Сжатый анализ явления школьных убийств

С 3 февраля 2014 года тема школьных расстрелов стала волнующей для российского общества. Стрельба в школе №263 положила начало скулшутингу (от англ. school-shooting) в нашей стране – после этого события в России было зафиксировано минимум 15 случаев стрельбы и семь конфликтов с использованием колюще-режущих предметов. Некоторые наши "стрелки" вдохновлялись массовым убийством в школе Колумбайн 1999 года. Последнее, в свою очередь, связывается со свободным распространением оружия в США и с жестокими видеоиграми. Однако расстрелы в школах не утихают ни в США, ни в России, и это означает, что данное явление нигде не анализируется удовлетворительно. Точный диагноз социальной болезни – основа для разработки и внедрения адекватных мер по излечению от неё. Поэтому рассмотрим для начала, как извлекается и обрабатывается информация по этой болезни.

Всякий раз, когда обнародуют факт школьного расстрела, собирается и доводится до людей информация следующего рода:

- дата и место происшествия;
- количество пострадавших;
- вид и количество применённого оружия.

Помимо этого, воспроизводится хроника события и сообщаются некоторые детали из биографии убийцы. В некоторых случаях, правда, прибегают к составлению психологического профиля "стрелка", но этой информации придаётся значение обычно лишь для того, чтобы поставить ему психиатрический диагноз, т.е. признать вменяемым или невменяемым. Также проводится досудебная экспертиза и собирается другая информация служебного характера для передачи дела в суд на рассмотрение.

То есть, эти происшествия, независимо от страны, обрабатываются как типовое убийство, имеющее определённую специфику. Должно быть очевидно, что такое расследование школьных убийств никак не служит профилактикой от их повторного возникновения в других местах. Во-первых, это подтверждается жизнью – новые расстрелы происходят то тут, то там. Во-вторых, собираемая информация не содержит в себе ничего, что могло бы навести на конкретные меры по устранению причин этого явления. Виновным лишь присуждается та или иная мера наказания (она может быть несуразно мягкой, учитывая, что жизни убитых детей не вернуть и сломанные семьи не восстановить). После чего остаётся лишь надеяться, что в следующий раз пронесёт.

Однако когда в таких случаях прибегают к более глубокому анализу, целью ставится выяснение мотивов и причин школьника-убийцы. Выяснение мотивов представляется делом бесполезным в том плане, что эта информация мало что может изменить. В самом деле, какое значение для убийства может иметь конкретный мотив, если его невозможно устранить заранее? Допустим, мотивом "стрелка" послужила месть, но это ещё ни о чём не говорит. Надо смотреть дальше – из-за чего он стал вынашивать план мести? Что именно было причиной накапливавшегося в нём недовольства и желания убивать? И вот в этом месте демонстрируется вся неспособность мышления активного большинства находить точные причины. Смешно и грустно смотреть на то, что причинами школьных расстрелов важно объявляются видеоигры, недостаточно строгое воспитание или доступность оружия. Это те причины, которые сразу просятся на поверхность – они самые лёгкие и предполагают возможность быстрых действий. Видеоигры – запретить, воспитывать – строже, продажу оружия – ограничить, охрану – усилить, и тому подобное. Но, внимание, вопрос: какова эффективность таких усилительных мер? Каждый новый случай школьного убийства смеётся в лицо инициаторам этих мер, а общество по-прежнему остаётся уязвимым перед этой угрозой.

К сожалению, у нас нет культуры глубоко вникать в острые ситуации и действовать на холодную голову в невоенное время. Путин, Лавров и Шойгу обладают этой способностью, но их на всех не хватает. А реальные причины убийств в школах находить надо, это тревожная тенденция. Где же их искать?

Перво-наперво, надо уяснить, что такие происшествия – не техническая проблема, и она не решается техническими средствами. Не роботы по заложенной в них программе стреляют в учителей и учеников. И не животные, которых можно надрессировать на нужное поведение. Это такие же обычные, как и мы с вами, живые люди. Следовательно, проблема эта – гуманитарная. В центре её внимания находятся отдельные единицы общества, которые в непредсказуемый момент причиняют травмы или смерть другим единицам общества (здесь это учителя и ученики). Сразу выделим ключевой момент – их действия носят непредсказуемый характер – и раскроем его.

Почти со 100%-ной уверенностью можно утверждать, что ни один первоклассник не приходит в школу заведомо с намерением убивать. Из этого следует, что 1) ни один пойманный "стрелок" не является по своей природе воплощением абсолютного зла; 2) желание убивать возникает у будущего "стрелка" в процессе обучения в школе. Опа! Оказывается, причины нужно искать среди внешних факторов, которые воздействуют на ученика так, что он укрепляется в злых намерениях.

Являются ли эти факторы техническими? Может быть, ученику не нравится цвет, в который покрашены стены? Или сиденья с партами не слишком удобны? Это, конечно, может портить ученику настроение, но согласитесь, для убийства учителей и учеников должны иметься более веские причины. Эти причины не связаны с техническим несовершенством школ, значит, они коренятся в межличностной сфере. К чему действительно стоит присматриваться – это к тому, как у этого ученика складываются взаимоотношения с другими школьниками и учителями. И эти отношения должны быть ОЧЕНЬ плохими, чтобы ученик обдуманно взялся за пистолет или топор. Теперь пойдём копать, как могут складываться настолько плохие отношения.

Со стороны учителя может иметь место предвзятое отношение к ученику, например, намеренное занижение оценок или повышенная требовательность. Или учитель может опозорить ученика перед классом и забыть об этом. Или с его стороны может иметь место иное вмешательство в личную жизнь ученика, которое явно переходит этические границы. Если такие ситуации повторяются регулярно – это гарантированно выработает у ученика деструктивную ненависть к учителю. Причём учитель почти наверняка не заметит, в какой момент у ученика произошёл слом. Да и вины своей он не признает.

Со стороны учеников может иметь место обыкновенная травля, когда т.н. альфа-самцы собираются в стаи и ради веселья издеваются над тихим учеником, который не может сразу дать им сдачи. Эта ситуация замечательно развёртывается в эстонском фильме "Класс" 2007 года (кто не видел – не пожалейте время на его просмотр. Вы будете намного глубже знать проблему школьных расстрелов). Неудивительно, что систематическое унижение над учеником может обернуться трупами унижавших. Это обоснованная месть доведённого до крайности школьника, которая сухо квалифицируется как уголовное дело. Правда, расстрелы также совершаются и активными хулиганами. Однако и в этом случае причиной является серьёзная проблема во взаимоотношениях хулигана с обществом. Любого такого школьника должны отвергать и унижать; его социальная адаптация должна быть затруднена, чтобы дело в итоге кончилось кровью.

И знаете, что здесь самое позорное? Что потенциальные убийцы постоянно находятся на виду у учеников и учителей. А это значит, что на проблему плохих взаимоотношений учеников учителя спокойно закрывают глаза, полагая, что ученики должны разбираться сами между собой (читай: по законам звериной стаи). В большинстве случаев да, разбираются. Но надо быть слепым или чёрствым, чтобы безучастно наблюдать, как пятеро регулярно травят одного.

Поэтому, пока у нас нулевое внимание к проблеме межличностных отношений в школе, бюджетные средства так и будут растрачиваться на установку металлодетекторов и на организацию постфактум других мер по школьной безопасности. При том, что доведённому до крайности школьнику никакие ограничения не помешают совершить долгожданную расправу.