Запущенная в сентябре 1562 года военная машина Русского государства, проверенная в ходе Казанской войны (1545–1552), астраханских походов, войны с Крымом и Ливонской войны (1558–1561), работала, как хорошо смазанный и отлаженный механизм. Гонцы доставили на места грамоты с царскими наказом собираться на «дело государево и на земское» «конно, людно и оружно». К местам сбора, обозначенным в наказах, потянулись дети боярские со своими людьми, служилые татары и инородцы. По городам и волостям сбирались посошные люди, телеги и кони, провиант и фураж. Приводились в порядок дороги и мосты. Для Полоцка наступали непростые времена.
Пролог к полоцкой драме
Пока в Москве, в городах и волостях шла эта внешне неприметная, но многотрудная и сложная работа, по ту сторону линии «фронта» Сигизмунд и его советники также готовились к новой кампании. Ещё в сентябре 1562 года пограничным городничим и ротмистрам был разослан королевский наказ–«наука», предписывавший им привести в порядок «стрельбу» и укрепления, обратить особое внимание на сторожевую службу на пограничье и отправку «шпегков» на неприятельскую территорию. В ноябре началась рассылка «листов военъных» «до хоружих и до шляхты», чтобы они «конъно, збройно, у барве, маючи тарчи, древа» сбирались на указанные в «листах» места и готовились «з Божею помочью (…) неприятелю нашему отпор чинити».
В попытке выиграть время — памятуя о том, как медленно и нехотя, «идучи не идяху», сбиралась поветовая шляхта для похода в Лифляндию в 1561 году, — а заодно и разведать, каковы намерения московского, Сигизмунд через радных панов отправил в Москву гонца своего, Сеньку Алексеева. Гонец должен был доставить грамоты «о том, чтобы они (московские бояре и митрополит Макарий) государю своему били челом и на то наводили, чтобы з братом своим з Жигимонтом-Августом королем похотел доброво согласия и на королевы бы послы дал свою опасную грамоту».
Иван Грозный передаёт литовским послам обидные списки о порубежных шкодах. Миниатюра из Лицевого свода
Гонца приняли в Москве. От имени Ивана ему были вручены опасные грамоты для великих послов. В грамотах тех сказано было, чтобы послы поспешали «постановить» «доброе дело», пока московская рать не вступила в литовские пределы. Но чтобы гонец ненароком не выведал царский замысел, велено было его отправить обратно в Литву той же дорогой, какой он ехал в Москву, — через Тверь и далее в Юрьев–Дерпт. Ни Иван, ни его бояре не сомневались в истинном замысле Сигизмунда: по их мнению, «то все король делает ко царю и великому князю присылки неправдою, чтобы ему некоторое время чем попроизволочити, а х Крымскому царю поминки многие посылая, чтобы стоял на крестьяньство и крестьянскую кровь лил».
В самом деле, идти зимой в тысячевёрстный марш на север по заснеженной буранной степи к московским рубежам крымцам было несподручно. А за переговорами, глядишь, и весна, а весной просохнут степные шляхи, зазеленеет трава — и «царь» крымский решится на набег и тем самым если и не сорвёт, то затруднит задуманное предприятие. Кстати, стоит обратить внимание: летописец, записав под 27 ноября 1562 года новость об отсылке литовского гонца обратно, тогда же впервые указал и на цель военных приготовлений грозного царя — Полоцк.
Отправив гонца в сопровождении пристава в Тверь, Иван со своим братом Юрием, двоюродным братом Владимиром Старицким и с боярами посоветовался с митрополитом Макарием. Все вместе они вынесли приговор: «идти на недруга своего на Жигимонта короля Полского и великого князя Литовского за его многие неправды и неисправления». Не только за то, что в грамотах на царское имя допускаются «непригожие многие слова» и умаляется титул государский; за то, что вступился король в царскую отчину «Вифлянскую землю» и, взяв град Тарваст, многих ратных людей государевых побил и в полон увёл; за то, что посылает крымскому «царю» многие богатые поминки и наводит бусурман на христиан — но и за покровительство «люторской ереси» и гонения на «греческую веру» в королевских владениях.
Отстояв обедню в церкви святых Бориса и Глеба на Арбате, получив благословение митрополита Макария и взяв с собой «победоносные» и «чюдотворные» иконы и кресты, 30 ноября Иван в сопровождении блестящей свиты и своего двора выступил из Москвы в Можайск. Сюда он прибыл 5 декабря, за день до Николы осеннего. Полоцкая кампания была открыта.
Последние приготовления
Те несколько дней, что Иван Грозный провёл в Можайске, были посвящены обычным хлопотам. По устоявшейся традиции царь разослал в места сбора войск грамоты, в которых приказывал «бояром и воеводам, в которых местех воеводы збирались, про свой приход отписать, что пришел (государь) в Можаеск». Поскольку кампания была открыта, то воеводы должны были сверить имевшиеся у них на руках списки детей боярских с наличными людьми, «и которые дети боярские к ним приедут, и они б приезды их писали, хто в корой день приедет, и о людцкой даче выпрашивали да отписывали ко царю и великому князю». И, само собой, поскольку срок завершения сбора войск был, что называется, на носу, «бояром и воеводам» предписывалось вместе с детьми боярскими и их людьми быть готовыми по первому сигналу выступить в поход.
7 декабря была составлена походная роспись полков, «которым людем быти в полку со царем и великими князем и которым людем с которым боярином и воеводою бытии по полком». Тогда же появилась подробная роспись царской свиты, «которым быти в рындах и в поддатнех, и которым быти в головах в становых, и которым в головах в посылочных, и которым бытии в ясоулех, и в дохорщикех, и в подъщикех, и в ыных посылках». Списочный состав царской «штаб-квартиры» немало впечатляет: Ивана должны были сопровождать 12 бояр, четверо окольничих, двое дворовых воевод (и при них «адъютантов» 60 детей боярских), казначей, постельничий и с ним стряпчий, судья с подьячим, 14 дьяков, дворецкий, конюший, семеро князей-рынд при царском оружии (кстати, один из князей-рынд, Фёдор Хворостинин, отвечал за царские пищали), 17 «флигель-адъютантов», коим надлежало «за государем ездити» да за его оружничим, 20 поддатней при рындах, 53 царских спальника да при них «головы в становых сторожах» общим числом 11, 40 дозорщиков, десять знаменщиков (и к ним ещё 70 детей боярских городовых), десять детей боярских, отвечавших за царский кош (а им в помощь были приданы 30 городовых детей боярских), 83 ясоула, 16 ясоулов-стольников и на посылках от государя ещё десять детей боярских. Всего 476 человек из лучших фамилий — и это без учёта их людей!
Великий князь Московский. Гравюра А. де Брюина
Одна только царская свита сама по себе составляла целый «полк»! Можно только представить себе, каким блестящим и помпезным был большой царский выезд в сопровождении сотен разодетых в пух и прах (а московиты любили яркие одежды) всадников в лучших доспехах на горячих конях. Впрочем, сохранилось описание очевидца — некоего англичанина, который присутствовал при таком царском выезде в декабре 1557 года. По его словам,
«Его Императорское Величество (Иван IV) и его двор на резвых малорослых испанских (надо понимать, ногайских или татарских бахматах) и турецких (аргамаках) лошадях, убранство которых было богато изукрашено золотом и серебром, прибыли на поле в добром порядке. На Его Императорском Величестве было богатое платье и алая шапка, унизанная не только жемчугом, но и большим количеством больших и дорогих драгоценных камней. Его дворяне, ехавшие перед ним по трое в ряд в добром порядке, были все в парчовом платье…».
17 декабря 1562 года Иван покинул Можайск и двинулся оттуда в Торопец, а из Торопца — в Великие Луки, куда и прибыл 5 января 1563 года. Сюда к этому времени явилась и бо́льшая часть назначенных в поход войск. По прибытии царя в Великие Луки был устроен смотр (вероятно, 8 января) собравшихся полков и составлена очередная роспись полков и людей — исходя из явившихся на государеву службу. Иван «запасы свои и конские повеле всему воиньству с собою имати доволно на всю зиму и до весны», поскольку «идти и до Полотцка месты пустыми, тесными и непроходными». Кстати, тогда же посохе было приказано привести в порядок дорогу перед марширующими войсками и мосты на реках исправить под наряд на всём пути от Лук до Невеля, а от Невеля до самого до Полоцка, «как ему государю мочно идти многими полки и за ним наряд провадити», «понеже та дорога лесна и тесна».
«Приговор» 8 января включал в себя и наказ воеводам и ратным людям готовиться к осаде Полоцка. Находившиеся при войске иностранные инженеры — в «Записной книге» упоминаются «фрязы», то есть итальянцы, а некий анонимный итальянец писал ещё и о том, что в царском войске были англичане — должны были изготовить «щиты, с корыми идти перед туры и туры за которыми ставити». Ратники должны были озаботиться заготовкой тур и кольев для тына, которым надлежало обнести Полоцк «по дорогам и по полым местам». Также в приговоре упоминались и штурмовые мостки, «с которыми мосты идти пешим людем к приступу». И, само собой, в приговоре была составлена предварительная диспозиция, где и какому полку встать, «как бы пушки до полков не долетали», а также предусматривалась высылка вперёд, за 10–15 вёрст (1 верста — примерно 1,067 км) от Полоцка, сторожевых застав «для береженья от полских людей».
Знатный московский всадник. Гравюра А. де Брюина
Оставшись довольным и увиденным, и рапортами воевод о состоянии полков, 10 января, после торжественного молебна в соборной церкви Христова Воскресения в Великих Луках, Иван отправил на Невель ертаул: «понеже бо всему воиньству с Лук в одни день не собратися, и в том бы воиньским людем истомы и затору не было». На следующий день Луки покинул Передовой полк. 12 января, во вторник, Иван «отпустил» из Лук полк Правой руки, 13 января — Большой полк. 14 января, после торжественного богослужения, заручившись благословением епископа Коломенского Варлаама, который сопровождал Ивана в походе, со своим полком и свитой Луки покинул и сам государь.
На этом исход русского войска из Лук не закончился. 15 января Луки оставил наряд — не весь, а только «лехкой» и «середней», а «большой» наряд должен был выступить на Полоцк после того, как из Лук уйдут все полки. 16 января за ним последовал полк Левой руки. Наконец, 17 января из города выступил в поход Сторожевой полк.
Трудная дорога к Полоцку
Марш до Полоцка был долгим, тяжёлым и нервным. По подсчётам А.И. Филюшкина, в среднем в день русское войско проходило 7 км, то есть оно двигалось в два–три раза медленнее, чем обычно. «Путное же царево и великого князя к Полотцску шествие нужно и тихо, — записал в летописной повести о Полоцком походе летописец, — потому что царь и великий князь всеми полки шел к Полотцску одною дорогою». К тому же, стремясь сохранить как можно дольше эффект неожиданности, Иван «заповедь великую положил, перешед за рубеж, изо всех полков никакова человека по корм ни на иную ни на какую добычу отпущати не велел, чтоб теми малыми делы болшого дела не теряти».
Колоссальный санный обоз, насчитывавший тысячи и тысячи саней с амуницией (по обычаю, ратные люди на походе доспех везли в кошу и «клали» его на себя только перед боем), провиантом, фуражом и всем остальным, что потребно для войны, серьёзно тормозил продвижение войска. Заранее предполагая проблемы с «проталкиванием» обоза по одной единственной лесной дороге, Иван и его воеводы ещё 8 января предписали обоз выводить из Лук частями, «кошем (…) итти за полки, которые кошевники которого полку, и тем всякому идти за своим полком». Но это помогло не сильно. Утром 14 января, когда царь выступил из Лук со своим полком и кошем, оказалось, что из города всё ещё не выбрались до конца обозы передового, Правой руки и Большого полков. На выходе из городского острога в воротах образовался «затор велик», который потребовал немалых усилий «военной полиции» для его разбора — ещё и вечером того дня он не был разобран до конца.
Русское войско и наряд в походе. Миниатюра из Лицевого свода
Эта проблема преследовала войско на всём его пути от Лук до Невеля, так что Иван и воеводы решили даже в Невеле смотр войска не устраивать из-за постоянного и непрекращающегося, несмотря на все усилия, «затора» на дороге. Раз обозы застряли по дороге, то с чем ратным людям на смотр выходить?
А тут ещё бегство к литовцам окольничего Богдана Хлызнева–Колычева, который «сказал полочаном царев и великого князя ход к Полотцску с великими воинъством и многим нарядом». Похоже, что с этим побегом связана упомянутая князем А. Курбским смерть князя Ивана Шаховского, которого, если верить Курбскому, Иван лично убил своей булавой.
19 и 20 января Иван Грозный со своим полком дневал в Невеле, ожидая, пока подтянется обоз и вышедшие после него из Лук полки. 21 января царь оставил Невель и двинулся дальше к Полоцку, пробиваясь через постоянные пробки, которые продолжали образовываться с пугающей регулярностью — в особенности на переправах через многочисленные реки. Преодолев огромные трудности, 30 января Иван Грозный со своим полком вышел на последний стан на Соляном ручье, в пяти верстах от Полоцка. Сюда же постепенно подтягивались остальные полки. Царь, не дожидаясь, пока они соберутся окончательно, в окружении своей свиты отправился осмотреть Полоцк и ближайшие подступы к нему, чтобы наметить позиции для войска.
Под стенами города
На следующий день, 31 января 1563 года, русские войска выступили из своего последнего лагеря и начали выдвигаться к Полоцку, окружая его со всех сторон. По царскому повелению Большой полк занял монастырь Святого Спаса на Шерешкове, полк Правой руки, переправившись через Двину, перекрыл Черсвятицкую дорогу, Передовой полк, занявший Екиманский посад–слободу, — Виленскую дорогу, ертаул встал напротив «ложных ворот» в устье Полоты «против города на Двине реке», окопавшись в брошенном Заполоцком посаде. Тем самым Полоцк был окружён с двух сторон — со стороны Двины и Полоты, с юга, запада и северо-запада.
К вечеру того же дня на свои позиции вышли и двигавшиеся в арьергарде полки Левой руки и Сторожевой. Полк Левой руки встал лагерем возле ертаула, перекрыв Себежскую дорогу, а Сторожевой расположился в Задвинье, против Кривцова посада–слободы. Сам Иван со своими людьми на первых порах занял монастырь святого Георгия «в поли за местом», в излучине Полоты, к северу от Великого посада, а затем с частью сил явился в Борисоглебский монастырь за Двиною.
Борисоглебская церковь одноимённого монастыря в Полоцке. Снимок начала ХХ века.
radzima.org
Картина развёртывания русского войска, надо полагать, была впечатляющей. Морозным утром 31 января перед глазами полочан, высыпавших на стены, предстали выходящие из леса густые колонны русской конницы. Впереди них шли стройными рядами стрельцы и казаки с зажжёнными фитилями пищалей во главе со своими головами на горячих конях, а между колоннами гарцевали татарские наездники и скакали гонцы. Казалось, тому шествию не будет конца: обтекая город с северо-запада и запада, русские полки продефилировали мимо изумлённых жителей города и его гарнизона и встали на свои места.
После этого последовал второй акт драмы. По традиции начало осады было ознаменовано торжественным молебном и разворачиванием знамён — полковых и большого государева знамени: «на нем же бе въображен чюдне нерукотворенныи образ Господа нашего Исуса Христа». Всё это действо сопровождалось звуками военной музыки: «и повеле (Иван Грозный) в сурны играти и трубити и по накром бити».
Надо полагать, что, «сметив» силы русского войска, полоцкий воевода С. Довойна и комендант замка ротмистр Г. Голубицкий сильно пожалели о том, что незадолго до этого приказали казнить присланного от Ивана Грозного гонца — взятого в плен русскими «полотцского языка» с грамотами, в которых царь предлагал Довойне, его людям и полочанам открыть ворота и перейти к нему на службу, за что «государь их пожалует на всей воле их, какова жалования похотят». Шансов устоять против такой рати у них не было — если только не подойдёт помощь извне.
Увы, в Полоцке ещё не знали, что помощи не будет. Хотя о том, что Иван собирает большое войско и готовится к походу, в Литве было известно ещё в конце 1562 года, а в середине января весть о том, что Иван идёт на Полоцк, дошла и до ушей Сигизмунда. Уж не Хлызнев ли Колычев стал её источником? Впрочем, был ли он единственным информатором? 19 января 1563 года в Полоцке объявился сын боярский Семён Кутузов, сообщивший, что Иван Грозный с великой силой идёт на город. Впрочем, толку от этого всё равно никакого не было.
Польский всадник. Гравюра А. де Брюина
Мобилизация шляхты шла ни шатко, ни валко. Денег в казне не было. Повторная рассылка «военных листов» вместе с «листами» о немедленном сборе всех недоимок не помогала. На означенный в «листах» срок — Никола осенний — войско так и не собралось. Не собралось оно и месяцем позже, да и в феврале тоже. Не помогали ни угрозы, ни обращение к чести и совести шляхты, предки которой «завъжды мужъне кожъдому неприятелеви с помочью Божъею» отпор чинили.
В итоге на то время, когда русские полки подступили к Полоцку и обложили его, в распоряжении наивысшего гетмана Николая Радзивилла «Рыжего» в Минске находилось, если верить польскому хронисту М. Стрыйковскому, всего лишь 1 400 поляков и 2 тысячи литвинов, по большей части наёмников. С таким войском идти на Полоцк и пытаться его деблокировать было равносильно самоубийству. Это только в пропагандистских листках 1 400 поляков легко побивали десятикратно превосходившее их русское войско. На деле же всё было иначе, и гетман это прекрасно понимал. Потому и ограничился наблюдением за действиями русских, не пытаясь помочь полочанам. Им оставалось полагаться только на чудо — больше ничто не могло помочь им устоять против рати грозного царя.
Автор: Виталий Пенской
Литература и источники:
- Анхимюк, Ю. В. Разрядная повесть о Полоцком походе / Ю. В. Анхимюк // Русский дипломатарий. — Вып. 10. — М., 2004.
- Баранов, К. В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года / К. В. Баранов // Русский дипломатарий. — Вып. 10. — М., 2004.
- Буганов, В. И. «Взятье полоцкое Литовские земли»: описание похода 1563 г. в разрядной книге Музейного собрания / В. И. Буганов // Записки отдела рукописей. — Вып 31. — М., 1969.
- Воробьёв, В. М. Предыстория Полоцкого похода / В. М. Воробьёв // От древней Руси до современной России. — СПб., 2006.
- Курбский, А. История о делах великого князя московского / А. Курбский. — М., 2015.
- Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. — Т. XXIX. — М., 2009.
- Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // Полное собрание русских летописей. — Т. XIII. — М., 2000.
- Милюков, П. Н. Древнейшая разрядная книга официальной редакции (по 1565 г.) / П. Н. Милюков. — М., 1901.
- Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Т. II (1533—1560) // СбРИО. — Вып. 59. — СПб., 1887.
- Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Т. III (1560-1571) // СбРИО. — Вып. 71. — СПб., 1892.
- Памятники истории Восточной Европы. Источники XV–XVII вв. — Т. II. «Выписка из посольских книг» о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. — М.-Варшава, 1997.
- Разрядная книга 1475–1598 гг. — М., 1966.
- Разрядная книга 1475–1605 гг. — Т. II. Часть I. — М., 1981.
- Русская армия в эпоху Ивана Грозного. Материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — СПб., 2015.
- Скрынников, Р. Г. Царство террора / Р. Г. Скрынников. — СПб., 1992.
- Филюшкин, А. И. Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг. / А. И. Филюшкин, А. В. Кузьмин. — М., 2017.
- Флоря, Б. Н. Иван Грозный / Б. Н. Флоря. — М., 2003.
- Хорошкевич, А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. / А. Л. Хорошкевич. — М., 2003.
- Янушкевич, А. Н. Ливонская война. Вильно против Москвы 1558–1570 / А. Н. Янушкевич. — М., 2013.
- Тарасаў, С. В. Полацк IX–XVII стст. Гiсторыя i тапаграфiя / С. В. Тарасаў. — Менск, 2001.
- Lietuvos Metrika — Kn. 564 (1553–1567). — Vilnius, 1996.
- Plewczyński, M. Wojny I wojskowość polska w XVI wieku / М. Plewczyński. — T. II. Lata 1548–1575. — Zabrze, 2012.
- Stryjkowski, M. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi / М. Stryjkowski. — T. II. — Warszawa, 1846.