Иван Богун. Блеск и нищета бессмысленного героизма.

Среди боевых соратников Богдана Хмельницкого особое место занимает фигура Ивана Богуна. «Первый полковник», то есть, фактически, заместитель главнокомандующего, блестящий военачальник, почти не знавший поражений. Его почитали в самых разных лагерях – и враги и друзья…

В этой связи достаточно вспомнить знаменитый роман Генрика Сенкевича «Огнем и мечом» - как раз и повествующий о восстании Хмельницкого на Украине. Разумеется, нобелевский лауреат и правоверный польский националист Сенкевич рассматривал это восстание, как исключительно бунт пьяной черни, инспирированный властолюбивым новоиспеченным гетманом. Разделившим «два братских народа», как писатель именовал поляков и нещадно гнобимых ими православных украинцев, коих паны «Ржечи Посполитой» почитали не иначе, как «быдлом» (скотом). Однако в отношении Богуна автор сделал исключение, показав его хоть и неуравновешенным громилой – но, все же, не чуждым ни рыцарских побуждений, ни любви к прекрасной даме, ни патриотических чувств к Украине, пусть последних Сенкевич и не разделял.

А уж когда на экраны вышла экранизация романа, сделанная культовым польским режиссером Ежи Гофманом, в Богуна буквально влюбились. Да, даже поляки – недаром, «по горячим следам» там стало весьма хорошо продаваться пиво «Богун», с мужественным лицом исполнителя роли отважного казака Александра Домогарова на этикетке. Тем более, что Гофман показал соратника Богдана, пожалуй, еще более выигрышно – чем в оригинальном тексте Сенкевича.

Про Украину и говорить нечего. Еще в 1992 году, когда новоприобретенная незалежность потребовала от бывших секретарей ЦК Компартии Украины, срочно перекрасившихся в «украинских патриотов», переименования наиболее знаковых вещей – киевское Суворовское училище тут же стало «военным лицеем имени Ивана Богуна».

Но, самое интересное, что в годы Гражданской Войны одно из подразделений легендарного красного командира Щорса тоже носило имя не менее легендарного казацкого полковника. И красные казаки-«богунцы» от этого ничуть не менее успешно рубили петлюровских «синежупанников», пытавшихся приватизировать былую славу Запорожской Сечи в своих националистически-русофобских интересах.

***

Так что же послужило причиной такой просто-таки уникальной «универсальной востребованности» героя казацких войн 17 века? Да, в общем, наверное, как раз то, что хотя Богун за свою бурную жизнь успел перебывать в самых разных противоборствующих лагерях (поочередно воюя с бывшими соратниками) – но, все же, банальным наемником-перебежчиком он не был. 

Собственно, был он и остался настоящим казаком – в полном смысле этого слова. Которые, если отбросить романтический и псевдопатриотический «флер» в те времена были обычными бандитами, объединенными в мощные шайки-ватаги, отличаясь от обычных разбойников с большой дороги разве тем, что больше предпочитали грабить не соотечественников – а соседей. 

Хотя, если походы на последних по каким-то причинам задерживались – объектом грабежа могли стать и вроде бы «защищаемые от врага братья». Как это было в Смутное Время на Руси, когда ватаги донских и запорожских казаков сеяли ужас в центральной России. Или в той же Речи Посполитой, когда запорожцы вполне могли пойти «мстить за поруганные вольности», не забывая и о собственном кармане, во внутренние области Речи Посполитой, не исключая и территорию современной Украины. Как это блестяще описано, например, в повести «Тарас Бульба» Николая Васильевича Гоголя. 

Иван Богун, кстати сказать, к моменту присоединения к войску Хмельницкого был не только опытным командиром – но и имел, так сказать, «двойную прописку». Приведенный им отряд в 700 сабель хотя и состоял из этнических украинцев – но живших последние годы на Дону, составляя часть донского казачества. Хотя, впрочем, в те времена разделять казачество на русское или украинское было довольно бессмысленным занятием – это явление, связанное не с национальностью, а с образом жизни.

Недаром в Запорожской Сечи было немало даже …татар, из числа тех выходцев из Крымского ханства, которые не нашли общий язык с местными властями. И никакие родственные чувства не мешали им ходить в походы на Крым совместно с другими побратимами-сечевиками. Точно также, как и казакам-украинцам (или русским) грабить своих православных единоверцев – если на тот момент «не выгорал» поход «за зипунами» в Крым, Османскую империю или Персию.

Так или иначе, но с восстанием Хмельницкого у прежних казаков-полубандитов появилась «голубая мечта» – добиться создания собственного государства, где они могли бы стать не просто «лыцарями» без гроша в кармане, но полноценной «шляхтой», не хуже своих коллег из Польши или Литвы. Богун, без сомнения, посвятил борьбе за осуществление этой мечты всю свою жизнь. 

По этой причине он не шел на компромиссы, соблазнявшие большинство его соратников – обменять весь (или часть) суверенитет своей «казацкой державы» на помощь мощного союзника. Хмельницкий заключил взаимовыгодный договор с Москвой, гетманы Выговский с Тетерей готовы были сдать всю «незалежность» Варшаве, Дорошенко и Брюховецкий присягали на верность турецкому султану… Но «первый полковник» Богдана выступал и против Переяславской Рады, и против пропольских, и протурецких кульбитов. Как, кстати, и Запорожская Сечь – в те времена резко дистанцировавшаяся от гетманской политики – кто бы этим гетманом не был.

 А воевать Богун умел – это у него не отнимешь. Так, в ходе самой трагической для восставших украинцев битвой под Берестечком в 1651 году, когда их силы оказались в окружении превосходящей польской армии, а Хмельницкого, поехавшего к татарам, пленил их хан, именно этот казацкий полководец сумел вывести значительную часть окруженных через, казалось, непроходимое болото. Гать мостили, что под руку попадется – возами, седлами, даже тонущими лошадьми – но несколько тысяч самых боеспособных казаков сумели прорваться на оперативный простор, тем самым не дав потопить восстание в крови.

Спустя несколько лет, во время зимней кампании, когда от жутких морозов бойцы гибли чаще, чем от вражеских пуль, а окопаться в промерзшей земле было невозможно – окруженный поляками отряд Богуна использовал в качестве «строительного материала» для брустверов замерзшие в ледышку тела своих и чужих воинов. В итоге богунцы одержали очередную победу…

***

Правда, удача иногда и изменяла прославленному полковнику. Как, например, тогда, когда его тогдашний начальник, преемник Хмельницкого гетман Выговский, послал Богуна подавить восстание полтавских крестьян под руководством Мартына Пушкаря. Казаки просто не захотели поднимать руку на своих соотечественников – и, похоже, их начальник не очень этому и противился. Гетману-западнику пришлось усмирять восстание руками наемников – и крымской орды, в награду за помощь которой этот «большой украинский патриот» разрешил увести в рабство всех оставшихся в живых после приступа жителей Полтавы и ряда других городков поменьше.

Впрочем, спустя считанные месяцы, когда Выговский откровенно скомпрометировал себя перед казаками своей готовностью вернуть Украину Польше, Иван Богун с еще одним прославленным казачьим командиром, кошевым атаманом Запорожской Сечи Иваном Сирко, открыли против предателя боевые действия. Оказавшиеся куда более успешными, чем против Пушкаря – Выговскому пришлось «уходить в отставку», бежав под покровительство польского короля.

А дальше началось совсем печальное. Военная удача не отвернулась от «первого полковника» – но его тактические успехи не могли компенсировать отсутствие внятной стратегии – как быть Украине и с кем? Потому что полтора десятка лет кровопролитной борьбы убедительно доказали, что абсолютно самостоятельной она быть не может. Даже не только по причине наличие мощных соседей – но из-за «зашкаливающей» даже в сравнении с польской шляхетской вольницей казацкой анархии, совсем по украинской же пословице: «Где два украинца – там три гетмана».

Так что воевать «за» торжество своей идеи «свободной Украины» у удачливого казацкого полководца не получалось, куда чаще он воевал лишь «против», пусть и вступая с кем-то в ситуационные союзы. Чем-то эта политика напоминала лозунг «батьки Махно»: «Бей белых, пока не покраснеют – бей красных, пока не побелеют!». Так что Богуну пришлось повоевать и с Выговским против Пушкаря и российских войск, и против самого Выговского, и против поляков на стороне российских воевод…

В свой последний поход против левобережного гетмана Брюховецкого (пока он еще был союзником Москвы) его выпросил в 1664 году из польской тюрьмы правобережный гетман Тетеря – отлично зная его полководческие качества. Но сам соратник Богдана был о своем командовании не самого лучшего мнения – равно, как и относительно очередного его дрейфа в сторону ненавистной для казака-патриота Варшавы. 

Богун стал искать возможности перейти на сторону Москвы. Увы, не просто покинув с верными подчиненными польский лагерь – а намереваясь ударить в спину нынешним союзникам во время решающей битвы. Заговор был раскрыт – и Богуна с соратниками закономерно расстреляли. 

Впрочем, есть мнение, что формального ареста и расстрела не было – герой войны за освобождение был не из тех, кого просто так можно было арестовать. Так что его пришлось убить в перестрелке на военном совете польской армии – после предъявленных обвинений. 

***

Конечно, героизм, военная удача, патриотизм не может не вызывать уважения. Отчего Ивана Богуна до сих пор и почитают среди представителей самых разных мнений о произошедшем на Украине в 17 веке. 

И, все же, не покидает ощущение легкого «дежавю» - «синдрома уже виденного». Как раз при виде того, чем вынуждены заниматься уже «оперившиеся» выпускники киевского военного лицея, бывшего суворовского училища – ставшие офицерами Вооруженных сил Украины. Вся эта «героическая защита донецкого аэропорта», война с взявшими в руки оружие для защиты от бандеровской агрессии донецкими шахтерами, официантами, таксистами – разве не похоже это на попытки Выговского подавить народное восстание полтавских крестьян? 

Да и все эта карательная операция на Донбассе – разве оно ведется в интересах пусть даже самых не любящих Россию украинцев, а не «заказывающих музыку» «кукловодов» из Вашингтона, пытающихся побольнее «куснуть» нашу страну и ее союзников чужими руками?

А ведь финал всего этого «героизма» для его фигурантов может быть столь же печальным, как и для Ивана Богуна. И даже не обязательно после вынесения приговора каким-то международным трибуналом, вроде Нюрнбергского или Гаагского, по причине совершения украинской армией военных преступлений – а вынесенного собственным же украинским судом. 

Ведь пресловутое «АТО», лишь недавно переименованное Киевом, изначально не предполагало задействования вооруженных сил – только в случае защиты военных городков и складов. То есть, «донецкая война» незаконна даже с точки зрения никем формально не отмененных украинских законов. А украинская Конституция предусматривает не только право не выполнять преступный приказ – но и уголовную ответственность за его исполнение…    

Так что, похоже, украинская история развивается по спирали даже в этом вопросе. И главный урок трагедии что Ивана Богуна, что пытающихся следовать ему современных украинских военных – сам по себе героизм теряет смысл, если ему не сопутствует четкий и выполнимый стратегический замысел. Направленный действительно во благо соотечественников - а не далеких заокеанских «сюзеренов», для которых Украина нужна лишь в качестве «пушечного мяса»…

Юрий Носовский