Интервью с пилотом ГА Героем Советского Союза И.А.Кашиным

Небо - манит людей! Небо - это романтика! Романтика - это признак чистоты души!

Иван Андреевич Кашин. 1973 год

Я – Кашин Иван Андреевич. Родился 2 января 1937-го года, в деревне Сахаровка, рядом с городком Елец, который ранее был в Орловской, ныне - в Липецкой области.
Отец во время войны был кочегаром, а наш сосед – машинистом. Они войну прошли на паровозах. Их бомбили и стреляли, и угоняли поезда у них. Все было.
Умер отец в 87 с половиной лет, 8 марта. Мать, 1911 года рождения, умерла полтора года назад. Она была колхозница, хорошо складывала скирды, и была очень востребована до последнего дня.
У меня брат старший. Сначала ходил в школу в село, потом в ФЗО, потом в армию. Он с 30-го года, а ему написали – «О! Такой парень – крепыш, 29-го... – забираем». И забрали.
Четыре класса я учился в деревне Сахаровка. Это 5 километров от города. Петр Иванович был учитель холостой. Потом женился на учительнице, и они нас уже вдвоем учили. Школа та до сих пор стоит в деревне, красивая, на горочке. Когда я приезжаю, обязательно туда заглядываю. А Петр Иванович рыбак был, и меня приучил.
Потом мы в город переехали. Отца демобилизовали, и он ходил на работу за 10 километров в Елец, на станцию. Потом нас перевели на хлебную базу, в село Ольшанец, на окраину города Ельца. Дали комнатушку. Брат попал на флот. Служил 5 лет без единого дня отпуска.
Так получилось, что мы заканчивали школу вместе – он вечернюю, я дневную. Тогда она называлась 14-я железнодорожная школа, сейчас 97-я Гимназия.

– Учеба в старших классах была платная?

В старших – платная. Не помню с какого класса, платили 150 рублей в год. По тем временам это было много.

– Летом где-нибудь работали?

Ну как же, картошку, свеклу выкапывали, и колоски собирали… Работали всей школой.

– Вам за это платили?

Я не помню такого… 

– Вы в войну были на оккупированных территориях?

Немцы заняли Елец, а мы 5 километров от Ельца жили. То немцы наших выбили, то наши немцев. Я «Катюши» видел, они стояли возле дома, а потом, на ночь, их вывозили в сад. Мы под брезент лазали, нас не трогали.
Да, наши, конечно, выглядели очень бедно, голодные и холодные, а немцы… А потом пленных гнали-гнали, от нас, куда-то на юг. А зачем их туда гнали – не знаю.

– В каком году Вы закончили школу?

В 1955-ом, 10 классов. После окончания школы, пришла повестка и я подал заявление в военное училище.
А чтобы поехать, деньги нужны были. Один инвалид «организовал» нас – покрыть толем крышу и т.д… Заработали громадные по тем временам деньги – по 800 рублей. Я отдал все родителям, кроме проездных.
Вызов пришел и мне, и моему другу. У него брат служил в авиации, а у меня брат - моряк. Меня тянуло в море, а его - в небо. Жребий тянули на спичках, вытащили – в авиацию. Я подчинился, и поехал в Сасово, Рязанской области, и успешно сдал экзамены.
А он не поехал - так получилось… 

– Бытовало мнение, что Сасово – это «придворная» школа, что там в основном москвичи учатся. А из провинции лучше ехать учиться в Бугуруслан или в Красный Кут.

Я такого не помню. Нас поселили в бывшем тюремном здании. Стены толстые - летом прохладно. Сначала мы на По-2 летали. Поднялись в воздух – так красиво: поля-квадратики, земля черная, зелень, травка… Аэродромчик хороший - Шацк, 40 километров от Сасово.


Курсант Кашин рядом с По-2

Я из группы вылетел первым. Мой инструктор Гришук окончил Сасовское училище, женился, и остался инструктором.
Как он рискнул, не знаю… Сделали полет, и я как обычно вылезаю:
– Сиди, полетишь с командиром звена. 
Второй полет сделали, я расстегиваюсь:
– Сиди! Полетишь с командиром эскадрильи.
Ничего себе? Но мне какая разница с кем летать. Ну, слетал с ним, тоже отстегиваюсь, он:
– Сиди, сам полетишь.
Полетел самостоятельно.

– «Ивана Ивановича», т.е. мешок с песком, Вам не давали?

Мешок с песком в передней кабине – это обязательно… Мешок лежит, думаю – «Теперь на меня ругаться некому». Первый разворот, второй, третий…
На По-2 отлетали, нам сказали, что на второй год будем изучать Як-12.
Месяц отпуска был. Съездил в Елец, домой. Проездные дали, мы поехали в форме.


Учебная группа курсантов рядом с Як-12. 
Кашин - второй слева

– Как в школе кормили?

Кушали вдоволь…

– Жили в казарме?

В казарме, 200 человек – старички и новички вместе. Жили мирно. «Мирно» - даже не то слово. Правильнее – «дружно».
Было четыре летных отряда, в каждом по две эскадрильи, и пятая – бывшие военные летчики - на вертолетах. Ранее они кто на чем летали. А потом их демобилизовали, и из них организовали пятый отряд - переучивали на вертолеты.
Мы жили в деревянных казармах, а на втором курсе построили новое здание, и мы жили уже в хорошем, добротном, двухэтажном здании. На первом этаже одна эскадрилья, на втором этаже другая эскадрилья. Раздевалки, туалет, все хорошо было, прекрасно.
Мы в увольнение уже ходили. Через мост железнодорожный не пускали. Потому – через речку на пароме. Но вечером паром не работал.
Однажды позвонил кто-то из увольнения. Дежурный заорал:
– Ребята, наших в городе бьют!
И всё училище, как по команде… Остались только дневальные. Туча идет, и, конечно, разогнали этих гражданских.
Проблема возникла, как теперь нас усмирить. Но всех собрали, и вечером мы все были дома. А городские ребята стали уже по-другому к нам относиться.

– В каком объеме преподавались военные дисциплины?

Я даже и не помню. Военных дисциплин особо не было: устав, строевая, ну еще соревнования, бросали гранаты, стреляли… Вот и все.

– Парашютная практика у вас была?

Формально в училище - два прыжка. Но я вместо двух четыре сделал. Прооперировали аппендицит у курсанта, и ему врачи не разрешали прыгать. Начальник ПДС (парашютно-десантной службы):
– Мне до лампочки, кто будет прыгать! Мне надо, чтобы парашют раскрылся.
И пришлось мне за Сашку прыгать…

– Гражданским пилотам парашют не положен. То, что вас заставляли прыгать, Вам не показалось лишним?

Нет. 
Когда прыгнешь первый раз, приземлишься, думаешь – «Ох! Хоть еще раз прыгай»! Прошло дня два-три, елки зеленые, думаешь – «А вдруг теперь не раскроется»…

– Есть поговорка: – «Нормальный человек исправный самолет на тряпку не меняет»?

Еще одна поговорка была – «Прыгать с парашютом, что тигра целовать – страху много, а удовольствия мало».

– Вы помните смерть Сталина?

Ооо! Что Вы! 5 марта 1953 года – весь люд плакал, и у всех одна была мысль – «А что же теперь делать - Сталина-то нет?».
Мы о будущем руководстве не думали – «Сталина нет, как теперь мы будем жить?», - не представляли, что такое без Сталина жить.

– А как к Хрущевским выкрутасам народ относился?

За весь народ не знаю, но очень много было недовольных. Я тогда уже на Ан-2 работал командиром, недалеко от Белгорода. Еще не знали, что Хрущева сняли, заходим в правление колхоза, а председатель портрет снимает, на пол бросает, и ногами топчет.
– Всё, нету Хрущева! Сняли!
Когда я в Москву в Быково летал на Ан-2 – то пассажиров, то грузы возил, иногда по линии санитарной авиации. Ребята писали записки, и давали деньги на заказы. Чего только мне не заказывали. По два мешка сигарет привозил. И себе, если успею, колбаски…
А позже, некоторое время я на Як-40 летал по союзным республикам. Везде с барахлом и тряпками было лучше, чем у нас, в России. Когда я прилетел первый раз в Узбекистан, зашел в магазин – ух ты! Нейлоновые рубашки:
– И что, можно брать?
– Дарагой, канэшна бэри! Давай дэнги, и бэри!
Я привез две рубашки, себе и еще кому-то, техник и механик тоже по рубашке взяли. Денег больше не было, послал запрос по связи авиационной, выслали мне 400 рублей. Привез холодильник «Юрюзань». Начальство отругало. Я в ответ говорю:
– Ну что я плохого сделал? Самолет же пустой летит, ни пассажиров, ни груза не было.
У меня - холодильник, один из первых в городе, а у него не было. Ну, потом успокоились…

– Вы начали учиться на Як-12, ведь он сильно отличался от По-2?

Да, мы даже испугались – закрылки, предкрылки, тормоза, компаса такие, радиооборудование…
Начали летать… И вот такой разговор:
– А как же мы на По-2 летали? Ни тормозов, ни аккумулятора, ни генератора, ничего нету, только магнето!
И запускали «шутовкой». Это палка такая с шайбой, для безопасности прокручивания винта при запуске. Шутов придумал ее… Дерг – и в сторону отбегаешь. Запускался хорошо – чик, чик, чик, чик…
Перед выпуском нам вручили документы: на Як-12 окончили. После выпуска мы попали в Москву, в Управление Гражданской Авиации Центральных районов и Арктики. Там нас распределили. В Москву брали только тех, у кого была московская прописка, жилплощадь.
Два москвича, и я вместе окончили, сдружились. Нуждин Юрка, во Внуково живет. Толик Пушкин живет в районе Сокола. Я у Юрки два дня побыл, думал куда проситься. Потом один парень нам посоветовал:
– Давайте в Брянск, норму 300 часов всегда налетаете. Там три почтовых линии.
И, правда, там было три почтовых линии, и мы на них потом почту возили… 1 октября 1957-го года мы Юркой приехали в Брянск.
– Где аэродром?
– Садитесь на поезд на Бежицу, потом на Жуковку, в сторону Смоленска, проезжаете Бордовичи, там остановка, вот там выходите…
Добрались… Толик Пушкин раньше нас, в мае прибыл. Поселились в «Ленинской комнате». А на четвертый день запустили первый спутник - «Пи-пи-пи!»…
Там, в основном, старички были, бывшие военные летчики, которые в войну кроме По-2 никаких самолетов не знали. Был Дим Димыч Афонский, (Афонский Дмитрий Дмитриевич, воевал в 582 ОАЭ связи, награжден Орденом Красной Звезды и двумя Орденами Отечественной войны II степени. Около 200 боевых вылетов. И.Ж.) и Вася Хлусов, они летали на Як-12. Был один самолет Ан-2, на котором летал Гриша Ильюшин.

– Сколько самолетов было в Брянске на тот момент?

Один Ан-2, четыре Як-12, и, наверное, штук тридцать По-2.
Отряд состоял из трех эскадрилий – эскадрилья в Брянске, вторая – в Смоленске, и третья – в Калуге. Командиром эскадрильи был Конч.
(Конч Иван Адамович 690 НББАП 208 НББАД 1 УкрФ, награжден Орденом Славы III степени. И.Ж.)
На По-2 начали летать. 
Штурман:
– Вот такой маршрут, полетим, ориентироваться будем по населенным пунктам.
Вылетаем, ищешь деревню – нету. Переговариваемся со штурманом: 
– И что?
– И время, и курс с учетом ветра, прошли…
– Что ты крутишься?
– А тут что-то темное.
Может здесь и была деревня… Ее сожгли…

– Какие задачи выполняли на Як-12?

Почта, и много химработ было. Это именно на Як-12. По-2 брал 300 килограмм удобрений, а Як-12 - 260 килограмм. Не знаю, почему побольше не ставили - он тяжелее, и помощнее мотор.

– А с какой высоты разбрасывали?

От 5 до 50 метров. Если хорошо рассыпается – то повыше летишь, а если плохо сыпется – то пониже. Однажды на Ан-2 такие слежавшиеся удобрения были, что пришлось брать с собой техника – он открывал люк, и палкой соскребал. Мы возмутились:
– Такие удобрения пускай разбрасывают сами, а в самолет – чтобы были сыпучие, гранулированные.
Тараканы, был момент один, прилетели мы, по-моему, на Украине где-то работали, и нас поселили, называется Дом Колхозника. Приходим, какое-то шуршание, включаем свет – тараканы, вот такие здоровые. Елки зеленые, ну, ладно, они же не кусают нас, ну, если шлепнется, упадет какой-нибудь, это не беда. Во многих домах там были и клопы, и тараканы, а потом они говорят:
– Слушай, что вы там делаете?
– То-то, то-то…
– Привези селитры или суперфосфата.
– Да, ради Бога, принесем.
Принесли. А они у нас травили что-то, он:
– Слушай, заколебали тараканы?
– Да они у вас везде, и в гостинице у нас то же самое.
– А вы чем поля обрабатываете?
– Да тем-то, тем-то.
– Ну, принеси.
Я принес, и чтобы не воняло поставил в коридоре, ночью – «Не понял, тихо?». Утром свет включаем – нету! Этот яд подействовал, так всю деревню спасли от этих тараканов. Они понемножку взяли:
– Не надо посыпать.
Поставил пакетик, ну, тогда целлофановых не было, тряпичный, или в газетку завернуть, он же не герметичный, поставил – пустой дом.

– Какой у Вас класс был?

При выпуске IV класс. При налете часов и проверке техники пилотирования – давали III класс. Это уже в отрядах.


Выпускной альбом группы И.Кашина

– Были аварии, катастрофы?

На По-2 были аварии. Вася Хлусов полетел в Чуровичи, это 200 километров от Брянска, и там грубую посадку сделал - поломал самолет, но жив. Послали туда дядю Костю. Он взял с собой инструмент плотницкий, вырезал четыре лонжерона, обклеил перкалью, покрасил, и прилетели обратно. На это ушло 10 дней.
Даже на вынужденную у нас, по-моему, никто не садился. Я на Як-12 садился, но докатился до аэродрома. У меня в моторе что-то отвалилось. Мотор чих-чих-чих… Убрал газ, он все равно – чих-чих-чих… Я – ткнул вперед, а он р-р-рр… Помпа заработала. Начинает сбавлять обороты, я опять убираю, и опять – раз! Думаю – «Дотяну, а то негде сесть». Это было 12 апреля, слякоть, а год, по-моему, 1959-й.
Долетаю до аэродрома, разворачиваюсь, убираю газ, а винт «Бух», и встал. «Елки зеленые» - я успел подтянуть за ручку и сел, прокатился немножко. А перед посадкой меня что-то дернуло сзади - оказывается я задним дутиком по макушке сосны цепанул, и сломал ее.
Подкатываюсь к углу аэродрома - там была белая полоса на каждом углу. Что делать – вынужденная посадка. По инерции закатился за полосу, и получилось, что я сел на аэродром – и в отчетности вынужденной посадки не появилось.

– А на линейных полетах, какие-то казусы были с техникой?

Было - на Ан-2 падал. Недалеко от Новозыбкова есть Старый Кривец, площадка хорошая. 17 апреля – проход на химии сделал, прошел, разворачиваюсь, опять снижаюсь. Что-то не тянет, а потом тряска началась. И все больше, больше… От земли-то уходить надо. Ушел, скорость теряется, опять обороты падают – «Бензина что ли нет?». Посмотрел, левый – там еще 150-200, и в правом 400 литров. «Нет, нормально все».
Куда садиться – а высота-то 50 метров максимум, может и 50-ти не было. Садится некуда - между полями – непрочный грунт, сядешь, и голова-ноги-капот…
Разворачиваюсь опять, но все ниже, ниже - уже не хватает мощи. И дымок пошел. Маслице подбивает на стекло, дворник пройдет, масло смажет, но все равно вперед не видно. Форточку открыл, думаю – «До куда дотянем?».
Аркаша Глогов - молодой пилот, парень, 117 килограмм веса, спрашивает:
– Ну, что, сообщить?
Я ему:
– Да подожди ты…
И вот – дорога! И не я, а руки сами повернули на дорогу, ведь справа зелень, а слева пашня. Больше некуда… Как я сел – не знаю. Дорога дальше идет, и градусов под 25 поворачивает. Сел, выхожу – крыло не обойдешь – пашня. Под крылом пролез, смотрю – ГАЗ-67 стоит, и водитель мне:
– И чего вы тут сели?
Я говорю:
– А вы откуда взялись?
– Ну, видим самолет летит, и над нами как даст вверх.
Я говорю:
– А я вас не видел.
– Что случилось?
– Да вот, двигатель отказал.
Стали двигатель смотреть, дымок уже прошел - загорелось чуть-чуть масло.
Я Аркаше говорю:
– Вот теперь сообщай.
Он сообщил, что мы на вынужденной посадке. Самолеты, где подсохли аэродромчики, возят пассажиров, и пилоты переговаривались, и вдруг один кричит:
– Тихо! Самолет на вынужденную сел.
Все затихли. Передали в Клинцы, а как добраться до меня? Прилетели на аэродром, сели на площадку, а подъехать не на чем. Если автобус пустить – его не развернешь, и вот только этот ГАЗик взад-вперед мог ездить.
Нас оставили на ночь, утром привезли на лошади стремянку, и то, и другое. Посмотрели и обнаружили поломку в верхнем цилиндре.


И.А.Кашин

В каждом цилиндре для гарантии есть две свечи – если одна откажет, то другая работает, а обычно работают обе. Так вот, одну свечу с гнездом выбило, а вторая свеча-то поджигает смесь. Брызги, масло, и кожаная накладочка с обратной стороны капота уже начала тлеть. Пламени нет, но из-под капота идет белый вонючий дым. Отремонтировали, и тут комэск приехал, Николай Назарович. Он:
– Ну, что будем делать?
Я говорю:
– Взлетать.
Он:
– Как взлетать?
Колея от колеса до колеса - 3 600 мм, а дорога 4 метра. Справа пашня, слева зеленя.
Садится на правое сидение, я на левое:
– Так, я не знаю, как Вы взлетите. Я запрещаю Вам взлетать.
И выходит из кабины. Инженер сидит в салоне, он выходит:
– Назарович, куда Вы?
– Тут нельзя взлетать, не удержаться на такой узкой дорожке. И я тоже выйду, а вы сами принимайте решение.
Ну, раз сказал «принимайте решение», значит хоть что…
– Аркаша, садись.
Он сел:
– А чего он вылез?
Я говорю:
– Решил не рисковать. Начнем разбег, по команде выпуск закрылков. 
Ветерок с хвоста. Привезла машина 40 человек ФЗО-шников, и они на руках развернули самолет против ветра – направление поменялось вдоль дороги.
– Ну что Аркаша?
– Погнали.
Жив Аркаша, можно и его спросить. Дали газ:
– Давай закрылки.
И оторвался… Набрали 50 метров. Развернулись, прошли над ними, и потопали… Сколько раз я вспоминал поговорку – руки быстрее головы соображают.

– Вы на Як-12 выполняли разные задачи?

Санзадания, почта, грузы, химработы.

– Когда начали поступать Ан-2 в Брянск?

Когда мы пришли, один Ан-2 уже был – СССР-5599, летал Гриша Ильюшин. Потом номер этот поменяли на Ш-55599, пятизначный. 


И.Кашин рядом с Ан-2

Потом мы перешли на военный аэродром, там поработали совсем мало, и стали получать Як-12. 
Ан-2 делали в Польше. Я уже работал на Ан-2 вторым пилотом, сначала летал то на Як-12, то на Ан-2 вторым пилотом, а потом пришло время вводить меня в строй КВСом. Ранее вводился в строй, тоже с Як-12, Толик Сильверстов, я за ним должен вводиться. 150 часов надо налетать с левого сидения, с места командира самолета, по проверке и самостоятельный полет, с грузом, и потом с пассажирами. А тут налет у нас большой был уже, и по 700, и по 800 было, на Ан-2 правда, уже и по 100 часов в месяц, а в год 1000 часов.

– Официально какова была норма полетов?

100 часов в месяц – норма, 25 часов продленка, три месяца можно продленки, а в год в общей сложности – 1000, и никаких плюсов.

– Было время, когда накопилось много вторых пилотов на Ан-2, в то время как командиров было мало… 

Да, одно время вторых пилотов было больше, но я не застал этого. Так получилось, потому, что с училищ стали приходить готовые вторые пилоты. Вторых пилотов было сколько угодно. Летали по очереди, и, конечно, у них налет был меньше. 

– На Як-12 Вы сколько летали?

Года три, наверное, а потом примерно в 1961-ом на Ан-2 пересел окончательно вторым пилотом. 
Я на Ан-2 переучился в 1958-ом году, в Воронеже. Месяц теории, а потом тренировки. Мало, всего несколько часов налета. Самолет изучили, а там столько режимов…
Я летал с Гришей Ильюшиным на химработы, сначала по Брянской области, еще снег был, в «Красном кооператоре» работали, деревня такая. Потом меня посылают в Смоленск, опять летать на Як-12.
Там два Як-12 стояли, а летать некому было. Полетал я там недолго, меня в Вязьму бросают. В Вязьме пришлось работать и на Ан-2 вторым пилотом, и на Як-12.
Как-то отметили мы Октябрьскую революцию, и дождик идет, погода дрянная, а второй пилот Ан-2, Москвитин Женька говорит:
– Пойдем ко мне. Обогреемся, брюки погладим - вечером гулянка обещается, отметим годовщину.
Так и сделали, побыли мы там, обсохли, брюки погладили.
– Я девчонку встретил, ты не против если мы ее пригласим?
Я говорю:
– Я-то причем, это твоя знакомая.
Ну, втроем поехали на автобусе. Приехали, там пьянка-гулянка, он на баяне играет, а технари подпили и эту девчонку хватают. Ну, я у них отобрал ее, в сторонке постояли, потом она:
– Я домой хочу.
– Ну, поехали…
На электричку, отвез её домой, и уехал в Смоленск.
Оттуда приезжаем на занятия. К осенней-зимней навигации, думаю – «Дайка я к девчонке этой съезжу». Съездил, нашел ее, сходили в кино. Уехал, начали переписываться, писали-писали, я ей предложил в письме пожениться, а она согласилась, и вот 56 лет прожили вместе. И прогнала меня на пенсию она… 


И.Кашин (слева) рядом с Ан-2

– На Ан-2 – все полеты одним днем – туда и обратно: сельхозработы, грузы, пассажиры. А дальние рейсы были?

Ночью на Ан-2 не летали, тренировку надо было проходить. Ну, в Горький часто летали, по другим областям – в Одессу летали на Ан-2…

– Сколько это примерно по времени?

Крейсерская скорость 180 км в час, если тысячу километров… До Одессы, по-моему, я в Киеве садился. В Жулянах. А оттуда с химработ – в Одессе взлетели, и до Брянска.

– У вас в центре города аэродром раньше был, или это мне показалось?

Не показалось, старый в центре города. С него я начинал работать. А новый – в стороне с 1992-го года, я как раз пошел на пенсию - супруга прогнала. А получилось так.
Я однажды полетел в Спитак, ну, в Ленинакан - там аэродром находится на высоте 1500 метров, давление – 636. Там самолетов побилось! Даже Ил-76 разбился. Весь экипаж с I классом. 
(В районе Ленинакана погибло два Ил-76. 1: Ил-76м CCCP-86732 11 декабря 1988 г., 2. Ил-76тд CCCP-76466 20 октября 1989 г. В обоих случаях причины идентичны.)
Там третий разворот выполняется на высоте 1100 метров по давлению – 636, а они поставили 736. На каждый миллиметр давления 11 метров высоты приходится. 100 миллиметров они у себя украли, и потеряли 1100 метров. Они практически на земле находились, а стали по 736 разворачиваться. Только начали разворот – крылом за землю, и на шесть километров разброс обломков самолета.
Движки там плохо запускаются, так я приспособился. И вот, я с бывшим командиром эскадрильи, тогда он уже летал как рядовой командир, и он как обычно двигатель запускает. Не запускается. Он в Салехарде раньше работал, пришел к нам, командиром эскадрильи был, вводил нас в строй. Рассказал ему как запускать надо, а он:
– Не надо рассказывать, я сюда больше не полечу.
Полоса – 3200 метров, и отрываешься с последней плиты, это на Як-40. И еще: после землетрясения появились большие трещины на полосе. Засыпали кое-как, но колесо у Як-40 здоровое, и он хорошо переносит это. Подъем, набор высоты идет – метр-полтора в секунду, а на высотомере метр. Идешь может минуту, смотришь – 2 метра на радиовысотомере, а он-то истинную высоту меряет. 
Я командиром эскадрильи уже был, пошел тренировать на тренажер молодого второго пилота, а тут заявка:
– Андреевич, надо лететь в Вильнюс, там 4° глиссада, крутая.
– Ну, полетели.
Слетали туда, я начал снижаться намного раньше, а крутая глиссада – промажу. Убрал газ, закрылки полностью, хотя не надо было, надо было просто снизится, войти в глиссаду. Сели нормально. Зашли в диспетчерскую, диспетчер:
– Ну, выкрутился, молодец.
Непривычно конечно.
А оттуда прилетаем, я говорю:
– Ну, сейчас, последним рейсом я полечу домой.
– Да нет, Вам надо идти на Степанакерт.
– А что это такое?
– Ну, город, а там аэродром в горах, армяне живут, анклав, а кругом –территория Азербайджана. Аэродром сложный. Я Вам рекомендую сейчас лететь до Баку, там подготовитесь, и утром полетите.
В Степанакерте страшный аэродром, ущелье Аскеранское. Там скалы – 1000 метров друг от друга, вот по 500 метров слева-справа идешь, а надо снизиться, там армяне живут в Степанакерте. 
Визуально заходишь сюда, идешь до моста через высохшую речку, Вода в ней только весной. До моста курс 178, пройти шесть с половиной километров, с учетом ветра надо рассчитывать, потом делаешь третий разворот, и идешь в скалу. Скала высокая - заходишь на посадку – коровы пасутся выше чем самолет летит. 
Идешь, и эта скала начинает приближаться… В общем я не выдержал, крутнул. Закрылки выпущены были, сел. Сел, неприятные ощущения – что скала надвигается, кажется – еще секунду, и я там буду, крутнул.
Приготовились – приходиться садиться не сходу, с ущелья, хорошо бы сразу, и сесть бы, нет, не получилось – ветер не позволяет. Пришлось делать схему, вот тут я и корову видел, второй говорит:
– За левое крыло скоро цепляться будут деревья, и коровы ходят, пасутся в горах.
И вот в эту скалу, когда сели, я взял, вышел на полосу, посмотрел – твою мать! Она на схеме 1° в стороне, а когда я посмотрел по оси полосы – строго, строго по оси полосы.


И.А.Кашин (справа) у Ан-2

Я говорю:
– А что же так?
– А иначе нельзя летать, туда только Ан-2, вертолет, и Як-40 из-за скороподъемности.
Ну, инструктор этот говорит:
– Андреевич, я ни с тобой, ни без тебя, сюда больше не полечу.
Бортмеханик тоже… Ну, сначала сам, а потом петушок клюнул, надо было пилота-инструктора послать, мне нельзя было лететь, какой-то литерный рейс на Як-40:
– Пилотом-инструктором полетишь?
Ну, рассказал им все, я им долго рассказывал, я говорю:
– Смотри, если нет – садись в Агдаме, переждешь, как погода будет… Никак не лезь, чтобы…
Ну, он так и сделал. И что ж, ночь не спал – ждал, и вдруг звонок:
– Сел в Агдаме.
Я говорю:
– Слава Богу, значит не полез.
А то знаете, есть любители – «Хм, я и не сяду!?». Много таких было.
А пассажиров возили туда регулярно, каждую субботу. И вот я все один и один, один и один, день тут отработаешь, а в субботу вылетаешь туда, выходной бы надо. И вот одного привел… Пришли в Степанакерт:
– Гроза над точкой (снижаться не разрешают).
Я говорю:
– Я же вижу, у меня по локатору нет грозы над точкой. 
А знаете ночью – сверкнет где-то далеко, а все горит в облаках. Ну, уговорил, посадили меня, говорят:
– Так и что, далеко гроза?
Я говорю:
– Да минимум 60 километров от грозы.
– Ага, ну, ладно.
Стали смотреть, начали звонить, там, где города какие:
– У нас грозы нет.
– У нас грозы нет.
– У нас грозы нет.
И только там далеко, начались те, у кого гроза есть. Ну, сел, а этот командир еще в облаках, на высоте больше 4000, раз – и взлетный режим. Я:
– Ты что делаешь?!
– А что делать, что же нам, разбиваться?
Я говорю:
– Да нету тут ничего. Ни грозы, ничего, это сверкает далеко.
Он пришел, и дома рассказал жене об этом полете, и сказал:
– Я туда больше не полечу.
Короче говоря, моя пошла в город, и там встречает его жену, ну, и она рассказала, а моя:
– А! Вот как ты летаешь! Вот почему ты каждую субботу туда летаешь сам, никто из ребят не летает! Или я, или полеты!
Пришлось оставить полеты. Решил и пришел к врачу:
– Решил точно?
– Что делать, не разводиться же с женой.
– Так, жалуйся только на сердце, никто ничего не докажет.
И ушел в 1992-ом году, 11 лет комэском проработал.

– А когда отряд начал получать Як-40?

В 1968-ом году, мы с Денисовым попробовали уйти в Москву на Ил-18. Нас уже вызывают на учебу, а потом:
– Подождите выезжать.
– А в чем причина?
– А зачем вас переучивать, если с Баку армяне пришли - полный слетанный экипаж – и радист, и инженер, и штурман, командир, второй пилот? Так что подождите.
Не солоно хлебавши вернулись назад. С Москвы вернулись, на химработы, а потом говорят:
– На Як-40 поедешь учиться?
Я говорю:
– А зачем? В Москву опять? Не хотелось бы.
– Да нет, мы свои получать будем.
И я согласился. Меня подменили на химработах, и поехал переучиваться. Переучился, 1968-ой и 1969-й год я работал в Москве, летал вторым пилотом.
Жил там и работал. А потом, в 1969-ом году, нам дали два самолета из Москвы – 87631 и 87632. Перегнали их сюда, начали тут летать.
Это было уже в 1971-ом году. Получили мы два Як-а, и меня начали вводить командиром. С 1972-го года я командир Як-40, а в 1973-м году произошло нападение…

– Кормили как?

Когда летаешь – 5 рублей 55 копеек, по-моему, каждый завтрак обед и ужин, если летаешь. Там ужина нет конечно, потому что летают только днем. Летаешь - значит на 5,55 кормили. Выдавали талончик, приходишь в столовую, отдаешь его, ешь и все.

– И это действовало по всей территории где вы летали?

Да, и даже на Як-40, по-моему, летали, в Горький прилетаешь – перекусываешь, отдаешь талончик, тебе там что положено…

– А когда на химработах?

На химработах – что в деревне дадут. Только не проситесь на квартиру, лучше на аэродроме, на площадке – под крылом.

– Так, к вам кухня приезжала, или еду привозили в термосах, или сами готовили?

Ничего не готовили, если на квартире живем, то хозяйка и утром покормит, и в обед покормит. Хозяйка приготовит и обед привозили на площадку. За все колхоз платил. Положено нам платить, но обходили, не официально. Мы у хозяек на квартире жили. В то время все республики жили по-человечески. Но в России, особенно в Поволжье, – кроме пшена ничего не было, пшенные каши, пшенный кулеш, и еще что-то давали.

– На сельхоз работы вы куда еще летали?

Много летал, весной начиная с Одессы, и все ближе сюда, потом в Брянске отработаем, и в сторону Москвы – Калуга, по мере того как снег сходит. Постоянные командировки, по два месяца…

– Вам дали Як-40. Это были трех, четырех, шеститонки? С реверсом, без реверса?

Ну у Вас и вопросы! 631-й и 632-й – это трехтонки, 607-я – трехтонка. И вдруг, нам дают четырехтонки – 4400 полная емкость баков. В Ленинград мы тогда не летали на трехтонках, до Ленинграда больше 1000 километров получалось…
900 километров до Одессы, до Ростова где-то больше 900, на трехтонках летали. А потом стали в Ворошиловград летать и Минводы, Сочи, Донецк. Тут на трехтонках можно, тут 700, и там 600 километров.

– А по вместимости, у вас какие машины были?

Первые были 27-местные, а потом – 32-х.
Як-40, который я пригонял с Ханты-Мансийска, забыл номер, люкс был. Возили секретаря обкома, и делегации высокопоставленные. Пассажиров было мало. Там кресла были, именно кресла, а не сиденья, столик, по четыре с одной и другой стороны, два туалета, музыка – магнитофоны, раздевалочки, диваны были, но они почти все время пустовали.
В Ханты-Мансийск я до этого не летал. Прилетели в первый раз, решили в город сходить, посмотреть.
Мороз сорок или больше градусов, холодно. Зашли в магазин, там шубы висят, и норковые, и соболиные – пятизначные числа рублей, я не думал, что такие цены вообще бывают. 
У нас раньше был пилот – Володя Крысанов, командир Як-40, он ушел в Ханты-Мансийск работать. Забрал жену с метеостанции, и поехали туда работать. Про него слухи доходили, что живет он хорошо, летает, его комэском поставили. Но потом, что заболел – камни в почках, вырезали. Год не работал. Потом, через год начал летать, а через год комиссия – опять камни в почках, и его списали. И работал он вроде диспетчером…
Ну, ладно, выходим из магазина. На ступеньках магазина мужик стоит, курит, поворачивается:
– Привет Иван.
– Володька!
Я ребят отослал, у него побыли, выпили немножко.
Дня два пробыли, по-моему, пока принимали самолет готовили, пока бумаги… Прихожу на аэродром вылетать, дают мне мешок из-под картошки. Я посмотрел - муксун метровый, восемь штук он туда положил. Еще четыре ящика ряпушки копченой, и еще что-то. Я лечу в Москву, посадка, вызвал Славку Савельева, его здоровьице подвело, и он на тренажере работал. Я ему ящик отдал. Потом ребятам раздал. И сам покушал муксуна, и народ покормил. 

– А у Вас какой налет?

21 000 часов, а у Юрки Нуждина, это который спал в казарме училища на первом этаже кровати, а я на втором, у него 24 000. Он так и не стал командиром - на Ил-18 вторым пилотом летал, а потом - на Ил-62. Так вторым пилотом и ушел.

– Вы получали Як-и новые, или уже ресурсные?

Сначала мы получали два самолета 87631 и 632. Которые уже летали в Москве. Потом еще один прислали – 607. Потом мы получали на заводе в Саратове, пошли новые четырехтонки, их, наверное, штук около десятка было. Когда я командиром эскадрильи стал всего 33 самолета Як-40 у нас было. И новые приходили, и б/ушные тоже были. Но они ресурс не отработали. У нас рейсов было очень много – Минводы, Сочи, Симферополь, Киев, Ростов, Куйбышев… 
Вы знаете, чтобы вывезти всех пассажиров не хватало ни летчиков, ни самолетов. По-моему, 31 рубль стоил билет в Минводы, до Сочи - 30. Билет до Москвы 14 рублей стоил. Четыре рейса на Як-40, а потом еще четыре на Ан-24.
А сейчас у нас ничего нет, такой аэродром потеряли…

– И как Вам Як-40?

Игрушка. Легко управляем, тройное управление, дублируется. На любую площадку, где была полоса 1000, или 1200 садились нормально. Первые самолеты были без автопилота. 607-я машина была без автопилота, и еще какая-то, две машины были без автопилота. 631-я и 632-я уже с автопилотом. Грузы сначала плохо было загружать, а потом, когда пошли грузовые – кресла снимаются, и боковая дверь открывается.
Дверь сбоку закрывается хорошо, легко, герметизацию держала хорошо, перепад 0,4 стал, а был 0,3 сначала, поэтому эшелон поднимали.

– За химию и за пассажиров одинаково платили?

Нет, пассажиры - дешевле, химия - дороже.

– В 1970 году произошел знаменитый в истории терроризма захват самолета. Захватчики - отец и сын Бразинскасы. Погибла стюардесса Надя Курченко… До вас информацию доводили?

Для всего летного состава информация была закрыта, а для летчиков все доводили. Обо всем что случалось – все доводили. Кто на вынужденную сел, кто разбился, от Ан-2, до самых высших самолетов.

– Как Ваше приключение с попыткой угоны началось?

Вернулся из Москвы. Я туда на тренажер летал, и в это самое время там мой дядя умер, разведчик. У него было шесть медалей «За отвагу». Когда я мальчишкой был, на его костюме пересчитывал: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть – все «За отвагу»… Отвоевал, женился, и уехал в Москву. Там работал в милиции участковым…

– А когда стали КВСом (командир воздушного судна) на Як-40?

В 1971-ом году. Но тогда говорили КК – командир корабля. Полтора года КК отлетал. 
Вновь полетел в Москву. Погода дрянненькая была, но нормально в Быково сел, загрузился и лечу в Брянск. Вот эти ребята – бандиты – четверо, сели в Быково. 

– Помните какой это борт был?

Як-40 СССР-87607, старенькая трехтонка без реверса и даже без автопилота (Як-40к выпущен САЗ, Бортовой №: СССР-87607 в эксплуатации с 23 июля 1971 г. В 1987 году передан в ЦНИИМАШ, дальнейшая судьба неизвестна – предположительно в 90-е пущен на металл.). Бортпроводниц у нас не было, и контейнер – конфетки и бутылочки, стоял около аварийной двери в салоне, слева по полету за кабиной. Кому надо конфетку взять, или водички попить – самообслуживание.
А экипаж у меня: Станислав Талпекин - первый самостоятельный полет в качестве второго пилота, с Ан-2 переучился. С бортмехаником - Николаем Никитиным, мы жили в одном доме.
Когда нападение началось, бортмеханик услышал, что зазвенели бутылки. Сидение бортмеханика было пристяжное, он поднимается, открывает дверь – перед ним ствол. Он по стволу ударяет, и пытается закрыть дверь. Но остался кончик ствола, и он не позволил закрыться двери.

– А по инструкции было положено с закрытой дверью летать? 

На Ан-2 не закрывали, а на Як-е – закрыта все время.
Николай потом рассказывал:
– Кончик ствола наверх поворачивается, сейчас стрельнет. Я отстранился, может случайно. Выстрел.
Нападение! Я ногой фальш-розетку только нажал, и диспетчер спрашивает:
– 607-й, у вас, нападение?
– Да.
– Ваше решение?
Я говорю:
– Буду садиться в Брянске.
– Понял, посадка обеспечена.
Дальше… Бортмеханика бандиты вытащили в салон, он встал на ноги и схватил их за два ружья, а третий в него стреляет, в живот. Он как-то изогнулся, и жакан входит в живот, не задев брюшину и выходит, а контейнер остался в ране. Николай падает. Пассажир бросился помочь – тоже схватил эти два ружья, но тот - с обреза в него стреляет, в правое плечо. На пассажире была болоньевая, зеленого цвета, грубый болон, тогда такие только появились, куртка или плащ. Жакан прошел по касательной к телу, и не причинил сильных повреждений. Но выстрел над ухом – это, конечно, шок, и…

– Разгерметизация произошла?

Нет, разгерметизации не было. Но я над этим не задумывался - система кондиционирования работала.
Захватчики заранее решили уничтожить одного из пилотов - с одним легче справиться. Это выпало на мою долю. В начале захвата они стреляют жаканом в область пилота через перегородку. Там радиостанции, приборы стоят. Жакан пробивает перегородку и плющится, и вот такая блямба ударяется о мое кресло потеряв силу. Что-то там стукнуло, посмотрел – дырка, сантиметра два в диаметре в перегородке.
В кабину стучатся. Славик пытается прикрыть дверь. Заусеница от выстрелов не дает закрыть замок, чуть-чуть есть зазорчик. Он дверь держит. 
Крик такой истошный:
- Откройте, суки!
И все сплошь матом дальше. Слава посмотрел в глазок - увидел ствол ружья, потом говорил:
– Как в ствол «Авроры» заглянул.
Он только пригнулся – выстрел. Попали в пульт управления рации. Она работает, но канал не сменить.
Он топорик аварийный из-под меня вытащил, закрыл дверь, топорик заложил:
– Давай, лети.
Уже Калугу прошли, начал раньше обычного снижаться - обычно снижались за 100 километров, а тогда – может за 150. Начал снижаться, и вдруг дверь распахивается. Они били дверь, топорик выпал. А я уже снизился до 400 метров, шасси выпустил, закрылки выпустил, все – уже приготовился. И тут распахивается дверь. Ствол к голове, матом кричат:
– Будете садиться – будем стрелять пассажиров.
Инструкция: «Во имя спасения пассажиров выполнять требования».
– Давай в Москву.

– Вячеслав Михайлович Янченко рассказывал, что в инструкции было две позиции: первая – «Не допустить угон в третью страну», и вторая – «Делать все для сохранения жизни пассажиров»…

Да. Но у меня только вторая часть была. 
Полет в Москву продолжался. Я уклонился, думаю – «Что-то у меня не сходится АРК, трасса и курс», диспетчеру говорю: 
– Как по трассе?
Он:
– Доверните влево.
Ну, довернул, градусов, наверное, на 20.
Шел, шел, шел:
– Вы на трассе.
Летели-летели, сильный ветер встречный, я попросился пониже, шел на 5700 – снижаюсь на 4500. А потом переговоры с землей какие-то странные:
– Вы, командир экипажа, коммунист?
– Коммунист.
– А второй пилот?
– Коммунист.
– А бортмеханик?
– Он - тоже член партии.
– Ага…
И молчок. А оказалось, с Орла подняли два истребителя, и они шли с одной скоростью за мной, ждали команды - в Москву с таким грузом лететь нельзя. Подлетаем к Серпухову, надо снижаться… Когда узнали, что все коммунисты, видимо, что-то где-то согласовали, и разрешили лететь во Внуково. А Внуково – в черту Москвы не заходишь. На Внуково иду, с диспетчером посадочным разговариваю, он:
– По схеме будете заходить, или с прямой?
– Какой по схеме! Керосина нет.
– Ясно, понял, удаление 19, левее 400.
Потом, проходит время:
– Удаление 13, левее 200.
Ну, я думаю – «Трогать не буду курс», раз несет меня на курсовую.
ОСП не работает, я ищу где его включить. А тумблерчик наверху маленький, я его включил – заработал, но привода еще не поймал. Тут поспокойней стало, а диспетчер:
– Нет?
– Нет.
– Левее 100, удаление 10.
Четыре километра, надо на радиостанцию попасть, на привод. Короче говоря, когда уже приводы поймали, стрелки встали – заработали, я ничего не говоря, снижаюсь… Туман, туман, туман… Ни огней подхода красных, ничего не видно. 50, 30 метров…
А вариантов уже никаких нет, только садиться…
У меня уже лампочка остатка топлива горит, одна загорелась, вторая нет еще, и вдруг – какой-то просвет небольшой, но туман еще, и лампочка одна раз – мигнула. Через какие-то доли секунды я увидел зеленый и зеленый, ярко горят – начало полосы. Ну, начало полосы, начал добирать, потихонечку добирал, добирал, радиовысотомер уже показывает «0». Кинул взглядом – добираю. Добрал, больше некуда, а он летит… И вдруг какое-то слева пламя, не факел, а пятно белое, и шшш – зашуршало, сел. А сел я точно у «Т», нарочно не придумаешь. На тренировке чтобы так попасть, а тут вслепую! Сел, а боковых огней не видно.
Полоса широкая во Внуково, там Ту-114 садился. Только сел, и еще не успел очухаться, а диспетчер:
– Давайте на магистральную полосу, вас там встретят.
Во Внуково две полосы, надо искать где магистральная. Я начинаю влево двигаться, двигался-двигался, смотрю – белые огни, увидел, белые огни, значит край полосы, и там через какое-то время, небольшое – голубенькие, сворачиваю, и слева машина стоит.
Я за ней, на другую полосу перерулил, дошел до почти торца полосы, машина разворачивается, и жик – уехала. Диспетчер командует:
– Давай, разворачивайся, и продвинься вперед.
И сразу, как только зарулил, остановился:
– Развернитесь
Я развернулся, рулю, он:
– Прорулите еще, еще, еще…
Захватчик кричит:
– Останавливайся, останавливайся!
Я жму на тормоз, а там свободный ход же, я ему:
– Жму на тормоза, видишь не останавливаемся, наверное, что-то перебили.
И большая белая полоса – это оценка посадки, на три, четыре, пять, и опять на четыре, уже после Т. Ну, дорулил до этой полосы, диспетчер:
– Останавливайтесь.
Я нажал побольше, он тык, остановился. Говорю:
– Во! Только донакачал.
Он стоит сзади с обрезом. У них был обрез, одноствольное ружье, и двуствольное ружье – трое вооружены, а четвертый с дипломатом, там патроны.
Пошла торговля, и длилась она очень долго. Я сел около 12.00, даже может чуть попозже, а переговоры длились до 17.20.
Группу захвата возглавлял Попрядухин, уроженец Брянской области. Идут на захват, а снаряжения никакого. С пожарного щита они багор взяли, топор…
Договорились раненых убрать, их перевязала жена пассажира Володи Гапоненко, это он пытался обезвредить бандитов. Она летела с мужем к родителям в Брянск. Володя месяца три назад умер. С ними была дочка, 3,5 года, Лариска. Она сидит, с матерью разговаривает, тихо в салоне, и слышно:
– Мам, а какой дядя папу убил? Мама, а какой дядя будет нас убивать?
Бандит в ответ:
– Заткни рот ребенку!
Прошли переговоры, раненых вытащили на носилках, пассажиры помогли, а захватчики контролировали, чтобы ни одного пассажира не выпустить. Славик вышел заправить самолет, я говорил ему:
– Ты не возвращайся.
Славик заправил самолет, и вернулся. Я говорю:
– Зачем вернулся?
– Ну, как я тебя одного оставлю?
Шац Александр Иванович диспетчером на рулении был. Разговариваем через него:
– Как у вас там?
– Все нормально, тихо, переговаривают о чем-то.
– Ладно, договоримся…
Бандиты в воздухе написали записку – «Вы даете нам полтора миллиона долларов, мы оставляем всех целыми, и выдадим две банды, которые хотят угнать два Ту-154». Это дословно, даже сейчас помню.
Захватчик увидел, что правое крыло объезжает бронетранспортер, обрадовался. Он думает – «О! Деньги привезли».
Но сверху бронетранспортер был открытый, и я заметил штыки группы захвата. Самих солдат не видно, сверху чуть-чуть штыки видны. Я посмотрел – «Елки зеленые!».
Договаривались что 750 000 долларов они возьмут в Москве, и до Ленинграда, там заправляемся на 1 500 километров, и еще 750 000, и в Америку. Так у них по плану было. Слава Талпекин как про Ленинград услышал, полез в карты. Я ему:
– Брось глупостями заниматься. Отсюда нас не выпустят никуда.

– Это же даже теоретически неисполнимо.

Так они же не знают. Но они вообще… Неучи. Вместо карты смотрели на два нарисованных полушария из атласа, линейкой расстояние меряли.
Открыли переднюю дверь, сидим, и вдруг звук снизу… Дверь открыли, группа захвата ее багром заблокировала. Крик был, я не расслышал, Славик слышал:
- Стреляйте пассажиров, нас обманули!
Стреляли, я спросил есть ли раненные среди пассажиров.
Открываю форточку: лежит… Я не знал кто он, смотрю – в джинсах. Все пассажиры как пассажиры, а эти - молодежь в джинсах. Бандит, оказалось. Помню, увидел, что у него почему-то на груди лежит шариковая ручка, а мне Юрка Нуждин точно такую подарил. Я подумал – «Елки зеленые, моя ручка…»
Короче говоря, мне сказали:
– Это лежит бандит.
– Ясно, а среди пассажиров?
Смотрю – кто-то с кинокамерой громадной на плече снимает. В салон бросили шашку со слезоточивым газом, «черемуха» кажется, и удушье пошло, першение, сопли с носа, слезы с глаз, стрельба идет, а этот снимает. Подошел настолько близко, стоит рядом и снимает в морду…
Я закрыл форточку, а Славка говорит и показывает мне:
– Гляди, если бы ты не посмотрел в форточку, то пуля у тебя была бы в голове.
Я оборачиваюсь посмотреть, и тут – вторая пролетает… Если бы я на след первой не посмотрел, то вторая была бы в голове… А началось с жакана, что долетел до меня без убойной силы, тут еще с БТР пару очередей по самолету дали. И если бы сидел неподвижно, две пули было бы в голове.
Всего мимо меня 5 смертей прошло мимо - еще посадка без топлива при нулевой видимости.
Тут они как заорали:
- Все! Все! Сдаемся!
В общем, когда я сказал:
– Все нормально, прекратите стрельбу – они сдаются.
Все перестали стрелять, это наши охранники и группа захвата Попрядухина. Все, перестали стрелять, бандиты сдались. Один, который был с дипломатом, выпрыгнул из самолета, и его подстрелили, он по оси самолета, справа, лежит, голова по ходу самолета, ноги к хвосту. 
Главарь застрелился, двое осталось в салоне. Один из них, который был с двуствольным ружьем, выпрыгивает и сдался – его взяли. А четвертый, подошел к двери – «Твою мать, высоковато прыгать» - метр восемьдесят с аварийной двери. Не стал выпрыгивать. Откинул кресло, положил ружье, и пошел. Вот тут пассажиры на него набросились. А он хиппи такой был, волосы длинные большие, и волос у него порвали много...
А тут еще и трап забарахлил, наконец, выпустился. Бойцы пошли по трапу в салон. Вытащили этого парня. 
Один техник, который сидел на заднем сидении – наверно напряжение сказалось, как только трап зашипел, выскочил, и в него группа захвата – щелк. Ему в руку попало. Он упал, глянули, а пуговицы аэрофлотовские. Всех раненых в больницу повезли.
Двое подходят к открытой двери:
– Выходи!
Я оборачиваюсь, они с пистолетами на меня. Я говорю:
– Второй пилот пускай выходит, а я еще на связи побуду.
Они Славика вывели, Славик оделся, пошел, и тут сразу к нему из Управления Гражданской Авиации подскакивают. Выхожу из самолета. Стоят трое – Андропов, сразу узнал, Бугаева узнал, а третий не знаю кто, вроде Щелоков. Но все такие здоровые, оказывается они тоже в бронежилетах были. Я Бугаева-то узнал, Андропова вижу, кому докладывать? Ну, Бугаеву, наверное. Доложил, что командир корабля Кашин, так и так, он:
– Молодцы, молодцы, все нормально, идите.
Ну, и потом:
– Одевайтесь, а то холодно.
Я пошел, взял дипломаты – три, и штурманский портфель у второго пилота. Выхожу, а пальто моего нету. Я вижу Славиково висит, а он по ошибке одел мое пальто. Вышел в моем пальто, а тут сразу к нему представители с Управления. Он подходит, у него спрашивают:
– Где тут что?
А он рассказывает что-то, рассказывает, а потом:
– Ну, а среди бандитов есть, кто там такие..?
Он:
– Да не знаю.
И тут уже прошли плоскость правую, где лежит паренек, который с дипломатом с патронами был.
Идет, они сзади:
– А это кто, бандит или пассажир раненый лежит?
Славик не видит кто за ним идет, а идут Бугаев, Андропов, и Щелоков, и он:
– А х.. его знает. О! Они все в джинсах были – это бандит тоже.
Подходит замполит какой-то там с Управления:
– Ты хоть при министрах-то не ругайся.
Он оглянулся:
– Твою мать!
И от них только жжжик кругом. Ну, вот я выхожу, он мне пальто отдал:
– На твое пальто, оно в дырках.
Все разошлись, ну, и мне из машины высовывается один:
– Давайте, одевайтесь.
Я оделся, в машину нас, и повезли на допрос. Это уже где-то в начале седьмого вечера.


Як-40 И.А.Кашина после штурма

Ну, и – допрос, часов до трех ночи, а потом нас отпустили в профилакторий во Внуково, там мы покушали. Нам сказали:
– Там вам по стакану спирта дадут.
Никто ничего не дал почему-то. А потом поговорили немножко. Уставшие, перекусили, задремали. Я сплю, и вдруг слышу Славика
– Аа-а-а-а…
Я толкнул его – он перестал кричать. Утром просыпаемся, я говорю:
– Что ты во сне кричал?
– Я спал, это ты храпел всю ночь.
Я говорю:
– Я не храпел.
Попикировались. Потом перекусили, нас опять чуть-чуть допросили, может минут десять, уточнили детали.
Я попросил проведать раненых. Дали РАФик, мы доехали. В больницу нас не пропустили, но рассказали про их состояние. Бортмеханику сделали две операции, одну сделали, вроде все нормально, но оказалось, что диафрагму между кишечником и легкими повредило, и она хлопает, воздух набирается. Пришлось вторую операцию делать…
У механика внутри нашли только контейнер, а жакан прошел насквозь. Состояние было близко к критическому…
Тут позвонили в больницу, нашли нас и снова допрашивали. Не долго, час–полтора. Отправили домой попутным рейсом. Везли нас наши летчики. Пока добирались, мечтали распить купленную на последние деньги бутылку типа бренди.
Явились домой, у Славика на первом этаже стол накрыт, и Лора моя там сидит… И опять рассказывать, рассказывать, рассказывать… Уже совсем не интересно. В нашем доме в восьми квартирах жили летчики - пришел пилот, один, второй. И всем расскажи…
В основном Славик рассказывал. Он больше меня видел и знал - я-то больше за баранкой был…

– Раньше было положено оружие на экипаж.

Да, но только в приграничных районах – Сухуми, Минводы, Калининград. Питер, по-моему, тоже вооружали.
Ну, а Москва - все свои, не положено было.

– И все же – если бы у вас было оружие?

Если бы один пистолет был, ему после первого выстрела надо перезарядить, а тут только щелкай. Всех их можно было бы побить, проблем бы не было. В 82-м Гасоян так и поступил. Но у нас не было оружия.

– То есть вы теоретически были готовы стрелять?

Конечно, еще бы.

– Вроде бы в Аэрофлоте была инструкция – «В случае захвата пытаться маневром самолета, сбить с ног».

С пассажирами этого делать нельзя.

– С самолетом что стало?

Самолет три или четыре месяца простоял в Москве, его и дезинфицировали там и… Невозможно избавиться от этой «черемухи». А потом, его разгерметизировали – когда группа захвата стреляла. 68 пробоин с левой стороны, со стороны аварийных дверей, и 28 пробоин с правой стороны.

– А в кого они стреляли, они же не видели никого?

Не знаю. Ну, как – в меня, и Славик Талпекин сидит. Когда стреляют почему-то залетают пули в кабину. А слякоть, и коврик в пилотской кабине мокрый. Вот оно шипит, и пар идет, или дымок. А он сидит и давит пули ногой в коврик. Штуки четыре задавил, наверное. Под левой рукой у Славы перекидной подлокотник был, так в него пуля попала сзади.
Простоял самолет, уже, по-моему, к весне ближе, его дезинфицировали. Его перегнали на высоте 3 000 в Минск на 401 АРЗ своим ходом. Все нормально было, он даже с заправкой был, хорошо хоть по крыльям не стреляли, там керосин был. Отремонтировали, потом летал.

– Вернули вам?

В Брянск.

– А когда списали?

Прошло… Я уже командиром эскадрильи был, наверное, в 1982-ом году.


И.М.Кашин (в центре) у своего Як-40

– То есть еще девять лет он фактически..?

Да, летал.

– Не жалко было расставаться?

Меня вызывают:
– Слушай, там приехали за самолетом, за твоим, облетать надо. Ты, наверное, полетишь, облетаешь?
– Да конечно, не вопрос, облетаю.
И вот я облетал его, обошел, посмотрел, попрощался и они забрали его. Угнали куда-то то ли в Тамбовскую область, толи еще куда. СССР-87607.

– Вы вообще себе когда-нибудь представляли, что Вам Героя дадут?

Мы думали - выгонят…
– Отлетались!
– Елки зеленые, полетать не удалось…
Вот такие разговоры были.

– А когда стало известно, что вместо того, чтобы наказать, вам награды дадут?

Уже мы в Брянске были. Прилетели, тут рассказываем, рассказываем, и кто-то сказал:
– Слушай, на вас здорово замахнулись.
Я говорю:
– Что, опять пороть?
– Да нет, награждать будут – пассажиру «Орден Красной Звезды», второму пилоту «Орден Красной Звезды», а тебе Героя.
Я говорю:
– Что!? Да ну, ерунда какая-то…
Ну, а потом сказали, что награждать будут. Может через недельку это прослышали, а потом еще через недельку сказали:
– Да, указ будет.

– А кто награждал, чьим решением?

Ну, я так понимаю, что это Министр Гражданской Авиации – Бугаев. Представление, вообще, пишет непосредственный начальник. Он писал, а вручал таджик по-моему – Холов Хашуа Холович, они из каждой республики, по месяцу дежурили в Москве по очереди, вот мы на него попали. А приказ зачитал грузин, секретарь…

– Скажите были те, кто сочувствовал, а были ли те, кто за спиной…

Ой, конечно, были, и знаю кто. Я сначала точно не знал, но догадывался кто, но потом догадка подтвердилась. Вижу разговоры такие:
– Да, это любой мог бы сесть, любой бы мог сесть…
Но я думаю, что если на химработах не поработал, когда руки быстрее головы делают, то может быть и тяжко пришлось бы. Так вот этот пилот, он на втором круге:
– Все, шасси убрал, сажусь на грунт!
Потом раз – и где-то метрах на 30-40 увидел землю. Бортмеханик без команды выпустил шасси, он немножко подвинулся скольжением, сел на полосу.

– А на Як-40 допускалось работать ногами?

Ну, конечно – в любой момент, скольжение даже в воздухе делают, если проморгают, топливо вырабатывается с одного крыла и с другого крыла, с кессонов, то в одном больше килограмм на 500 – надо выровнять, то тогда берешь, ногами подержишь, и насосы выравнивают, пассажиры не почувствуют этого. Он как истребитель.

– Было такое объявление – «Летим туда-то», как обычно стюардесса говорит, а командир экипажа – «Герой Советского Союза такой-то». Вас так же объявляли, или у Вас был «закрытый» приказ?

То объявят, то не объявят. Я старался, чтобы они не объявляли. Не хорошо как-то, пялятся.
Секретарь обкома был, в общем попали в ситуацию, что плохая погода была, и дают туман 400 в Брянске, но я командир эскадрильи был, минимум – 50х700. А ночью, это я тренировался в управлении нашем, и даже с других управлений приезжали в Москву, а меня заперли на тренировку – «Шторка СИВ – система имитации видимости», она автоматическая, если ты заходишь на посадку, доходишь до предельной высоты и не видишь землю, то надо уходить на второй круг. Не видишь землю – значит шторкой закрыт, а когда уходишь на второй круг, маленькая перегрузка, только берешь штурвал на себя – шторка открывается, и свободно можно.., а так тебе шторка закрывается, и ты землю не видишь, тренировка была такая. И вот командир отряда потренировал день, ну, наверное, не понравилось ему что взлет, заход на посадку, уход на второй круг, и опять заход на посадку, а там человек десять-двенадцать сидят, и ждут совей очереди. По три, по четыре захода, потом опять меняются, там, по-моему, шесть заходов надо сделать, а шторка работает автоматически. Ну, вот я в Домодедово тренировался, все управление, и начальники.
Я думал полететь в Сочи – все-таки 6 часов, а на Москву это 1.50 – туда и обратно. Слетать надо, хоть 25 часов налетать, но летал то я всегда больше. 

– Кстати, как Вам аэродром в Сочи?

Нормально. Ну, и, в Сочи не получилось полететь:
– Полетишь в Москву.
Я:
– Чего это?
– Сизенко летит.
– Ну, ладно.
Я пилота-инструктора посадил туда, он полетел. Прилетаем – туман 400. Дали туман 400, я снижаюсь, если я не увидел землю на 50 метрах, я должен уйти на второй круг, и улететь на запасной в Гомель – 240 километров.

– А Вам это нафиг надо?

Конечно, или в Москву опять возвращаться, а тут секретарь обкома – Евгений Иванович.
Обидится если его отвезу или в Гомель, или обратно в Москву.
Я взял, и ляпнул:
– Заходик хоть дадите?
А дежурил бывший военный летчик – Бухмастов Володя, такой мужик, шутливый…
Стал снижаться, снижаюсь, все, уже нам на полосу выходить, он:
– Так погода – 50х700.
Все, имею право, системы работают, все нормально, захожу, сажусь. Сели, пробежал. Туман, так он и есть 400, туда-сюда 50 метров не считается…
Ну, сел, рулю, а тут его встречают на машинах, все эти подхалиманы, или обслуга. Он:
– Что такое? Я ничего не понял, как мы сели?
Я говорю:
– Да по приборам, у нас погода 50х700. Это нормальная обычная посадка.
Ну, ладно, на машину садят его, и он уехал. Подходит командир отряда, а он 31 год проработал на командных должностях, и у него налету – семи тысяч нету. А он раза три подавал на заслуженного пилота, а там минимум надо десять. Так и не получил. Он как пошел на меня:
– Что ты делаешь! Ты знаешь, кого вез?!
Я говорю:
– А что бы Вы на моем месте делали, обратно в Москву, или в Гомель повезли бы?
– Но ты не имел права садиться…
Подводит, что наказывать надо. Я говорю:
– Подожди, 50х700 дали же.
– Да что ты, меня за дурака считаешь?
Правда, погода плохая была. Он раз – наверх к диспетчеру, там Бухматов сидит:
– О! Виктор Иванович, привет, что Вы там?
– Какая погода была, когда Кашин садился?
– Сейчас посмотрю (посмотрел), 50х700.
– А где ты взял ее?
– Ну как, с метеостанции принесли.
– Угу. Ладно.
С вышки на метеостанцию спускается, на первый этаж. Там сидит синоптик, заходит:
– О! Виктор Иванович, ну как, что, погодка радует?
Он с таким видом:
– А ну дайте мне ваши погоды…
Дают, а Бухматов уже все обошел, все сделал.
– А что такое? За какое время?
Смотрел-смотрел, вот где я садился – 50х700.
– Вы что! Меня за дурака считаете, я что не знаю, 700 метров или туман 400!
Ну, пришел оттуда, ворчал-ворчал, и замолчал. А заслуженного пилота так и не дали ему.

– Скажите пожалуйста, Вы, когда Героем стали, пытались использовать свое звание чтобы кому-то помочь из коллег?

Нет, ребята, во-первых, 36 лет, что я в этих областях, я кроме полетов-самолетов ничего не знал. Куда я буду обращаться, к кому? И потом, я 20 лет был засекреченным Героем Советского Союза.

– Тот же Вячеслав Михайлович Янченко писал, что он пытался своего второго пилота, которого с ним вместе взрывали, выдвинуть на КВС. «Я и Бугаеву написал, подписался «Герой Советского Союза», расписал, что тот тоже орденом Боевого Красного Знамени награжден, а его не продвигают, зажимают второго пилота». Вызвали на парткомиссию, навтыкали, и сказали – «Хоть ты и Герой, но сиди тихо».

Я ходил в школы, может в институт какой пойду выступлю, а так, мне запрещалось.
Отлетал саннорму, я же рядовой, и 16 или 17 приехал в Елец к родным, к отцу с матерью. Ну, а они на 19 затеяли посиделки – собрать всю родню и… Там сестра двоюродная – Рая, с мужем, я, со всей своей компанией – два сына и жена, четверо, ну и еще соседи были. Ну, и все про это говорят. Я никому ничего не говорил, и указа-то еще не было, сидим, выпиваем, и вдруг…
Ну, выпиваем, кушаем, а Райка – сестра, та все знает, у нее в Брянске какой-то друг есть – Коля Чурсим, подполковник, он рассказывает такие вещи… И как начинала рассказывать, и вот рассказывает-рассказывает, и про этот самолет:
– Вот там было то-то, я хочу сказать, что-то, то…
– Да подожди ты, откуда ты знаешь?
– Чурсим все знает, он рассказывал.
И вот рассказывает-рассказывает, и вдруг звонок. Открыли:
– Распишитесь вот тут, телеграмма, кто Кашин?
– Я, давайте.
Санька берет, брат, переворачивает:
– Вань, это тебе
- Ну, давай прочту.
– Да нет уж, я сам прочту: – Бугаев тчк Поздравляем присвоением высокого звания Героя Советского Союза зпт вручением Ордена Ленина зпт медали Золотая Звезда тчк
Тут тишина, а потом мать:
– Вань, да это что, с тобой было?
Ну, что ж, не скроешь теперь. Сестра:
– От сволочь! Мы тут рассказываем, как было, а он сидит и словом не обмолвится!
– Ты же сама слова не даешь сказать!
Поругались маленько.
– Наливай…


И.А.Кашин на отдыхе

– Скажите, когда Вы стали командиром эскадрильи?

В 1980-ом году замкомэском немножко поработал, и нас разделили, потому, что слишком много самолетов, слишком много экипажей – две эскадрильи. Я командиром эскадрильи стал, а командир эскадрильи старой, остался другой. Рядом две комнаты, ну, планируем, согласовываем, нормально, дружно жили.
А потом пошли неполадки. Объединили, меня оставили, того в рядовые командиры, и молодого назначили зам. командиром эскадрильи. Он и сейчас еще летает на Як-40.

– Когда у вас стюардессы появились на Як-40?

Наверное, после Нового Года, в 1974-ом году. Они окончили курсы, позанимались.

– И сколько стюардесс было, одна или две?

Одна.

– Скажите, у Вас не было желания перейти на какую-то другую технику?

Мне Бугаев предложил, когда после вручения я из Кремля приехал к нему:
– Захочешь на любую технику – без проблем, вне очереди. С квартирой вопрос будет решен в любом месте Союза.
Я отказался.

– А чего так?

Не знаю… Все ребята дружные, жили здесь, и на химработах работали. Не знаю…

– То есть решили не покидать коллектив?

Да.

– Скажите пожалуйста, когда стали чувствоваться центробежные явления по Союзу – Украина, Азербайджан, Армения, Латвия, Литва, когда стало ощущаться что Союз к развалу идет?

А не знаю, я до 1992-го года долетал. Наверное, в конце 1991-го года.

– То есть стало ощущаться что..?

Да, а так мы летали без проблем, у нас-то ничего не было, а все союзные республики – там было все. А у нас только Москва и Ленинград более-менее снабжались. В республиках – все что угодно.
Откровенно говоря, я ни в какую политику не вмешивался… Ну, чувствовалось, конечно.

– Отношение, например, национальных отрядов?

Нет, в отрядах. У летного состава может и были такие… Потому, что когда я полетел первый раз в Степанакерт, я слетал предварительно в Минск с пилотом инструктором, и с ним же в этот день долетел до Баку, и там готовились в Степанакерт. И мы заходим на посадку, все там изучаем, а уже ночь, утром лететь надо, а они что-то там бормочут, бормочут, а потом слышу такой голос какой-то, из далека
– Куда они лезут, завтра там костей не соберут.
Я так прислушался, а они еще и громче, начинают в открытую говорить. Я подхожу к штурману и говорю:
– Вы это слышите? Что мы, сами туда летим, или на прогулку туда летим, нас заставили лететь, мы выполняем полет.
Вот инструктор, второй пилот, экипаж, все есть, и я проверяющий у них. Я говорю:
– Или мы прекращаем готовиться и завтра не полетим, потому, что не готовы, или Вы их выгоняете.
Он что-то там:
– Т-р-т-т-т…
Моментально ушли, и все, мы еще, наверное, часок позанимались, схему захода, я вот до сих пор ее помню, что надо не помню, а вот эту гадость помню.

– Было такое явление – «зайцы». Вам приходилось с этим делом сталкиваться? И говорили, что чем дальше на юг, тем с этим делом было хуже, плоть до того, что стоя летели.

Там проще было улететь зайцем, да. Я знаю, что проще было у грузин, или у армян. У них говорили:
– Билет вот.
– Некуда садиться.
Летчиков сначала без билета пускали.
Ну, коснулся вопрос того, что, я уже командиром эскадрильи стал, бортмеханик с запашком ходит иногда, елки зеленые, показалось, наверное… А потом узнал – летит экипаж с ночевкой – Свердловск и Челябинск, мы летали с ночевками. Они, в Брянске может и не возьмут, а с Горького, до Набережных Челнов, там посадку делали, возьмут пассажира, и может там до Свердловска возьмут. За это он им покупает водки. Решил проследить. Попробовал – нет, все чисто, нормально. А потом поймали. Бортмеханик, специально что ли, где-то находил зайца. Их вообще-то и искать не надо было, их навалом было… Выгнали бортмеханика, вроде тихо стало.
Ну, а так, некоторые командиры тоже…


Ветераны Брянского авиаотряда в гостях у самолета-ветерана

– Старые летчики вспоминают, что раньше (сейчас такого вроде нет) безбилетник в аэрофлотовской форме, или в военной летной – это был не заяц, это было нормальное явление…

Это вполне возможно.
Приходилось летать… Отказываются пилоты на Степанакерт, плохой аэродром, но я уже несколько раз там был. А потом – «Да лучше я сам слетаю». И все нормально, и вот один раз ночевка в Степанакерте, то мы прилетели, разгрузились, что надо отдали. Я должен был отвезти три тонны конденсаторов, изготовленных в Степанакерте, на Ташкентский завод телевизоров. Загрузился этими конденсаторами, отвез в Ташкент. 
И там меня направляют обратно в Степанакерт, загружают такими же конденсаторами. Возврат – 50% брака.
Полторы тонны загружают, я прилетаю в Степанакерт. Ну, так получилось – туда слетал, сюда слетал, уже время подходит, надо ночевать.
В гостинице ночевали, запомнился туалет - без воды – дырка… Не знаю почему, но у них все стены в туалете загажены. Не знаю, как они – стреляли что ли? Очко здесь, а сзади стенка, и там все в говне. Только открыл дверь – «Ооо!», закрыл. Походили-походили, справили нужду в стороне.
Вновь загружают три тонны везти в Ташкент. Подходят и говорят:
– Есть у нас хороший человек, богатый, и ему нельзя поездом, нельзя машиной. Билет официально на самолет не купить. Никак не выбраться из Степанакерта, довезете?
А я ж без пассажиров, у меня-то груз.
– Ну, ладно, довезем.
Прилетаем в Ташкент. Пассажира друзья встречают, на машине к самолету подъехали. Вышел без багажа. Я спрашиваю:
– А вещи?
– Это вам.
В машину раз, и уехал. Посмотрели, а там ящик хороших фруктов, во втором ящике - коньяк.

– Он боялся добираться через Азербайджан?

Там все было перекрыто азербайджанцами…

– Как бы Вы оценили Брянский авиаотряд на общем фоне аэрофлота по тем временам?

Отряд был на хорошем счету. Одна эскадрилья, первая, когда я пришел в Брянске, вторая эскадрилья в Смоленске, и третья эскадрилья была в Калуге – это был отряд. Поэтому я из Брянска, тут стояло 4 самолета Як-12, и 30 или 40 По-2, а летчиков было 19 человек, и мы пришли – 21 стало. Ну, а самолеты стоят, По-2. Два Як-12 летают, по санзаданию два человека, Афонский, который в войне участвовал, и еще один – Вася Хлусов. И еще один Ан-2, Гришка Ильюшин, и почему он никуда не ходил переучиваться, потому, что на Ан-2 зимой спирт давали. 21 литр бачок, 20 литров заливали. И я у него вторым пилотом был, он как обледенение:
– Не трогай, не трогай!
А когда уже невмоготу, он:
– Давай!
– Какую?
– Минимальную.
А там 4 литра в минуту расход, 8 литров в минуту, и 12 – максимальная, и когда уже все обледенело – «Врррр»:
– Хорош, выключаем.
Стекла видно, и все. Летчики работали только на По-2, два человека – Афонский и Хлусов на Як-12 летали, комэски и все остальные, командир объединенного отряда летал тоже только на По-2. Мы пришли:
– На чем летать?
– На Як-12.
– Что?! Вон стоят По-2, а сюда не касайтесь.
А потом пришлось мне пришлось улететь в Смоленск, там полетать. Из Смоленска перевели меня в Вязьму, там организовали звено, там поставили Ан-2, Як-12, и два По-2. Ну, чтобы они летали по ближним районам, Ан-2 пассажиров только возили, по всем пунктам. Там побыл немножко, я летал вторым пилотом и на Як-12 по санзаданиям.


Герой Советского Союза И.А.Кашин вместе с 
Героем России Постоялко Александром Викторовичем

– Когда по Вашей памяти исчезли По-2?

А вот как перебрались мы на военный аэродром, это, наверное, в 1960-ом году, По-2 остались. По-моему, их отдали в аэроклуб, точно не могу сказать, но там их еще стояло много самолетов.
Один дикий случай был, я на Ан-2 летал, а Юрка Нуждин на По-2, переучиваться на Ан-2 он не захотел, а Як-12:
– Да ну его, этот Як-12, я уже забыл его, я на По-2 буду.
На химработах его сбили кирпичом. В винт попал кирпич, бросили ребятишки, 5 метров высота – тряска началась… Он сел на вынужденную, все прошло нормально, сел нормально.

– А не боялись за столбы, за провода зацепиться?

Мы же знаем линии, смотрим же. Один хороший мужик говорил:
– Ох как мы под проводами летали!
– Ну, что ты брешешь, когда я летал?
– Ну, мы же с тобой летели под проводами!
– Да не было никогда, что я дурак под проводами летать?

– Скажите пожалуйста, мы разговаривали с летчиками, и многие вспоминают что летчик был человеком, в большом понимании этого слова, где-то до года 80-го. Потом летчик – это уже была такая рабочая сила для менеджеров – «Вы там летайте, а мы здесь великие, мы руководим». У вас так же было, или это больше в Москве и Питере?

Я такого не ощущал. Куда не прилетишь – в деревню, колхоз, большая деревня, малая деревня, район, летчик прилетел на химработы. Для них это не диковинка, потому, что рассев удобрений – или Ан-2, или в основном По-2, Як-12 мало было. А потом По-2 постепенно списывали, начали появляться больше Як-12, потом стали Ан-2 приходить, пришло два, экипажи, экипажи, экипажи… Як-40… До 1992 года летали много, а теперь аэродром есть, а авиации нет. Раньше разлет в 20 направлений в день нормой был, теперь раз в неделю рейс если организуют хоть куда ни будь уже счастье.


И.А.Кашин с группой ветеранов на встрече в правительстве Брянской области. 
15 апреля 2015 года


И.А.Кашин и К.Чиркин во время работы над интервью

Интервью брали Олег Корытов, Константин Чиркин 
Литобработка О.Корытов и И. Жидов