Сказка про остров обезьян и одну не самую умную, зато прыгучую обезьянку.

Неважно где, неважно когда и как давно это происходило, да и происходило ли вовсе… Просто история из тех, что приятно послушать.

Попредставлять себе в голове, читая строки за чашкой кофе в тихий, пасмурный день, когда капли дождя стучат по стеклу маленького кафе. Сказка, которую доносит мамин голос, когда уже в кроватке, уже укутался теплым одеялом… а мамины слова начинают превращаться в картинки начинающегося уютного сна.

Как история, которую кто-то шепчет всем детям природы в час тишины и спокойствия. Такой час бывает всегда и везде. В свой час как будто засыпают и джунгли, и пустыня, и тайга и даже море...

Такой тихий и спокойный час перед апрельским рассветом бывает на берегу таёжного озера. Когда в полной тишине в природе возникает очень приятный, но поначалу совершенно непонятный звук.

Далёкий, приглушенный и сильный. Звук вызывает ощущения, как от глухого раската грома далёкой грозы.

И чтобы понять, что это за звук, ты ложишься на лёд у берега озера и получаешь ранее неизведанное наслаждение от того, что начинаешь чувствовать и понимать всем телом. Ты понимаешь, что это трескается вся толща льда на озере. Вся толстенная, огромная, многотонная ледяная крепь, монолитная у берегов.

Треск может быть далёким, приглушенным и мощным. Тогда в теле это отдается едва ощутимым прикосновением мощного толчка. Как остриё мягко качнувшей тело морской волны. Далёкий одиночный удар  какого-то дополнительного, огромного внешнего сердца. Каждый такой могучий толчок обнимает тебя на мгновенье своей доброй мощью. На секунды даря ощущение сверхуюта и сверхзащиты.

Одновременный толчок этого сердца и толчок твоего сердца толкают тебя всего изнутри. Этот одиночный стук изнутри ощущается всем телом. Как частью, клеткой этого огромного сердца. Ты ощущаешь это как мгновенное, едва заметное, расширение всего тела. Ощущение длиной в один стук сердца.

Лёд может треснуть возле берега, прямо под тобой. Тогда звук громче. Он вызывает щекочущие ощущения восторженного испуга. Искры в позвоночнике, мурашки от удовольствия, когда видишь исполинскую грозу из окна крепкого, надёжного дома.  

Ты ощущаешь окружающую мощь, которая пронизывает, играет, нестрашно пугает, укутывает защитой. И ты чувствуешь себя слитым, единым с этой мощью. Слышишь и видишь всё вокруг. Чувствуешь в сердце продолжение этого толчка. Помнишь ощущения в теле от мягкого, могучего прикосновения далёкого, огромного, доброго сердца.

Так, наверное, чувствуется мощь цунами в центре океана, на долгое мгновение приподнимающего океанский лайнер.

Огромного, доброго Океана, толкающегося в берега острова, на котором жили, или живут обезьяны и немного других зверушек помельче.

Однажды на берегу этого острова сидела маленькая бесхвостая обезьянка. И как завороженная смотрела на плавающую в небольшом отдалении от берега толстую ветку или ствол молодого дерева.

На этом острове жило несколько стай обезьян, каждая в своей части джунглей. Обезьяны из разных стай ничем не отличались друг от друга, просто вот так вот жили, как принято в природе – отдельными стаями. Изредка стаи дрались за пограничные территории, но в целом жили мирно.

Как водиться в стаях, у каждой был свой вожак с окружением, самый сильный и агрессивный. Вожак отбирал себе лучшие бананы у большинства слабых членов стаи и разрешал делать это своим приближенным. Чуть менее сильным, но таким же злым обезьянам.

Иногда среди обезьян рождались детёныши без хвоста. В остальном внешне они ничем не отличались от других обезьян.

Обезьяны, которые с хвостом, относились к его отсутствую у сородичей немного снисходительно. Они считали, что только хвост делает обезьяну сильной. И правда, бесхвостые обезьяны почему-то никогда не становились вожаками. Может быть они были недостаточно злыми, или на самом деле слабее, или по какой-то другой причине – неизвестно. А так в целом вели себя, как полагается обезьянам – добывали и ели бананы, рожали детенышей, в общем – жили.

Вожаков и их окружение такое положение дел устраивало полностью. И они сквозь пальцы лап смотрели на другую особенность бесхвостых обезьян. Которая иногда приносила пользу и вожакам.

Дело в том, что на острове росло несколько видов бананов. Одни, на самых низких пальмах – мелкие, пресноватые на вкус, быстро портящиеся бананы. Их добывать обезьянам было легче всего. На эти низкие пальмы могла забраться любая обезьяна по крупным чешуйкам их коры.

И раньше все обезьяны питались только этими бананами. Потому что более вкусные, крупные, с крепкой кожурой росли на других пальмах, с гладкими стволами и висели намного выше крон низких пальм с невкусными бананами. Из-за густых крон низких пальм обезьяны раньше даже не замечали гроздья вкусных бананов выше.

 О том, что эти бананы вообще есть и что они вкусные,  все обезьяны узнали благодаря особенности своих бесхвостых сородичей.

Бесхвостые любили прыгать в высоту. Поодиночке. Просто так.  Это доставляло им какое-то свое, «бесхвостое»  удовольствие. Хвостатые же не видели в таких прыжках пользы и смотрели на них равнодушно.

Некоторые из бесхвостых были от природы посильнее таких же прыгунов, а может – просто больше прыгали. Их прыжки были выше всех. И за всю историю острова нескольким бесхвостым обезьянам удавалось выскочить выше крон низких пальм.

И когда-то одна или несколько бесхвостых обезьян увидели гроздья вкусных, больших, спелых бананов на высоких пальмах. Когда они попытались сообщить об этом сородичам на своём обезьяньем языке, то им поверили только такие же прыгуны.

Хвостатые же, хоть и видели в лесу голые стволы высоких пальм, не принимали эти фантазии всерьез. Пока одна из бесхвостых обезьян во время полета в  прыжке, не додумалась по приземлении взять палку и стукнуть по такому стволу.

От стука сверху упало несколько переспевших бананов, лопнувших при ударе о землю. Стук одной палки по стволу был слишком легким для крепких гроздей спелых бананов. Тогда другие бесхвостые обезьяны догадались сообща поднять тяжелое бревно и с разбегу долбануть им по стволу высокой пальмы. Тогда сверху, обрывая листья низких пальм, начали падать гроздья спелых бананов.

Потом бесхвостые догадались еще и вместе размеренно стучать по стволу тяжёлыми палками, такой совместный стук раскачивал пальму, и гроздья бананов так же обрывались и летели вниз.

Этому же быстро обучились и все остальные обезьяны, хвостатые в том числе. Хвостатым, правда, хуже удавалось стучать в унисон. Результата они добивались или бестолковыми, зато многочисленными ударами вразнобой, или в ритме пинков, которые дружно отвешивали им вожак стаи и его приближенные.

Бесхвостые же нашли себе какое-то еще одно «бесхвостое удовольствие». Они стали прыгать и одновременно стучать палками. Прыгали они одновременно и при движении вниз так же дружно били палками по стволу. Сила удара «с разлёту» каждой бесхвостой становилась больше, а их дружные удары быстро давали результат – вкусные бананы обрывались быстрее.

Этому фокусу хвостатые научиться уже не могли, им хвосты мешали. С этим можно было бы что-то придумать, но хвостатые обезьяны не любили думать и быстро выходили из себя. Это мешало им договориться прыгать дружно, хоть и с хвостами.

Такое поведение со стороны бесхвостых обезьян полностью устраивало вожаков стай и остальных сильных и злых обезьян, потому что свою долю они у всех и так забирали, как принято. А сильные, но «недостаточно злые», прыгуны были заняты делом и не воспринимались хвостатыми, как конкуренты в борьбе за место вожака.

Тем более, что бесхвостые начали зачем-то кормить вкусными бананами слабых, заболевших и старых обезьян. Кормить из тех запасов, которые оставались после дележки с вожаком и его свитой. Такое поведение было совершенной глупостью с точки зрения злых хвостатых обезьян, потому что мешало хвосту расти в толщину.

Толщина хвоста была главным преимуществом в борьбе за место вожака, так как толстым хвостом можно было сильно звездануть по морде противника в драке. А у бесхвостых и отращивать-то было нечего.

У всех обезьян появилось больше свободного времени. Обезьяны с хвостами отращивали их в толщину  на вкусных бананах. А бесхвостые продолжали прыгать. Вкус  «верхних» бананов давал им сил прыгать выше. Особенно им нравилось прыгать вокруг низких пальм, с которых падающие бананы оборвали листья. Там было больше солнечного света и листья не мешали так здорово прыгать выше низких пальм.

Все бы так и продолжалось, и на прыжки бесхвостых злые и сильные обезьяны по-прежнему бы смотрели «сквозь пальцы» своих обезьяньих лап. Но однажды одна маленькая, но очень прыгучая бесхвостая обезьяна все изменила. Надо сказать, что она была из стаи, где бесхвостые обезьяны рождались чаще, чем в других стаях.

Она, как и другие такие же, прыгала в нагретом прямым светом солнца пятачке земли. И так распрыгалась, что в полете ей что-то пришло в голову. От волнения она схватила лапой лист пальмы, мимо которого пролетала, чтобы зависнуть в воздухе и продлить эту мысль.

Лист оборвался и обезьянка, приземлившись, еще раз подпрыгнула от волнения, громко заверещала и побежала на поляну, где проводили время остальные ее соплеменники, ее стая. Так и забыв разжать кулак и выбросить оборванный лист.

В центре поляны стоял вросший в землю большой, угловатый камень. Обезьянка взобралась на него и криками привлекла внимание сородичей. Зачем-то размахивая лапой с зажатым в ней пальмовым листом, она на обезьяньем языке пыталась что-то втолковать остальным.

Не встретив понимания даже у прыгунов, она соскочила с камня, схватила за лапы двух первых попавшихся бесхвостых собратьев и потащила их к бревну, валявшемуся на окраине поляны. Те лапы не вырывали, им стало интересно, зачем тащившей их за собой обезьянке понадобилось бревно.

Жестами первая обезьяна показала им, что надо вместе взяться за бревно. Когда они втроем подняли его, то она повела их к нескольким низким пальмам, которые росли совсем рядом друг с другом. Другие бесхвостые стали с интересом наблюдать за ними, не понимая, зачем бревно нести к низким пальмам, ведь с них и так бананы достать можно.

Доставив бревно к группе пальм, под «руководством» первой обезьяны троица перекатила бревно так, чтобы оно прочно упиралось в стволы пальм. Другим бесхвостым обезьянам стало еще интереснее и они подошли ближе.

Перетащив несколько бревен, причем последние перетаскивали уже еще и  несколько самых заинтересованных из бесхвостых, обезьяны выложили из них между пальм неправильный многоугольник (хотя обезьяны, конечно, таких слов не знают).

И та же обезьянка снова стала им что-то втолковывать, запрыгивая и спрыгивая с бревна. Несколько бесхвостых обезьян так же забрались на бревна и попробовали прыгнуть вверх. Тогда и остальные поняли, что теперь они могут прыгать выше. И что чем больше бревен положить друг на друга – тем выше можно будет прыгать и больше видеть.

Эта идея так понравилась бесхвостым обезьянам, что они бросились по всей территории своей стаи собирать бревна и даже придумали выменивать на бананы бревна у соседних племен.

Вот это вожака и сильных толстохвостых обезьян уже разозлило. Мало того, что бесхвостые таскают бревна и стали приносить меньше бананов. Так они еще эти бананы отдают в первую очередь слабым и больным обезьянам, во вторую – меняют их на бревна ради каких-то прыжков, и только потом едят сами и делаться с вожаком и его свитой. Обнаглели вконец, не могут же вожак и другие толстохвостые сами лазить за бананами, не было такого никогда в истории всего острова. Да и тяжёлый хвост мешает.

Вожак и злые хвостатые обезьяны напали на бесхвостых, занятых переноской бревен. И тут случилось то, чего никогда не было. Сильные бесхвостые обезьяны, а за ними остальные прыгуны бросились на вожака со свитой с палками, которыми стучали по пальмам. Как следует отдубасив толстохвостых, они выгнали их из своей части джунглей, в соседнее племя.

Это племя было больше, поэтому у его вожаков и хвосты были потолще, и злости побольше. Побитый вожак и другие изгнанные обезьяны стали членами этого племени согласно толщине своих хвостов и того запаса бананов, что успели прихватить с собой. А бесхвостые обезьяны этого племени стали во время своих прыжков смотреть в сторону изгнавшего этих толстохвостых племени.

Некоторое время спустя над джунглями появилась гора бревен (многоугольник многоугольником, но все-ж таки обезьяны не бобры, чтобы строить) с которой бесхвостые стали допрыгивать до самых крон высоких пальм и срывать вкусные и большие бананы. И спускать их вниз без потерь из-за падения с высоты.

В их стае больше бананов стало доставаться старым и заболевшим обезьянам. А бесхвостые  обезьяны стали еще более прыгучими и стали уже прикидывать, а куда можно запрыгнуть, если гору бревен поднять до крон высоких пальм.

Хвостатых членов этой же стаи, более слабых, менее злых и тонкохвостых по сравнению с изгнанным вожаком и злыми обезьянами, такое положение дел вполне устраивало. Ведь свои бананы они получали наряду с остальными соплеменниками. Вот только бревна таскать им не очень нравилось, да хвост, хоть и не тяжелый и не толстый, все равно мешал.

Бесхвостые обезьяны других стай видели во время прыжков и гору бревен, и своих бесхвостых собратьев на вершинах высоких пальм. А когда выменивали у них бананы на бревна видели, как заботятся в этой стае и о старых, и о заболевших, и о детёнышах. У них в стаях бесхвостые детеныши не могли много времени уделять прыжкам, им тоже приходилось собирать бананы и делиться со злыми вожаками и их толстохвостым окружением.

Бесхвостые обезьяны других стай стали присматриваться к низким пальмам и бревнам на своей территории. Тогда их вожаки поняли, что толщина хвоста и запас бананов (к слову,  отобранных из жадности сверх меры и потому сгнивающих большей частью), не смогут им помочь против палок в руках дружных «своих» бесхвостых.

Тогда несколько стай сговорились напасть на племя, в котором бесхвостые соорудили гору из бревен. Чтобы свои бесхвостые не начали громоздить такие же и не прогнали вожаков. Да и бананов с территории этого племени очень хотелось попробовать.

Они и раньше так делали. Вожаки разных стай всегда мерялись толщиной хвостов. И со своей свитой  - чтобы никто в стае не стал сильнее вожака и не занял его место, оглушив в драке и добив потом камнем (это ведь были САМЫЕ злые обезьяны). И с вожаками других стай, чтобы те не могли прийти и отобрать все бананы.

Как только толщина хвоста вожака становилась больше, чем у вожака другой стаи, он нападал нее вместе со «своими» злыми толстохвостыми, чтобы ее вожак не напал на него первым. И тогда все бананы забирал себе победивший в драке. Убивший соперника. Редко, но такое бывало.

В этот раз у злых и сильных обезьян не получилось одолеть племя с высокопрыгучими бесхвостыми обезьянами. Им удалось наполовину разрушить гору бревен и даже убить нескольких самых отчаянно защищавших эту гору бесхвостых обезьянок.

Но остальные скатили на них сверху огромные бревна и заставили нападавших разбежаться.

А чтобы все-таки приструнить бесхвостых в своих стаях, вожаки стали делать вид, что тоже заботятся о других, выделяя им или полусгнившие из своих запасов, или невкусные, маленькие бананы. Бесхвостые обезьяны стали думать, что часть вкусных бананов, которые они отдают вожакам и другим толстохвостым, попадает к старым и заболевшим обезьянам. Поэтому отдавали и старались добыть еще больше «верхних» бананов.

Высокопрыгучее племя быстро восстановило гору и некоторые бесхвостые обезьяны наловчились прыгать на вершинах самых высоких пальм. Им удалось рассмотреть на горизонте другие острова.

Наверное, это на них росли такие бананы, которые только несколько раз за всю историю острова оставлял на пляже могучий океан.

Это были радужные плоды с необычайно крепкой кожурой. Разбить эту кожуру получалось только у лучших прыгунов. От рождения или от тренировок они могли уже тогда, когда большинство обезьян еще питалось невкусными бананами с низких пальм, прыгать почти до крон высоких пальм.

С этой высоты они бросали найденный радужный банан на камни, кожура разлеталась блестящими щепками и можно было узнать их вкус. При таком обращении от банана мало что оставалось на пробу, не то что бы поделиться.

Вкус этих бананов отличался от вкуса плодов с высоких пальм еще больше, чем вкус «нижних» бананов от «верхних». Съев немного банана с радужным вкусом, обезьяна наедалась очень надолго и становилась сверхпрыгучей.

И тогда у нее получалось не только увидеть, но и допрыгнуть до гроздьев вкусных бананов с высоких пальм. Еще до того, как первая бесхвостая обезьяна догадалась постучать по стволу такой пальмы палкой. Тогда обезьяны не дошли до идеи палки, как инструмента (так, наверное, выразился бы социолог или психолог). Но вкусных и спелых бананов попробовали.

И память об их вкусе выражалась в высоте прыжков бесхвостых обезьян, пока они сами спустя некоторое время не увидели и не добыли первые бананы с высоких пальм и не дали их попробовать всем остальным обезьянам.

А теперь, чтобы разглядеть ближайший появившийся на горизонте остров, бесхвостым обезьянам надо было делать гору из бревен еще выше.

Но тут подвели хвостатые обезьяны своего племени. Отъевшие за это время хвосты на бананах, которые получали за переноску бревен и прием бананов сверху. Они даже на вершину горы из бревен не поднимались и потому не верили в острова с радужными фруктами.

Им и так хватало бананов и уже надоело носить бревна. И потолстевшие хвосты очень мешали. Они перестали носить бревна и гора стала рассыпаться. А некоторые из теперь уже толстохвостых вспомнили, что главное для вожака – хвост и стали сами растаскивать бревна.

Гора таяла, несмотря на все прыжки бесхвостых. Которых на самом деле-то было немного и они не могли, как злые и сильные обезьяны, заставить делать хвостатых что-то против их воли.

Когда гора из бревен развалилась окончательно, в стаю вернулся старый порядок, толстохвостые снова стали забирать себе больше бананов и делать все, как вожаки других стай.

В других стаях у вожаков был более толстый хвост, но нападать на стаю, которая когда-то разметала огромными бревнами совместно напавших из нескольких стай, они боялись.

А новые вожаки этой стаи, желая отрастить хвост потолще, еще и стали задабривать самых толстохвостых вожаков соседних стай самыми вкусными бананами с территории своей стаи.

У вожаков всех стай были очень толстые хвосты. И это держало каждого из них в страхе перед толщиной хвостов своих ближайших злых соплеменников и хвостов вожаков других стай. Из-за этого страха они все больше ели бананов, чтобы хвост стал еще толще, и отбирали их у других, чтобы их хвосты не толстели.

Бананов на острове стало не хватать. И бесхвостые обезьяны в стае, где их по-прежнему рожалось больше, чем в других, вспомнили, что радужные бананы не только радужно-вкусные (этого вкуса они и сами не знали), но и самые сытные. И вспомнили про острова, на которых растут эти бананы.

Даже толстохвостые в этой стае поняли, что им во что бы то ни стало надо добраться до этих сверх-сытных бананов. А бесхвостые обезьяны еще и хотели наконец узнать их вкус...

 

Бесхвостая маленькая обезьянка сидела на берегу могучего, доброго океана. И внимательно смотрела, как волны от биения его огромного сердца поднимают и опускают толстую ветку (или все-таки ствол молодого деревца). Поднимают и опускают. Держат на плаву.

Эта обезьянка тоже была прыгучей. Что-то поняв в своей маленькой голове она подпрыгнула, зависла на мгновение, равное стуку сердца в груди и побежала на поляну с камнем. Наверное, что-то придумав в прыжке.

Может быть, маленькое тельце обезьянки задержала в воздухе та же мощь цунами. Толчок, который на такое же мгновенье сердца поднимает океанский лайнер.  

То же ощущение в теле, когда ты лежишь на льду и кончиками чувств ощущаешь мягкий толчок - далёкий одиночный удар  дополнительного, огромного внешнего сердца. Каждый такой могучий толчок обнимает тебя на мгновенье своей доброй мощью. На секунды даря ощущение сверхуюта и сверхзащиты.

Ощущения, как будто ты -  засыпающий ребенок. А голос мамы и тепло одеяла мягкими волнами уносят тебя в радужный и уютный сон.

Сон, где на берегу большого океана прыгает маленькая бесхвостая обезьянка, пытаясь тебе что-то втолковать на своем обезьяньем языке.