Томас Коул. Путь империи. Крушение. 1836

Владимир Павленко, 10 августа 2018, 21:30 — REGNUM  

Сейчас очень много говорят и пишут о «глубинном государстве». Спохватились на эту тему тогда, когда к власти в США пришел президент Дональд Трамп, опрокинувший на выборах 2016 года глобалистский клан «клинтонитов», который начиная с распада СССР на пару с другим таким же глобалистским кланом Бушей провели в Белом доме 20 лет из прошедших 26.  

«Междусобойчик» «республиканских» Бушей и «демократических» Клинтонов, олицетворяющий собой олигархических консенсус американских и мировых элит, как раз и объявил Трампу войну не на жизнь, а на смерть. И именно поэтому обостряющееся противостояние между глобализацией и суверенитетом, между политической картой мира №2 — миром корпораций, и политической картой №1 — миром государств, бумерангом вернулось туда, откуда и насаждалось по всему миру, в США.

Если мы признаем наличие у мира именно этих двух конкурирующих, а порой и воющих между собой карт, а также придерживаемся представлений о неразрывности политики и истории, то рано или поздно нам придется осознать и осмыслить вопрос о том, как создаются первая и вторая карты мира? Из какой истории они появляются?

И если мы в этот вопрос углубимся, то выясним, что в современном политическом дискурсе имеются два видения всемирно-исторического процесса; об этом в своих лекциях на тему русского Катехона подробно и с присущим ему интеллектуальным блеском рассказывал, увы, покинувший нас Владимир Карпец.

Первое видение — светское. Всемирно-исторический процесс рассматривается с позиций прогресса — непрерывного движения вперед и вверх. Философской основой этой концепции служит диалектика Георга Гегеля. Три диалектических закона, соединенные триадой «тезис — антитезис — синтез»: закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания. Если посмотреть на эти законы с позиций современности, то нетрудно увидеть, что это руководство к управлению политическими процессами по принципу «двух рук, управляемых одной головой».

В рамках триады «тезис — антитезис — синтез» прогресс осуществляется путем взаимного уничтожения исходных начал — тезиса и антитезиса. Сам синтез при этом становится тезисом новой триады, сталкивается с новым антитезисом, появляется новый синтез и т.д. Прогресс продолжается.

Пример из бытовой сферы: «всё новое — хорошо забытое старое». То есть старое — тезис отрицается новым — антитезисом. Взаимно уничтожаясь, они производят на свет нечто, что не является ни тем, ни другим, но имеет наследственные свойства того и другого. Пример из политики: война — антитезис по отношению к тезису мира. Послевоенное устройство — результат, синтез их взаимного отрицания. Новый мир, который по итогам войны претерпел серьезные изменения. Или тезис католичества и противопоставленный ему антитезис протестантизма, который на выходе дает масонский синтез.

Столкновения тезиса с антитезисом и переход от триады к триаде могут продолжаться бесконечно? Долгое время считалось именно так. Пока в Третьей программе КПСС (1961 г.), которая получила прозвище «хрущевской», не появилось определение коммунизма, по сути, представлявшее собой модель «конца истории». А затем, сразу после распада СССР, американский ученый или, скорее, идеолог Фрэнсис Фукуяма выступил с либеральной концепцией «конца истории».

 1

Иллюстрация: Stanford.edu

Фрэнсис Фукуяма

Вот соответствующие цитаты.

Хрущев: «Коммунизм — это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого по способностям, каждому — по потребностям».

Фукуяма: «И Гегель, и Маркс верили, что эволюция человеческих обществ не бесконечна: она остановится, когда человечество достигнет той формы общественного устройства, которая удовлетворяет его самые глубокие и фундаментальные чаяния. Таким образом, оба эти мыслителя постулировали «конец истории»: для Гегеля это было либеральное государство, для Маркса — коммунистическое общество. …Это означало, что более не будет прогресса в развитии принципов и институтов общественного устройства, поскольку все главные вопросы будут решены».

Маленький штрих. Фукуяма либо невнимательно прочитал, либо не понял, либо переврал Карла Маркса, у которого по достижении коммунизма человечество не останавливается в развитии, а переживает прорыв «из царства необходимости в царство свободы». То есть не завершает историю, а прорывается из истории в сверхисторию. Но эта часть наследия Маркса, о которой в своих выступлениях напоминает Сергей Кургинян, практически не известна даже ученым и еще ждет своих исследователей.

По сути же Фукуяма вслед за Хрущевым заговорил о пределах роста, на которых выстроено всё западное понимание будущего. Отнюдь не случайно, что название «Пределы роста» носил и первый доклад Римскому клубу 1972 года, который вышел из недр Массачусетского технологического института (МТИ).

Смысл «пределов роста» в том, что развитие человечества упирается в ограничения по невозобновляемым ресурсам и по состоянию окружающей среды, и поэтому развитие должно быть сначала ограничено, а затем — свернуто.

И что теперь получается? Что безудержный прогрессизм в лице Хрущева и Фукуямы, по сути, провозгласил тупик, в который человечеству предстоит упереться, если оно и дальше будет следовать рецептам «прогрессоров» и разменивать творческую свободу на потребительскую «необходимость»? Но еще в первой половине XX века русская мысль уловила угрозу «конца истории» и поняла, что под этим понимается конец развития. И ответила идеями космизма — Вернадский-отец, Циолковский, другие мыслители. Из недавних — Побиск Кузнецов.

Космизм — очень сложная и противоречивая философская система, которая, если мы станем ее обсуждать, уведет нас очень далеко в сторону от темы. Но надо признать, что именно космисты бросили вызов «концу истории» в главном. Они во всеуслышание заявили, что рост и развитие — разные вещи (рост — понятие экстенсивное, то есть количественное, преимущественно экономическое, а развитие — это понятие интенсивное, то есть качественное, комплексное, которое охватывает все сферы общественной жизни, не только экономику).

И опираясь на этот вывод, космисты громко заявили, что пределов — не роста, а развития — нет! Просто, по мере взросления, человечество будет отыскивать решение тех проблем, которые сегодня считаются нерешаемыми. Будет сталкиваться с новыми такими проблемами. И снова взрослеть и отыскивать их решение. И так — до бесконечности.

Кто здесь, в этой дилемме, прав — Запад или Россия? Правы — мы, и вот почему. Конечно, если полтора миллиарда китайцев, миллиард двести индийцев и еще почти полтора миллиарда остальных жителей Азиатско-Тихоокеанского региона и Южной Азии начнут выходить на стандарты потребления «золотого миллиарда», прежде всего США и Западной Европы, то ни ресурсы, ни окружающая среда этого не выдержат.

Вот это «не выдержат» и является краеугольным камнем всех теоретических построений прогрессоров. Забываются две вещи. Во-первых, что «не выдержат» не вообще, а в частности: при нынешнем, современном технологическом укладе.Не просто не исключено, а фактически предопределено, что с каждым переходом на следующий такой уклад человечество, если не испепелит себя в схватке ядерного апокалипсиса, будет расширять границы «пределов роста».

Во-вторых, даже из наличия таких «пределов» отнюдь не следует, что развитие незолотых миллиардов нужно искусственно тормозить. Необходимо другое: скорректировать общие правила игры и — ужать стандарты потребления самого «золотого миллиарда». А он этого не хочет, и его элиты справедливо боятся, что их за это сметут свои же народы, уже подсевшие на иглу повышенного потребления за счет других стран и народов.

И вот здесь самое ядро проблемы. Именно об этом — вся тема так называемого «устойчивого развития», которым нам не просто в последние годы и десятилетия прожужжали все уши, но которое еще и превратили в идеологию глобализации.

И здесь следует обратить внимание и подчеркнуть, что вместе со светской концепцией всемирной истории как необратимого прогресса существует и религиозная, эсхатологическая концепция, которая утверждает, что история движется от Начала Времен к их Концу.

 4

Апостол и евангелист Иоанн Богослов. Русская икона XVII века

Но что интересно?

Если светский «конец истории» его авторы торопят, стараясь поскорее загнать в него человечество, то религиозный Конец Времен никто не подгоняет. «Апокалипсис» апостола и евангелиста Иоанна Богослова, одна из книг Священного Писания, ничего о сроках не сообщает. Только когда человечество «созреет» по своим грехам. Вот как об этом говорил патриарх Кирилл, который в прошлогоднем обращении к творческой интеллигенции произнес следующее: «Это уже видно невооруженным глазом. Нужно быть слепым, чтобы не видеть приближение грозных мгновений истории, о которых говорил в своем Откровении… Иоанн Богослов… Согласно христианскому вероучению, приближение и удаление конца света зависит от нас самих. Каждый, особенно публичные люди, должны осознать ответственность за Россию и весь род человеческий и затормозить наше сползание в бездну окончания истории».

Религиозная мысль, и опять в России, отозвалась на это противоречие между светским и религиозным видением исторического мироустройства. Более столетия назад в отечественной философской и общественно-политической мысли появилась идея «цветущей сложности» Константина Леонтьева, выдающегося русского мыслителя второй половины XIX века, изложившего ее в коротеньком труде «Византизм и славянство».

В отличие от Гегеля, который в своей триаде «тезис — антитезис — синтез» связывает прогресс, то есть синтез, с взаимным уничтожением тезиса и антитезиса, Леонтьев построил другую модель. У него тоже триада, но иная, без уничтожений; она не делит и не вычитает, а складывает и умножает. Первая фаза — первичная простота, вторая — цветущая сложность, когда бытие предельно усложняется, расцветает обилием разнообразных форм. И третья фаза — вторичное, окончательное, упрощение, когда этот расцвет обрывается и сменяется коллапсом. Смерть системы — живого организма, природной экосистемы, семеновского социора и т.д.

Вопреки Гегелю, Леонтьев не считал прогресс единственной формой развития. От первой фазы к «цветущей сложности» — да, развитие лежит через прогресс. А вот дальше включаются консервативные механизмы сохранения созданного, которое корректируется не взрывом, а вдумчивым переосмыслением в духе «семь раз отмерь — один раз отрежь». Чтобы не наломать дров.

И ведь правда: «единая мировая религия», вавилонское смешение культур, обмирщение культуры тоже считаются прогрессом. Но мы разве не видим, чем это оборачивается? Регрессом, сползанием в архаику, в том числе к религиозному фундаментализму, который как раз и поощряется именно западными «прогрессорами».

 3

Константин Николаевич Леонтьев

Парадокс, но мир государств, который мы отстаиваем, родом из религиозной, эсхатологической концепции, а глобалистский мир банков и корпораций — из светской.Светская концепция в ее «прогрессорском» оформлении отказывает человечеству в будущем, а религиозная — оставляет на него надежду. И не случайно: религия и наука — две стороны одного процесса познания, только наука делает это эмпирическим, а религия — сенсорным, чувственным способом. И они друг другу не противоречат, а взаимно дополняются. Сталкивают их те, кому нужно всех между собой поссорить и стравить, сыграв в этой «мутной воде» свою «партию».

Почему так получается, что прогресс оборачивается упадком? В Древнем Египте и Древней Греции в определенных элитарных кругах получила развитие герметическая философия. Собственно, в Грецию из Египта ее принес Платон, получивший ее из рук древнеегипетских жрецов, долгое время по возвращении молчавший и открывшийся в ряде трактатов только незадолго до смерти.

В герметизме нет разницы между верхом и низом, то есть между Богом и дьяволом, между прогрессом и регрессом. «Что сверху — то и снизу!». «Цель — ничто, движение — всё!». Это такой инструмент глобального манипулирования и массовой дезинформации и дезориентации. Зажечь людей и увлечь их в дьявольский тупик. Ведь формула фашизма — это либерализм минус демократия. И главное здесь — этот самый «минус», который указывает направление движения.

В том-то и заслуга Леонтьева, что предвосхитив идеи не только космизма, но и коммунизма, он соединил религиозное видение всемирно-исторического процесса со светским. Но не с «концом истории», а с отсутствием пределов развития. И если главное содержание нашей эпохи, как упоминалось, — это борьба между миром государств и миром олигархических банков и корпораций, то мы должны понимать, что эта борьба — лишь отражение более высокой концептуальной борьбы смыслов бытия.

Борьбы между завершением развития, переходом человечества в постчеловеческое состояние изолированных друг от друга социальных каст, с одной стороны, и его безграничным развитием, с другой. И лакмусовая бумажка того, как эта борьба протекает, — как раз и есть судьба государств. И именно за это идет борьба в узловых точках этого гигантского смыслового противостояния. Вопрос стоит о том, есть у человека и человечества будущее или его нет.

 2

Георг Гегель. Портрет кисти Якоба Шлезингера. 1831

Пару слов в защиту Гегеля. Не его вина, а беда тех, кто его интерпретирует, в том, что они пытаются космические идеи применить к земному бытию. Диалектика Гегеля — а триада «тезис — антитезис — синтез» это сердцевина диалектики — человечеству еще потребуется. Но только тогда, когда оно выйдет в дальний космос и подойдет к пониманию основ Мироздания. Не раньше. Пытаться с помощью Гегеля решать текущие земные проблемы, а тем более использовать его внеземную или, точнее, постземную аксиоматику для текущих нужд, — это всё равно что воевать с туземцами ядерным и космическим оружием. И сбивать стрелы, выпущенные из лука, новейшими ракетами класса «земля — воздух».

Итак, конец истории, который в обход не только светских норм, но и религиозной традиции навязывается всем ходом глобального развития по «дорожной карте», проложенной мировыми элитами, — есть не что иное, как эквивалент «пределов роста». Когда мы признаем наличие таких пределов, то априори, вне зависимости от нашего желания или нежелания, закладываем в рассуждения неизбежность конца истории, или Конца Времен. Одного без другого не существует. Или — или!

Иначе говоря, единственный шанс мира на и развитие заключается в подавлении национальными государствами как глобалистских императивов вместе с их элитарными носителями, так и связанных с ними внутренней «пятой», «шестой» и т.д. колонн. Именно с этих позиций и необходимо рассматривать феномен глобализации как корпоративного проекта преобразования международного порядка в интересах глобальных и транснацион

Подробности: https://regnum.ru/news/polit/2462981.html
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.