Почему “Собибор” это плохое кино

Собственно, шансов на то чтобы фильм получился хорошим было немного.
Так сложилось в российском кино, что современные фильмы о Великой Отечественной войне являются своеобразной творческой ловушкой для таких творцов как Хабенский, которые не могут справиться с противоречием своей системы ценностей тому, что происходило на самом деле.
Они не могут принять, что Победа построена на человеческих качествах и поступках, неотделимых от советской идеологии в целом – твердость убеждений, товарищество и взаимовыручка, любовь к своей Родине, готовность к тяжелому труду, ответственности и идейному самопожертвованию.
Покажите простых порядочных людей советской закалки, покажите звериное лицо фашизма и все само сложится, все характеры и конфликты.
Однако, эти элементы «советской пропаганды» совершенно неприемлемы для представителя современных театральных традиций, поэтому он ищет «другой» путь, хорошо ему знакомый по театральной работе – нужно чтобы было «как у Чехова» про мещанские страстишки – нервно, истерично, с невнятными бормотаниями и эксцентричными кривляньями.
Война в интерпретации Хабенского будет не такой как она была на самом деле, а какой бы он ее нафантазировал в своих привычных театральных ералашах с «необычным» подходом к материалу.
И здесь нужно понимать, что с этим авторским трафаретом, сформировавшимся в современной театральной тусовке, сегодня откровенно нездоровая ситуация.
Иную даже чеховскую тему  в смелых театральных экспериментах отделают так, что Станиславский не поверил бы на слово Островскому, что такое возможно в принципе.
Потому что на первом месте сейчас откровенно провокационный эпатаж, самоцельное стремление к искусственному извращению сути смысла, отягощенное наркоманскими творческими припадками и какой-то немыслимой духовной педерастией.
Хабенский кстати не даст соврать, может рассказать о своей роли Тригорина в спектакле «Чайка», где Нина Заречная пылесосит ноздрей дорогу кокса с письменного стола, на котором потом пляшет без трусов.
Вот за такие перфомансы можно получить восхищение и признание в среде творческой интеллигенции, призы на конкурсных междусобойчиках, государственные бюджеты на свои проекты.
При этом, конечно, такая тусовка обязывает тебя следовать четкому кодексу поведения – ты обязан клеветать на СССР, плевать в кормящую руку финансирующего тебя государства, строчить открытые письма в защиту попавшихся на воровстве бюджетных денег коллег-театралов.
Понимание этой среды предопределяет ожидания от работы автора «Собибора».
Хабенский вообще снял этот фильм не для российского зрителя, советские персонажи там совершенно безликие и фальшивые, они Хабенскому неинтересны и, такое ощущение, что даже неприятны – шайка туповатых и чумазых маргиналов, не вызывающих ни симпатии, ни сопереживания.
Из советских солдат там только один приличный человек – еврей конечно же, в исполнении Хабенского, который экспрессивно демонстрирует в кадре сомневающимся свои обрезанные гениталии.
Это же вам не тупая советская агитка про смуглянку-молдованку, чувствуете, как все тонко?
В главном персонаже Хабенский если и пытается разглядеть что-то «хорошее», то как бы и не сильно тщательнее, чем в главном злодее-фашисте, надрывно страдающем от каких-то идиотских детских психологических травм и прямо таки выпрашивающего у зрителя сочувствия.
Какого-то внятного противостояния человечности и античеловечности нет, характеры и конфликты прописаны вяло и поверхностно.
Фильм намеренно забирает у зрителя ощущение «своего» – он снят с иностранными актерами, женская героиня говорит с Хабенским по-русски, но с англоязычной артикуляцией.
Равно как и Кристофер Ламберт говорит не своим голосом по-немецки, хотя по губам видно, что текст он читает по-английски.
Выглядит все это довольно халтурно и инородно, но проблема даже не в этом.
А в том, что Хабенский в принципе не понимает насколько безумно то, что происходит у него в кадре.
В якобы жутком концлагере дисциплины меньше чем в летнем лагере с пьяными вожатыми после отбоя.
Бабы и мужики ходят по территории и помещениям вперемешку.
Советские дебилы ночью выбегают истерично неразборчиво пошептаться из барака на улицу, причем как в шоу Бенни Хилла, «незаметно» бешенным скоком носятся от помещения к помещению с оглушительным хлюпаньем по грязи и лужам, поскальзываются, падают, врезаются в какие то падающие башни чемоданов и ящиков, и все это под яркими прожекторами охранников на вышках.
Комендант лагеря  Кристофер Ламберт загримирован под какое то стеротипное фашистское пугало из комиксов про зомби-маньяков из ада в немецких фуражках.
Ни разу в кадре никто его не воспринял как начальника и военного, нет никакой субординации, это чучело просто ходит туда сюда с карикатурно инфернальным видом и вместо того чтобы давать команды и требовать их исполнения просто на всех “выразительно” смотрит.
При этом личный состав надзирателей – это просто какое-то сборище жалких клоунов-мародеров, котрые никак не ассоциируются с теми бездушными педантичными палачами, которые систематично умертвляют сотни тысяч людей по определённому распорядку.
Карикатурность фашистов поразительна, этих эксцентричных дебилов вообще невозможно воспринимать всерьез.
Надзиратели ходят с какими то хлыстами а-ля Индиана Джонс и с подчеркнутой комичностью кидают зигу своему отражению в зеркале, опуская фильм до уровня комик-треша «Гитлер капут».
Уравновешивает ситуацию только карикатурность их жертв.
Один из несчастных евреев регулярно выпивает от безысходности.
Другой снимает стресс тем, что кормит лошадей сахаром.
Хабенский, послушайте, мы все еще про концлагерь кино снимаем?
С баром для безутешных евреев и с изнеможёнными жертвами, карманы которых набиты сахаром?
Описывать фильм непросто – каждая сцена настолько впечатляет бездарными и глупыми авторскими находками, что пришлось бы обсуждать все происходящее практически покадрово.
Тут жертвы рвут зубами колючую проволоку и ломятся по минным полям под шквальным огнем надзирателей.
Причем взрывы происходят за спиной у наступивших на мину, они бегут, а за ними взрывы – мины же закапывают для этого, чтобы пугать тех, кто по ним бегает.
В следующем же кадре узники уже работают за пределами лагеря, казалось бы, какой смысл лезть через проволоку – ну вот ты в лесу, беги на здоровье, тут тебе ни мин, ни заборов.
А чего стоит сцена с бен-гуровскими гонками на колесницах, где фашисты на тележках, запряженных евреями гоняют по собиборовскому колизею.

Натурально, простые гужевые тачки на которые сверху поставлено мебельное кресло без креплений и там такая динамика и такие скорости, что странно что обошлось без сцены где две колесницы с разгону разбиваются друг о друга в щепки, раскидывая колесничих в радиусе 30 метров.
Одну из главных ролей в «Собиборе» играет видная женщина Мария Кожевникова, но если ее просто убрать вообще из всех сцен фильма, то непонятно, а что фильм бы от этого потерял.
Ничего.
Потому что порочные фашисты в фильме Хабенского предпочитают с нескрываемым наслаждением сдирать штаны и хлестать голые жопы строго мужских персонажей.
В финале вообще классический перфоманс – все сбегающие из Собибора евреи снимают шапки перед беспомощным раненным Доктором Смерть, который не может помешать побегу.
Это видимо такой тонкий рефренс к известному шизофреническому киношедевру, где утомленные солнцем советские танкисты отдают честь фашистскому дурачку, которого из жалости прячет в избе русская баба.
Хабенский в своем интервью говорил, что у зрителя «Собибора» попкорн в горле застрянет на 10-й минуте фильма.
Наверное, он искренне считает, что «Собибор» по силе своего художественного воздействия равен фильму «Обыкновенный фашизм», и должен вызывать у зрителя такие же пронзительные чувства.
Но «Собибор» не вызывает никаких эмоций, потому что он фальшив и пуст.
Хабенский в своем интервью говорил, что показал своим фильмом как «советский человек превращается в нормального».
Нет, Хабенский, это ты, убрав из нормального советского человека все его недоступное твоему пониманию содержание, не смог заполнить пустоту ничем, кроме лживых интерпретаций.
Поэтому твой фильм и получился таким бездарным и беспомощным говном.