Во многих отношениях во всей истории США не было более странного и удивительного десятилетия, чем 1920-е годы, и одним из самых странных явлений был так называемый Сухой закон. Его с полным правом можно назвать самым экстремальным, плохо продуманным, дорогостоящим и плохо исполняемым социальным экспериментом, проведенным в общем-то довольно рациональной нацией. Буквально одним махом была остановлена пятая по размеру отрасль промышленности страны. Ежегодно законное правительство лишалось около двух миллиардов долларов, которые перетекали в карманы сплотившихся в банды преступников. Этот закон превратил уголовников в уважаемых людей, и он нисколько не уменьшил потребление алкоголя в стране, а даже увеличил его.

Почти все обстоятельства, связанные с Сухим законом, кажутся либо совершенно бессмысленными и бестолковыми, либо каким-то фарсом. Обязанность за исполнение нового закона была возложена на Министерство финансов США, но оно не обладало необходимыми фондами, штатом квалифицированных сотрудников или хотя бы достаточным рвением выполнять эту обязанность. На выделенные Конгрессом скудные средства так называемый «Департамент запрета» нанял всего 1520 агентов и поручил им невыполнимую задачу – остановить производство и потребление алкоголя среди 100 миллионов граждан (то есть на каждого агента приходилось около 75 000 человек).

Зато пышным цветом расцвели подпольные бары и салуны. Только в одном квартале в Мидлтауне на Манхэттене насчитывалось тридцать два заведения, где без труда можно было заказать выпивку. Алкоголь обычно даже не старались сильно прятать, так что иногда создавалось впечатление, что никакого Сухого закона нет. В Чикаго продолжало действовать около двадцати тысяч салунов; в некоторых районах бары работали круглосуточно, не скрываясь под посторонними вывесками. В Нью-Йорке число питейных заведений достигло тридцати двух тысяч, то есть их стало вдвое больше, чем до принятия закона.

И, конечно же, никто не следил за качеством распространяемой в этих местах алкогольной продукции. Один химик на государственной службе из Чикаго вылил незаконно распространяемый алкоголь в раковину и с изумлением наблюдал, как он с шипением растворяет фарфор. Желая из любопытства узнать, что же на самом деле содержится в таких напитках, «Нью-Йорк телеграм» наняла химика, чтобы тот протестировал 341 образец напитков, купленных в подпольных салунах Нью-Йорка. В них обнаружились такие вещества, как керосин, никотин, бензин, бензол, формальдегид, йод, серная кислота и мыло. Примерно один из шести образцов представлял серьезную угрозу для здоровья.

Возникает вполне разумный вопрос – как до этого дошло дело? В некоторой степени ответ можно найти, если обратиться к личности внешне невзрачного невысокого мужчины с аккуратно подстриженными усами и в пенсне. Несмотря на заурядную внешность, Уэйн Бидвелл Уилер какое-то время был самым влиятельным человеком в Америке, на которого взирали со страхом, и заодно одним из главных злодеев под маской не в меру рьяной праведности.

Получив юридическое образование, он стал суперинтендантом отделения Антисалунной лиги (АСЛ) в Огайо и быстро продемонстрировал склонность к политическим манипуляциям. В 1905 году он выступил против популярного губернатора Огайо – человека, избранного с самым большим перевесом голосов в истории штата, которого часто называли будущим кандидатом в президенты, но который, к сожалению, не поддерживал стремление АСЛ сделать штат Огайо «сухим». Будучи мастером пропаганды, Уилер никогда не отходил в сторону от намеченной цели, а целью его было сместить любого политика, который не поддерживал запрет спиртного всем сердцем. Для этого он не гнушался любыми средствами и нанимал частных детективов, чтобы отыскать компромат на недостойных, по его мнению, политиков. Шантаж для него был вполне приемлемым средством добиться желаемого результата.

Единственное, что имело для него значение, – это желание ввести Сухой закон во всей Америке.

«Уилеризм», как называли политику АСЛ, привел к тому, что во многих штатах торговля алкогольными напитками была запрещена еще задолго до Сухого закона. К 1917 году двадцать семь штатов были полностью «сухими», и еще в нескольких действовали строгие ограничения. Легальная торговля была сосредоточена лишь в нескольких рассеянных центрах иммиграции, преимущественно в крупных городах и промышленных районах с многочисленным населением, заинтересованным в регулярном потреблении алкоголя. В них-то как раз употребление спиртных напитков было глубоко укорененной традицией, и у Антисалунной лиги не было почти никаких шансов изменить местное законодательство или законодательство штата. Но тут Уилеру повезло: началась Первая мировая война.

Поначалу большинство американцев довольствовались ролью удаленных наблюдателей за европейским конфликтом. Но потом Германия допустила ряд тактических ошибок, изменивших общественное настроение. Во-первых, она начала бомбардировки гражданских целей. Затем Германия объявила, что будет атаковать пассажирские суда. В мае 1915 года немецкая подводная лодка потопила пассажирский лайнер «Лузитания», когда тот находился в нейтральных водах у побережья Ирландии неподалеку от Кинсейла. Судно затонуло за 18 минут, забрав с собой 1200 человек.

Владельцы немецких фамилий решили на всякий случай сменить их на нечто менее германское. В ресторанах перестали подавать блюда с немецкими названиями или переименовывали их; «тушеная капуста по-немецки» превратилась в «капусту свободы». В некоторых поселениях принимались постановления, запрещавшие исполнять музыку немецких композиторов. В Айове запретили разговаривать на любом другом языке, кроме английского, в школах, церквях и даже по телефону. Когда протестующие заявили, что имеют право слушать церковную службу на своем родном языке, губернатор Уильям Л. Хардинг ответил: «Молиться на другом языке, кроме английского, все равно бессмысленно. Бог прислушивается к молитвам только на английском языке».

От внимания общественности не ускользнул тот факт, что большинство пивоварен принадлежит людям немецкого происхождения, которые, вероятно, симпатизируют своей исторической родине. Приверженцы трезвого образа жизни утверждали, что пить пиво – это предавать свою родину. Благодаря росту антигерманских настроений ширилось и движение за трезвость. Проект Восемнадцатой поправки, запрещавшей производство и распространение алкоголя, быстро находил приверженцев в законодательных собраниях всех штатов, тем более что Антисалунная лига принялась проталкивать его с удвоенной силой.

Несмотря на то, что Восемнадцатая поправка запрещала производство и распространение «опьяняющих напитков», в ней ничего не говорилось о том, как исполнять на практике это предписание, как и не было определения того, что считать этими самыми «опьяняющими напитками». Поэтому потребовался дополнительный Акт Волстеда, объясняющий правила запрета.

Акт Волстеда был предложен на рассмотрение Конгресса 19 мая 1919 года. Его основные цели, изложенные в преамбуле, казались не слишком настораживающими: «Запретить производство опьяняющих напитков и регулировать производство, распространение….». Но, как всегда это бывает в юридических документах, самая важная информация пряталась в самом тексте закона, написанного мелким шрифтом. «Опьяняющими напитками» предлагалось считать жидкость с содержанием алкоголя выше 0,5 процента – примерно столько же его содержится, например, в кислой капусте. Многие из тех, кто поддержал проект Восемнадцатой поправки, считали, что она не затронет пиво и некрепленые вина, но только сейчас до них стал доходить весь истинный смысл будущего запрета.

Закон был настолько непроработанным, что даже те, кто поддерживал его в принципе, ужасались его практической реализации. Почти сразу же подскочил уровень преступности. Число убийств в стране увеличилось почти на треть. Особая опасность угрожала сотрудникам и агентам Департамента запрета. За первые два с половиной года было убито тридцать агентов во время выполнения служебных обязанностей.

При этом, несмотря на повышенную опасность, сотрудникам Департамента запрета платили меньше, чем мусорщикам, а это неизбежно влекло за собой коррупцию. Обычным правилом стало конфисковать нелегальную алкогольную продукцию, а потом тут же продать ее обратно владельцу. Каждое питейное заведение в среднем платило 400 долларов в месяц полицейским и чиновникам, которые только в Нью-Йорке за год на взятках зарабатывали около 150 миллионов долларов. Говоря вкратце, Сухой закон позволил разбогатеть огромному количеству человек.

Обеспечивать исполнение постановлений, принятых в рамках Сухого закона, было почти невозможно, потому что они изобиловали различными ошибками и недочетами. Врачи могли легально выписывать своим пациентам алкоголь в лечебных целях, и они радостно ухватились за эту возможность, получая от этого занятия к концу 1920-х годов 40 миллионов в год. Как писал журнал «Нью-Йоркер», врачи часто просто давали пациентам незаполненные бланки рецептов.

Религиозным организациям разрешалось делать запасы алкогольных напитков для ритуальных целей, и этот рынок сбыта тоже оказался немаленьким. Один винодел из Калифорнии предлагал четырнадцать типов вина для причастия, в том числе портвейн и шерри. Вообще за четыре первых года действия Сухого закона площадь земель, отданных под виноградники, значительно увеличилось – с 100 000 акров до почти 700 000 акров, и вовсе не потому, что потребители вдруг стали есть больше винограда и изюма. Произошло это из-за прекращения импорта вина, в результате чего возрос спрос на домашний виноград.

Хотя производить вино для частного употребления запрещалось, владельцы виноградников часто рассылали пакеты с виноградным концентратом, из которого в домашних условиях можно было изготовить вино. На тот случай, если кто-то об этом не догадается, на упаковке крупными буквами было написано: «Внимание: Может забродить и превратиться в вино через 60 дней».

В каком-то смысле именно потому, что закон не работал, Уилер и его приспешники активно проповедовали идею разбавлять промышленный спирт ядовитыми добавками. Для того чтобы сделать алкоголь непригодным для употребления вовнутрь, достаточно было бы мыла или других моющих средств, но активные сторонники «сухого» образа жизни считали это недостаточным. Уилер искренне верил в то, что употребляющие алкоголь люди получают по заслугам. Для него употребление алкоголя было «осознанным самоубийством».

Что касается количества тех, кто погиб, выпив денатурат, то цифры сильно разнятся в разных источниках. Уэйверли Рут и Ричард де Рошмон в своей авторитетной книге «Еда в Америке» пишут, что только в 1927 году от спирта, сделанного ядовитым по приказу правительства, погибло 11 700 человек. Другие источники указывают значительно меньшие числа. Тем не менее, какими бы ни были точные показатели, в любом случае это один из самых странных эпизодов в американской истории, когда правительство разрешало поставлять собственным гражданам ядовитую смесь и обрекало их на смерть от того, что незадолго до этого считалось частью цивилизованного образа жизни и что считалось совершенно законным почти во всех остальных странах мира (и что было совершенно безвредным при умеренном употреблении).

Из книги Билла Брайсона "Беспокойное лето 1927".