Постмодерн-спик. Если зло скрыть, то оно исчезнет?

Когда-то мальчики рисовали на тетрадных листах войнушку. Тут танчики со звездами, тут со свастиками. С одной стороны добро, с другой стороны зло. Сегодня это уже запрещено, вдруг кто увидит - будет демонстрация нацистских символов, статья…Кстати, интересная коллизия. Будут ли возбуждать дело против семилетнего?

 

Зло теперь нельзя обозначать как зло. Зло теперь безымянное, оно прикрыто занавесочкой, фигурой умолчания. С этой стороны наши танки, а другой стороны – неизвестно какие, без опознавательных знаков, ничьи. Это уже не зло, оно не обозначено как зло. Это даже и не символ зла, символом могла бы быть свастика без танка, а танк без свастики – это просто танк.

 

А наша сторона еще остается добром? Когда наши танчики стреляли в зло, то это было очевидно. Мы уничтожаем зло, потому что добро обязано уничтожать зло. Потому что мы – добро. А теперь мы стреляем в непонятные танки по непонятной причине. Что о них можно сказать, если на них нет никакого символа? Они просто не наши. И вот поэтому мы намереваемся их уничтожить. Они чужие. И даже невозможно сказать, что чужие оно потому, что они не такие как мы. Они точно такие же. Пара овалов, черточка пушки. Они как мы. Но чужие. Мы их убиваем за это.  Убивать чужих – это свойство и дело добра?

 

Слово – это символ. Свастика - это знак в виде креста с загнутыми под углом концами. Я ведь продемонстрировал ее, не так ли? Вы ведь представили ее? Это преступление, которое я совершил. Ретивый майор попытался бы меня за это преследовать, и у него такое право по духу закона было бы. Само слово «свастика» вполне демонстрирует свастику. А слова уже запрещают.

 

 

Запрещено слово «ИГИЛ». Вместо него следует употреблять «запрещенная на территории РФ организация ИГИЛ». Запрещены и иные слова. Но почему-то еще не запрещено слово «свастика». Неплохо бы смотрелось вместо него: «запрещенный на территории Российской Федерации запрещенного на территории Российской Федерации «нацизма» символ «свастики». Так много слов, которые обозначают зло. Полно работы.

 

Деды воевали с гитлеровским нацизмом? – Нет, должно быть так: «Деды воевали с ****** *****». Нельзя ведь публично называть зло злом, от этого становится много зла. Да и слово «воевали» какое-то насильственное, злое… А слово «деды» может вызывать нездоровые ассоциации и намеки, ведь они воевали, да еще и с нацизмом.  Сколько еще зла надо искоренить… Правда, не из мира, а из поля зрения всего лишь.

 

Из поля зрения зло устраняется с прекрасными темпами. И не только зло. А всякий намек на зло. И не только прямой намек на него, а и малейшая потенциальная возможность кого-либо воспринять это как намек.

 

Во многих культурах существует (или существовал) запрет на публичную наготу. Считалось, что это может возбуждать излишние греховные страсти и побуждения. И, скажем прямо, побуждения нагота у нас вызывает.

 

Однажды на канале «Дискавери» я видел передачу про лечение животных ветеринарами. И в одной из сцен там был заблюрен… анус у собачки. Понимаете? Глобальный предиктор (или как там этих рептилоидов вы называете) считает, что у кого-то из вас вид ануса собачки может вызывать страсть и вожделение. Поэтому вам всем запрещено смотреть на него. Собачий анус – это зло. ЗЛО. На зло нельзя смотреть, чтобы оно исчезло. Но собачьи анусы есть, это каждый знает. Они не исчезнут. Но показывать их нельзя. Они запрещены.

 

Сколько зла на этом свете… Сколько всего, на что уже запрещено смотреть, сколько еще предстоит  запретить.

 

Вам не показывают по телевизору лица детей. Это защищает детей, какие-то там их неотъемлемые права. Ага, как же. Просто вы все педофилы. Увидев сюжет о детском футбольном матче, вы сразу возжелаете их всех. Это зло. Нельзя показывать зло. Зло – это даже не вы, педофилы, зло – это сами дети. Это же они причина, суть и смысл педофилии. Они провоцируют вас просто своим видом. Нет? – А почему тогда замазывают их лица, как и собачий анус?

 

Да, пока это явление еще не повальное и повсеместное. С виду нет особой логики в том, когда режиссеры блюрят лица детей, а когда не блюрят. Это не формализовано строго, не принят федеральный закон о запрете демонстрации символов педофилии. Но она есть. Она есть в головах этих режиссеров. Они откуда-то знают, что вот тут точно нельзя, а там не обратят внимания. И это могло бы стать предметом отдельного исследования.

 

В магазине вам нельзя смотреть на сигареты. Покупать их, курить можно. А смотреть нельзя. Зло. На зло нельзя смотреть, чтобы оно исчезло. И проблема не в курении, не в курящих людях, не в их пристрастии, а в сигаретах. Ну, примерно как причина бытовых убийств в кухонных ножах.

 

В кинофильме вам запрещено смотреть на зажженные папиросы у героев. Вот Василий Иванович курит. Вот в его руках запрещенная к демонстрации на территории РФ курительная трубка, вот идет дым, вот пепельница, вот спички. Он курит. Он курит! Курит! Курит! Но трубка замазана. Зло исчезло. Его не показали, оно и исчезло.

 

Нельзя смотреть на выпивку, нельзя смотреть на сигареты, нельзя смотреть на детей, нельзя на собачью задницу, нельзя на автомобильный номер, на торговые марки, на свастики, на трупы людей, на взрывы, на войну, на убийства, на всякие правонарушения, на всякие сомнительные (по мнению ультра-извращенцев) с точки зрения морали вещи, на религиозные символы, на, на, на…

 

Это инструмент двух видов. Это используется как кистень. Если вы опубликуете в каком-нибудь фейсбуке видео, где украинские военные снарядами убили детей на Донбассе, вас могут заблокировать. Скажут, что сцены насилия запрещены, например. Зато со сценами того как «кровавый Асад отравил детей» будет всё нормально.

 

Но высшая цель другая.

 

Законодатели и прочие политиканы изо всех сил сражаются с педофилией, с харрасментом и с сексом в принципе. На это есть «социальный заказ». Откуда он приходит? – Хех. В то же время вся культура пропитана сексом и развратом. В любом телеканале, в любом журнале, в каждом видеоклипе, в поп-романах везде полуголые и голые. Смакуются всякие извращения. На пьедестале успеха и поклонения промискуитет.

 

Это всё вливается в головы и души детей, а потом от них требуют целомудрия и облагают запретами. В содомском государстве Калифорния разврат - смысл и цель существования. Тут и Голливуд, тут и парады извращенцев всех мастей в ранге национальных торжеств. И возраст согласия там 18 лет. С самого рождения дети отовсюду слышат: «Трахайся! Трахайся! Трахайся!» Вряд ли мы найдем там хоть одну 18-летнюю девственницу на тысячу. Они делают то, к чему их призывают и принуждают, чего им хочется и самим.

 

И это противозаконно. Очень удобно, не правда ли? Можно брать просто любого и сажать на 30 лет за педофилию. Переспал с 17-летней? – Тебе конец. Ах, тебе самому было семнадцать? – Тогда за педофилию сядете вы оба.  Ты был очень осторожен и выбирал только женщин с явными признаками увядания? – Для тебя есть закон о харрасменте, ты ведь домогался.  И мы подскажем ей, что говорить, чтобы тебя посадить.

 

Можно ли уже сейчас сказать, что секс в Калифорнии запрещен? – Можно, почему нет? Просто пока не до конца. Можно ли говорить, что секс запрещено показывать и говорить о нем? – Можно. Просто не всем.

 

Корпорациям для продвижения товаров можно, а людям нельзя. Вот заканчивается кинофильм, где героям фон для разговора создают юные стриптизерши. Потом идет выпуск новостей, где замазаны лица детей из-за педофилов. Потом снова фильм, где убивают каждые 30 секунд, а потом опять новости, где размыты реальные убитые из-за насилия. И потом познавательная детская передача с квадратиком на собачьем анусе. Эти дети ведь такие зоофилы…

 

Что в результате?

 

Люди перестают различать добро и зло. Ведь зло запрещено показывать, про зло запрещено говорить. Теперь трудно понять, что такое зло. И одновременно становится непонятно, что такое добро. Из людей пропадает внутренний компас для различения. И тогда им остается лишь верить внешним указаниям.

 

Также людям показывают то на одно, то на другое: «Это зло». И об этом больше нельзя говорить, нельзя это видеть, нельзя этого делать под страхом казни и каторги. Почему-то это всё чаще оказываются такие вещи, которые люди привыкли делать уже давно. Такое, что объединяет людей помимо поклонению золотому тельцу. Такое, что делает людей людьми, а не биороботами.

 

И людей в голове возникает язва, незаживающий нарыв противоречия между реальным существованием зла и «зла» и тем, что оно запрещено к публичности. Чтобы не получить удара током, случайно проговорившись, сказав запрещенное слово, нужно себя постоянно контролировать, а лучше всего запретить себе думать об этом. В голове образуются два полюса, полюс запрета и полюс запретного. И между этими электродами постоянно бьет ток страха. Постоянные удары током, человек постоянно наказывает себя сам. Представляете, во что превращается мозг человека под этим? Да и остается ли он человеком…