Как уничтожали сельское хозяйство после Сталина (часть 3)

В самом конце 1961 года, перед ноябрьскими праздниками, членов колхоза Имени 3-го полка связи созвали на общее собрание в Доме Культуры. С речью выступил первый секретарь Хорольского райкома КПСС Авченко. Поздравил с высокими результатами работы, толканул речь про решения 22-го съезда КПСС, про строительство материально-технической базы коммунизма и про то, что через 20 лет, как предсказал дорогой Никита Сергеевич, у всех всё будет по потребности.

Прославился на собрании дядька Трегубов, тогда молодой парень, один из лучших механизаторов района, отец моих школьных друзей Витьки и Сашки, долго в селе вспоминали, как он выкрикнул на собрании во время выступления 1-го секретаря: «Если кукурузы на всех хватит!».

В конце своего выступления Авченко предложил, в связи с высокими достижениями колхоза, переименовать его в колхоз имени Ленина.

«Лучше имени Хрущева» - снова выкрикнул дядька Трегубов. Зал захохотал. Долго в селе об этом вспоминали.

Просто удивительно, насколько сильно «любили» в моем селе дорогого Никиту Сергеевича.

К 1961-му году колхоз имени «3-го полка связи» уже основательно пощипали. Денег на покупку тракторов из МТС хватило. Хватило денег и на строительство мехдвора, раньше в селе стояли трактора МТС, на которых работали мужики, живущие в селе, но состоявшие в штате станции. И трактора, выделяемые для работы в колхозе, почти круглый год стояли в селе, под навесом. Мелкий ремонт проводился тоже на месте. А реорганизация МТС привела к тому, что РТС, созданная вместо нее, отказывалась от всех ремонтов, кроме капитального. Пришлось колхозу строить свои кузнечную и слесарную мастерские, теплые боксы для техники. Вводить в штат колхоза слесарей-ремонтников, должность механика. Колхоз даже это выдержал. В долги не влез.

Потом пришло указание из района сжечь колхозную пасеку в связи с заражением пчел варроатозом. Пасечники смогли утащить по домам и припрятать только по несколько ульев, а то бы вообще никогда в селе меда не было.

Фруктовый сад уже был заброшен и стал дичать, зарастать травой. Некуда было сдавать абрикосы и сливы после того, как закрылся артельный заводик в Уссурийске (если точно помню), перерабатывающий фрукты в соки и компоты.

Под предлогом того, что овцы плохо переносят приморский влажный климат (в Хорольских степях-то!), почва недостаточна каменистая (на полях среди каменистых Хорольских сопок!), поэтому болеют некробактериозом (копытной гнилью) – вырезали овец. Вообще тему с овцеводством в Приморском крае закрыли. Больше не стало ни шерсти, ни овчины, ни баранины.

Народ в некробактериоз не верил и ругался: «Америку по баранине обогнали!».

Гордость села, детище моего деда – племенная конеферма – пошла тоже на мясо. Оставили только небольшое поголовье рабочих лошадей и небольшой ремонтный табун. Дончаки и рысаки, потомство коней, когда-то подаренных колхозу С.М. Буденным, пошли на колбасу. Удалось спасти только молодого жеребца буденовской породы, тоже подаренного Семеном Михайловичем, Орлика. Орлик вырос в дикого, свирепого табунного жеребца.

Дед плюнул на колхоз и ушел в 1961 году на пенсию. Дело, которым он жил, пошло прахом. Через год его попросили вернуться конюхом, не могли толком организовать работу конюшни. Павел Карпович еще несколько лет проработал в совхозе.

Секретарь райкома предложил проголосовать за переименование колхоза «Имени 3-го полка связи» в колхоз «Имени Ленина».

Кто ж против Ленина голосовать будет?! Проголосовали.

Партия Хрущева, прикрываясь Лениным, вытравливала из памяти народа всё, связанное с именами Сталина, Ворошилова, Молотова, Маленкова, Кагановича. В сельской школе убрали стенд, посвященный первым коммунарам-ворошиловцам, основавшим сначала коммуну, потом колхоз «Имени 3-го полка связи», шефом которого был нарком Обороны. Пионерскую дружину имени К.Е. Ворошилова переименовали в имени Зои Космодемьянской.

Вечерами, в 1980-м году, когда я год жил вдвоем с овдовевшим дедом, я слушал его рассказы о прошедшем, разговоры его со стариками, приходившими к нему в гости, о их молодости… Хоть что-то в памяти удалось сохранить. В 1980-м году мои сверстники уже ничего не знали о том, как наши деды пришли на необжитую хорольскую землю, каких трудов им стоило ее распахать, засадить садами, поднять богатый колхоз и как это было придавлено троцкистской лапой хрущевско-брежневской партии…

Статистика. Вещь хорошая, нужная. Особенно необходимая, когда нужно соврать пограндиозней и бессовестней.

В наше время мы уже привыкли относить субъектов, доверяющих сведениям российской официальной статистики, к категории неисправимых идиотов. Слишком наглядно наша повседневная жизнь вступает в противоречие с теми цифрами, которыми статистики описывают эту жизнь.

Мы знаем, как можно рост безработицы превратить в ее снижение путем затруднения регистрации на биржах труда, способом отбить всякое желание у людей там вообще регистрироваться, сделав регистрацию бессмысленной, бесполезной.

Знаем, как можно уменьшающиеся зарплаты и повышающиеся цены изобразить в виде роста доходов россиян, знаем даже, как падение производства можно представить его ростом.

Для статистики нет ничего невозможного. Особенно для статистики капиталистического государства, когда нужно убедить беднеющий народ, что «лодку раскачивать» опасно для этого же народа. Нужно просто спокойно сидеть в дырявом корыте и надеяться, что оно затонет не в очень глубоком месте.

Знаем мы, конечно, что буржуазная статистика служит буржуазной власти и ее функцией является обман народа с целью убеждения его в том, что власть народу служит и о нем заботится.

Тем более удивительным явлением можно считать безоговорочное доверие массы граждан из, так называемых, советских патриотов, в статистические данные хрущевско-брежневского времени.

Вроде бы они понимают, что «дорогой Никита Сергеевич» мог привирать, не оглядываясь ни на какие границы. Один только доклад его о «культе личности» чего стоит. Но когда видят табличку с цифрами о том, как всего в стране Советской становилось больше вширь и в высоту, сразу понимание куда-то уходит. Начинается загордяк величием и мощью СССР под руководством сначала «кукурузника», а потом его соратника – «красивого молдаванина».

Вроде бы еще должны помнить, как правящая партийно-хозяйственная мафия в преддверии Перестройки устроила грызню между группировками и вывалилось на всеобщее обозрение «хлопковое дело». Оказалось, что в статистических данных не учтены песок и камни, которые пошли вместе с хлопком в закрома государства, да еще и по два-три раза один и тот же тюк с сырцом проходил по учету.

Многие из верующих в советскую статистику еще и моими ровесниками являются! Как в их сознании отображалась советская действительность 70-80-х годов – это просто удивительно, если при этом они доверяют статистическим сведениям того времени.

Чем они вообще в той жизни занимались? Мне, например, приходилось сталкиваться с тем, как рост падежа молодняка на фермах совхозов почти обнулялся с помощью примитивного манипулирования, и всё это уходило в общую статистику страны. Любой работавший в животноводстве СССР специалист прекрасно должен знать, как одновременно можно повысить количество продуктивных коров для одной статистики, учитывающей именно это число, и срезать эти цифры для другой статистики, когда нужно показать рост надоев на одну корову.

Вроде бы все видели, как в СССР последние 10 лет заметно падали в животноводстве надои и привесы, не компенсировавшиеся даже ростом поголовья, при этом все смеялись над тем, как ЦСУ показывало ежегодное увеличение производства молока и мяса. Но прошло двадцать лет и у некоторых моих ровесников всё из голов выветрилось. Или может эти ровесники, как С.Г. Кара-Мурза, сарай с коровами только по телевизору видели?

А уж строители вам такого могут понарассказывать, как сначала принимали жилые дома с недоделками и показывали их, как принятые, в отчетах уходили цифры о введеном в строй жилье, потом год устраняли недоделки и на следующий год это же жилье опять в строй вводили…

Я понимаю, пропагандируемое «левыми» заблуждение, что СССР после антисталинского переворота был по-прежнему социалистическим государством, отшибает способность понять, что к власти пришла антикоммунистическая группировка, которой приходилось врать еще масштабнее и изощрёнее, чем даже нынешнему российскому правительству. Согласитесь, еще «объективней» цифры должны быть, когда нужно было убедить народ, что троцкистская шваль, клевеща на Сталина, только и живет народными заботами и ведет страну к коммунизму.

В 1960 году застрелился первый секретарь Рязанского обкома КПСС Алексей Ларионов. Рязанская область обогнала Америку по мясу. Вырезали скот так, выполняя призыв Н.С. Хрущева, что пришлось ударнику гонки самому себе прострелить коммуниздическую голову. У Ларионова были, хотя бы, зачатки совести. Другие не стрелялись, они знали, что партия всё поймет. Они же линию партии гнули!

А на 22-м съезде, после всей этой «мясной эпопеи» Никита Сергеевич в отчетном докладе приводит цифры, согласно которым поголовье с 1955 года по 1961 выросло: КРС – на 29%, свиней – на 73%, овец – на 29%.

Т.е., рязанцу Ларионову во сне приснилось, что он область без скота оставил, спросонья и покончил с собой? Не догадался заглянуть в самую объективную в мире статистику?

А с продовольствием в то время, когда шел 22-ой съезд КПСС, принявший программу строительства коммунизма, было уже, мягко говоря, не так, чтобы виднелись перспективы построения коммунизма. А если говорить не мягко – светила продовольственная катастрофа, страна была на грани введения карточек. Сталинское изобилие в магазинах сменилось полупустыми полками, особенно плохо стало с мясом, маслом, молочными продуктами.

При этом Хрущев в докладе привел такие цифры: мяса в 1953 году продано населению – 1 757 тыс. тонн, а в 1960 – 4 158 тыс. тонн; молока и молочных продуктов в 1953 г. – 1 980 тыс. тонн, в 1960 – 8 214 тыс. тонн; животных жиров в 1953 году – 330 тыс. тонн, в 1960 – 613 тыс. тонн.

Таким образом, либо прожорливость советского народа выросла втрое, либо должны быть какие-то другие причины того, что стало не хватать в продаже продуктов. И Никита Сергеевич нашел причины. Он с трибуны съезда их озвучил, как при этом ухитрились делегаты съезда не попадать от удивления со стульев – не знаю. Видимо, члены КПСС уже были достаточно закалены в этом плане. Первая причина, названная Хрущевым, такая:

«У нас значительно выросло население. Как я уже говорил, по сравнению с 1955 годом оно увеличилось более, чем на 20 миллионов человек».

Конечно, 20 миллионов едоков прибавилось. Вроде бы причина уважительная, да? Выпускник ВШЭ вполне может ее посчитать уважительной. Все-таки человек на экономиста выучился. У него экономические знания в голове есть. Но у нас должны быть там еще и мозги, поэтому мы не поверим, что население СССР в те годы росло исключительно за счет горожан, которые не производили продовольствие, а только его кушали. Еще и сельское население росло, и оно должно было дать прибавку в продовольственную корзину страны. Ведь это выросшее население работало на полях и фермах, а не только блины с маслом и сметаной употребляло. Но Хрущев видел в нем только едоков.

Следующая причина еще интереснее. Хрущева-то ругают почти все. Такие, как Кара-Мурза, тоже. Но только все его же тезисами и пользуются. Любуйтесь:

«Благодаря повышению заработной платы, отмене налогов, прекращению выпуска займов, увеличению размеров пенсий доходы населения в 1960 году по сравнению с 1955 годом увеличились на 24 миллиарда рублей. Конечно, рабочий или служащий не откладывает эти деньги в кубышку, он покупает на них продукты, товары».

Короче, Никита поднял людям зарплату, люди скупили и сожрали все продукты. Стали жрать в три раза больше, чем при Сталине. Также интенсивно трескали за обе щеки, еще и за щеками куски про запас откладывали, советские люди и при Брежневе, как утверждают верящие в самую объективную статистику в мире.

Когда вам в следующий раз начнут снова доказывать «патриоты СССР», что дефицит в советских магазинах был потому, что денег у народа слишком много было на руках, вы этим умникам посоветуйте выключить в мозгу хрущевский органчик. Посоветуйте им прочесть выступление Никиты на 22-м съезде.

Ну и зерновая статистика, тем же «дорогим Никитой Сергеевичем» озвученная:

«Что принес нам 1961 год? Валовый сбор зерна по сравнению с прошлым годом увеличился. Возросли закупки хлеба. На 15 октября закуплено 3 миллиарда 86 миллионов пудов зерна, или на 354 миллиона пудов больше, чем на эту дату в 1960 году… Это большая победа партии и народа».

Победа даже не большая, а грандиозная, космическая по своим масштабам, результатом которой стало то, что в 1961 году пришлось импортировать 729 тысяч тонн зерна. Это было только начало, до 1963 года было не так далеко. Но урожаи росли и росли.

Вот такая она, самая объективная статистика в мире о самой странной стране в мире, в которой рождаются одни едоки, а производить мясо некому, в магазинах мяса и молока начинают продавать в три раза больше, но с прилавков оно исчезает, скот вырезают так, что секретари обкомов стреляются, но поголовье скота вдруг чудесным образом по данным ЦСУ увеличивается, урожаи зерна растут невиданными темпами, но торговые делегации СССР уже пакуют чемоданы, собираясь ехать к капиталистам договариваться насчет импорта зерна. Конечно, насчет фуражного. Больше никакого не нужно. Ведь у нас воскресли коровы и свиньи, которых перерезали в погоне за Америкой…

Но на 22-м съезде было озвучено еще кое-что, так до сих пор и не получившее должной оценки. На нем вообще очень многое прозвучало эпохального, этот съезд и был эпохальным событием – съезд закрепивший троцкистский переворот, антикоммунистический переворот, прикрытый марксистско-ленинской фразеологией.

Н.С. Хрущев с гордостью объявил, что партия освободила крестьян от обязательных государственных поставок и теперь колхозы получили систему государственных закупок.

Другими словами, отношения колхозов и государства вернули к состоянию до 1933 года. До 1933 года в системе государственных закупок колхозной продукции действовала, та называемая, система контрактации. Принцип ее состоял в определении объема обязательной продажи продукции государству индивидуально для каждого хозяйства, исходя из площадей обрабатываемой земли и урожайности. В результате это приводило к тому, что крепкие хозяйства получали более высокие контракционные обязательства, чем слабые, в итоге после сдачи государству продукции, у разных колхозов оставалось примерно одинаковое количество излишков для распределения их по трудодням. Уравниловка. И ее следствие – снижение заинтересованности в работе, в ее результатах. Да еще местные власти, вот те советские и партийные деятели, большинство из которых в 1937-1938 годах получили кто пулю в затылок, кто срок на Колыме, намутили так, что теперь эта муть выплыла в виде Голодомора. Голодомора, конечно, такого, в каком виде он был раздут, не было. Но кое-где система контрактации, проводимая явно с вредительскими целями, обернулась итальянской забастовкой крестьян, а потом и голодом.

Некоторые оригиналы считают, что если 1932 год был особенно голодным в южных районах страны, на Кубани, Дону и на Украине, то это связано с тем, что там пахали волами, а на севере – лошадьми. Т.е., в ходе коллективизации, крестьяне вырезали рабочий скот, волов, чтобы их не отдавать в колхозное стадо. Такой фактор, как массовый убой скота, имел место. С ним активно боролись. Но! Основной этап коллективизации – 1929-1930 годы, поэтому забой рабочего скота во время её, если бы он был основной причиной голода, привел бы к проблемам уже в 1931 году. На год раньше.

Похоже, что именно система контрактации, организованная местными властями так, что у крестьян пропал стимул к работе и привел к тому, что сократились посевные площади, а уже скошенный хлеб остался гнить в скирдах на полях.

Не зря же Вышинский в обвинительной речи на процессе по делу антисоветского троцкистского центра говорил: «Трудности и, в частности, те, которые мы встретили на своем пути в период 1929—1931 годов, особенно в деревне, эти трудности окрылили троцкистско-зиновьевское подполье, зашевелившееся, приведшее в движение свои щупальцы, пытавшееся ударить, по указанию Троцкого, в самое чувствительное место».

Уравниловка – страшной силы вещь! Сталин с Молотовым, который тогда был Председателем Совнаркома, вовремя смогли найти против нее средство. В промышленности – сдельщина и прогрессивка. В сельском хозяйстве – система обязательных госпоставок.

20 января 1933 года в газете «Известия» публикуется Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об обязательной поставке зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами»: «Безусловно воспрещается местным органам власти и заготовительным органам допускать встречные планы или налагать на колхозы и единоличные хозяйства обязательства по сдаче зерна, превышающие погектарные нормы, установленные настоящим законом. Все излишки хлеба после выполнения обязательств сдачи государству зерна остаются в полном распоряжении самих колхозов, колхозников и единоличников».

Именно принципы, изложенные в этом постановлении, позволили уже в 1935 году отказаться от карточной системы в распределении продовольствия, и после войны за два года уйти от карточной системы и начать политику снижения цен. Колхозы были заинтересованы в постоянном увеличении производства продукции.

А 4 июля 1957 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление "Об отмене обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих".

Смотрите, как только расправились с «антипартийной группой», так сразу стали возвращаться к контрактационной системе уравниловки. В январе 1961 года выходит Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О перестройке и улучшении организации государственных закупок сельскохозяйственных продуктов», которым контрактация введена как единственная форма закупок продукции у колхозов и совхозов.

Т.е., снова введена та система, которую использовала в начальный период коллективизации подпольная троцкистская оппозиция для борьбы с Советской властью в виде организации голода.

Чего уж удивляться тому, что самая объективная в мире статистика показывала, что в магазинах мяса стало в три раза больше, а на прилавках его видеть стали все реже и реже?

Вы еще по-прежнему думаете, что Хрущев наломал дров, а Брежневу пришлось выправлять положение? Вам придется огорчиться. Как раз на примере контрактационной системы.

28 ноября 1969 года, уже через 5 лет после отставки Никиты Сергеевича, выходит Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О примерном уставе колхоза».

В примерном Уставе особенно интересны две статьи, 14-ая: «Колхоз ведет свое хозяйство по плану, утверждаемому общим собранием колхозников, применяя наиболее прогрессивные, научно обоснованные формы и методы организации производства, обеспечивающие максимальное получение продукции высокого качества при наименьших затратах труда и средств.

При разработке планов колхоз исходит из необходимости расширенного воспроизводства общественного хозяйства, выполнения плана государственных закупок, договоров контрактации сельскохозяйственных продуктов и сверхплановой продажи зерна и другой необходимой государству продукции, удовлетворения материальных и культурных потребностей колхозников».

Правда интересная статья? В плане – сверхплановая продажа зерна и другой необходимой государству продукции. А что же на трудодень колхознику останется?

Насчет этого есть в этом Уставе еще одна статья, 29-я: «Для удовлетворения потребности колхозников в сельскохозяйственных продуктах в колхозе создается натуральный фонд, в который выделяется определенная часть валового сбора зерна и других продуктов, а также кормов. Эти продукты и корма выдаются в счет оплаты труда или продаются колхозникам в количестве и порядке, устанавливаемых общим собранием членов колхоза».

Для большей ясности глянем в «Примерный Устав сельскохозяйственной артели» 1935 года, статья 11: «Из получаемых артелью урожая и продуктов животноводства артель:

а) выполняет свои обязательства перед государством по поставкам и возврату семенных ссуд, расплачивается натурой с машинно-тракторной станцией за работу МТС в соответствии с заключенным договором, имеющим силу закона, выполняет договоры о контрактации;

б) засыпает семена для посева и фураж для прокорма скота на всю годовую потребность, а также для страховки от неурожая и бескормицы создает неприкосновенные, возобновляемые ежегодно семенной и кормовой фонды в размере 10 - 15% годовой потребности;

в) создает, по решению общего собрания, фонды помощи инвалидам, старикам, временно потерявшим трудоспособность, нуждающимся семьям красноармейцев, на содержание детских яслей и сирот - все это в размере не свыше 2% валовой продукции;

г) выделяет в размерах, определяемых общим собранием членов артели, часть продуктов для продажи государству или на рынок;

д) всю остальную массу урожая артели и продуктов ее животноводства артель распределяет между членами артели по трудодням».

Наконец, еще такой нюанс: статья о натуральном фонде Устава в брежневской редакции находится в разделе VI. «ОРГАНИЗАЦИЯ, ОПЛАТА И ДИСЦИПЛИНА ТРУДА», а в сталинском Уставе – в разделе VI. «Средства артели».

Почувствуйте разницу, как говорится. Если раньше вся продукция колхоза после выполнения им обязательств перед государством и наполнения обязательных фондов, шла прямо колхозникам, являлась их собственностью и между ними распределялась, то с 1969 года это уже Уставом было ликвидировано. Был введен «натуральный фонд», из которого продукция выдавалась, в лучшем случае, в счет зарплаты, а вообще – продавалась колхозникам. Таким образом, колхозники перестали быть хозяевами собственной продукции. Что в счет зарплаты, что прямо продавалось – все это, фактически, колхозники покупали. У колхоза. Собственниками которого они были.

Само собой, выдача натуральных продуктов, главными из которых были корма для скота личных подворий, в том числе и зерно, колхозникам существенно сократилась, поэтому в Уставе были пересмотрены нормы для колхозного двора:

«Семья колхозника (колхозный двор) может иметь одну корову с приплодом до одного года и одну голову молодняка крупного рогатого скота до 2-летнего возраста, одну свиноматку с приплодом до 3-месячного возраста или двух свиней на откорме, до 10 овец и коз вместе, пчелосемьи, птицу и кроликов.

Увеличение норм содержания скота в личной собственности семьи колхозника (колхозного двора), замена одних видов скота другими в отдельных районах с учетом национальных особенностей и местных условий допускаются по решению Совета Министров союзной республики».

Нормы были по сравнению с Уставом 1935 года снижены совсем «немного». В два раза! Можно прикинуть, чем это обернулось. В 1970 году на селе проживало 105,7 миллиона человек. Грубо прикинем, что на 10 человек сельских жителей приходился один колхозный двор. Очень грубо, в сторону уменьшения, с учетом совхозов. Т.е., в СССР к 1970 году было примерно 10 млн. колхозных дворов. Вот вам сокращение поголовья скота в приусадебных хозяйствах. 10 млн. коров, 20 миллионов свиней.

Это то молоко и мясо, которое шло на колхозные рынки. Поэтому в эпоху Брежнева мы с вами имели парадоксальную ситуацию. Вы сегодня на рынок ходите? Наверно, заметили, что цены на рынке ниже, чем цены в магазинах. Точно ведь? Так ведь и должно быть. На рынок выносится продукция часто без перекупщиков, нет лишних затрат на упаковку, хранение на складах и т.п. Торговые сети могут покупать у фермеров продукцию по цене даже ниже той, по которой фермер ее сам на рынке продает, но в результате накруток она возрастает чувствительно. И это нормальная ситуация в торговле.

Поэтому при нормальной ситуации люди идут на рынок покупать продукты подешевле. Так же было и при Сталине. Но когда в магазине пустые полки, то цены на рынке начинают скакать. Начинается спекуляция. Поэтому, когда господа совкодрочеры начинают приукрашивать брежневское время, утверждая, что если мяса в магазине не было, то его можно было купить на рынке, правда, дороже, иногда в три раза, они начинают прославлять спекуляцию, которая как раз во времена Лёни и расцвела.

Дальше я приведу цитату из статьи «АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА: О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ВЛАСТИ И КРЕСТЬЯНСТВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ ВЕКА» сотрудника института социологии РАН А.И. Шевелькова, занимавшегося вопросами исследования сельского хозяйства СССР, интересны не выводы этого исследователя (социология у нас – еще та социология!), а цифры, им опубликованные:

«Несмотря на то, что колхозы и совхозы, ориентируясь на государственный план закупок, получили право самостоятельно определять структуру посевов, применять агротехнические приемы, на практике сохранялись старые подходы в руководстве сельским хозяйством. В конце 1950 — начале 1960-х гг. товарная продукция зерна, мяса и молока почти полностью реализовывалась в порядке государственных закупок. Более того, в планы закупок включалась не только вся товарная продукция, но и значительная часть валовой продукции, которая должна была идти на расширение производства, а также на натуральную оплату труда колхозников или продажу продуктов рабочим совхозов. Фактически применялась проверенная практикой продовольственная разверстка. С каждым годом ее объемы увеличивались, а объемы натуральной оплаты сокращались. За период 1955— 1964 гг. выплата зерна натурой сократилась с 1 т до 490 кг на один двор. Даже в наиболее урожайном, 1964 г., после выполнения плана закупок, в колхозах осталось на производственные нужды и для выдачи колхозникам на 1,2 млн т зерна меньше, чем в более сложном 1962 г».

А как использовали колхозники полученное на трудодни зерно? Хлеб из него пекли? Нет, конечно. Колхозники уже давно хлеб и муку покупали в гос.торговле. У колхозов не было своим мукомольных комбинатов. Эти зерном выкармливали скот и птицу. Если натуроплата сократилась в два раза, то в два раза меньше и скота стало в колхозных дворах. Государство, введя, фактически, продразверстку (здесь Шевельков прав) начало, как нормальный монополист выбивать своего конкурента – личное крестьянское хозяйство. Улавливаете аналогию с сегодняшним днем?

Ведь смотрите, что такое для крестьянского двора брежневские нормы – 1 корова и две свиньи? Для обычной даже в 70-е годы сельской семьи в 5-6 человек – это почти только для собственного пропитания. Остается совсем мизер для продажи. Обычно наша семья сдавала в заготконтору одного быка или телку в год, редко – свинью, если удавалось выкормить поросенка сверх определенной нормы. Кстати, эти нормы действовали не только для колхозного двора, но и для совхозного.

И даже излишки молока и мяса мы не на рынке продавали, сдавали в государственную организацию, заготконтору, по государственной цене. По той же, по которой и совхоз сдавал продукцию.

Фактически, крестьянин-колхозник был с рынка убран. На тех городских рынках, которые по привычке назывались колхозными, сам колхозник был очень редким гостем в качестве продавца, там царил горожанин-перекупщик-спекулянт, да еще торговали пенсионерки-старушки, жившие в пригородном частном секторе, укропом и огурчиками. Поэтому на тех колхозных рынках брежневских времен и были такими спекулятивными цены. Продукции крестьянского подворья для наполнения рынка не хватало. Рубщик мяса на рынке стал блатной должностью.

Интересная метаморфоза произошла и с денежной оплатой труда колхозников. Н.С. Хрущев почти в каждой своей речи по вопросам сельского хозяйства, как попугай, повторял, что трудодень не является нормальной системой оценки труда колхозника. И при Хрущеве начали отказываться от оплаты по итогам работы колхоза, введя авансирование. Выглядело со стороны это заботой о сельских тружениках – гарантированная зарплата. Народ и клюнул на эту обманку. Закончилось Постановлением Совета Министров РСФСР от 28 октября 1971 г. N 590 "О рекомендациях по оплате труда в колхозах".

Это был последний, добивающий удар, по уже агонизирующей колхозной собственности. Теперь и система оплаты труда колхозников практически ничем не отличалась от таковой на государственных предприятиях: тарифные сетки, разряды, доплаты, премии и т.п.

Я даже не считаю нужным приводить статистику и показывать процесс преобразования колхозов в совхозы, начавшийся при Хрущеве и остановленный при Брежневе. В этом нет никакого смысла. Почти половина колхозов были преобразованы, но и оставшиеся ничем уже от совхозов не отличались, кроме названия.

Самое интересное, конечно, было проследить, насколько грамотно и последовательно проводилось огосударствление колхозной собственности, как Хрущев начал этот процесс и как Брежнев его продолжил и завершил.

Началось с Целины. Государство перебросило максимум ресурсов на создание новой сельскохозяйственной зерновой базы на основе государственных предприятий – совхозов в целинных районах. Урожаи-неурожаи, бесхозяйственность, пыльные бури – всё это было, но как бы то ни было, целинное зерно стало основой наполнения зернового фонда государства. Зерновой рынок стал государственным.

Почти одновременно с Целиной, когда там еще не закончилась распашка всех земель, начали реорганизовывать МТС в РТС, навязывая колхозам дорогую технику и вгоняя их в долги, по сути – банкротя.

Тут же – авансирование оплаты труда колхозников. Колхозам-банкротам не оставалось никакого другого выхода, кроме как брать у государства кредиты на оплату трудодня. Попав в кредитную кабалу к государству диктатуры ЦК, колхозникам уже пришлось согласиться и на замену системы обязательных поставок продукции на обязательные закупки, которые удивительно были похожи на продразверстку.

Кроме кредитной кабалы, еще сыграла свою роль здесь политика ликвидации артелей и кооперативов в городах.

В 1956 году вышло Постановление ЦК КПСС и СМ СССР «О реорганизации промысловой кооперации», в исполнение его к 1960 году артели и кооперативы были полностью ликвидированы, их предприятия переданы государству. А среди этих артелей, их насчитывалось по стране порядка 114 тысяч, были и предприятия по переработке сельхоз сырья, хлебопекарни, предприятия общепита, торговли, которым колхозы продавали свою продукцию, оставшуюся после выполнения обязательств перед государством.

Теперь колхозу еще и некуда стало девать большую часть излишков продукции, кроме как отдавать государству. А директивно сокращенное поголовье скота на колхозных дворах в два раза и не могло поглотить эти излишки в виде зерна и кормов.

А потом и новая продразверстка уже не оставляла излишков, колхозники ту продукцию, которую получали раньше на трудодни, стали покупать по новому Уставу колхозов.

Оставалось только привести отплату труда работников в соответствии с тем, как она осуществлялась на государственных предприятиях.

И это всё было сделано по ошибке? Или это было результатом осуществления грамотного плана по огосударствлению общественной собственности? И политика Брежнева не была продолжением политики Хрущева? Лёня что-то в колхозной политике исправил из хрущевского «волюнтаризма»?

Петр Балаев