Актуальные декабристы

В конце прошлого года на Первом канале показали документально-игровой фильм о декабристах. Реакция была эмоциональной: кто-то назвал его «долгожданной реабилитацией Николая I», кто-то – «поклёпом на героев». Сценаристом и научным консультантом проекта выступила историк, писатель, лауреат премии «Литературной газеты» «Золотой Дельвиг» Ольга Елисеева. Учитывая, что исторические трактовки, предложенные в картине, вызвали у публики противоречивую реакцию, «ЛГ» решила побеседовать с автором сценария.

– Что было наиболее сложным при разработке темы, применительно к особенностям кинодокументалистики?

– В фильме трудно цитировать большой фрагмент документа. Вместо этого должна возникнуть картинка. А я привыкла в книгах давать читателю несколько источников, чтобы он сам подумал и сделал вывод. А тут надо дать опору на образ. Если не устраивает устоявшееся представление, образ будет провокативен, чтобы зритель закричал: «Караул! Хулиганы зрения лишают!»

– Как строилась ваша работа с «заказчиком»?

– Принято рассказывать, как все кричали друг на друга, падали в обмороки, швырялись стульями, а потом получился отличный фильм. У нас каждый делал свою часть работы. Что получилось – судить зрителям. Можно не соглашаться с трактовкой, но отказать картине в художественных достоинствах трудно. «Бабич дизайн» – небольшой, но очень талантливый коллектив. Правильно, когда фильм целиком связывают с именем режиссёра. Наша картина – не исключение. Максим Беспалый обладает огромным даром и тонким чутьём на материал. Он же делал и сериал «Романовы», чем, думаю, всё сказано.

– Можно ли говорить о сиюминутной политической конъюнктуре в связи с этим фильмом?

– Когда мы снимали фильм, тем более, когда писался сценарий, конъюнктуры не было – картина ведь более двух лет лежала на полке. А вот когда её всё-таки показали, о чём пришлось просить очень разных и весьма высокопоставленных людей, «сегодняшний момент» появился. Чему я не слишком рада, потому что это затрудняет важный разговор: Кого мы выбираем своими героями? Чьими именами называем улицы? Кого ставим детям в пример? Чего хотели эти люди? Полагаю, того же, через что мы прошли в начале XX века. Умылись кровью. Потеряли миллионы соотечественников. Сильно затормозили развитие страны. Хотите поспорить? Поспорьте. Только с фактами в руках. А вдруг то, что вам приказали забыть, больше, чем то, что разрешили оставить?

Пример? Прочитав учебник – и школьный, и вузовский, – наш соотечественник убеждён, что после победоносной войны 1812 года последовала «позорная» Крымская. А если между двумя войнами поместить ещё четыре выигранные? Картина усложнится, не правда ли? Можно одними умолчаниями показать историю такой, какой она не была.

– Что вам кажется наиболее интересным, актуальным сегодня в этом историческом событии?

– Есть особый пункт в любой научной работе: «актуальность исследования». Чего только там не пишут! С умным видом рассуждают о том, как важно для сегодняшних властей предержащих учитывать опыт прошлого в … (нужное подставить). Как будто текст действительно будет прочитан кем-то, кроме оппонентов.

Но с декабристами всё наоборот. Актуальны. По сегодняшний день, хоть и прошло почти 200 лет. В чём проблема? В нравственном водоразделе, через который проходит общество. Как проходили столетие назад – в страшные дни революции и последовавшей за ней Гражданской войны.

При декабристах Россия впервые открыто столкнулась с революционным сознанием и революционной пропагандой, готовой вывести на улицы во­оружённых людей. Пусть обманом, без понимания, что именно творится. Многие ли в октябре 1917 года понимали, что ждёт их самих и их семьи в недалёком будущем? Ручаюсь, что нет.

Тютчев сказал, что в мире есть две силы: Россия и революция. То есть наша страна с её верой противолежит хаосу. Карамзин, отвечая на критику за «Историю Государства Российского», написал: «Лишь бы Россия подольше простояла». Молодой, крайне уверенный в себе Николай Тургенев ответил: «Что толку в таком стоянии?» Для Карамзина толк был: перестанет стоять, придёт хаос. Во время допроса по делу декабристов Николай I сказал Ивану Якушкину: «Как вам не стыдно! Господь спросит вас, почему вы не говорили правду своему государю». Якушкин отвечал: «Ваше Величество, я атеист». Перед нами две противоположные картины мира. Из них развиваются разные шкалы ценностей, годящиеся для двух разных цивилизаций. «Две неподвижные идеи, – согласно А.С. Пушкину, – не могут вместе существовать в нравственной природе».

Вот и актуальность.

– Почему в фильме «Дело декабристов» вообще не возникает фигуры Пушкина?

– А почему она должна возникать? Мы привыкли ко всему подтягивать Пушкина. Тем более что нам помогли книгами и статьями о том, как Пушкин дружил с декабристами. С кем дружил, с кем стрелялся, как с Рылеевым. Кто его любил, как Пущин, кто писал гадости, как Басаргин. Разное было. А главное – сам Пушкин бывал на протяжении жизни разным. В 22 года, молодым и обиженным лично на императора Александра I, в ссылке (в Каменке) хотел присоединиться к тайному обществу. А во вторую половину жизни тянулся к другому императору – Николаю I. Сколько чернил потрачено, чтобы объяснить этот «зигзаг души» поэта заблуждением! Дескать, если бы не оно, остался «афеистом» и пылким республиканцем. Но правда в том, что стал верующим человеком, православным и принял монархию. Кто не верит, почитайте стихи и переписку последних лет.

Но ещё в 1824 году был написан «Андрей Шенье» – элегия, где поэт вспоминал своего собрата по перу, французского стихотворца, который прославил революцию, а потом был гильотинирован в дни якобинского террора. В стихотворении окровавленная тень Шенье посещает Пушкина. Считается, что это своего рода прозрение Александром Сергеевичем своей будущей судьбы после победы друзей-заговорщиков. Он снова скажет что-нибудь оппозиционное теперь уже новой власти и будет казнён. Тоже не грех перечитать: «Куда, куда завёл меня враждебный гений?»

Так что сказать только: «Пушкин любил декабристов», – нельзя. А вот: «жалел» – можно. Потому что есть: «Милость к падшим призывал». Принято обращать внимание на слово «милость», а надо ещё и на «падших». Падшими бывают ангелы. Недаром Ф.М. Достоевский, так преклонявшийся перед Пушкиным, назвал свой роман о революционерах «Бесы». Дал прямое толкование, только и всего.

– В фильме вскользь упоминается о «культе декабристов, который продлился до советского времени». Не могли бы вы развить эту тему.

– В советское время подспудный для старой России культ стал открытым и навязчиво насаждаемым. Но он нарастал в течение всего XIX века. Почему? В момент его завязи на дворе стояла эпоха романтизма с её метущимися героями, борцами за свободу, как лорд Байрон, которых роковые страсти влекут к гибели, но которые противостоят сытой благополучной толпе. Важнейшую роль в создании мифа о декабристах сыграл Герцен с «Колоколом» и «Полярной звездой», издаваемыми в Лондоне (Англия тогда – главный стратегический противник России, вспоминаем убийство Грибоедова в Тегеране). Именно Герцен сумел соединить христианские и языческие представления в мифе о жертве – прекрасных молодых героях, которые своей кровью орошают древо русской свободы. Тогда никто не подозревал, что и плоды окажутся кровавыми. А познаём-то мы дерево по плодам.

Неужели соотечественники были так слепы? Пока вы сыты и вам ничто не угрожает, вы с удовольствием смотрите «ужастики», потому что они только подчёркивают вашу защищённость и благополучие. А теперь представьте общество, которое на протяжении века лишено покоя и достатка. Вернее, лишило себя само, увлёкшись пламенной проповедью романтиков. Кругом вас «ужастик», и вы – его персонаж. Как в рассказе Аркадия Аверченко: «Эх, Пантелей, Пантелей… здорового же ты дурака свалял, братец ты мой!»

В таких условиях человек начинает ценить простые, даже пошлые вещи: водопровод, городового на углу улицы, кашу на столе, крышу над головой. То есть то, что накапливается годами тяжёлого труда. А сметено может быть за один миг в романтическом порыве. Существует неромантическое право людей на неромантическую повседневную стабильность. В этом утверждении нет ничего обывательского. Гражданский мир сам по себе – громадная цивилизационная ценность. Только при его условии общество может двигаться вперёд, наживать, развиваться, богатеть.

– В СССР стал знаменитым фильм «Звезда пленительного счастья», в значительной степени сформировавший народные представления об к этой странице истории. Каково ваше отношение к картине? Как вы полагаете, почему авторами представлен именно такой взгляд на прошлое?

– Что такое «народное представление»? О каком народе речь? О большом или о малом?..

Фильм «Звезда пленительного счастья» снят по книге Марии Давыдовны Марич «Северное сияние», опубликованной в 1926–1931 годах, в самый разгар культа декабристов. На каждую страницу можно писать развёрнутое возражение, далеко превосходящее по объёму наше интервью. Фильм же режиссёра Владимира Мотыля, несмотря на текст Марич и на заранее понятные идеологические штампы, вышел искренним. Это произошло потому, что он, главным образом, посвящён судьбе жён. Несчастных всегда жалко. Тем более женщин. Тем более в Сибири.

С картиной дело обстояло непросто. Советское правительство вовсе не хотело его снимать. Особенно отвечавший за идеологию Суслов, прекрасно понимавший «тяжесть текущего момента». То, что приветствовалось в первую половину XX века, к 1970-м годам стало угрожающим. Вдруг люди соблазнятся героическим и трагическим примером? Ведь, когда писались книги Эйдельмана, мало кто из читателей думал, что речь лишь о XIX веке – в завуалированной форме разговор шёл о советской реальности тех лет.

Мотыль поместил в финальных кадрах тюремный забор, а не широкую ясную дорогу, которую пройдут русские революционеры, начиная с «дворянских». Это очень болезненный намёк. Люди старшего поколения его поймут, если вспомнят слова Высоцкого из «Баллады о детстве»: «Прошёл он коридорчиком и кончил стенкой, кажется». А молодым всё надо объяснять: и что такое «коридор», и что такое «стенка». Но сама ситуация, когда общество заговорило тюремным жаргоном, многое говорит о режиме.

У «Звезды пленительного счастья» было ещё одно несовпадение с общепринятым каноном. Это образ Николая I, которого играл Василий Ливанов. Такой император – мощное послание. Оно стало возможным, благодаря тому, что Марич до конца не справилась с материалом и открыла в тексте нужную лазейку. Её за это в переписке ругал академик Тарле. Он требовал, чтобы Николай был «палач холодный», а у Марич он слишком много «кипятился», нервничал (как и было на самом деле). Писательница почитала доступные документы, написанные Николаем I, и… персонаж посыпался. Тарле имел все причины для недовольства: император – пусть злой и плохой, настоящий реакционер – но всё-таки не такой, как надо, как учили.

– Одно из знаковых произведений советского времени о декабристах – роман Булата Окуджавы о Пестеле «Глоток свободы». Что можете сказать о нём, как историк и заинтересованный читатель?

– Забавная у нас интеллигенция: тянет её на диктаторов. А когда диктатура наступает, начинаются жалобы: мол, тяжко, жить нельзя. Как будто перед этим те же люди не призывали «новый порядок». «Пестель» и «свобода» – слова-антонимы. Так же, как «Пестель» и «жалость», «Пестель» и «честность», «Пестель» и «дружба». Такой тип личности нередок во времена революций: ничего для себя, никакого сострадания жертвам.

Я могу только предупредить: не соблазняйтесь, ведь автор талантлив. Как талантливы его песни, в том числе «Кавалергарда век недолог…» из знаменитого фильма. А красивая художественная строка изгоняет из головы сомнения, ей хочется верить. Но надо поверить источникам, рисующим Пестеля вором, причём потомственным. Надо поверить письмам его матери, где она просит сына не отказываться от Бога. Словом, побольше трезвости, поменьше «комиссаров в пыльных шлемах», тогда проще разобраться, где свобода, а где праздник непослушания.

– Показалось, что в фильме «Дело декабристов» авторы, если так можно выразиться, целиком на стороне монархии, не только применительно к Николаю I, но и к системе в целом. Так ли это? Не слишком ли идиллический взгляд на Николая I представлен зрителю?

– А фильмы и книги целиком на стороне мятежников вас не смущают? Где же знаменитый вольтеровский принцип: «Я ненавижу то, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы имели право это сказать»? Шучу.

В 80-е годы прошлого столетия у отечественных диссидентов был лозунг: «Уважайте свою собственную конституцию», обращённый к властям. Ведь свободы, провозглашённые на бумаге, не реализовывались. В современной России нет идеологии. Не стоит и навязывать её явочным порядком, распространяя на всё общество взгляды, «принятые» среди «приличных» людей. В другом кругу они могут оказаться «не принятыми», а тех, кто их исповедует, не назовут порядочными.

Монархия в России существовала тысячу лет. Не 70, как советский режим. И не четверть века, как демократия. К ней надо присмотреться повнимательнее. Например, законов, причём соблюдаемых, у монархии было целое ПСЗ (Полное собрание законов Российской империи), по этим законам подданный имел больше прав, чем современный гражданин, – вы могли, как дед Мазай, ходить с ружьишком на охоту и нигде его не регистрировать, с вас никто бы не потребовал визы при выезде за рубеж, а уж сколько маяты с регистрацией своего бизнеса, да-да, её тоже не было – никому бы и в голову не пришло затевать такую волокиту. Действительно, вы не имели права избирать главу государства. А вы честно-честно знаете, как этим правом воспользоваться, чтобы не нанести вред своим близким и имуществу? Боюсь, как раз наоборот.

Монархия – это покой, стабильность и защищённость. Именно эти ценности сейчас востребованы обществом. Однако они сначала возникают в голове и душе, а уже потом приходят в жизнь. Булгаков в статье «Грядущая перспектива» писал, обращаясь к потомкам: «Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию». Вот мы и платим.

Что до царствования Николая I, то «большое видится на расстоянье». Сейчас предпринимаются солидные усилия, чтобы познакомить читающую публику с документацией этого времени. Картина для нашего соотечественника ошеломляющая. И.Л. Солоневич писал, что Николай I за свою деятельность должен был бы называться великим, но прозван Палкиным. Такова цена пропаганды. Мы показали другую правду. Неужели кто-то думал, что она навсегда останется достоянием кабинетных учёных и её будут сообщать друг другу на ухо?

– Показывая участников заговора, в вашем фильме как будто намеренно представляют факты, разрушающие романтический миф о декабристах. Кажется, что по отношению к ним авторы не испытывают никакого сочувствия. Так ли это?

– Сочувствовать, не значит одобрять. Трудно романтизировать тех, кто без нажима, без пыток сдавал своих товарищей, оговаривал невиновных. Задайтесь вопросом, почему нам ставят в пример тех, кто, бесконечно говоря о крепостном праве, не позаботился освободить собственных крепостных? Закон-то позволял. Значит, дело было не в крестьянах, а во власти. Но и ею надо уметь пользоваться. Если декабристы не смогли даже захватить власть в период междуцарствия – наиболее удобный – то как они собирались управлять государством?

Жалко повешенных? А как с теми людьми, которые должны были погибнуть во время кровавой смуты? Их было бы не пятеро. События начала XX века учат, что и пятью тысячами дело бы не обошлось. И пятьюдесятью тысячами не обошлось. Есть история о том, как к Серафиму Саровскому приехал знатный заговорщик просить благословения на мятеж. Старик, жалевший даже разбойников, которые его избили и ограбили, к каждому приходившему обращавшийся: «Радость моя», тут вдруг рассердился и прогнал посетителя. А когда его спросили о причине гнева, накрыл ладонью ключ на поляне, и вместо воды тот забил кровью… Притча, надеюсь, понятна тем, чьи недалёкие предки видели кровавые реки.

Нам дана свобода выбора, идти ли за «падшими» ангелами, или, как предлагал Розанов, «свиней выгнать, а огород перекопать».

Беседу вёл Вадим Попов