юристов или отправляя их в неоплачиваемый отпуск, юристы в Индии только выгадали от рецессии"

В результате востребованности аутсорсинговых схем агентства, обеспечивающие компании временными кадрами, стали гигантами, формирующими мировой трудовой процесс. Г. Стэндинг указывает, что на швейцарское агентство Adecco  работает 700 тыс. временных сотрудников, а японское кадровое агентство Pasona  ежедневно направляет на работу по краткосрочным контрактам четверть миллиона людей. В результате применения различных схем гибкого графика и временных договоров, пишет британский исследователь, "число людей с временной привязкой к рабочему месту неимоверно возросло Особенно резким этот скачок был в Японии, где к 2010 году более трети трудовых ресурсов находились на временных рабочих местах". Отмирание японской модели найма проявляется, в частности, в том, что крупные компании прекратили наём молодёжи на пожизненный срок и перешли на временные контракты. Г. Стэндинг считает, что, несмотря на отсутствие возможности оперировать точными цифрами, можно предположить, что в настоящий момент во многих странах по крайней мере четверть взрослого населения относится к прекариату. Половина трудоспособного населения Испании работает по временным контрактам, похожая ситуация наблюдается и в Южной Корее.

Автор отмечает, что официальная статистика, как правило, не учитывает качества занятости населения, а благодаря всё чаще используемым работодателями аутсорсинговым и гибким схемам занятости она скрывает уровень безработицы и частичной безработицы. Здесь можно отметить, что данный затронутый Г. Стэндингом аспект вводящей в заблуждение официальной статистики напоминает манипуляции со статистикой, производившиеся в Третьем рейхе с целью сокрытия реального экономического положения страны: для сокращения безработицы нацистский режим массово переводил рабочих на укороченную неделю и сокращённые рабочие дни, благодаря чему зарплаты были резко снижены, но зато показатели безработицы улучшились в несколько раз. Книга Г. Стэндинга демонстрирует читателям, что такие статистические "чудеса" вовсю практикуются и сейчас, в том числе в странах демократического Запада. Другой механизм сокрытия реальной структурной безработицы, отмечаемый британским учёным, заключается в практике отправки миллионов людей в неоплачиваемые отпуска, широко применявшейся в России после 1991 г. и ставшей популярной в США после кризиса 2008 г.

В результате аутсорсинга сотрудники становятся подотчётными двум "хозяевам". Другим следствием данного процесса, по мнению Г. Стэндинга, выступают рост теневой экономики, размывание среднего класса и общее снижение социальной мобильности. Он считает, что именно гибкостью трудовых ресурсов во многом объясняется повышение экономической эффективности многих предприятий и укоренившаяся в информационной сетевой экономике мода на проектное управление, в рамках которого люди работают от "проекта до проекта".

Важным последствием гибкого рынка труда и ориентации на проектное управление, по мнению автора, является эффект самоэксплуатации, когда работники вынуждены заниматься неоплачиваемой работой ради сохранения своей ниши и в надежде на трудоустройство в будущем. В таких условиях создаётся общество "лотерейного счастья", в котором образ жизни "подразумевает решение многих задач, при этом человек не контролирует своё время, у него нет ясного видения будущего и нет возможности опираться на прошлое" .

Для сокрытия структурной безработицы новая экономика создаёт массу форматов частичной занятости, среди которых можно отметить феномен широко применяемой практики стажировок, заключающейся в том, что за счёт постоянной ротации молодых неопытных кадров компании могут не платить временным сотрудникам вовсе либо оплачивать их труд по значительно заниженным расценкам. Анализируя отмеченные Г. Стэндингом факты применительно к России, можно констатировать, что данный феномен различных форматов частичной и мало- или вовсе не оплачиваемой занятости широко распространён в нашей стране в сфере консалтинга, журналистики, на туристическом рынке во время высокого сезонного спроса и в других отраслях экономики.

Стажировки всё чаще выступают формой завуалированного безвозмездного использования труда. Сюда же относится и волонтёрство – сотрудники благотворительных и добровольных организаций, а также система зачастую мало- либо вовсе не оплачиваемого наставничества – "менторства", "интеллектуального волонтёрства", куда, как правило, вовлекаются специалисты старшего возраста и пенсионеры, которые часто становятся основными конкурентами молодёжи в битве за рабочие места, так как готовы работать за меньшие деньги или бесплатно ради морального удовлетворения, поскольку, как справедливо указывает Г. Стэндинг, "в третичной системе разница в производительности не так уж и велика". Эти тенденции развития рынка труда в условиях сетевой экономики полностью соответствуют современным российским реалиям.

Г. Стэндинг отмечает массу последствий сложившейся хаотичной структуры занятости. Например, по его мнению, облегчению эксплуатации содействует возникший в эпоху информационной экономики феномен громких названий должностей, которые призваны камуфлировать провалы карьерной биографии работников. Секретарей теперь называют "координаторами приёмной", "специалистами по электронной документации", разносчиков газет – "служащими по распространению медийных изданий", уборщиков – "ответственными за сбор вторичного сырья" или "консультантами по санитарии". Подобные словесные ухищрения призваны в том числе способствовать постоянно насаждаемому культу позитивного мышления, практика которого смягчает восприятие реального плачевного положения вещей

На более глубинном уровне указанные тенденции приводят к размыванию профессиональной и социальной идентичности граждан, которые больше не могут прогнозировать своё будущее, вынуждены часто менять профессию и переучиваться, вследствие чего испытывают постоянное психологическое давление и рост чувства отчуждения от процесса и результата своего труда. В этих условиях неясным становится и место индивида в сильно фрагментированной, чрезвычайно подвижной и нестабильной социальной структуре общества.

О современных социальных проблемах писали многие авторы. Отличие книги Г. Стэндинга заключается в том, что ему удалось отмечаемые многими тревожные тенденции увязать в стройную систему фактов, их причин и следствий, дав общую картину происходящих процессов. В этом и заключается основная ценность его работы и причина убедительности многих его размышлений и выводов.

Важным достоинством этой монографии служит тот факт, что автор аргументированно акцентирует внимание на новых негативных социальноэкономических последствиях развития научно-технического прогресса и заставляет задуматься о том, а не является ли некоторая "отсталость" общества в каких-то случаях его конкурентным преимуществом и залогом более стабильного в долгосрочном плане социально-экономического развития? Книга Г. Стэндинга побуждает всякий раз переосмысливать и заново взвешивать необходимость внедрения некоторых инноваций. Впечатляет обилие конкретных фактов, рисующих закулисную сторону работы механизмов глобальной экономики, скрывающихся за предельно обобщённой абстрактной риторикой чиновников от экономики, представителей крупного бизнеса и экспертного сообщества, звучащей с высоких трибун статусных форумов и страниц авторитетных изданий.

Весомое место в труде Г. Стэндинга занимает анализ последствий происходящих социально-экономических трансформаций для коллективной психологии. В частности, по его мнению, мнимые блага гибкого трудового графика и удалённой занятости имеют такую обратную сторону, как рост социальной фрагментации в обществе. Люди, которые не ходят регулярно на работу либо не имеют постоянного, закреплённого за ними рабочего места в офисе, утрачивают чувство профессиональной солидарности и профессиональной идентичности, менее способны отстаивать общие интересы. Автор считает, что фактор удалённого рабочего места усугубляет упадок профсоюзного движения. Между тем численность работников на удалённом доступе продолжает расти. Так, в компании IBM более 40 % сотрудников не ходят в офис регулярно, в результате чего корпорация экономит сотни миллионов долларов в год.

Указанные процессы накладываются на современные тенденции информатизации общества, в котором вовлечённые в электронные социальные сети люди и так разобщены, живут в эфемерном мире "одиночества вместе". Общая нездоровая моральная атмосфера в обществе усугубляется чувством социальной несправедливости и обречённости, испытываемым прекариатом в результате столкновения с успешными представителями салариата. Указанное неравенство усиливается, как отмечает Г. Стэндинг, тем фактом, что нестабильное положение прекариата характеризуется большим объёмом сопутствующих расходов без гарантий того, что они будут возмещены в будущем. Салариат может тратить солидные средства на образование в надежде на то, что в дальнейшем эти инвестиции в будущее окупятся на текущем месте работы. Бывает, что работодатели сами оплачивают сотрудникам переобучение или повышение квалификации. Между тем прекариат несёт эти расходы на свой страх и риск, не имея никаких гарантий.

Конкуренция на рынке труда развитых стран увеличивается по причине того, что третичная экономика даёт массу возможностей для трудоустройства пенсионеров и других категорий лиц, кому удобна непостоянная занятость и кто готов предлагать свой труд по более низкой цене. В этих условиях больше всего страдает молодёжь, безработица среди которой особенно высока. При этом чем более образован и высококвалифицирован работник, тем ему сложнее трудоустроиться. В результате высококвалифицированные кадры могут годами пребывать без работы, так как не хотят переходить на более низкие ступени карьерной лестницы и терять уже завоёванные профессиональные вершины, соглашаться на низкоквалифицированный труд. Следствием указанных процессов становится хронический статусный диссонанс, или статусная фрустрация:

"Люди с относительно высоким уровнем образования, вынужденные соглашаться на работу по статусу или доходу ниже того, на что они могли рассчитывать исходя из своей квалификации, часто страдают от статусного диссонанса".

Г. Стэндинг характеризует глобальную экономику как турбулентный, нестабильный взаимозависимый мир. В рамках трудовой деятельности эта нестабильность проявляется в постоянно растущем темпе изменений рынка занятости.

"Каждый год примерно треть наёмных работников в странах ОЭСР по той или иной причине уходят от своего работодателя. В США 45 процентов трудоустроенных покидают свои рабочие места. Треть увольнений объясняется созданием и закрытием фирм",

-- пишет в данной связи автор. 

Между тем в 1960-е гг. в среднем работник промышленно развитой страны менял до выхода на пенсию четыре места работы, сегодня "типичный работник может рассчитывать на то, что сменит девять работодателей, прежде чем достигнет 30-летнего возраста".

Перспективы нестабильности трудовых отношений, по мнению Г. Стэндинга, будут усугубляться и дальше вследствие тенденции внедрения в рабочий процесс всё новых достижений науки и техники. Так, учёные из Японии обнаружили, что люди с низким уровнем гормона стресса – кортизола, – в отличие от тех, у кого этот показатель высок, более склонны смиряться с низкими доходами. Исследования сингапурских учёных выявили, что содержание тестостерона отвечает за стремление доминировать и рисковать, высокий уровень этого гормона уменьшает способность человека работать в команде, между тем чем более активна личность, чем более активный образ жизни она ведёт, тем более высок этот показатель.

Достижения науки в области бихевиористской психологии, основанные на изучении генетических кодов, в перспективе дают работодателям новые инструменты для отбора кадров, которые дополнят уже имеющиеся психологические и соционические методики типирования людей при подборе кадров. Интенсификацией исследований в данной области известен Сингапур, учёные которого обнаружили, что люди с определёнными генетическими особенностями "менее подвержены перепадам настроения и с большей вероятностью могут оказаться покладистыми работниками".

Неуверенность в своём будущем и неспособность прогнозировать перспективы карьерного роста приводят к кризису профессиональной и социальной идентичности, размыванию традиций и социальной памяти, а также снижению трудовой этики, так как люди предпочитают жить сегодняшнем днём, не веря в то, что имеет смысл планировать отдалённое будущее и выстраивать долгосрочные отношения с работодателями и коллегами. Все указанные факторы отрицательно сказываются на уровне доверия в обществе.

Причины этих психологических и этических трансформаций кроются в целом комплексе проанализированных Г. Стэндингом факторов. Один из них – товаризация фирм, заключающаяся в практике постоянных слияний и поглощений, которая приводит к размыванию лояльности сотрудников к работодателю, так как делает будущее непрогнозируемым и нестабильным, уничтожает стимулы для развития доверительных отношений внутри компаний, которые невозможны в условиях постоянной ротации сотрудников, хозяев и частых переориентаций сфер деятельности компаний. Другим негативным фактором этого же ряда является, по мысли автора, процесс товаризации менеджмента, в результате которого менеджеры из высококлассных специалистов становятся работниками разового, часто антикризисного, использования и тоже не могут планировать карьеру на длительный срок.

Важная негативная тенденция состоит в товаризации образования, которое перестало рассматриваться в качестве самостоятельной ценности, а всё чаще оценивается как инвестиционный вклад в будущее, между тем, по мнению Г. Стендинга, никогда прежде сфера образования не была столь коммерциализированной, как сейчас, и не соответствующей высокопарной риторике администраций многочисленных университетов, заинтересованных в привлечении максимальных объёмов средств и скрывающих невостребованность большей части подготавливаемых ими кадров на рынке труда. Высшее образование стало прибыльным бизнесом, параллельно с которым бешеными темпами развиваются многочисленные курсы, сделавшие наше время золотой эпохой для разнообразных "инструкторов по профессиональному росту.

По мнению Г. Стэндинга, сферой образования сегодня управляют администраторы, руководствующиеся бизнес-моделями, ориентированными на показатели эффективности, связанные с генерируемыми прибылями. Например, в Китае набор студентов с 1 млн чел. в 2000 г. увеличился до 7 млн в 2010 г.

"Система образования направленная на улучшение "человеческого капитала", не обеспечивает лучшими рабочими местами. Образование, продающееся как некое капиталовложение (которое для большинства покупателей никогда не окупится), – это просто обман",

– пишет он. 

Автор иллюстрирует данное утверждение фактом 40%-ной безработицы выпускников университетов Испании, которые и через год после окончания обучения занимают должности, на которых уровень их образования избыточен.

Подобные явления приводят к завышенным ожиданиям молодёжи, при этом ей в реальности уготована судьба стать ядром прекариата, в рядах которого впоследствии вызревают революционные настроения, во многом питаемые несоответствием между окружающей действительностью и теми перспективами, которые перед ними годами рисовали система образования и истории успеха лидеров сетевой экономики.

Приводимые Г. Стэндингом факты свидетельствуют о том, что современному обществу потребления не требуется имеющееся количество высокообразованных кадров с избыточной квалификацией. Обществу потребления постиндустриальной эпохи нужны не интеллектуальные трудовые ресурсы, а прежде всего потребители, успех которых, как следует из идеологии неолиберализма, измеряется именно потреблением.

Важно отметить, что критика автора в адрес современных тенденций развития образования совершенно справедлива и в отношении России. Так, не могут не вызывать замешательства современные магистерские программы обучения, в которых на лекции приходится только 30 % общего времени, а 70 % занимает так называемая самостоятельная работа обучающихся, что на практике приводит к деградации и преподавателей, и слушателей, развитию процесса, когда преподаватели делают вид, что преподают, а обучающиеся делают вид, что учатся.

 Усугублению негативных последствий сложившейся экономической модели способствует также характерный для развитых стран развал системы семейной взаимовыручки, которая смягчает ряд негативных тенденций социально-экономического развития в менее развитых странах с более традиционной экономикой и социальной психологией населения.

Картины трудовых отношений, рисуемые Г. Стэндингом, демонстрируют теневую сторону современного общества потребления. Автор приводит примеры того, какой ценой даются рекорды ценовой доступности потребительского рая развитых стран. Поразительно низкие цены на цифровую технику достигаются в том числе не только благодаря эксплуатации труда в третьих странах, но и за счёт особенностей их архаичной традиционной структуры общества. Например, женщины на предприятиях Китая, производящих электронику, за несколько лет напряжённой работы становятся инвалидами по зрению. Кадры таких предприятий рекрутируются из числа сельских жителей, среди которых до сих пор функционируют веками складывавшиеся механизмы социальной взаимопомощи общины, клана, разветвлённой сети родственников – членов большой семьи.

"Выбракованные" производством люди, утратив трудоспособность, необходимую для работы в индустриальных парках – мастерских современной экономики, возвращаются в родные деревни, где забота о них ложится на плечи общины. В связи с этим Г. Стэндинг пишет:

"Можно сказать, что сельские области субсидируют промышленный труд, позволяя удерживать зарплаты ниже прожиточного минимума, а это в свою очередь влияет на цены на модные товары, делая их ещё более дешёвыми для мировых потребителей".

Данные приводимые автором примеры дают основания говорить о том, что индустриализация КНР, как и осуществлявшаяся когда-то индустриализация СССР, идёт за счёт эксплуатации деревни.

Британский учёный отмечает, что "потогонная" система индустриальных парков КНР характеризуется ужасающими условиями труда, результатом которых становятся высокий уровень психологического давления на работников и растущее количество самоубийств на предприятиях, для предотвращения которых сначала была введена практика обносить многоэтажные производственные корпуса сеткой, а затем брать с рабочих расписки о том, что в случае их смерти предприятие не несёт ответственности.

Иллюстрируя свои выводы, Г. Стэндинг рисует подавляющую картину работы корпорации "Фоксконн" – крупнейшего в мире производителя, работающего по контрактам с другими компаниями. В Китае на его предприятиях трудится 900 тыс. чел., половина из них работает в "Фоксконн-сити" в Шэньчжэне в 15-этажных производственных корпусах, в которых среди прочих заказов производятся товары для Apple, Dell, Hewlett Packard, Nintendo, Sony и других крупнейших мировых брендов. При этом за год трудовые ресурсы этого производственного комплекса обновляются на 30–40 %.

В этих условиях, в отличие от развитых стран индустриальной эпохи ХХ в., в которых массовое производство позволяло развиваться среднему классу с достаточно высоким уровнем благосостояния, в Китае XXI столетия работникам массового производства не удаётся достичь даже приблизительного подобия такого уровня социального благополучия.

"Несомненно, китайский прекариат – самый многочисленный в мире. Предыдущие поколения обществоведов назвали бы эту группу полупролетарской. Внутренняя миграция в Китае – крупнейший миграционный процесс в истории человечества. Это часть развития глобального рынка труда. Эти мигранты в Китае оказывают влияние на то, как организуется и вознаграждается труд во всех частях мира",

– пишет Г. Стэндинг. 

Указанный процесс удешевления производимой в третьих странах продукции имеет негативные последствия и для граждан стран так называемого золотого миллиарда, в которых за счёт деиндустриализации сокращается количество рабочих мест и наблюдается рост безработицы.

Иллюстрируя глобальную взаимозависимость современного рынка труда, Г. Стэндинг приводит пример тосканского города Прато, в котором на протяжении столетий развивалась текстильная промышленность, кормившая большинство из 180-тысячного населения этого муниципального образования. Однако в 1989 г. в Прато прибыли 38 китайских рабочих, ставших сотрудниками предприятий, которыми владели китайские иммигранты и несколько связанных с ними итальянских предпринимателей. Впоследствии это начинание привело к тому, что к 2008 г. в Прато было зарегистрировано 4,2 тыс. китайских фирм с общим штатом в 45 тыс. китайских рабочих. В результате местные итальянские фирмы разорялись. Чтобы выжить, итальянские предприниматели стали переводить рабочих на гибкий график и временную занятость. Из представителей пролетариата люди превращались в прекариат.

Важная отмечаемая автором особенность современной миграции заключается в том факте, что "в отличие от миграции начала двадцатого века современная миграция в меньшей степени предполагает ассимиляцию и приобретение нового гражданства. Скорее это обратный процесс, связанный с утратой гражданства". Получается, что трудовые мигранты не ассимилируются, живут в чуждом им обществе и в то же время фактически теряют гражданство своей родной страны, не имея в месте пребывания никаких политических прав.

Пытаясь заглянуть в будущее прекариата как социальной и политической силы, Г. Стэндинг характеризует его как класс в процессе становления. По его мнению, прекариат "ещё не сформировался как класс „для себя“", однако, по мысли автора, в перспективе существует вероятность того, что этот социальный класс, подобно пролетариату в ХХ в., станет классом "для себя" и у него возникнут соответствующие чувства классовой гордости и достоинства, которые помогут ему оформиться в политическую силу с классовой программой. Г. Стэндинг считает, что прекариат должен обрести коллективную классовую и социальную идентичность, после чего он сможет развернуть осмысленную борьбу за свои права и противостоять насаждаемым элитами либеральным идеологическим концепциям. Шагами в этом направлении он признаёт возникновение профессиональных объединений прекариата, таких как Союз фрилансеров и Ассоциация индивидуальных предпринимателей.

Опасный разрушительный революционный потенциал прекариата заключается в том, что он становится объектом политических манипуляций разнообразных популистов, обещающих стабильность. Именно в росте его численности Г. Стэндинг видит причины появления в ряде развитых постиндустриальных государств признаков консервативного ренессанса и рост призывов к возрождению традиционных ценностей, которые в большинстве случаев не имеют под собой материально-производственной основы и структурных предпосылок. В этом социально-политическом контексте прекариат становится опасным классом потому, что может приступить к претворению популистских лозунгов в жизнь, обеспечив их массовой поддержкой.

Подводя итог, можно отметить, что многие оценки, данные британским исследователем происходящим тенденциям социально-экономического развития мира, фактически и этически верны, однако предлагаемые им решения выхода из сложившегося положения, по-видимому, недостижимы, так как предполагают в том числе замедление темпов экономического роста, который, по его убеждению, увеличивает социальное неравенство, повышает уровень психологического давления на личность и разрушает экологическую среду. Кроме того, обозначенные автором меры не выглядят убедительными, так как направлены на увеличение социальных расходов, в то время как корень описанных им проблем лежит в иной плоскости и заключается в самом характере функционирования современной глобальной экономики. Эти проблемы носят комплексный, структурный характер, и простого их решения не существует, так как связаны они с новым экономическим базисом развитых стран, уровнем развития современных производительных сил, которым и соответствуют развивающиеся в наше время производственные отношения.

В то же время важно отметить, что предлагаемые Г. Стэндингом решения поддерживает движение "Европервомай", а в мае 2017 г. глава Facebook Марк Цукерберг также призвал применить концепцию всеобщего базового дохода в США. Однако раздаётся и критика введения безусловного базового дохода. Так, в Швейцарии на референдуме 2016 г. граждане отказались от подобной выплаты, эквивалентной 2500 дол. США.

Выявленные британским учёным глобальные процессы негативного влияния развития информационных технологий и научно-технического прогресса в целом на структуру занятости продолжают набирать оборот. Так, согласно представленному в 2016 г. на Всемирном экономическом форуме в Давосе докладу о будущем глобального рынка труда The Future of Job, к 2020 г. по причинам автоматизации потеряют работу до 5 % "белых воротничков".

Вызывает беспокойство и развитие указанных негативных тенденций рынка труда в России. Например, каждый второй билет в нашей стране покупается в настоящее время онлайн, в результате чего лишились работы 50 % сотрудников авиационных касс, закрылись до 40 % туристических агентств, вместе с которыми страна лишилась сотен тысяч рабочих мест. За год Сбербанк закрыл более 1300 отделений при том, что по состоянию на середину 2016 г. банк насчитывал 16,5 тыс. отделений в 83 субъектах Российской Федерации. Сокращение 8 % сотрудников финансовой организации – это ликвидация 26 тыс. рабочих мест. Массовые сокращения наблюдаются и в страховом бизнесе. Так, переход на электронные полисы ОСАГО в ближайшее время затронет, по оценкам РБК, 300 тыс. страховых агентов.

Негативно воздействует на социально-экономическую среду и внедрение в России западных моделей проектно ориентированного управления и прекариатизация труда, вызванная применением показателей эффективности работы. Так, в российском аэропорту Домодедово осуществляется привязка зарплаты сотрудников к общим показателям эффективности работы предприятия в целом и конкретных структурных подразделений в отдельности. Внешне это справедливо, но не учитывает фактора сезонности, а также объективных причин снижения прибыли, на которое сотрудники не могут повлиять, однако вынуждены расплачиваться.

Книга Г. Стэндинга чрезвычайно важна, так как развенчивает мифы, пропагандируемые либеральными идеологами и рядом авторитетных авторов, а также вскрывает массу не всем очевидных, а часто замалчиваемых проблем Социально-экономического развития. Например, в начале 2000-х гг. представители стокгольмской школы экономики К. Нордстрем и Й. Риддерстрале описывали проанализированные Г. Стэндингом тенденции социально-экономической трансформации в беззаботной стилистике "креативности", "динамизма" и "безмерных возможностей", стараясь не фиксировать внимание на отрицательных сторонах современной экономической модели. И это понятно, так как быть социальными оптимистами намного проще и выгоднее, особенно если эксперту удалось попасть в модный тренд и стать высокооплачиваемым гуру бизнеса международного уровня. Знаковой для либеральных идеологов современных социально-экономических преобразований информационной эпохи стала книга Ричарда Флориды "Креативный класс", ставшая настоящим гимном сетевой экономики и символом веры борцов за доминирование креативного класса в современном обществе. В этой сравнительной перспективе монография Г. Стэндинга становится важнейшим дополнением книги Р. Флориды и аналогичных работ, так как иллюстрирует негативные тенденции современной экономики. Р. Флорида и Г. Стэндинг описали две стороны одной медали, один подчеркнул положительные факторы, другой сфокусировал внимание на отрицательных последствиях.

Значение работы Г. Стэндинга состоит в том, что ему удалось придать разрозненным негативным тенденциям, отмечавшимся другими авторами, комплексное звучание стройной системы. И хотя у автора не получилось предложить выход из сложного положения, он акцентировал наиболее уязвимые болевые точки, которые должны находиться в центре внимания властей и учитываться при реализации социально-экономических преобразований и выработке общей государственной политики, направленной на обеспечение стабильности развития общества и национальной безопасности. Труд британского учёного в текущий момент исторического развития набирает всё большую актуальность, и пока это так, он заслуживает того, чтобы быть настольной книгой всех лиц, принимающих ключевые решения в области социальной и экономической политики.

Практические выводы из его работы, которые можно сделать применительно к России, выглядят следующим образом:

1. Необходимо развивать техническое образование, хорошо, что государство предпринимает в этом направлении определённые усилия.

2. Требуются всемерная поддержка отечественных производителей, создание рабочих мест. В частности, нужно дотировать отечественных сельхозпроизводителей и сохранять низкий курс рубля.

3. В каждом конкретном случае социально-экономических преобразований необходимо анализировать долгосрочные социально-экономические последствия роботизации труда, сокращающей рабочие места, не увлекаться внедрением результатов научно-технического прогресса и инноваций, если они могут негативно воздействовать на общую занятость в стране.

4. Следует проводить активную государственную информационную политику, направленную на пропаганду и популяризацию рабочих профессий. В то же время важно работать над развенчанием мифов об универсальной практической ценности высшего образования как залога успешного будущего и при этом информировать российскую молодёжь о реальном положении на рынке труда, снижать завышенные ожидания этой части населения от образования и от жизни в целом, противостоять ценностным установкам, которые формируются обществом потребления и повышать престиж и социальное значение ценностей служения.

5. Важной представляется и корректировка образовательной политики государственных вузов, которая зачастую направлена на извлечение дополнительной прибыли, а не на решение долгосрочных социальноэкономических проблем общества. Например, в ряде ведущих российских вузов открыт массовый набор на небюджетные места по специальностям, спрос на которые заведомо в разы меньше, чем число обучающихся по данным направлениям студентов. Люди имеют право получать образование за свой счёт, однако недопустимым является тот факт, что администрации учебных заведений, продающие образование, как правило, вводят своих будущих студентов и их родителей в заблуждение, доказывая востребованость своих выпускников и скрывая объективное положение рынка труда. Вузы нужно обязать сопровождать предложение своих образовательных программ объективной информацией о тенденциях развития рынка труда.

Сургуладзе Вахтанг Шотович, кандидат философских наук, ведущий эксперт Аналитической группы "С.Т.К.